Глашатай бога войны

Глава 6

Всю дорогу до спуска в долину, где раскинулся городок Ботонд, названный по замку, Ицкоатль по капле цедил воспоминания прежнего хозяина своего нового тела. Чужая память, стоило обратиться к ней, налетала приливной волной, грозя утянуть за собой в бездну, и приходилось приоткрывать для неё узкую щель, чтобы сохранить самого себя. Это сработало там, на поляне, когда он составлял свой план.

Это работало и теперь.

Ицкоатль разглядывал выбранный из груды оружия нож и пытался понять, как его сделали. Деревянная простая и грубая рукоять — её он потом сможет украсить резьбой, хотя долго она не прослужит. Нож должен быть каменным, и рукоять тоже, с мозаичным рисунком из крохотных кусочков цветного камня, посаженного на тот же клей, которым вклеивались в деревянную основу макуауитля обсидиановые лезвия.

Но то, из чего было сделано лезвие, гладкое и острое, не было камнем. Металл, отдалённо похожий на серебро, но не такой блестящий и куда более твёрдый. Не такой острый, как обсидиан. Но и не хрупкий, как каменное лезвие.

В этом мире всё было другим. Кроме людей.

Ицкоатль помнил взгляд, которым смотрел на него барон Андрис, услышав, что Саркан, его друг, предал его и собирается на службу к его врагу. Для Обсидианового Змея Андрис был только одним из людей, которых можно было использовать, чтобы достичь своей цели. Но воспоминания Саркана рисовали человека искреннего, честного, смелого и готового ради своих близких на всё, что не уронит его чести. Это вызывало симпатию.

Её одной недоставало, чтобы посвятить барона в свои планы. Потом, когда придёт время, Ицкоатль расскажет ему всё, но не теперь. Сейчас всё висело на волоске, и даже самый верный друг мог послужить крушению самого продуманного плана. Особенно если узнает, что в теле его товарища по детским играм обитает теперь совсем другой дух… Что захочет сделать барон Андрис, если ему откроется правда? Убить? Возможно. И тогда Ицкоатлю придётся убить его самого, чтобы защититься — и остаться без одного из основных исполнителей плана.

Он сожалел о том, что пришлось причинить боль этому человеку. Но так было лучше для всех.

Время для откровенности настанет, когда они встретятся в месте, выбранном Ицкоатлем. На острове посреди озера. Воспоминания Саркана подсказали Ицкоатлю, что молодой барон отправится именно туда. Этот остров служил местом их детских игр, но для Обсидианового Змея имел совсем другое значение. Остров на солёном озере — совсем как на родине — что могло быть лучше для начала новой жизни? Конечно, Топозеро — не Тескоко, да и остров, судя по воспоминаниям Саркана, куда меньше того, на котором раскинулся Теночтитлан, но дело ведь совсем не в размерах…

Ицкоатлю был нужен дом. Что-то, что свяжет его с утраченной родиной. Солёный остров подходил для этого как нельзя лучше.

Когда дорога нырнула вниз и показались крыши городских домов, а за ними — серые стены замка, Ицкоатль уже знал, что ему делать дальше. Саркан знал город, но знал его как младший сын соседа-барона, которому никогда не занять место отца. У него был старший брат, Милан, на котором сосредоточились все чаяния отца, барона Залана Джеллерта. Когда Саркану случалось пускаться здесь в загул с другом, Андрисом, чьим рыцарем он надеялся стать, они ходили по тавернам и постоялым дворам, заглядывали на весёлую улицу, таскали яблоки у торговцев на рынке, любовались породистыми лошадьми на скотной ярмарке. Но Саркан ничего не знал о том городе, который оставался за границами мира людей среднего достатка.

Это будет необходимо изучить в первую очередь. Любой закоулок, любая крысиная нора могут однажды спасти жизнь и помочь победить. Особенно когда имеешь дело с таким нанимателем, как барон Балас. Он, не моргнув глазом, убил бы своего племянника, что же он сделает с чужаком, если тот перестанет быть ему выгоден или покажется угрозой?

Вскоре телеги загремели колёсами по мощёной улице, ведущей к замковым воротам. Передав привезённый груз сенешалю, а своих людей — на попечение маршалу, Ицкоатль осмотрел отведённую ему комнату и остался доволен. Размерами чуть более птичьей клетки, она всё же давала уединение, в котором он нуждался, и что ещё важнее — она давала ему статус. В комнате умещались кровать, небольшой стол и табурет, к стене были приколочены лосиные рога, на которые можно было повесить одежду, небольшое оконце под потолком давало немного света. Роскошные покои для того, у кого не было ничего своего, кроме имени. Да и то ему не принадлежало.

Ицкоатль начал с того, что тщательно подмёл пол, разузнал, где ему и его людям положено столоваться, нашёл маршала, попросил отвести его людям время и место для тренировок, и наведался в святая святых любого наёмника.

На кухню.

Целый баронский сын, пусть и младший, безземельный, и в подчинении у хозяина замка — это всё-таки целый баронский сын. Его не выгонишь за дверь. А если он ещё и ведёт себя прилично, не распускает руки, и вежливо просит дать поесть ему и его людям, которые с утра голодны, а время уже к вечеру, то можно и уважить просьбу.

Соваться на ночь глядя в полузнакомый город было бы слишком неосторожно. Ицкоатль велел своим людям вести себя тихо, не нарываться на неприятности, если что-то не так — говорить ему, и наконец смог сделать то, о чём давно просило его измученное тело. Смыл с себя пот и грязь у замшелой дубовой бочки под водостоком, выпрошенным у кухарки лоскутом ветоши вытер мокрые волосы — и наконец-то лёг спать.

Утром новоприбывших сразу после завтрака отправили на помывку — не последнее дело для людей, которые не один месяц провели в лесу. Вши и блохи никому в замке не были нужны. Всю одежду с них сожгли, выдали новую. За Сарканом наблюдали с плохо скрытым любопытством и ехидцей, но он невозмутимо надел камзол с гербом Ботонда — шипастой дубиной на зелёном фоне. Новая память услужливо подкинула легенду о первом бароне, который был дюжим мужиком и вмешался в бой короля с одним из восставших баронов. Сила его была так велика, что одной дубиной он положил несколько рыцарей и тем решил исход сражения в пользу короля. Монарх отблагодарил нежданного помощника тем, что передал ему баронство и титул мятежника, и замок с тех пор так и назывался Ботондом — Дубиной.

Впрочем, та же легенда утверждала, что мужик просто спал с тяжёлого похмелья под кустами как раз там, где король и барон устроили сражение, и когда его разбудили, рыцари барона просто оказались к нему ближе всех, а потом он слишком устал, чтобы разогнать и рыцарей короля.

Пока его люди мылись, Ицкоатль отпросился у маршала в город. Сказал, что хочет сходить на рынок и посмотреть, не найдётся ли там нужных ему товаров.

— Так у тебя же денег нет! — удивился маршал. — Его милость жалованье выдаст только через две недели!

— Так и я только посмотреть пойду, — отозвался Ицкоатль. — Если не найду то, что мне нужно, так договорюсь, чтобы привезли.

Маршал пожал плечами и отпустил его, но велел вернуться к обеду.

— За конюшенным двором есть пустырь, — сказал он, — мы там тренируемся. На два часа пустырь твой, если хочешь сам своих людей тренировать.

Поблагодарив его, Обсидиановый Змей покинул замок.

Он не сказал маршалу всей правды. Ему действительно было нужно посмотреть на те товары, которые никогда не интересовали Саркана, но в первую очередь он хотел знать, чем живёт этот город, что беспокоит его жителей, о чём они говорят. Ему были нужны слухи.

Вчера он во все уши слушал кухарок и поварят, пока его кормили отдельно от его людей — всё же баронский сын! — но ничего полезного не услышал. То ли его стеснялись, то ли опасались сказать что-то лишнее в замке, где слишком много ушей. Горожане стесняться не будут.

Утренний город уже бурлил жизнью. Крестьяне из окрестных деревень продавали молоко, масло и птицу, овощи и зелень с огородов. Старушка в ветхом платье сидела с букетиками трав. Ицкоатль решил, когда будут деньги. подойти к ней и узнать, для чего нужны эти растения. Лишним такое знание не будет. Сновали разносчики, на скотную ярмарку вели лошадей и быков. Эти животные до сих пор вызывали лёгкую оторопь у Обсидианового Змея. В его мире не было ничего подобного могучим зверям, с которыми люди управлялись с такой лёгкостью. И то, что память Саркана хранила умение ездить верхом, не делало меньшим его смятение.

Самые оживлённые разговоры велись возле девушек-крестьянок, которые принесли на продажу букеты цветов. Служанки раскупали их по несколько сразу, но не торопились уходить — задерживались, чтобы обсудить с товарками последние новости.

— Неужели правда молодого барона убили?! — бледная девушка в белом чепчике прижимала к себе букет больших белых цветов. — Ошибки быть не может?!

— Увы, — вздохнула её соседка. — Вчера привезли на телеге. Весь в крови, лицо разрублено… Ужас!

— Ужас! — согласились остальные.

— Говорят, его друг его и убил, — продолжала третья. — Саркан, младший сын барона Залана.

— У, змеиное племя! — девушка в чепчике стиснула кулачки, едва не выронив свою ношу.

Ицкоатль поспешил удалиться. Он не хотел, чтобы в нём признали Саркана.

Мужчины у таверны обсуждали совсем другие дела.

— Говорят, подати барону вернули, — слышалось из открытых дверей.

— Налоги, значит, повышать не будет? — спрашивал кто-то.

— Не должон… И так задушил совсем, ни охнуть, ни вздохнуть, куда ещё больше-то!

— Так ему теперь людей молодого барона кормить, они ж все к нему на службу перешли.

— Не тысяча же их, чтоб для этого налоги поднимать!

— Да не, говорят, полсотни…

— Какие полсотни, я их сам вчера видел. Десятка два-три от силы.

— Я слышал, на севере бунтовать собрались. Король будет войско собирать, так что и три десятка в дело пойдут.

— Раз война — точно налоги повысят, — вздохнул кто-то.

А вот это было важно. Важнее скорбящих по барону Андрису цветочниц. Становилась понятнее готовность барона Баласа взять на службу людей своего племянника, несмотря на риск мести за него. Если король будет собирать войска, барон сможет отправить вновь нанятых и сохранить собственные силы нетронутыми. Очень серьёзное преимущество, когда соседи останутся без своих отрядов.

Может, барон Балас и был непопулярен у своих подданых, но в дальновидности ему отказать было нельзя.

Ицкоатль вернулся на рыночную площадь. Побродив среди лавок, которые в большинстве своём уже были открыты, он остановился у лавки камнереза, присмотрелся к бусам и печаткам. Чужой камень, незнакомый. Никакого нефрита или обсидиана. Из чего же ему сделать текпатль, ритуальный и боевой нож?

— Что желаете, любезный? — оживился камнерез. — Бусы девушке или печатку заказать?

— А не бывает ли у вас камня, похожего на стекло? — спросил Ицкоатль. — Тёмного, но прозрачного. Или похожего на незрелое яблоко, такого полупрозрачного на просвет…

У камнереза округлились глаза.

— Это где же господин такое диво видел? — спросил он наконец, когда к нему вернулся дар речи. — Я про такое и не слыхал…

Ицкоатль вздохнул.

— Может, в дальних землях бывает? — предположил он. — Если вдруг однажды попадётся — мне бы кусок с ладонь. Возьму за любые деньги.

Камнерез покрутил головой.

— Поспрашиваю, — решил он. — Но я весь камень ходовой знаю. Из того, что ты сказал, много дорогих украшений наделать можно было бы, на продажу или в дар государям в других странах… Так что я бы хоть прослышал…

Договорившись, что камнерез пошлёт кого-нибудь в замок, если найдёт нужный камень или того, у кого он есть, Ицкоатль отошёл от прилавка. Ему пора было в замок, заниматься со своими людьми.

Несколько пробных поединков показали Обсидиановому Змею, что с боевыми навыками у его людей неважно. Младшие сыновья ушли с бароном Андрисом, разбойников он убил сам. Оставшиеся махали выданным маршалом оружием как попало, и оставалось только дивиться их удаче — только благодаря ей они могли дожить до этого дня. Из луков, правда, стреляли отменно — но ему было нужно другое.

— Ну что, — начал он, когда его люди собрались вокруг, послушать, что им скажет их командир. — Учиться вам придётся много. Но вот что вам надо запомнить: я не буду учить вас убивать. Для убийства хватит и лука. Я буду учить вас брать в плен.

— Зачем? — прозвучало сразу с нескольких сторон.

— Затем, что нет доблести и чести в том, чтобы убить врага, — ответил Ицкоатль. — Честь и доблесть в том, чтобы взять живым, и чем меньше пострадает враг, тем больше доблести и чести в такой победе.

Люди переглядывались, и на лицах у них отчётливо читалось: "Чудит господин".

— Кроме того, — продолжал Ицкоатль, — живой враг может стать другом. Он может примкнуть к нам и сделать нас сильнее.

На лицах проступили признаки понимания.

— Мёртвого врага нельзя допросить, — Обсидиановый Змей слегка улыбнулся, от его улыбки люди начали ёжиться. — Никогда не знаешь, кому и что может быть известно, пока не расспросишь его.

Это им было понятно, но главную причину Ицкоатль не стал озвучивать. Мёртвого врага нельзя принести в жертву богам. Только живого и по возможности не слишком израненного. Но до этого было ещё далеко.

— Разделитесь на пары, — распорядился он, указывая на ближайшего будущего воина. — Ты — со мной. Смотрите и повторяйте, что я буду делать…

Два часа пролетели незаметно, если не считать усталости, на которую начали жаловаться люди. На них сказывались ещё не зажившие раны, и хотя Обсидиановый Змей старался избегать слишком большой нагрузки, у некоторых повязки окрасились свежей кровью. Пора было заканчивать.

Ицкоатль был доволен своим новым телом — оно было сильным и выносливым, хотя несколько дней беспамятства и сказались на нём. Уступив пустырь маршалу и замковым солдатам, Обсидиановый Змей узнал, что его желает видеть барон, и отправился на зов.

Барон Балас ожидал своего наёмника в кабинете. Резное дерево мебели, потемневшей от времени и свечной копоти, живо напомнило Ицкоатлю каменную резьбу его родины, но, увы, не несло в себе никакого скрытого смысла. Это было просто украшение, в котором прихотливый ум мастера не зашифровал никаких тайных знаний.

— Вы звали меня, ваша милость, — остановившись на пороге, Обсидиановый Змей наклонил голову в лёгком полупоклоне.

— Звал, — барон Балас указал на свободное кресло. — Садись.

Ицкоатль не заставил себя упрашивать. В конце концов, он сидел в присутствии бога войны, что ему какой-то человек, не соблюдающий законов?

— Занимался со своими людьми? Как они? — спросил барон.

— Их придётся многому учить, — честно ответил Обсидиановый Змей. — Это в основном крестьяне, им вилы привычнее меча. Но они сметливы и быстро учатся. У вашей милости есть для меня задание?

Барон покачал головой.

— Пока нет. Твои люди изранены, им нужно залечить свои раны, а в одиночку ты ничего не сделаешь. Я звал тебя для другого.

— Я слушаю, ваша милость.

— Вчера ты говорил о том, что хочешь получить болотистую долину, с которой нечего взять. Зачем она тебе нужна?

— Она не нужна вашей милости, — Ицкоатль позволил себе лёгкую улыбку. — Я безземельный младший сын. Даже клочок болота в собственности придаст мне веса, и не нанесёт при этом ущерба вашей милости.

Барон приподнял брови.

— Ты умён. А твой отец слеп. Но это не мои проблемы… Итак, если ты не передумал, то вот наш договор, — он протянул Ицкоатлю лист желтоватой волокнистой бумаги. — Прочитай и подпиши, если тебя всё устраивает.

Обсидиановый Змей взял лист в руки, провёл по нему пальцами. Совсем не похоже на аматль, бумагу его народа… Он внимательно прочитал текст, про себя радуясь. что Саркана обучили грамоте. Без этого ему пришлось бы трудно — письменность в этом мире слишком отличалась от письменности мешикатль. Договор между бароном Баласом Ботондом и Сарканом Джеллертом предусматривал передачу долины реки Алгеи и Топозера с прилегающими болотами в вечное пользование последнему и его потомству в обмен на предоставление воинских и прочих услуг.

— Что ваша милость имеет в виду под прочими услугами? — уточнил Ицкоатль.

— Мне донесли, что твои люди обсуждали вчерашний бой, — ответил барон. — Якобы ты в одиночку справился с дюжиной врагов. Если ты действительно настолько хорош и окажешься хорош также в обучении воинским умениям — я доверю тебе учить моих людей. Мне нужны такие бойцы.

— Тогда это необходимо вписать в договор, — Ицкоатль вернул бумагу барону Баласу. — Я не могу подписать то, что можно истолковать, как угодно.

Барон снова приподнял брови, но не стал возражать. Он аккуратно соскоблил острым кончиком ножа спорное место и внёс поправку в документ.

Только после этого Ицкоатль поставил свою подпись.

— Я передам этот договор королевским писцам, — сказал барон, ставя собственную подпись, — чтобы они переписали его на пергамент. Когда переписанный договор вернётся ко мне, мы оба снова его подпишем, и я скреплю его своей печатью под печатью короля. Тогда он будет считаться вступившим в силу, и ты станешь хозяином этих болот. Теперь можешь заняться своими делами.

— Есть ли в замке библиотека? — спросил Ицкоатль, поднимаясь из кресла.

— Разумеется, — барон с некоторым удивлением посмотрел на него.

— Позволит ли ваша милость посещать её и читать ваши книги?

Удивление стало заметнее.

— Почему бы и нет? — решил наконец барон. — Я распоряжусь. Ступай.