Генерал темной властелины

Глава 4

Я не всегда был Генералом, но всегда был связан с войной. В пятнадцать меня, как и всех с магическим даром, отправили в Ёрские казармы, где звери-наставники почти полгода вколачивали воинскую науку в будущих боевых магов Тёмной Империи. А затем сходу бросали в бой.

Расчёт был простой, да многие погибали, но те, кто выживал, за счёт хитрости ли, магической силы, иных открывшихся талантов, те уже стоили один десятерых.

Выживать — вот чему учила меня война. А тем талантом, который помог мне в этом, стала мимикрия. Любого можно обучить накладывать иллюзию, но далеко не любой сможет не просто натянуть на себя чужую личину, а стать этим существом, не только человеком. А настроить свой ментальный фон могли и вовсе единицы. Такие как я.

Я мог становиться своим среди чужих, не только внешне, образом и поведением, но даже структуру своего мышления мог подстроить под нужный формат. Честно сказать, я и сам не знал, как у меня это получается. Сама по себе магия ментала мне не была подвластна, я не мог воздействовать на других, но как-то мог менять себя.

И тогда я стал тёмным ассасином. Я проникал в крепости светлых среди бела дня, не скрываясь, спокойно проходя ментальное сканирование, призванное обнаруживать тёмных, менял личины, становясь кем угодно, от безликого стражника, до золотаря. Месяцами мог дожидаться цели, а затем выходить из тени и убивать.

Не как светлые, тайком подорвать заряд помощней, нет, я всегда, прежде чем нанести удар, появлялся перед жертвой, оказывая ей честь погибнуть в бою, как воину, лицом к лицу с врагом.

Не все, однако, принимали вызов. Многие пытались сбежать. К таким я уже не испытывал уважения. Поэтому погибали они не от благородного клинка, а от тёмной магии.

После одного из заданий Госпожа заметила меня, а опыт и знания об образе мышления светлых позволили совершить несколько громких побед на поле боя доверенными мне подразделениями. Так я стал Генералом.

Это искусство, которое я называл мимикрией, помогало мне и здесь. Вряд ли кто-то бы обрадовался, услышав, что в ребёнке каким-то образом проявилась память пятисотлетнего существа из какого-то совершенно иного мира. Существа, которое в последние столетия даже человеком уже не могло называться просто в силу отсутствия человеческого тела как такового, даже сознание которого на человеческое походило с натяжкой. Здесь тоже были свои менталисты, как и в моём мире. Их было не слишком много, но дар их работал исключительно в интересах и на благо Империи.

Поэтому я не просто играл роль юноши из благородного семейства, я действительно им был. И любое не слишком глубокое ментальное сканирование не нашло бы в моих эмоциях и ментальном фоне каких-либо серьёзных отличий от любого другого подобного мне человека. Все отличия меня от других, в принципе, вполне укладывались в базовую норму. Я, может, даже иногда чересчур старался не выделяться на фоне остальных.

Впрочем, без должной скромности могу заметить, что маскировка моя была идеальна. За все мои восемнадцать лет никто и никогда не испытал даже тени сомнений, что я не тот, кем являюсь. Наверное, за всю мою долгую жизнь это был самый длительный период мимикрии. И я вполне заслуженно гордился тем, что даже несколько сотен лет без практики ничуть не сказались на моём таланте.

Вот и сейчас я точно так же жил обычной жизнью молодого юноши из богатой семьи. После занятий в гимназии вместе с Александром и Витольдом мы направились не куда-нибудь, а в Пассаж, где почти два часа не вылазили из магазина готового платья «Товарищества А. Ф. Второва с дочерями». Конечно же, никто из нашей троицы не стал бы покупать что-то из представленного, дворянам шьют исключительно в ателье и на заказ, но фасоны. Фасоны, модные веяния из европейских домов моды — вот, что интересовало всех.

— Ты видел этот пиджак? Какие у него швы! Как он сидел по фигуре! — делился впечатлениями Вяземский, когда мы вышли наружу. — Будь у меня чуть меньше благородных предков, право слово, я бы купил. Нет, обязательно скажу матушке, чтобы мне пошили такой.

— Приятная ткань. Да, — покивал я головой. — И сидело хорошо. Но который это уже у тебя? — Я с прищуром посмотрел на него. — Сотый или уже больше?

— Да какая разница, — фыркнул тот. — Главное не в том, какой он по счёту. Главное, что он мне нравится.

Вечер был тёплым, и по улице во всю гулял народ. Чиновницы в вицмундирах после долгого трудового дня, торговый люд в партикулярном платье, закрывший свои лавочки и магазины, кавалеры в сопровождении благородных дам, семейные пары с детьми. По набережной Ушайки и дальше к Томи, чтобы продолжить променад там. И, конечно же, кадеты Томского армейского гвардейского училища боевой магии, разбитные девицы лет двадцати, часто мелькавшие в газетной хронике с очередным скандальным происшествием. Наглые, самоуверенные, щеголявшие формой с нашитой на них курсовкой и эмблемой боевого факультета. Их казармы располагались прямо рядом с нашей гимназией вдоль длинной стороны городского сада.

— Смотри, какие красивые парни! — услышал я звонкий голос, когда мы проходили мимо одной из таких компаний. Троица девушек в небрежно расстегнутых кителях, подпиравшие стену здания, дружно заулыбалась, тут же бесцеремонно преградив нам дорогу.

— Гимназисты, — заинтересованно прищёлкнула языком одна.

— И, по-моему, я их даже видела у гимназии. Выпускной класс, да? — тут же спросила другая.

— Всё верно, — церемонно кивнул Витольд, — ваше благородие.

— Благородие! — тут же, закатив глаза, со смехом толкнула локтём одна другую.

Местмахер им, конечно, польстил, для благородий им требовалось сначала закончить училище.

— Какое совпадение! — произнесла третья. — Нас трое и вас трое. Судари, можем ли мы надеяться, что вы осчастливите нас вашим приятным обществом?

Да уж, какой завуалированный подкат. Впрочем, нравы в Российской Империи были достаточно строгими, и опасаться каких-то чрезмерно наглых и фривольных действий с их стороны не было необходимости.

Я покосился на Вяземского, что уже недовольно поджал губы, явно не горя желанием общаться с кадетами, уже готового их отшить, но мне было интересно узнать кое-что об их подготовке, поэтому, опередив Александра, я произнёс, чуть наклонив голову вбок:

— Сударыни, не вижу каких-то существенных тому препятствий.

Оба моих одноклассника с удивлением на меня покосились, но Витольд привычно решил сомнения не высказывать, а Вяземский внезапно хитро сощурился. На губах его заиграла ехидная ухмылочка, словно он задумал какую-то шалость, правда, кадеты этого не заметили и немедленно обрадовались, принявшись по очереди представляться:

— Кадета третьего курса чаровница Лика Иванова.

— Кадета третьего курса чаровница Варвара Степанова.

— Кадета третьего курса чаровница Маргарита Зайкова.

Улыбка Александра стала шире, и я понял, что он задумал. Девчонки были явно низкого происхождения. Возможно, даже из неодарённых семей, первые с даром. И явно старались впечатлить городских гимназистов, мол, смотрите, ещё кадеты, а уже второй ранг, который обычно присваивают по выпуску.

— Что ж, — слегка вальяжно произнёс мой товарищ, — позвольте представить вам моих друзей, — баронет Местмахер, — кивнул он в сторону Витольда, — княжич Деев, — это уже обо мне, — и, — коснулся он пальцами груди, — княжич Вяземский.

Радости в глазах у кадет сразу поубавилось, они как-то быстро вытянулись, поправляя кители. Тревожные взгляды, брошенные друг на друга, подсказали нам, что девушки не были готовы к тому, что неизвестные гимназисты окажутся княжеского рода. Александр же, произведённым эффектом наслаждался.

— Ох ё, благородные, — тихо пробурчала та, что назвалась Маргаритой, явно задумавшись об отступлении.

Но Лика, высокая черноволосая девушка, которая, судя по всему, в их компании была кем-то вроде неформального лидера, быстро собравшись, вежливо наклонила голову и произнесла:

— Ваши сиятельства, мы безмерно рады побыть в вашем обществе. Не часто появляется возможность пообщаться с благородными юношами.

— Не просто благородными, — важно добавил Александр, — а одарёнными.

После чего демонстративно щёлкнул пальцами, выстрелив в воздух роем с треском вспыхнувших искорок. Этим он их, конечно, добил.

— Твой бать! — негромко выругалась всё та же Маргарита, а третья, Варвара, потянула подругу за рукав.

— Лика, пойдём, будут проблемы. Я тебе говорю. Нам это совсем не надо. Чтоб нас из училища попёрли.

Взгляд её тревожно мазнул по нашим лицам, словно ожидая увидеть на них подтверждение их будущих проблем. Вся троица уже была совсем не рада знакомству, понимая, что, образно говоря, откусили кусок, который не в состоянии проглотить. Вот только Вяземский и не думал останавливаться. Ему было мало сиюминутного удовлетворения амбиций, он уже настроился поизмываться над ними по полной.

— Нет, куда вы? — решительно шагнул он вперёд, подхватывая опешившую Маргариту, стоявшую к нему ближе всего, под руку, — вы же хотели, чтобы мы осчастливили вас нашим обществом, всё, ваше желание исполнилось.

Зайкова застыла на месте, будто не человек держал её за руку, а жутко ядовитая змея обвивала предплечье, готовая на любое неосторожное движение ответить смертельным укусом. И, скажу я, она была не так уж и неправа, княжич Вяземский, сказать по правде, был той ещё змеюкой.

Взгляд Маргариты, обращённый к подругам, стал таким умоляющим, что те, если и испытали в первые мгновения постыдное желание сбежать, то теперь уже бросить её одну просто не могли. Ступая, словно по минному полю, они приблизились и неловко подставили руки, Лика мне, а Варвара Местмахеру.

— Ну же, ведите. — довольно произнёс Александр, а затем, будто только что вспомнив, воскликнул, — ах, судари и сударыни, тут неподалеку прекрасная кондитерская, где продают чудесные пирожные. Давайте зайдём туда!

И естественно мы зашли. Кто же откажет молодым господам. И, как я и думал, это оказалась кондитерская Дроботенко, совсем рядом от Пассажа, если подняться по Почтамтской до Ямского переулка. Наверное, самое известное и дорогое место в Томске. И девушки это понимали, вот только отказать уже не могли. Ибо позор.

Не знаю, какое денежное довольствие у кадет, но явно не слишком большое. Мы с Витольдом согласились только на одно пирожное, чисто из вежливости, за что получили по благодарному взгляду от Лики с Варварой, а вот Вяземский разошёлся на полную, причём заказанное даже не съедал, так, надкусывал.

На Маргариту, которую тот вовсю именовал дорогой Марго, больно было смотреть. По всей видимости, её кошелёк показал дно ещё на половине заказанного, пришлось под благовидным предлогом отводить в сторонку подруг и занимать деньги у них.

Но и это был не конец устроенного княжичем глумления.

Когда нас попросили из кондитерской в связи с её закрытием, девушки было вздохнули с облегчением, посчитав, что на этом наш променад закончился, но Вяземский, снова подхватив Маргариту под руку, чтобы не сбежала ненароком, заговорщически нам подмигнул и заявил:

— А знаете, в обществе наших бравых кадет я чувствую себя в полной безопасности, а значит мы можем позволить себе маленькое приключение!

— Твой бать! — опять глухо ругнулась Зайкова, но Александр, находясь в приподнятом состоянии духа, великодушно на ругательства из уст девушки внимание не обратил.

— Может, не стоит? — неуверенно произнёс Витольд, впервые, наверное, решивший сказать Вяземскому что-то против, но тот лишь небрежно отмахнулся:

— Нам ничего не грозит, мы же под защитой трёх чаровниц.

Местмахер оглянулся на меня, ища поддержки, но я промолчал. Не то чтобы я поддерживал выходки Александра, но в кондитерской мне так и не удалось нормально поспрашивать Лику, всё забивал бесконечный трёп княжича.

— Поздно уже, — второй раз подал голос Витольд, что для него уже граничило с подвигом, но и тут лишь услышал в ответ, небрежное:

— Детское время.

А затем Вяземский потащил нас куда-то прочь от центра, за Ушайку, через Болото и остановился только в Кирпичах.

Если и можно было найти наиболее злачное место в Томске, то это, несомненно, было оно. Кабаки самого низкого пошиба, дома терпимости, вокруг которых ошивался всякий сброд. Беспризорники. И вот сюда нас Александр и привёл.

Названия у кабака не было, только номер дома, и звуки, раздававшиеся изнутри, оптимизма не вселяли. Троица девушек немедленно напряглась, сканируя взглядами в опускавшихся сумерках подозрительный контингент, что сновал по кривым улочкам туда-сюда.

— Это точно то место? — Лика пристально посмотрела на Александра, — не очень похоже на то, куда стоит ходить приличным юношам. Особенно, если им ещё нет восемнадцати.

— Нам есть, — с полной уверенностью заявил Вяземский, — и, к тому же, в местах для приличных юношей не бывает приключений!

Врал он на голубом глазу. Из нас троих восемнадцать было только мне, а двум моим одноклассникам до этого события оставалось ещё несколько месяцев. Впрочем, в таких местах не спрашивают паспорт.

А затем, ведомые Александром, мы вошли.

Внутри всё оказалось ровно также, как и снаружи. Электричества сюда проведено не было, поэтому освещение оставляло желать лучшего, впрочем, полумрак, скорее, был на пользу, чем во вред, он хотя бы частично скрывал грязь, и не так сильно были видны на лавках и столах непонятного происхождения пятна.

Наше появление фурора не произвело, хотя непонятные личности за парой столов нас внимательными взглядами проводили. Поэтому, чуть растеряв в уверенности, хоть и стараясь этого не показывать, Вяземский повёл нас вглубь помещения, то и дело косясь на сиделицу за барной стойкой, что лениво протирала стаканы.

Стоило нам занять один из столов, как словно из ниоткуда вынырнула половая, крепкая бабища в засаленной когда-то белой рубахе, с пропитым лицом и пудовыми кулаками. Не удивился бы, если узнал, что свободное от прислуживания в кабаке время та проводит на нелегальных кулачных боях.

— Что будете? — грубым басом поинтересовалась она.

— А что есть?

— Водка.

— Кхым, — прокашлялся Александр, — а ещё?

— Самогон, настойки, можно браги налить, — с некоторым сомнением оглядев княжича, произнесла половая.

— Мне… э-э… самогон.

По всей видимости, пить слабую брагу перед кадетами Вяземский не захотел, чтобы не показаться совсем мальчиком, а про самогон брякнул больше из понту, и о последствиях своего выбора, скорее всего, не догадывался, а вот я, что такое самогон и из чего его могли тут гнать, примерно представлял. Объяснять ошибочность выбора ему, однако, не стал, сам виноват, а половой коротко бросил:

— Водки чарку. И тарелку квашеной капусты, солёных огурцов и мясо, если не тухлое.

Водка стоила дороже, потому что была заводским продуктом, а за поддельную могли и кабак спалить, поэтому была определённая уверенность, что ослепнуть с неё не грозит.

Тут настала пора девушкам смотреть с подозрением уже на меня. Больно со знанием дела я всё это произнёс, словно заказывал регулярно. Недолго, правда. Витольд тоже не стал рисковать, попросив себе то же самое. А кадеты, после недолгой возни с тихим выяснением, сколько у них осталось финансов, взяли на троих полштофа водки без закуски.

Когда перед Александром поставили кружку с мутным, отчётливо воняющим сивухой пойлом, он впервые, наверно, за этот вечер задумался, а не совершает ли он ошибки. Это было видно по мелькнувшей на секунду на лице растерянности, но гонор взял своё, и он хлебнул самогона с независимым видом. Закашлялся, когда крепкий, полный сивушных масел алкоголь ожёг гортань, и я чуть пододвинул к нему тарелку с капустой, глазами показывая, чтобы тот закусил.

Сам же, взяв в руки чарку, замер на секунду, вспоминая, когда же я в последний раз пил водку. А было это до потери человеческого облика, как бы не две сотни лет назад. Пусть в другом мире, но всё же.

Вот, кстати, миры были разные, а водка и там, и там была примерно сорок градусов. Честно сказать, никогда не задумывался, почему так, мало интересовался процессом её изготовления. Но факт оставался фактом.

Выдохнув, хлебнул где-то полчарки, занюхал и захрустел капустой, с усмешкой глядя на скривившегося Местмахера, явно впервые попробовавшего что-то подобной крепости.

С непривычки, конечно, развезло, но я хотя бы понимал, чего ждать, и держал себя в руках, а вот Вяземский, мгновенно окосев, принялся натуральным образом на Маргариту вешаться. Та от подобного труханула ещё больше, прекрасно понимая, что с ней могут сделать за порочную связь с княжичем. Никто и слушать не будет, что он сам, поэтому всячески с себя его руки старалась убрать. Витольд просто потерялся, ну я, наконец, получив возможность спокойно пообщаться, посмотрел на соседку.

— Лика, — произнёс я, отчего та, погружённая в свои мысли, слегка вздрогнула.

За время нашего променада я успел вполне составить мнение о новой знакомой, и оно было весьма положительным. Будь я по-прежнему Генералом, взял бы её к себе не задумываясь. Спокойная, рассудительная, не теряющая голову в экстремальной ситуации. К тому же, действительно сильный дар. Я сам одарённый и таки вещи, особенно вблизи, чувствовал хорошо. Из всех троих у неё был самый большой потенциал. Если не прекратит развиваться, достаточно быстро станет Колдуньей, а там, лет через пятнадцать, вполне возможно, и до Заклинательницы доберётся, обеспечив себе пропуск в благородное сословие.

Внешне девушка тоже была красива, что, опять же, для сильного одарённого не проблема, магия всегда стремится привести тело к идеалу. Особенно, если ей сильно в этом не мешать. Густые тёмные волосы, вытянутый овал лица, большие голубые глаза, полные губы, тонкий прямой нос. Что-то мне подсказывало, что как минимум разок в её предках кто-то из одарённых был, и фамилия у него была совсем не Иванов. Видя в её глазах опаску, постарался успокоить:

— Я не собираюсь к тебе приставать, просто хотел поговорить о вашей учёбе.

— Зачем тебе это?

Она не пыталась отказать, просто действительно не понимала.

— Я… — попытавшись сформулировать свой интерес, вдруг понял, что нет желания слишком долго плести словесные кружева, исподволь подводя её к нужным мне ответам, поэтому сказал прямо:

— Я хочу тоже учиться боевой магии, как вы. Знать, как вы развиваете потенциал, с какими плетениями и как работаете, как применяете заклинания и контрзаклинания.

Изумление её было неподдельным, а глаза становились всё шире с каждым моим словом.

— Но ты же… — произнесла она.

— Мужчина? — перебил я её мрачно. — Верно. Но разве это так важно? Я одарённый, пусть и слабый, и хочу развивать все грани своего дара, а не одну домовую магию.

— Ох, я даже не знаю.

Она задумалась, но было видно, что стоит мне немного надавить, и она согласится.

Но, к сожалению, нас опять прерывали. Кто-то забежал внутрь кабака, предупреждая сидящих там жиганок:

— Шухер, полиция!

— Вот чёрт! — выругалась Лика, встрепенувшись.

Все три кадеты переглянулись и дружно поморщились.

— Они обязательно отметят в рапорте, что мы здесь находились, — скрипнула зубами Маргарита, — баталиоша (прим. батальонный командир, — следивший за дисциплиной и нравственностью) лишков (прим. дежурства и дневальства вне очереди) навешает, устанем разгребать.

— Это не самая большая проблема, — мгновенно трезвея, напряжённо произнёс я, собирая на себе взгляды троицы.

Показал на пьяных княжича с баронетом, которые уже плохо ориентировались в пространстве:

— Им нет восемнадцати.

— Но он сказал…

Я красноречиво посмотрел на Лику, и та, всё поняв, со стоном уткнулась лицом в ладони.

— Твой бать! — глухо донеслось от неё, — это точно конец.

И тут она была чертовски права. Как ни крути, они старше, и вину за то, что пьяные несовершеннолетние гимназисты оказались в кабаке, возложат на них. А когда узнают личности этих гимназистов, то вылет из училища будет не вопросом, а фактом. Там и до уголовной статьи может дойти, если матушка того же Вяземского закусит удила. Но в любом случае жизнь и карьера девчонок будут поломаны окончательно и бесповоротно.

— А тебе? — наконец вновь посмотрела она на меня.

— Мне есть восемнадцать, — успокоил я её, — уже два дня как.

Впрочем, основную проблему это не решало.

— А я говорила, что это плохо кончится, — совершенно убитым голосом произнесла Варвара, глядя на подруг.

Девушки были бледны и явно мысленно уже примеряли на себя арестантскую робу. Вот только я допускать, чтоб из-за дурацкой затеи Вяземского пострадали невиновные, в общем-то, люди, не собирался.

— Так. Что раскисли? — резко стукнул кулаком по столу. — Это ещё не конец.

Видя, что те продолжают растерянно смотреть на меня, начал командовать:

— Берите парней и за мной.

Затем решительно направился к сиделице.

На улице за окном уже слышались полицейские свистки, и через главный вход выходить — это явно попасть прямо в руки полиции. Поэтому, наклонившись к кабатчице, глядя ей в глаза, я веско произнёс:

— Слушай меня. Ты должна вывести нас через чёрный ход.

Но та только посмотрела на меня подозрительно и молча поджала губы, явно не горя особым желанием нам помогать. Время стремительно убегало, и я, перегнувшись через стойку, прошипел:

— Значит так. Ты, видимо, слабо понимаешь, что происходит, и объяснять я не собираюсь. Только вполне серьёзно тебе говорю: если мы сейчас отсюда быстро и тихо не уйдём, проблемы будут у всех, и у тебя в том числе. Я не угрожаю, я просто говорю о том, что будет. И очень может быть, что твоё заведение этого просто не переживёт. Так понятней?

— Понятней, — хмуро буркнула та и, подорвавшись с места, толкнула дверь за своей спиной.

Проведя нас через кухню, а потом через подсобное помещение, она отперла ещё одну дверь, и мы оказались в тёмном закутке позади кабака.

— Туда, — ткнула она пальцем в темноту, в просвет между двумя зданиями, и быстро захлопнула дверь, снова запирая её на ключ.

— Значит так, — повернулся я к девушкам. — Всей толпой мы точно попадёмся. Поэтому Варвара, Маргарита, берите парней и разбегаемся. Встречаемся на том берегу, за Никольской церковью, там место тихое. Ждёте меня, либо я дожидаюсь вас, самодеятельностью не страдаем. Всё понятно?

Те переглянулись между собой и дружно кивнули.

— А теперь бегом! — скомандовал я, и мы резво рванули от кабака прочь.

Стоило выбраться на нормальную улицу, девчонки, закинув моих лыка не вяжущих одноклассников на плечо, резко рванули в стороны, сходу взяв приличный темп. А я, схватив за руку всё ещё немного растерянную Лику, потащил её за собой другой дорогой.

Я не сильно разбирал путь, ориентировался больше на продолжавшие доноситься полицейские свистки, стараясь от них как можно дальше удалиться. Впрочем, хоть и не особо знал местные улочки, но по звёздам и Луне примерно представлял, в каком направлении надо двигаться.

И всё бы было хорошо, если бы, завернув за очередной поворот, мы внезапно не наткнулись на банду жиганок, потрошивших какое-то бесчувственное тело. Не в прямом смысле потрошивших, на органы тут никого не разбирали, просто все ценности и даже часть одежды уже перекочевали в руки преступниц, и те стояли над телом, думая, по всей видимости, что ещё с него можно поиметь.

Встреча произошла настолько неожиданно, что я отпустил Лику, отступая на шаг назад, чтобы оценить обстановку. И это оказалось не самым удачным ходом, потому что сзади ко мне тут же прижалось чье-то тело, дохнув смесью чеснока и лука в ухо, и рядом очень знакомо щёлкнул взводимый курок.

— Опачки, — произнесла одна из бандиток, по-видимому, старшая. — И кого это к нам принесло?

А крепко держащая меня бабища хрипловатым басом ответила:

— А у нас тут мальчик.

— Мальчик? — посмаковала главная бандитка, приближаясь. — И кадета! Как интересно!

Затем, присмотревшись ко мне, воскликнула:

— Ба! Так это ещё и дворянчик! Ты смотри! Как сегодня прёт-то! У него, небось, и рыжьё найдётся! Да и шмотки ничего, можно толкнуть!

Лика, зло скрипнув зубами, чуть сгорбилась, волком смотря на банду, что неторопливо окружала её со всех сторон.

— Отпустите его! Иначе…

— Что иначе? — хмыкнула атаманша. — Думаешь, что тебя там, в училище, чему-то научили, и ты тут сейчас всех нас положишь?

Дёрнув кистью, бандитка зажгла в ладони огненный шар.

— Не ты одна тут это умеешь. Да и паренёк твой под прицелом, только дёрнешься, и в нём сразу появится парочка лишних дырок. Если ты думаешь, что мы не пойдём на мокруху, то ошибаешься. Ночь тёмная, река глубокая, притопим ваши трупики, никто не найдёт, и на этом сказочка для вас окончится. Поэтому не балуй и давай всё, что есть.

Бандитка, что меня держала, тоже не стояла без дела, пока их главная описывала нам наши перспективы, активно шарила по мне свободной рукой. Уж не знаю, что она искала: деньги или то самое рыжьё. Но то и дело похотливо всхрюкивая, хватала меня то за грудь, то за промежность. Впрочем, мне это было даже на руку, потому что, сконцентрировавшись на облапывании, она чуть отвела пистолет в сторону, перестав тыкать им мне в бок. И тогда я решил действовать.

Улучив момент, перестал изображать парализованную страхом жертву, резко вывернулся, перехватил руку с оружием и исполнил один из приемов из моей прошлой жизни. Будь бабища одарённой, не факт, конечно, что получилось бы, но тут мне повезло, что она была обычным человеком, и мне хватило сил провести залом с выводом на болевой. А затем без всякой жалости я вывернул ей руку до предела, подбил колени и одним резким движением сломал её в суставе.

От истошного крика и последовавших за ним всхлипов вперемешку с матами бандитки на секунду замерли. А я, вырвав из разжавшихся пальцев револьвер, метнул яростный взгляд на Иванову и рявкнул одно единственное слово:

— Бей!

Всё-таки неплохо их учат в училище. Мне кажется, она ещё толком не успела осмыслить услышанное, как на автомате тут же создала ударную волну, отбрасывающую преступниц в стороны. Не всех, правда. Атаманша и парочка её подручных устояли на ногах, тоже оказавшись одарёнными. Но это, по крайней мере, вполовину сократило количество наших противников.

Продолжавшую верещать бабу я без всякой жалости саданул рукоятью револьвера по голове, вырубая и тем самым прекращая лившийся из неё поток брани. Отпустил, давая завалиться на землю, а затем отщёлкнул барабан, повернул пулями, утопленными внутри гнёзд, к себе, лихорадочно принялся внедрять в первую проверенное на стрельбище плетение.

Хорошо, что успел его отработать практически до автоматизма, потому что сейчас делал всё почти наощупь. Но получилось, как надо, и я защёлкнул барабан обратно, провернув, чтобы нужный патрон оказался в стволе. Тут же поднял револьвер, привычно определяя наиболее подходящую цель.

Лике не хватало боевого опыта, но это отчасти компенсировалось злостью и тем, что за её спиной находился я. Поэтому у неё пока получалось сдерживать троицу бандиток, но долго так продолжаться не могло.

Тут я заметил, что щит на одной из подручных атаманши замерцал под очередным ударом. Это свидетельствовало о том, что ещё чуть-чуть, и он схлопнется. И, направив пистолет той в грудь, тут же нажал на курок.

Не в голову! Это на стрельбище по неподвижной мишени можно позволить себе целиться в условный лоб, а в бою надо выбирать самую широкую часть тела, в данном случае туловище.

При соприкосновении пули со щитом хлопнул взрыв, и подручная свалилась то ли оглушённая, то ли прилично контуженная. А я вновь, отщёлкнув барабан, стал внедрять плетение в следующую пулю.

Затем точно таким же образом мне получилось вывести из строя и вторую бандитку, после чего Лика осталась один на один с атаманшей.

— Сука! — ругнулась та, видя, что расклад становится не в её пользу. После чего, в очередной раз выпустив какое-то заклинание, просто и без затей бросилась бежать. Я поднял было револьвер, выцеливая спину преступницы, но затем убрал палец со спускового крючка. В пылу боя кадета могла и не понять, что мои пули немножечко отличаются от обычных, но сейчас это было бы слишком заметно. Поэтому, опустив оружие, я подошёл к тяжело дышащей девушке, что, похоже, ещё не до конца поверила в нашу победу. И, заглянув ей в глаза, мягко произнёс:

— Ты молодец, ты справилась. Практически одна против банды. Твоя командира должна тобой гордиться.

— Моя командира об этом не узнает, — нашла в себе силы улыбнуться кадета, затем её взгляд упал на револьвер в моей руке. — Ты стрелял?

— Чем мог, тем помог, — пожал плечами я.

— И ещё одну ты вырубил сам, — с некоторой заминкой произнесла она, оглядываясь на лежавшую без сознания бабу со сломанной рукой.

— Мне очень не хотелось быть ограбленным.

Девушка развернулась, и как-то внезапно мы оказались очень близко друг к другу. Наши глаза встретились, и, подавшись вперед, Лика впилась поцелуем в мои губы. Не очень умело, но жадно. Затем отшатнулась, вновь с тревогой взглянув на меня, ожидая возмущения. Но я только улыбнулся и, взяв её за края полурасстёгнутого кителя, притянул обратно, целуя уже сам. Затем отпустил и, ещё раз оглядев поле боя, произнёс:

— А теперь побежали, пока сюда не нагрянула или полиция, или ещё какая-нибудь банда.

И мы побежали. Благо, оставшийся путь удалось преодолеть без происшествий, и у Никольской церкви мы встретили двух оставшихся кадет с моими одноклассниками, в отличие от нас, добравшихся до места без происшествий.

— Ну всё, — произнёс я, беря под руки обоих парней, которые хоть и с трудом, но всё-таки могли стоять на ногах и самостоятельно передвигаться.

Посмотрел на девчонок, благодарно кивнул, после чего сказал:

— Всё, мы вас не видели, вы нас тоже.

— А разве вы не расскажете? — неуверенно спросила Варвара.

— Мы? Нет, — я чуть улыбнулся. — Несмотря на то, что Александр может быть полнейшим стервецом, он болтать не будет. Честь для него не пустой звук. Поэтому идите и не переживайте, а здесь я дальше сам разберусь.