На следующий день, прежде, чем отправиться в наркомат обороны, я заехал в Центральный научно-исследовательский институт текстильной и легкой промышленности. В тамошних мастерских изготовили несколько комплектов нового пехотного обмундирования.
Меня провели в просторный кабинет, где на манекенах были выставлены эти прототипы. Ректор института Канарский и профессор Малахов встретили меня у входа. Оба явно волновались. Хотя в конечном счете не они отвечали за результат.
— Товарищ комкор, в соответствии с вашими указаниями, мы разработали опытные образцы, — заговорил Канарский, указав на первый манекен. — Новый общевойсковой костюм. Укороченная шинель, стеганая куртка, брюки-галифе. Все — из усовершенствованной ткани.
Я подошел ближе, потрогал материал. С виду и на ощупь прочный, но легкий. Камуфляжная окраска — крупные пятна бурого и зеленого цвета.
— Не будет ли солдат мерзнуть в такой куртке? — спросил я.
— Под низ — шерстяной свитер, товарищ Жуков, — ответил Малахов. — Куртка предназначена для активных действий. Шинель — для несения караульной службы и нахождения в окопах.
Он подвел меня ко второму манекену. На нем был надет довольно причудливый по меркам нынешнего времени жилет с множеством карманов.
— Это разгрузочный жилет. В карманах — шесть винтовочных магазинов, четыре гранаты, сухой паек, аптечка. Разумеется, все это весовые и габаритные муляжи. Мы провели испытания на наших студентах. Их отзывы — руки свободны, спина не устает.
Я снял жилет с манекена, примерил. Вес распределялся довольно равномерно. Действительно, удобно. Карманы закрывались на пуговицы.
— А это — основной образец, — Малахов указал на третий манекен. Товарищи из института стали предоставили нам металлические пластины.
Я похлопал по груди манекена, на котором был еще один жилет, но со стальными прямоугольниками на груди, вшитыми в прочную ткань. Снял бронежилет. Тяжелый, килограммов десять.
— Проверяли? — спросил я.
— Да. Мы попросили командиров… Итог, пластины выдержали на дистанции свыше ста метров не прямое попадание винтовочной пули, — кивнул Малахов. — Пистолетную — с расстояния пятидесяти метров. К конструкции добавлена противоосколочная стеганая подкладка. Конечно, против винтовочной пули в упор жилет не спасет, но от осколков и шрапнели — надежная защита.
Он протянул мне новый стальной шлем, отдаленно напоминающий немецкий, но с лучшим подтулейным устройством.
— Каска СШ-39. Вес — 1250 граммов. Защищает от осколков и пистолетных пуль.
Я надел каску, затем бронежилет, поверх — разгрузочный жилет. Общий вес — около пятнадцати килограммов. Тяжело, но терпимо для штурмовых групп.
— Неплохо, — сказал я, снимая бронежилет, — но требует доработки.
Я повернул жилет в руках, показал на плечевые швы.
— Здесь — слабое место. При постоянной носке порвется. Нужно усилить прострочку.
Профессор Малахов тут же сделал пометку в блокноте. Я надел каску, резко повертел головой.
— Сидит плотно, но подтулейник должен быть кожаным, с войлочной прокладкой. Нынешний натрет кожу до крови за полчаса.
— Понятно, Георгий Константинович, — кивнул Канарский. — Доработаем.
Я ткнул пальцем в стальную пластину бронежилета.
— Главный недостаток — вес. Пятнадцать килограммов для пехотинца — много. Поработайте над облегчением. Посоветуйтесь с институтом стали. Пусть подберут сплавы полегче. И сделайте съемные пластины, чтобы боец мог регулировать нагрузку.
Подошел к манекену с разгрузочным жилетом.
— Карманы для гранат — неудачные. Граната может выпасть при беге. Нужны глухие клапаны на пуговицах или кнопках. И добавьте снаружи петли для саперной лопатки.
Я отошел, окинул взглядом все образцы.
— Цвет. Ваш камуфляж хорош для леса. А для степи — летней, осенней и зимней? Для городских развалин? Нужно как минимум четыре варианта расцветки.
Малахов снова заносил правки.
— Срок на доработку — две недели, — объявил я. — После этого — повторные испытания в учебной дивизии. Если мои замечания устранят — выделим средства для разработки промышленных образцов. И представим наверх.
Они кивали, записывали. Я попрощался с товарищами учеными и направился к выходу из кабинета. Работа была проделана большая, но до совершенства еще далеко. Война не прощает мелочей. И я не собирался их прощать.
— Кстати, вы прикидывали, во что может обойтись один такой комплект при серийном производстве? — спросил я, оборачиваясь у двери.
— В серии, при массовом производстве… Мы посчитали, примерно, конечно, — Канарский замялся. — Около двухсот рублей. Бронежилет — самая дорогая часть.
— Ладно… В конце концов, жизнь красноармейца дороже, — отрезал я. — Подготовьте отчет для комиссии по реорганизации оборонной промышленности. С указанием примерной стоимости и сроков внедрения.
Токио, штаб-квартира Кэмпэйтай
Капитан Юсио Танака, он же Синтаро Ватанабэ — агент советской разведки под оперативным псевдонимом «Сокол», сидел в своем новом кабинете в штаб-квартире Кэмпэйтай, расположенном в японской столице.
Он не только получил повышение в должности после провала японской армии на Халхин-Голе, но и сменил место службы. Перемена неожиданная, однако логичная. Потеряв лицо на войне, империя нуждалась не только в козлах отпущения.
Те, кто доказал свою лояльность, ценились вдвойне. Правда, Ватанабэ все еще носил капитанские погоны, но теперь у него была служебная квартира в Токио, служебный автомобиль и доверие начальства.
На столе его лежало досье на родного дядю генерал-майора Сётаро Катаяму. Командуя оперативной группой 2-й дивизии Императорской армии, он не выполнил поставленную перед ним задачу ликвидировать, казалось бы уже разорванную в клочья группировку русских. И теперь находился под домашним арестом.
Бравый вояка не знал, что его делом занимается племянник, ведь он считал, что Юсио сгинул в степях Монголии. Сам Танака, понятно, не стремился с ним свидится и добрых чувств к родственнику не питал.
Заступись тогда Катаяма за племянника перед контрразведкой, глядишь, все могло пойти иначе, но сейчас Ватанабэ внимательно изучал донос одного из бывших подчиненных дяди, где было сказано, что тот замечен в симпатиях к западным демократиям.
Работа была рутинной, почти бюрократической. Анализ документов, проверка связей, составление докладных записок. Можно было просто оставаться в тени и исправно поставлять информацию в Москву, но «Сокол» думал и о том, как перевербовать дядю.
Для начала его надо было вывести из-под удара. Поэтому Ватанабэ написал заключение, что командир 15-й бригады генерал-майор Сётаро Катаяма не может сочувствовать прогнившим режимам западных варваров.
Отразится ли это заключение на судьбе дяди, племянник не знал, но все-таки думал над следующим шагом. Как подвести Катаяму к мысли, что его несправедливо обвинили в том, в чем он, как истинный патриот Великой Империи, виновен быть не может, но…
Вот на этом «но» и строились расчеты Танаки. Генерал-майор Катаяма не изменник, НО не достаточно умелый полководец. И если его отправят в отставку с такой формулировкой, Сётаро сочтет себя глубоко оскорбленным и может пожелать отомстить.
Впрочем, до этого момента пока далеко. Пока что у капитана Ватанабэ хватало и другой работы. Он отфильтровывал поступающую в его ведомство информацию. Что-то откладывал для передачи в Центр, что-то годилось для использования местной резидентурой.
Танака вспомнил недавнюю встречу с резидентом. Тот находился в имперской столице под легендой швейцарского бизнесмена. Он кратко сообщил:
— Ваша информация по графикам перевозок помогла скорректировать позиции на границе. Сохранены жизни нескольких сотен солдат.
Это была единственная «награда», которая что-то значила для Юсио Танаки.
Теперь его задачей было не просто собирать информацию, а постепенно влиять на кадровые решения в Кэмпэйтай. Аккуратно продвигать своих людей, убирать с дороги самых проницательных и жестоких следователей. «Сокол» создавал внутри могущественной машины свою собственную, меньшую и более эффективную.
Иногда по ночам ему снился Халхин-Гол. Грохот орудий, лицо того советского генерала, Жукова, который смотрел на него не как на врага, а как на полезный инструмент. Тогда это оскорбляло. Теперь Танака понимал — так оно и было, но он стал инструментом в руках тех, кто видел дальше и действовал умнее.
Ватанабэ открыл сейф, достал следующее досье. Теперь его целью был начальник отдела контрразведки, курировавший Дальний Восток. Человек, слишком близко подошедший к раскрытию одной из ячеек советской агентуры.
Этого человека нужно было срочно убрать с должности, а еще лучше — из жизни. Танака уже подготовил компромат о его «сомнительных» связях с немецким атташе, но готовил и резервный план. Работа «Сокола» продолжалась.
Война велась на невидимом фронте, и Юсио Танака был одним из ее самых ценных бойцов. Он сражался не за Императора, и не за Сталина. Ради собственного выживания и ради призрачной надежды, что когда-нибудь эта вся эта машина смерти сломается.
Ключ повернулся в замке с глухим щелчком. Я вошел первым, осматриваясь. Казенная, но просторная квартира, состоящая из прихожей, кухни, гостиной, детской, супружеской спальной и моего кабинета.
Мебель — стандартный казенный набор, но все новое, чистое. Пахло свежей краской и воском для паркета. Достаточно для скромной жизни. Я распахнул окно в гостиной, впуская воздух и шум московского вечера.
— Проходи, — сказал я, оборачиваясь к Александре Диевне, стоявшей на пороге с чемоданом.
За ее спиной робко жались дочери — Эра и Элла. Они переступили порог, с любопытством оглядывая новое жилье.
— Вот наш дом, — я указал рукой на интерьер. — Распаковывайте вещи. Осваивайтесь.
Александра Диевна молча прошла вглубь квартиры, оценивающим взглядом осматривая комнаты. Я видел, как ее плечи, привыкшие к постоянному напряжению, постепенно расслаблялись.
— Спасибо, Георгий, — тихо сказала она, возвращаясь в гостиную.
Я кивнул:
— Условия лучше, чем в Смоленске. В соседнем доме — хорошая школа.
Элла, самая младшая, уже освоилась и подбежала ко мне.
— Папка, а тут парк рядом? А кино есть?
— Парк — в двух шагах. Кинотеатр — на улице Горького, — ответил я, положив руку на ее плечо. — Сначала учеба. Потом — развлечения.
Эра, сдержанная, как и полагается старшей, спросила:
— Надолго мы здесь, папа?
— Настолько, насколько потребуется службе, — ответил я честно.
Я прошел на кухню, проверил холодильник. Да, в этой служебной квартире был холодильник. Правда — американского производства. И он был пуст.
— Завтра закажу продукты, — сказал я, возвращаясь. — Сегодня поужинаем в столовой Генштаба.
В их глазах читалась усталость, но и облегчение. Длинная дорога даже не из самого Смоленска, а из деревни, где они жили у бабушки, закончилась. А мое беспокойство за их безопасность в прифронтовой полосе давно осталось позади.
— Приводите себя в порядок, — распорядился я. — Через час выезжаем.
Я вышел в свою комнату, оставив их осваиваться. Квартира была не роскошной, но просторной. Надежная тыловая база. Теперь я мог быть спокоен — моя семья под защитой не только личной охраны, но и самой жизни в Москве.
Это был еще один рубеж, который предстояло удержать, но и на этом рубеже я чувствовал себя уверенно. По дороге в столовую, девчата вертели головами. Им все было интересно — и набережная реки Москвы и потоки автомобилей и прохожие.
Столовая Генштаба хоть и называлась «столовой», но по кухне и уровню обслуживания не уступала лучшим столичным ресторанам. Здесь привыкли к ромбам в петлицах, но тем не менее каждого едока встречали, как дорогого гостя.
Когда мы опять вернулись в служебную квартиру, жена сразу увела дочек в ванную. И уже уставшие от дороги и впечатлений, они завалились спать. Александра Диевна разбирала вещи в спальне.
Я прошел в кабинет, начал выкладывать из портфеля папками с чертежами и докладными. Основную часть сразу положил в сейф. Конечно, большинство документов хранилось в наркомате. С собой я привез только собственные наработки. Работа не ждет.
Через полчаса в дверь постучали. На пороге стояла Александра Диевна.
— Георгий, можно?
Я кивнул, продолжая просматривать черновик собственного отчета по испытаниям новой противотанковой пушки. Завтра было очередное совещание в Кремле. Жена вошла и села в кресло напротив.
— Спасибо за квартиру, — сказала она тихо. — Девочкам здесь будет хорошо. Спокойно.
— Это необходимо, — не отрываясь от бумаг, ответил я. — Теперь я буду знать, что вы рядом, мне будет спокойнее.
— Да, — она помолчала. — Георгий, я… я читала в газетах. О Халхин-Голе. О тебе. Все это время я боялась.
Я наконец поднял на нее взгляд.
— Бояться нечего. Та война закончена.
— А разве не будет следующей? — Она обвела рукой кабинет, стол с документами. — В деревне говорят, много мальцов народилось, к большой войне.
Ее проницательность меня не удивила. Предчувствие большой войны висело в воздухе, несмотря на бодрые реляции в газетах и по радио. А может быть — благодаря им. Так что супругу можно понять. Она беспокоится за меня и девочек.
— Если ты обо мне, то у каждой работы есть свои риски, но ты и девочки в безопасности. Остальное — моя забота… А что касается войны, не хочу скрывать от тебя, Шура, будет. И к ней нужно быть готовыми… Собственно, она уже идет в Европе, и гитлеровские войска скапливаются у наших границ, но об этом, сама понимаешь, говорить ни с кем пока не следует.
Жена смотрела на меня внимательно, будто узнавая и не узнавая одновременно, слово ища в моих глазах что-то знакомое, что-то от того человека, за которого вышла замуж много лет назад. Потом тихо вздохнула и встала.
— Я поняла. Не буду тебе мешать.
Когда она вышла, я не сразу вернулся к работе. Я был бы рад, если бы грядущие войны удалось предотвратить, но это, к сожалению невозможно. Хорошо, что теперь у меня был надежный тыл. И это придавало сил.
Я снова углубился в докладную записку. Завтра предстояло ее представить товарищу Сталину, хотя формально она адресована Ворошилову. Как Хозяин отреагирует на нее — большой вопрос. Нужно было быть готовым ко всему. Поэтому я старательно выводил:
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Народному комиссару обороны СССР
Маршалу Советского Союза
Товарищу Ворошилову К. Е.
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
о перспективных направлениях развития вооружений
на основе анализа тенденций мировой военно-технической мысли
По итогам боевых действий на Халхин-Голе и после изучения иностранной научной печати складывается картина, требующая немедленного реагирования. Современная война перестает быть битвой моторов. Она становится битвой, оружие которой создается в научных лабораториях.
1. По авиации
Совершенствование поршневых двигателей близко к физическому пределу. Дальнейший качественный скачок возможен только при переходе на новые физические принципы. В научной литературе обсуждаются теории реактивного движения и газодинамики. Вывод: необходимо срочное развертывание опытно-конструкторских работ по созданию летательных аппаратов с воздушно-реактивными и жидкостно-реактивными двигателями. Преимущества: сверхзвуковые скорости и высоты, недостижимые для поршневой авиации.
2. По артиллерии и ракетному вооружению
Дальнобойность классической ствольной артиллерии ограничена. Логичным развитием является создание управляемых реактивных снарядов большой дальности, способных доставлять боевые заряды на расстояния в сотни километров. Работы в этом направлении ведутся в Германии и США. Вывод: необходимо создание специального КБ и полигона для разработки баллистических ракет дальнего действия.
3. По боеприпасам
Современные взрывчатые вещества исчерпали потенциал мощности. Передовая физика указывает на принципиально новый источник энергии — цепную реакцию деления ядер тяжелых элементов. Теоретическая возможность создания устройства сверхвысокой мощности подтверждается расчетами. Вывод: требуется организация специальной научной программы по изучению ядерных процессов с привлечением ведущих физиков-ядерщиков. Отставание в этом направлении будет иметь катастрофические последствия.
4. По средствам обнаружения
Совершенствование авиации потребует новых методов ее обнаружения. Перспективным направлением является использование радиоволн для определения координат, скорости и высоты воздушных целей на больших дистанциях. Вывод: ускорить работы по созданию радиолокационных станций (РЛС).
Заключение
Указанные направления носят стратегический характер. Победа в будущей войне будет зависеть от того, какая из стран первой овладеет этими технологиями. Прошу рассмотреть вопрос о создании при СНК СССР Совета по перспективным вооружениям для координации всех работ.
Комкор Г. К. Жуков
«___» ___________ 1939 г.
Я допоздна работал над докладной, оттачивая формулировки. В кабинете было тихо, слышен был лишь гул осеннего ветра за окнами, да булькание в батареях парового отопления. Дверь приоткрылась без стука. На пороге стояла Александра Диевна в ночной сорочке, накинув на плечи домашний халат.
— Тебя ждать? — спросила она тихо.
Я отложил карандаш, смерил ее взглядом. Она выдержала его, не опуская глаз. Не прося, не умоляя — просто констатируя факт.
— Нет, — ответил я и погасил настольную лампу. — Я иду.
В спальне было темно, лишь полоска лунного света падала из-за штор. Она разделась без суеты, сложив халат на стул. Я чувствовал ее взгляд на себе, пока снимал китель и сапоги. Лежа в постели, положил руку на ее бедро. Кожа ее была прохладной и гладкой. Шура не вздрогнула, лишь перевернулась ко мне, и в темноте я увидел отблеск ее глаз.
Никаких слов. Никаких нежностей. Только взаимное, давно назревшее напряжение, наконец нашедшее выход. Ее пальцы впились в мои плечи, когда я вошел в нее. Не в порыве страсти, а с твердой, почти суровой решимостью. Такую же решимость я видел и в ее ответном движении навстречу.
После она лежала, прижавшись лбом к моему плечу, дыхание еще не совсем успокоилось. Я провел ладонью по ее спине, чувствуя под пальцами тонкую, упругую кожу и выступающие позвонки.
— Спи, — сказал я коротко.
Она что-то тихо прошептала в ответ, но я уже не вслушивался. Долг был исполнен. Ее — как жены. Мой — как мужа. В этом был свой порядок и свое спокойствие. Я натянул на себя одеяло и закрыл глаза. Завтра предстоял тяжелый день.