Жуков. Зимняя война

Глава 22

Машина встала немного боком. Охрана высыпала, нацелив ППД на человека, перегородившего дорогу. Это не произвело на него не малейшего впечатления. Он опустил поднятые руки и крикнул:

— Георгий Константинович, извините. Я — Грибник.

— Ага, грибник, — хмыкнул Трофимов. — В декабре… Диверсант это…

— Погоди, — сказал я ему и вышел из машины.

Автоматчики внимательно всматривалась в лес, хотя было темно, хоть глаз выколи. Ну так в прифронтовой полосе можно ожидать чего угодно — вражеских диверсантов, дезертиров и прочей шушеры, так что предосторожность не была излишней.

Вот только вряд ли случайный человек мог назвать себя «Грибником». Так себя именовал человек, который последним, не считая охраны, видел Воронова живым. Непонятно лишь, зачем он вышел на контакт со мною?

Я выбрался из машины. В свете фар, пробивавшихся сквозь метельную круговерть, стоял человек в длинной, не по росту, солдатской шинели и шапке-ушанке. Лица почти не было видно, но поза — спокойная, уверенная. Охранники держали его на прицеле.

— Георгий Константинович, извините за столь театральный выход, — повторил он и голос его звучал ровно, без напряжения. — Обстоятельства вынудили пойти на прямой контакт с вами. Поэтому хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз. Без лишних ушей.

Трофимов мотнул головой в сторону леса, мол, там могут быть чужие.

— Прочешите опушку, — приказал я ему, не спуская глаз с незнакомца. — В радиусе пятидесяти метров. И держите ухо востро.

Когда автоматчики растворились в темноте, я сделал шаг вперед. До Грибника оставалось три шага. Достаточно не только для того, чтобы успеть среагировать, но и для того, чтобы поговорить спокойно.

— Я сотрудник 5-го управления ГУГБ, товарищ комкор, — заговорил он. — Ни имени, ни звания я вам не назову, не обессудьте. Могу показать вам документы, но они вас скорее удивят, чем вызовут доверие.

— Не нужно, я вам верю, — отрезал я. — Скажу больше. Вас подозревают в смерти «Жаворонка». И ваш «Егоров», как мне сообщили, тоже больше не проблема. Думаю, вы и сами это знаете. Не пойму только, зачем вам рисковать, выходя на личный контакт?

Он кивнул, и в этом движении была какая-то усталая удовлетворенность.

— Чтобы поставить точку. И чтобы предупредить. «Егоров» — это был исполнитель. Среднее звено. Его взяли, он дает показания, но они ведут в тупик. На того, кто стоит за ним, они указать не могут. Только на абстрактные «указания из центра». А центр — понятие растяжимое.

— И что вы хотите сказать мне этим? Что угроза не ликвидирована?

— Я хочу сказать, что ликвидирована конкретная сеть, но причина интереса к вам — осталась. Вы — фактор, который кого-то очень беспокоит. Не только и не столько финнов. Конкретной информации у меня нет, но возможны варианты… Главное, что этот «кто-то» имеет доступ к рычагам, о которых я, с моим уровнем допуска, могу только догадываться. — Он сделал паузу, давая мне осознать. — Меня отзывают. Дело передают другой группе, но прежде чем уйти, я считаю своим долгом доложить вам. Будьте осторожны не только на передовой. Осторожнее с новыми людьми, которые будут к вам направлены «для помощи». С документами, которые будут требовать подписать. Со «случайными» инцидентами. Ваша защита — ваша слава победителя, но слава — вещь шаткая. Ее можно подмочить одной умело составленной бумагой.

— Вы рискуете, предупреждая меня, — заметил я. — Ваше начальство это не оценит.

— Мое начальство, — он чуть скривился, — уже оценило мою работу по-своему. Меня ждет… длительная командировка. Куда — не знаю. Возможно, мы больше не встретимся. Поэтому я и вышел на контакт с вами.

Он вытащил из глубокого кармана шинели плоскую, потертую фляжку.

— За победу, — сказал тихо.

Отпил глоток и протянул мне. Я, после некоторого колебания, принял ее.

— За победу, — ответил я, глотнул — жидкость оказалась ледяной и обжигающей горло одновременно.

Самогон. И где только Грибник раздобыл его? Неужто у местных?.. Я вернул фляжку. Он сунул ее обратно в карман, кивнул.

— Удачи вам, Георгий Константинович. Вы делаете великое дело. Просто… не забывайте смотреть по сторонам.

Развернулся и шагнул в темноту, в сторону от дороги, в глухой лес. Через несколько секунд его силуэт растворился в снежной мгле и зарослях молодого сосняка. В этот момент вернулись Трофимов с охраной.

— Никого, товарищ комкор. Следов тоже. Как он только здесь оказался?

— Работа у него такая — не оставлять следов, — пробормотал я, садясь в машину. — Поехали. Быстрее.

«ГАЗик» рванул с места. Я сидел, глядя в лобовое стекло, в ушах у меня по-прежнему звучали слова «Грибника». «Причина интереса осталась». «Доступ к рычагам». «Длительная командировка» — это вполне может быть мягким синонимом ареста.

В лучшем случае, его сошлют в отдаленный гарнизон особистом. И понимая это, Грибник пошел на риск, чтобы передать мне предупреждение. Значит, считает угрозу реальной и близкой.

Выходит, мои успехи на фронте не отменяли войны в тылу. Они лишь поднимали ставки. И моим врагом был не конкретный «Егоров», а те, кто его послал. И еще не факт, что это финны, немцы или англичане. Вполне возможно, что и «свои».

Машина выехала на открытое пространство. Впереди, на западе, небо полыхало заревом — горел Выборг или его предместья. Где-то там, в эту самую минуту, наши артиллеристы переправляли по льду залива орудия на острова.

А у меня в ушах звучал спокойный голос из темноты: «Не забывайте смотреть по сторонам». Хороший совет. Правильный. Каждая война ведется на два фронта — видимом и невидимом — и помнить об этом так же необходимо, как разбираться в тактике.

Машина мчалась по разбитой дороге, подскакивая на колдобинах. Я молчал, переваривая данные. Трофимов, сидевший за рулем, украдкой поглядывал на меня в зеркало, ни о чем не спрашивая. Привык, что я порой встречаюсь с самыми неожиданными людьми.

Мысли в голове крутились, как шестерни в часовом механизме. Грибник не просто предупредил. Он показал мне изнанку ситуации, в которой я оказался главной фигурой и главной же мишенью. То, что его отозвали, было красноречивее любых слов.

Только в книжках и фильмах — враг всегда на той стороне. В жизни все сложнее. И не потому, что в стране «проклятый сталинский режым», с которым так любили бороться, оставаясь в полной безопасности, наши либерасты.

Враг всегда стремится внедрить своих агентов в структуру безопасности противостоящего ему государства и с этим фактом ничего не может поделать, даже могущественный наркомвнудел товарищ Берия.

Другой вопрос, что при хорошей организации службы такие внедренцы выявляются и уничтожаются. О чем свидетельствует ликвидация группы «Егорова», но кто сказал, что в нашем тылу действует одна такая группа или что сейчас не готовят следующую.

А у врага всегда находятся пособники — вольные или невольные. И если я допущу прокол, если под Выборгом мы вдруг упремся в неожиданно крепкую оборону, если потери окажутся слишком велики, тут же поползут змеиные шепотки:

«Авантюрист… Гнал людей на убой ради личной славы… Игнорировал указания…»

Так что мне нужна не просто победа. Нужен полный разгром основных сил противника. Блестящий, сокрушительный, в стиле русского блицкрига, который ошеломит всех — и врагов, и друзей. Чтобы даже у самых ядовитых языков не осталось аргументов.

— Трофимов, — сказал я ординарцу, который у меня по совместительству исполнял обязанности адъютанта. — Как только приедем на НП, найди комдива, начальника штаба и начарта. Передай, что я вызываю их через пятнадцать минут. А также — пусть связисты отправят шифровку на КП флотских корректировщиков: «Целеуказание по квадратам утверждаю. Огонь на поражение — по команде. Жду доклада о готовности к операции „Острова“».

— Есть, товарищ комкор!

НП 90-й стрелковой дивизии, глубокая ночь

Вскоре в блиндаже собрались временно исполняющий должность командира 90-й стрелковой дивизии Щербаков, его начальник штаба и начарт. Глаза у всех троих были красными от бессонницы. Я и сам уже не помнил, когда нормально спал и ел.

— Товарищи командиры, — начал я без преамбул, указывая на карту Выборгского укрепрайона. — Финны ждут нашего лобового удара с востока и юго-востока. Там у них бетон, скалы, подготовленные позиции. Ломиться туда — терять время и людей.

Присутствующие переглянулись.

— Откуда же мы нанесем удар, Георгий Константинович, если другие направления… — начал было врид.

— Другие направления — здесь. — Пальцем я прочертил дугу с юга, от Койвисто, по Выборгскому заливу, выходя в тыл городу с запада. — Основной удар наносит 123-я стрелковая дивизия с приданным ей полком «Т-28» и тяжелым самоходным. Они идут не по дорогам. Они идут по льду. Причем — ночью, под прикрытием метели и артналета по береговым батареям финнов.

Командиры молчали. Морозы стояли крепкие, но все же декабрьский лед мог оказаться недостаточно прочным.

— А если они провалятся под лед… — пробормотал начарт.

— Они не вслепую идут. Саперы и гидрологи работают, промеряют толщину льда. По предварительным данным — лед крепкий, выдержит и танки, если двигаться не колонной, а рассредоточившись. А чтобы финны не мешали — для этого нам и нужны наши новые «форты». — Я перевел палец на острова Сейскари и Лавенсаари. — К рассвету там должна встать наша артиллерия. Их задача — в час «Х» обрушить весь огонь не на передний край, а на финские береговые батареи и резервы в районе Тронгзунда и Ристиниеми. Создать у противника впечатление, что главный десант будет там. Пусть бегут туда, подставляя тыл под наш удар, нанесенный после высадки.

Щербаков, старый, осторожный волк, медленно кивал, в его глазах загорался азартный огонек.

— Дерзко… Очень дерзко. Но если сработает… Мы выйдем к шоссе Выборг-Хельсинки с запада, отрежем город полностью.

— Именно, — подтвердил я. — А в это время ваша 90-я и остальные дивизии поведут отвлекающие, но яростные атаки с фронта. Не для прорыва, а для того, чтобы приковать к себе основные силы финнов. И еще один козырь. — Я посмотрел на начарта. — Все орудия, какие есть в дивизии, свести в одну группу. Их задача — в момент выхода нашей группы на лед накрыть огнем именно береговую оборону в районе высадки. Не дать финнам опомниться и выдвинуть противотанковые средства.

План, рожденный за считанные минуты уже после встречи с «Грибником», обретал плоть. Он был рискованным, почти безумным, но в этом безумии была своя логика. Такой удар нельзя было предсказать, если мыслить по шаблону.

Он ломал все расчеты — и вражеские, и, что немаловажно, расчеты тех, кто в Москве строил против меня козни. Нельзя было обвинить в шаблонности и тупости того, кто решился на такое.

Приказы отдавались быстро, без лишних обсуждений. Комдивы и командиры других частей, вызванные на срочное совещание, выслушивали их, и, после некоторого раздумья, начинали предлагать план собственных действий. Видать, надоело долбить лбом в бетон.

Когда все разошлись, чтобы подготовиться к наступлению, я остался один на один с Щербаковым.

— Владимир Иванович, лично проверьте связь с флотом и с теми, кто на островах. От этого удара с моря все зависит. Если их артиллерия промолчит или ударит неточно — мы подставим людей под расстрел на льду.

— Будет сделано, Георгий Константинович. Я сам буду на линии.

— И еще… — я понизил голос. — Всю переписку по этой операции — только шифром. И доложите в штаб армии и фронта… уже после того, когда группа выйдет на лед. Чтобы не успели «поправить» и «уточнить».

Врид Щербаков кивнул, без лишних вопросов. Видать, тоже знал цену тыловым интригам. Я вышел из блиндажа. Ночь была черной, беззвездной, но на западе, над заливом, небо уже начало светлеть — не от зари, а от вспышек выстрелов далеких орудий.

Линкоры били по тылам. Пока — для острастки. С рассветом, начнется то, что-либо навсегда впишет это сражение в учебники истории и военного дела, либо станет могилой всех моих начинаний, но иного пути не было.

Чтобы выжить в этой двойной игре — против финской разведки и всех прочих, окопавшихся в нашем тылу — нужно было играть ва-банк. Ставить на стол все. И выиграть так, чтобы стол снести вместе с картами и всеми игроками.

Я закурил, вдохнув ледяной воздух, вперемешку с пахучим дымком «Казбека». Ветер дул с залива, неся с собой гул артиллерийской подготовки, которая уже шла. Что ж, под этот гул я и сделаю свой самый опасный ход.

Рассвет не наступил. Его заменило унылое, свинцовое просветление — серое небо сливалось с серым льдом залива в сплошную, промозглую хмарь, но это было даже к лучшему. Нет солнца, нет четких силуэтов. Только снежная пелена и низкая облачность.

Я стоял на льду, в двухстах метрах от каменной гряды берега, где был обустроен наблюдательный пункт. Передо мной расстилался Выборгский залив. Казалось, сплошь белое, мертвое, ровное пространство.

Если смотреть издалека. Потому что на самом деле где-то там, в серой дымке, двигалась десантная группа, состоявшая из танков, орудий, грузовиков с пехотой. По льду. Издавая скрежет, треск и низкое гудение моторов, приглушенных метелью и расстоянием.

— Георгий Константинович, голова колонны на подходе к середине залива, — опять заговорил Щербаков, подходя. — Потери на марше — один «БТ» провалился в промоину. Экипаж спасен, машину не вытащить. Остальные в порядке. Разведка доложила — финны на западном берегу пока не проявляют активности. Видимо, действительно ждут удара с юга, от Тронгзунда.

Я кивнул, не отрывая бинокля от глаз. В окулярах мелькали темные, расплывчатые силуэты.

— Связь с островами?

— Держим. Бочаров докладывает, что батареи на Сейскари готовы. Ждут команды.

— Отлично. Передайте: «План „Лед“ в действии. Огонь по береговым целям — по графику».

План был прост, как удар тараном. Пока финны смотрели на юг, куда линкоры и островные батареи обрушивали тонны металла, создавая видимость подготовки к десанту, главный кулак тихо и быстро перебрасывался по льду с юга на запад, в обход города.

Цель — высадиться в районе мыса Ристиниеми, захватить шоссе и железную дорогу Выборг — Хельсинки. Полная изоляция города. Психологический удар, после которого гарнизон должен был дрогнуть.

Внезапно с юга, со стороны островов, рванула канонада. Не гул линкоров, а более частый, яростный лай полевых орудий. Это заработали наши гаубицы с Сейскари. Блестяще. Значит, переправа техники прошла успешно.

И почти сразу же, словно в ответ, с западного берега, куда двигалась колонна, ударили орудийные выстрелы. Неприятные, резкие хлопки. Финны все-таки заметили. Ну этого следовало ожидать.

— Постановка дымзавесы! Немедленно! — рявкнул я в трубку связи с командиром группы.

Через минуту на льду, впереди колонны, начали рваться специальные снаряды, выбрасывая густые, молочно-белые клубы дыма. Они смешивались со снежной поземкой, создавая непроницаемую стену. Выстрелы с берега стали беспорядочными, палили вслепую.

Это еще ничего не значило. Финны могли вызвать авиацию или подтянуть минометы. Вернее — и, и. И тогда десанту придется туго. На это случай был у меня заготовлен один сюрприз, который мог оказаться весьма неприятным. Для противника.

Товарищи Гвай, Галковский, Павленко, Попов, Тихомиров, Артемьев, Крутецкий и Королев под руководством товарища Костикова подогнали. Все равно нужно испытать. Одно дело полигон, другое — реальные боевые действия.

— Товарищ врид командира дивизии, — проговорил я. — А что если мы наши «гостинцы» испытаем? Расчеты все равно изнывают без дела… Цель — береговая полоса в квадрате 58−12! Залп, затем перенос огня на полкилометра вглубь! Огневой вал! Чтобы они там головы не подняли!

— Давайте попробуем, товарищ комкор, — кивнул Щербаков и вернулся в блиндаж.

Так. Приказ ушел. Я знал, что «гостинцы» уже выдвинуты на открытые позиции у восточного берега. Сейчас там засуетятся расчеты, а более всего — сопровождающие свои изделия инженеры. Для них это звездный час.

Минуты тянулись мучительно долго. На льду, в дыму уже рвались снаряды. Один из грузовиков вспыхнул факелом. Мелкие, как муравьи, фигурки рассыпались от него по льду. Черт! Потерпите ребятки. Сейчас финикам станет не до вас.

И тут над моей головой, с востока, пронесся нарастающий вой. Казалось, рвется само небо. Это летели залпы установок БМ-13, будущих легендарных «катюш», еще на полигоне испытанных на два года раньше, чем в предыдущей версии истории.

Реактивные снаряды пронеслись и врезались в лесистый западный берег. Земля вздыбилась сплошной стеной огня, дыма и вывернутых с корнем деревьев. Потом еще и еще. И финские батареи умолкли, подавленные или уничтоженные этим огненным шквалом.

— Колонна ускорила движение! Выходят на берег! — закричал связист.

В бинокль я увидел, как первые темные силуэты танков «Т-28», скользя и цепляя гусеницами за изломы льда, выползли на прибрежный скат. За ними, спотыкаясь и падая, бежала пехота. Начался бой на берегу — короткие, яростные перестрелки, взрывы гранат.

И в этот момент загрохотало с юга. Со стороны материка, началась наша отвлекающая атака. Грохот сотен орудий, пулеметные очереди, крики «Ура» — все слилось в один сплошной рев.

Финны, державшие фронт на востоке, теперь получили удар с запада. У них началась паника. Это чувствовалось даже по хаотичному огню. Трофимов подбежал ко мне, протягивая трубку полевого телефона.

— Товарищ комкор! С флота! Срочно!

Я взял трубку.

— Жуков слушает!

В динамике, поверх треска и гула, прозвучал голос капитана 1-го ранга Святова:

— Георгий Константинович! Воздушная разведка докладывает: на шоссе Выборг — Хельсинки, в десяти километрах западнее города, движение. Колонны автотранспорта, повозок, пехоты. Похоже, началась эвакуация штабов или даже попытка отхода гарнизона.

— Капитан, слушайте мою команду! — заорал я в трубку. — Немедленно перенести огонь линкоров и крейсеров с Тронгзунда на это шоссе! Бить по колоннам! Не дать им уйти! Превратить дорогу в мышеловку!

— Понял! Будет сделано!

Я бросил трубку. Ловушка захлопывалась. Выборгский гарнизон, зажатый между нашим фронтом на востоке и высадившимся десантом на западе, лишался последней дороги для отхода. А с моря на отступающих обрушивался огонь главного калибра.

Я обернулся к Щербакову.

— Всем подразделениям! Общее наступление! Давление по всему фронту! Они дрогнули! Теперь их надо добить!

Грохот вокруг стал абсолютным, всепоглощающим. Шум боя. Оглушительный треск рушащейся обороны противника. Его воли к сопротивлению. Самый приятный в жизни любого военного, тем более — того, кто это организовал.

— А черт! — крикнул я, заметив движение справа. — Трофимов, заводи свой тарантас. Дуй к Выборгу.