Глашатай бога войны

Глава 18

Внимательный взгляд Обсидианового Змея остановился на барде, сидящем на своей постели. Убедившись, что с побратимом всё хорошо, Ицкоатль поздоровался с ним и с шаманом.

— Там Матьяс звал на завтрак, — добавил он, — но я подумал, может, есть какие дела в городе? Мне надо Микласа к его семье отвести, но прежде посмотрели бы вы его, господин Ласло? Парень сильно напуган.

— После завтрака и идём, — подтвердил бард. — Сначала в оружейные ряды, потом я остаюсь играть для публики, возвращаюсь на обед, и мы идём тренироваться.

— Посмотрю, — кивнул шаман. — Веди его, да ступайте, с испугом работать — это надо наедине, без посторонних.

Ицкоатль отступил в коридор и пропустил в комнату бледного трясущегося Микласа.

Элек выскользнул за дверь прежде, чем она закрылась за побратимами, и побежал по коридору — исследовать новое обиталище. Похоже было, что вместе с обликом котёнка он перенял и чисто кошачье любопытство.

Завтрак прошёл как обычно, если не считать неуёмной любознательности Матьяса и девушек-кухарок. Они хотели знать, как прошла ночная вылазка в Страшную Яму, и что так напугало Микласа, что он поседел и до сих пор дрожит.

Их любопытству было суждено остаться неутолённым. Побратимы отделались несколькими фразами: злой дух напугал, больше его там нет, люди пропадать перестанут. Поблагодарили за вкусную похлёбку и отправились обратно к Ласло.

Тот крикнул из-за запертой двери, что ещё не закончил, и велел не ждать — до обеда точно не управится.

С тем Ицкоатль и Халлар и отправились в город.

Путь до оружейных рядов проходил всё по тому же рынку, который неплохо знал Халлар и чуть хуже — Ицкоатль. Да и странно было бы предполагать иное — вся утренняя жизнь города проходила на нём: где ещё можно купить съестное, а также узнать последние новости, да и посмотреть на представление которые устраивали бродячие артисты? Однако за последние новости всё чаще сходили побратимы. И если Ицкоатля побаивались (как же, воин барона, и немалой жестокости), то Халлар был для всех кем-то своим. Да ещё и ночное происшествие. Да слова Саркана о том, что "бард увёл злого духа от Страшной Ямы", вызывали совсем уж нездоровое внимание.

Впрочем, в оружейных рядах было спокойнее. Миновав несколько палаток, Халлар остановился около одной, запустил побратима внутрь и сам встал в дверях, наслаждаясь произведённым эффектом от внутреннего содержимого. А посмотреть там было на что. Разложенные на столах и развешанные на стенах всевозможные клинки, висящие на стойках кирасы и бригантины, кольчуги на столах и прочие варианты наступательного и оборонительного вооружения. Отдельно на подставках висели шлемы, от цельнотянутых округлых барбютов и саладов до мисюрок, которые надевались под тюрбаны степняков.

Ицкоатль едва успел припомнить, что Саркан Джеллерт повидал в своей жизни всё это разнообразие не один раз, но растерянностью побратима всё же порадовал. Но, как наследник памяти Саркана, припомнил и то, сколько стоит вся эта роскошь. Им обоим закупаться здесь было явно не по карману. Разве что присмотреть что-то на будущее?

Он во все глаза разглядывал защиту для воинов, начиная понимать, что его отряду тогда действительно очень повезло — Берток отправил своих воинов налегке, наверняка делая ставку на скорость. Налететь, пожечь и уйти, пока не подошли солдаты Ботонда. Никто не ждал, что такой же лёгкий отряд успеет застичь их врасплох.

Будь на людях Бертока такая защита…

"Сейчас она была бы у нас", — эта мысль разогнала все сомнения.

— Не туда смотришь, — подсказал Халлар. — Потом можно всё, что захочешь. Но пока тебе нужно что-то лёгкое, гибкое и с высокой защитой. Голую кольчугу не советую. Руку не отрубят, так сломают. Кирасу тоже — её надо учиться и надевать, и носить. А вот бахтерец… Тут товар не ходовой, не верят люди в его защиту. Потому и цена меньше настоящей раз в десять, если не больше.

Действительно, бахтерец был свален неопрятной кучкой поблёскивающих пластин и колец.

Ицкоатль поднял то, на что ему указал побратим, и обнаружил, что держит в руках лёгкую и гибкую рубаху, сделанную из пластин железа, связанных между собой мелкими кольцами. Он ожидал, что эта вещь будет тяжелее. Но если её надеть, она не пропустит удар, не будет сковывать движения. Для Ицкоатля, главным преимуществом которого были ловкость и быстрота, это было важное качество.

— Пожалуй, ты прав, — признал он.

Определив, где у доспеха перед, Ицкоатль просунул в него руки, потом голову — и железная рубаха стекла по туловищу, оказавшись ещё легче, чем показалось изначально.

Оглянувшись на хозяина лавки и не найдя на его лице понимания, Халлар взял в свои руки всё остальное. Вытащив из той же кучи наручи, налокотники и брассары, он помог Ицкоатлю надеть и их, завершив всю композицию пластинчатым оплечьем.

— Ноги уж извини, надо было одевать самыми первыми, — посетовал он и взял со стола демонстрационную саблю. — Ну да это чуть позже, а пока замри.

И едва побратим замер, сабля, коротко свистнув, скрежетнула по пластинам доспеха.

Удар Ицкоатль принял не дрогнув, словно всю жизнь только тем и занимался, что позволял полосовать себя оружием — только покачнулся от силы, с которой сабля врезалась в доспех. Хотя стоило усилий не отреагировать, как привык.

От удара не осталось и следа — по крайней мере, он не заметил ни одной щербинки на пластинах бахтерца. Не пострадали и рёбра самого Ицкоатля.

Если бы такие доспехи и такое оружие были у мешикатль — кого тогда им было бы бояться? Никакие завоеватели с востока не были бы страшны ни им самим, ни их богам.

— Хорошая вещь, — вздохнул Ицкоатль, принимаясь снимать подобранные доспехи.

— Я и говорю, что хорошая вещь, — ответил бард. Сабля из его руки перекочевала обратно на стол, а он сам чего-то выискивал сначала на столе, а потом и на стенах. — Правда, здесь ей цены не знают. И я бы сказал, что это хорошо, что не знают.

— Что ты ищешь? — спросил Обсидиановый Змей, наблюдая за его поисками.

— Вот это, — Халлар наконец снял со стены широкие изогнутые ножны с торчащей из них короткой рукоятью. Гарда тоже была небольшая, простая, крестообразная. Вот только задняя часть рукояти оканчивалась диском. Дик и гарду соединяла фигурная дужка.

— Эта сабля называется "талвар". Такими пользуется один народ из-за Поднебесных гор.

Ицкоатль взял его находку, освободил от ножен. Тёмное железо тускло блеснуло более светлым сложным рисунком на металле. Талвар приятно оттягивал руку, словно вёл её за собой в замах. Непривычно расположенный центр тяжести позволял и рубить, и колоть с одинаковым успехом.

Ицкоатль восхищённо присвистнул, любуясь хищной красотой клинка.

— Опробуй на манекене, — кивнул головой бард, показывая в нужном направлении. Сам же отошёл к торговцу. Даже Ицкоатлю без услуг памяти Саркана было понятно, насколько недоволен торговец.

Правда, причина его недовольства от Обсидианового Змея ускользала — но сейчас у него было куда более увлекательное занятие, чем ломать голову над кислой миной оружейника. Сделав несколько ударов и выпадов, он только укрепился в своём восхищении: никакой макуауитль не мог сравниться с этой слегка изогнутой полосой металла с расширением на конце и вытянутым острием. Пусть талвар и уступал остротой обсидиановым лезвиям, и им тоже вряд ли стоило бить плашмя, но то, как легко он резал и колол, наполнило сердце Ицкоатля самой искренней любовью, какую только способен испытывать человек к своему оружию.

"А это что такое? — немедленно заинтересовался Элек, который до этого молча обследовал палатку торговца и не мог взять в толк, чем людям так нравятся бесполезные железки. — То, что чувствует твой побратим. Оно такое… Такое… Почти как кровь!"

Обернувшись на брата, Халлар улыбнулся, настолько выражение лица Обсидианового Змея было похоже на его собственное — когда он увидел гитару.

"А это называется любовь, — ответил духу бард. — Любовь воина к своему оружию. Конечно, это не сравнить с любовью человека к человеку, но даже такое чувство способно на многое…"

— Но вы меня без ножа режете! — возопил торговец.

— Кстати о ножах. Мне нужно пять метательных ножей в перевязи, — отозвался Халлар. — Денег, конечно, не хватит даже на саблю, но у меня неограниченный кредит у хозяина таверны "Под Мостом". Можете послать человека к нему, чтобы удостовериться. Доспех можете с носильщиком послать в замок, для Саркана Джеллерта. Саблю и ножи мы возьмём так.

Торговец поник. Слава Кончара, или Иштвана, как его знали в округе, опережала его самого, и многим на рынке он был известен не как владелец таверны, а скорее как успешный ростовщик, обеспечивающий деньгами немногих избранных. И такого финансового дельца было ещё поискать. Известием о том, что у Халлара, оказывается, неограниченный кредит, бард буквально выбил землю у торговца из под ног — выцарапать долг у Кончара было возможно, но он не даст ни медяка больше, чем стоил товар.

Это чувство тоже вызвало интерес у духа, но показалось ему далеко не таким привлекательным, как то, что он уловил от Ицкоатля. Халлару даже показалось, что мордочка котёнка слегка скривилась.

"Не очень-то вкусно, хотя есть можно", — подытожил Элек.

"Так тебе что же, любое чувство подходит как еда?" — заинтересовался бард, пока торговец искал ножи и перевязь к ним.

Дух задумался, наблюдая за торговцем.

"По крайней мере, из того, что я уже встретил — да, — ответил он наконец. — Но какие-то мне нравятся больше, какие-то меньше. А вот это — есть можно, но когда очень голоден. Если будет из чего выбирать — я бы выбрал кровь и то, что ты называешь любовью. И ещё страх".

"А радость? — поинтересовался бард. — Кое у кого сейчас будет целый обед из радости, да под музыку."

"О ней я забыл, — смущённо признался Элек. — Да, радость тоже. Она, пожалуй, даже лучше страха и почти так же хороша, как кровь. И музыка… Тогда пойдём?!"

Он спрыгнул на пол со стойки с оружием и направился к выходу.

Тем временем вернулся торговец с ножами и перевязью. Бард поблагодарил, услышал в ответ унылое: "Заходите ещё", и побратимы вышли из палатки.

— К тренировке к тебе принесут твой доспех, — информировал Халлар Змея. — Планы до тренировки не меняются, а вот после… Наверное мне надо будет заночевать у Кончара — от него проще выбираться ночью. А завтра… Завтра утром навести меня в таверне. Мне пришла в голову ещё одна удачная мысль.

— Какая? — спросил Ицкоатль, поглаживая ножны талвара.

— Я понял, как можно посылать весточки друг другу, не прибегая к письмам или гонцам, — ответил бард. — Но так сможем говорить только мы двое. Хотя можно ещё добавить и Андриса, но стоит ли?

— Не знаю, как ты собираешься это сделать, но я слышал о народе, который научился встречаться с близкими во сне, — отозвался Ицкоатль. — Скажи, у вас принято давать имена оружию?

— Да, принято, но только самому великому оружию, — с улыбкой сказал бард. — Подожди моего возвращения и я сделаю тебе такой клинок.

— Из твоих рук он будет вдвойне драгоценен, — отозвался Обсидиановый Змей.

— Ну ладно, встречаемся на обеде, — Халлар развернулся и зашагал к рыночной площади. Ицкоатлю было идти в другую сторону.

О ночных подвигах побратимов знал уже, похоже, весь город. Шагу нельзя было сделать, чтобы не оказаться в центре внимания. Все уже знали, что вот этот молодой человек со светло-карими, почти жёлтыми глазами, неровно подрезанными тёмными волосами, с баронской дубинкой на камзоле — Саркан Джеллерт, убийца молодого барона Андриса, своего друга. Слух о беспримерной жестокости, с которой он казнил вторгшегося в Ботонд сына барона Бертока, облетел город со скоростью пожара, пожирающего сухую траву, и городское общество утвердилось во мнении, что Саркан Джеллерт — не тот человек, с которым стоит водить дружбу.

Но этой ночью он не побоялся спуститься в Страшную Яму и вырвать у злого духа его жертву — сына пекаря, Микласа Батту. Более того — притащил беднягу в баронский замок, и там его, говорят, лечит сам господин Ласло, главный шаман баронства. И как теперь к нему относиться? Вроде злодей и убийца — а вот поди ж ты, всю простую и понятную картину своего характера испортил.

Ицкоатлю было не привыкать к вниманию толпы, и он шёл к замковым воротам, не обращая внимания на взгляды и перешёптывания. Если не считать последнего шествия к жертвеннику, его всегда встречали восторженно — он был лучшим воином мешикатль, и относились к нему соответственно. Осталось стать лучшим воином этого мира… и он им станет — с таким-то оружием!

К возвращению Ицкоатля шаман закончил лечение, и к Обсидиановому Змею вышел из лаборатории совсем другой человек: всё ещё со следами пережитого ужаса на лице, но взгляд стал уверенным, осанка — прямой, и только волосы остались всё теми же — седыми, словно у глубокого старца. На такого Микласа смотреть было гораздо приятнее — не приходилось бороться с собой, гоня прочь требование вести себя как подобает мужчине и воину. Воином Миклас не был, а что касается мужественности…

Вряд ли ему пришлось пройти в детстве и юности столь же суровую школу, какую прошёл Ицкоатль. Разбираясь в памяти Саркана, Обсидиановый Змей мог только поражаться тому, насколько мягко в этом мире относились к детям и друг к другу. Если бы учитель или даже отец вздумал наказывать своего сына, держа его над костром, в который бросили горсть жгучего перца, пожалуй, дошло бы до суда. Может быть, именно поэтому этим людям нужно было носить столько железа на себе, что их духу не хватало твёрдости?

Кроме того, он не знал, какими видениями пугал Микласа дух там, в пещере. Что одному человеку нипочём, другому может оказаться не по силам. Ицкоатля нечем было напугать — у него не было здесь никого, кроме побратима, но у Микласа есть семья. Что, если дух показал ему, как его родные умирают в муках, а он ничем не может им помочь?

В мире Ицкоатля к такому отнеслись бы стоически — потому что впереди страдающего ждал Тлалокан, рай для всех, кто мог удостоиться его благ, кроме воинов и женщин, умерших во время родов. Но в этом мире не знали ни богов, ни настоящего рая, ни страданий Миктлана, и были слишком привязаны к жизни. Для людей этого мира страдания близких были тяжким испытанием…

Гадать впустую Ицкоатль не любил, а спрашивать и бередить душу Микласа страшными воспоминаниями не хотел.

— Господин Саркан? — Миклас поклонился при виде Ицкоатля. — Господин Ласло сказал, вы с господином бардом меня спасли. Слов нет сказать, как я вам благодарен… Простите, если чем обидел — не в себе был…

— Пустое, — Ицкоатль отмахнулся от его извинений. — Но я смотрю, ты совсем молодцом держишься. Провожать тебя уже не нужно?

— Сам дойду, — парень широко улыбнулся. — Ох и страшно было… Господин Ласло обещал, что кошмары меня сучить не будут, амулет вот дал…

Он показал подвешенное на шнурке небольшое кольцо, заплетённое нитью наподобие паутины, с несколькими бусинками, сверкающими, как капли росы.

Ицкоатль кивнул. Амулеты он уважал, в силу их верил, и не сомневался, что спать Миклас будет хорошо и крепко.

— Господин Саркан! — подлетел к ним поварёнок. — Господин барон велел вам, как вернётесь, к нему в кабинет идти!

— А что случилось? — спросил Ицкоатль, жестом разрешая Микласу идти куда ему заблагорассудится. — Зачем его милость меня хочет видеть?

Матьяс знал всё и всех в этом замке. Было бы полезно расспросить его о причине интереса барона к своей персоне. Для заверенного королём договора было рановато… Игнака отпустили. Что ещё могло понадобиться Баласу?

— Не знаю, господин Саркан, но утром приехал посланник от барона Бертока… — с этими словами поварёнок удрал на кухню.

Что ж, так было понятнее, чего ждать. Либо объявления войны, либо требования выдачи виновника гибели баронского сына. И что решит господин барон?