Генерал темной властелины

Глава 2

— Слава, и что это вчера было?

Маман в махровом халате и тапочках неторопливо дошла до своего любимого кресла в гостиной, где на журнальном столике уже дожидались утренние газеты и дежурная чашка кофе, с видимым удовольствием уселась в него, закинув ногу на ногу. Вот только вместо того чтобы по обыкновению развернуть лежавшую сверху «Статскую советницу», углубившись в чтение последних указов Императрицы и официальных новостей императорского двора, она остановила свой немигающий взор на мне.

— И не делай такое удивлённое лицо, я, может, и женщина, но поверь мне, всё прекрасно замечаю. И отлично знаю все твои уловки. Вот скажи честно, чем тебе эти со всех сторон достойные дамы не угодили? Ты ведь довёл их до белого каления.

— Я не сказал им ни единого плохого слова, мама.

Я со вздохом отложил книгу, на обложке которой красовалось огромными буквами: «Домовая магия. Основы магических манипуляций в управлении домашним хозяйством». На самом деле от книги там была только обложка, а содержимое выдрано под корень без особых душевных терзаний. Внутри же неё была книга из библиотеки княгини по боевой магии. И нет, я не пытался воспроизвести что-то из этого раздела. С моим крохотным резервом это бесполезно. Нет, я, скорее, пробовал спроецировать основные принципы боевой магии на свои невеликие возможности. И не скажу, что это было пустой тратой времени. Годы трудов обогатили меня своими собственными заклинаниями боевой направленности. Очень слабенькими, у любой магички, ознакомься она с ними, вызвавшими бы только смех, но сила их была в другом — в тонкости манипуляций.

Женская магия груба, много мощи, большая площадь воздействия, как колун, которым легко можно колоть чурки. Мои же заклинания были подобны хирургическому скальпелю, наносящему точный и тонкий разрез. И работать я мог на таком уровне воздействия, который женщинам был совершенно недоступен, потому что они просто не способны оперировать столь малым потоком маны.

— Слава, не зли меня. — нахмурилась княгиня. — Я же знаю, каким ты можешь быть несносным, ещё и с этой твоей нарочитой вежливостью. Иногда я думаю: какой же чудесный у меня сын, умный, красивый, одарённый к тому же. И всё время забываю, что в приложение к этому идёт совершенно отвратительное поведение. Правду говорят, не бывает мужчин одновременно умных, красивых и с ангельским характером. Но, право слово, сын, иногда я думаю, что лучше бы ты был поглупее.

— Не в этом дело, Маша.

На пороге гостиной возник муж княгини и мой отец. Высокий, стройный, красивый, несмотря на скорый пятидесятилетний юбилей, вот что значит одарённый. Основной предмет зависти всех знакомых княгини. Мне часто говорили, что внешностью я пошёл в него. Собственно, он выглядел скорее не как мой отец, а как старший брат, лет на тридцать.

Как всегда одетый в костюм-тройку, даже несмотря на раннее утро. Образцовый муж, по меркам этого мира, конечно. Слуги его боялись куда больше, чем маман, а старостихи окрестных деревень становились по стойке смирно, когда он заявлялся туда с проверкой.

— Здравствуй, Павлуша, — маман немедленно заулыбалась, с любовью глядя на мужа.

— Дорогая, — отец подошёл, наклонился, подставляя щёку для поцелуя, затем сел в соседнее кресло и тоже пристально уставился на меня.

— Сын.

— Папа, — я кивнул.

— Разбаловала ты его просто, — после недолгого молчания произнёс он, — Потакала ему во всём. А я говорил тебе, строже надо было, строже. Меньше сюсюканья, больше твёрдости. А ты?

Княгиня смутилась, буркнула, потупив взор:

— Ну это же мой сын, я его люблю.

— Вот эта твоя любовь его и испортила. Вот посмотри на меня. Ведь я же таким не был. Меня-то в строгости и уважении воспитывали. И я родителям такого не устраивал.

— Хм… — с некоторым скепсисом покосилась на него княгиня, — Павлуш, ну ты тоже с характером был, я же помню, да и Владислав Аристархович рассказывал.

— Ага, — поддакнул я, вспомнив дедушку, — деда говорил, что папа тоже не подарок был.

— Так, — разозлился князь, — не придумывайте, а батюшке я ещё скажу, чтобы не болтал что попало. И вообще, мне совершенно не нравится, что я пытаюсь сына воспитывать, а ты вечно против. Всё время мне противоречишь. Я ему запрещаю, а ты втихую разрешаешь. Что это такое вообще? Вот он и вырос, всё что угодно, кому угодно может сказать. Не уважает ни тебя, ни меня. Вообще не слушается.

— Павлуша, не драматизируй, — поморщилась княгиня, — в конце концов, он княжич, а не простолюдин какой. Ему по праву рождения позволено чуть больше, чем остальным. К тому же одарённый, а дар, он тоже, знаешь ли, свой отпечаток накладывает.

— Опять ты его защищаешь! — папа поджал губы, гневно взирая на жену.

Та неловко поёрзала и сочла за благо прикрыться спешно развёрнутым «Статским советником».

— Чуть что, сразу самоустраняешься. Спасибо. А мне что делать?

Вопрос был риторический, поэтому княгиня, пошуршав газетой, благоразумно промолчала. Но тишина князя, казалось, только сильнее разозлила.

— Даже вчера, — не выдержал он, — ты не смогла удержать его в рамках приличий. И это на его первом балу! А что дальше будет? Нет, надо его как можно быстрее женить. А там уж нормальная жена его быстро научит уважению и послушанию. Она не ты, побьёт разок-другой строптивца, и будет тот как шёлковый, поймёт, кто в доме хозяйка. Вот я, если ты не заметил, сын, с моей глубоко уважаемой супругой, твоей матерью, так себя не веду. Не перечу ей и не спорю.

— Да? — княгиня выглянула из-за газеты, с некоторым скепсисом глядя на мужа.

— А что, не так, что ли? — вновь гневно воззрился на неё папа, немедленно разъярившись, что его слова посмели поставить под сомнение, — я что не прав, что ли? Я что, не то что-то сказал⁈

— Да то, то, Павлуша, — поспешно снова нырнула за «Статскую советницу» маман.

Когда князь был в подобном состоянии, с ним лучше было не спорить. Мог закатить скандал, который бы закончился битьём посуды. Нет, он, конечно, не стал бы хватать тарелки и кидать их об пол, не простолюдин какой, нет, просто магический всплеск на пике эмоций вполне успешно это сделал бы за него, разбив на осколки стоявший поблизости стеклянный столик, к примеру. Минус, с которым жёнам одарённых мужей приходилось мириться. Бытовала даже присказка, что мужчина с магией, как обезьяна с гранатой, никогда не угадаешь, где и когда рванёт.

Тоже, кстати, пример тонкого воздействия. Любое, даже самое слабое заклинание, сотворённое женщиной, этот столик просто бы уничтожило в пыль вместе с парой квадратных метров пола в придачу.

Но тут до меня внезапно дошло. Я прищурился, глядя в глаза князю. Сложить два и два оказалось не сложно, и услышанное прекрасно дополнило появившиеся у меня вчера подозрения.

— Так это ваша, папА, была идея⁈ — я с осуждением покачал головой, — вот так на первом же балу спихнуть меня какой-то женщине⁈ Не ожидал от вас.

— Не какой-то, — буркнул князь, — среди наших гостей не было, как ты выразился, «каких-то», а исключительно достойные представительницы благородного дворянского общества. Любая из них была бы тебе прекрасной парой.

— Это-то понятно, — я хмыкнул, вспоминая кандидаток в невесты, — но сразу в восемнадцать?

— Чем раньше, тем лучше — насупившись, буркнул он.

— Гм…

Я посмотрел на «Статскую советницу», которой княгиня упорно от нас отгораживалась, делая вид, что её здесь нет, и спросил:

— Мама, а когда вы поженились, папе сколько было?

— Двадцать пять, — после небольшой паузы коротко донеслось оттуда.

И уже я, приподняв бровь, скептически посмотрел на отца, который опять, вспыхнув, зло поджал губы. Вокруг него ощутимо заклубилась мана — верный признак скорого выброса, и маман, которой, похоже, столик был дорог, как память, тут же, бросая газету, подскочила к мужу, принимаясь его гладить, нежно приговаривая:

— Павлуша, ну успокойся, ну не надо, ну не обращай внимания.

Почти насильно вытянула его из кресла, повела к выходу из гостиной, напоследок бросив на меня укоризненный взгляд.

— Опять он меня довёл, Маша, — послышался чуть надтреснутый голос князя, покорно дававшего себя увести, — сил моих уже нет. Когда же это всё закончится…

Мир, в котором я переродился, а вернее, переродилась моя суть — фактически энергоинформационный слепок, иногда называемый душой, к которому накрепко были привязаны воспоминания — был совсем не похож на прежний.

Другие материки, другие созвездия на небе, даже светило было жёлтым, а не голубовато-белым. Но не это самое главное. Главное, что все абсолютно уголки этого мира под названием Земля занимали исключительно люди. Единственный вид разумной жизни. Правда, рас этот вид наплодил столько, что в их многообразии можно было потеряться. Как и государств. Под двести стран от больших и очень больших, до крошечных, которые пешком за полчаса пересечь можно.

В моём прошлом мире было по-другому. И хотя глобально вся территория была поделена между всего двумя противоборствующими сторонами, тёмными и светлыми, внутри каждое было целой семьёй видов. Условно светлые включали в себя эльфов, дворфов, гномов, полуросликов и зверолюдей, а условно тёмные: орков, тёмных эльфов, гоблинов, троллей и рептилоидов. Что касается людей, то они были и там, и там, так как не обладали врождённой приверженностью к одной из сторон и могли применять любую магию, хоть светлую, хоть тёмную. Уникальная особенность, позволявшая проявлять гибкость как мышления, так и действия. Я, до того, как стать генералом Госпожи, тоже был человеком.

Вот поэтому вопрос, как на Земле остался один единственный разумный вид, и интересовал меня достаточно долго. Особенно с учётом, что различные легенды и мифы о других разумных существах упоминали.

Дыма без огня не бывает, а значит в глубине веков что-то такое произошло, стерев с лица Земли всех остальных. И да, вспоминая проклятых полуросликов, я отчасти даже радовался такому исходу. Без этих тварей мир однозначно стал куда чище.

Но не только это отличало наши миры. Магия тоже отличалась. Заклинания и манипуляции моего прошлого мира в этом не работали, различаясь на фундаментальном уровне, словно сама мана, генерируемая внутренним источником, была другой. Либо немного отличались какие-то константы магического поля планеты. Поэтому магии мне приходилось учиться с нуля. А с учётом, что буквально вся она предназначалась для женщин, то и создавать свою собственную систему заклинаний. Ведь для мужчин имелась только бытовая магия.

Политическое устройство в разных странах тоже было разным, особенно меня рассмешила демократия. Называется, оставь людей одних, и они каких только извращений не напридумывают. Хорошо ещё повезло родиться в стране, где была привычная система управления — абсолютная монархия с Императором, а вернее Императрицей во главе. Российская Империя занимала одну шестую часть суши, и это немного подогревало мою гордость, а то, что недруги называли её Империей Зла, даже заставляло иронично улыбаться, ведь именно так светлые именовали нас.

Впрочем, придумали здесь не только ерунду. Я оценил сеть железных дорог с паровозами, которые позволяли быстро перевозить огромное количество вооружения и войск на большие расстояния, автомобили с паровыми двигателями, куда меньше требовавшие забот, чем лошадь, и способные покрывать огромные расстояния за день, дирижабли, с которых можно было вести воздушную разведку и атаковать противника сверху.

А ещё огнестрельное оружие. Вот это было самым интересным изобретением. Правда, только револьверы и ружья, которыми вооружали армейских солдаток и официр, да городскую полицию, потому что максимальный заряд алхимического порошка позволял снаряжать только пулю калибром до девяти миллиметров. Это было связано с особенностями его детонации, больший объём легко взрывался от внешнего магического воздействия. Поэтому на заводах по производству пуль работали только неодарённые. Ну а в самом оружие за воспламенение порошка отвечал маленький кристаллик с тонким магическим плетением. Ну, тонким с точки зрения женщин, на мой-то взгляд схема тоже была весьма грубой.

В нашем поместье личная гвардия княгини имела на вооружении несколько десятков единиц как ружей, так и пистолетов, которыми могли вооружать неодарённую часть слуг и членов рода, по сути, дворянское ополчение. Не то чтобы про него кто-то часто вспоминал, но, по уложению о дворянских родах бородатого года, запас вооружения для ополчения род был держать обязан, причём оружие должно было быть достаточно современным.

Я до этой оружейной добрался лет в двенадцать, уломав одну из гвардеек рода меня туда пустить ненадолго. Я умел мило улыбаться и широко распахивать голубые глаза, отчего крепкие, прошедшие военную службу и участвовавшие в парочке конфликтов женщины начинали буквально таять, не имея сил отказать мне в просьбах. Ох как орал отец, когда об этом узнал, в гостиной тогда все стёкла поразбивало. Насилу маман успокоила. И лет до четырнадцати мне в оружейную путь был заказан. Но я был весьма настойчив, два года понемногу пиля княгиню, и в четырнадцать она, наконец, сдалась, разрешив мне иногда, под присмотром воеводы, из револьвера стрелять на стрельбище примерно в километре от родовой усадьбы. ПапА опять скандалил, конечно, что из меня какую-то девчонку делают, но я только посмеивался, втихую уже вполне освоив искусство добиваться от матушки того, что мне было необходимо.

Ну а в шестнадцать, в подарок, мне преподнесли в красивой лакированной коробке уже мой собственный револьвер с шестигранным стволом, покрытым узорами и барабаном на семь патронов. Накладки на рукояти были выполнены из слоновой кости, а усиленный кристалл под курком был рассчитан не меньше чем на тысячу выстрелов. Шикарная вещь, сделанная по спецзаказу и стоившая княгине немалых денег и ещё больше нервов от очередного скандала князя, который считал, что я занимаюсь совсем не тем, чем положено заниматься благородным юношам.

Впрочем, я уже лет с шести понимал, что взаимопонимания с родителем не найду, поэтому всё его недовольство привычно игнорировал, стараясь, однако, слишком часто и явно его не провоцировать.

Вынырнув из воспоминаний, я подошёл к большому секретеру, стоявшему в моих покоях, откинул крышку, вынимая коробку с револьвером. Щёлкнув замками, полюбовался на матово блеснувший ствол, коснулся рукояти, затем, ловко выхватив, отщёлкнул барабан, проверяя, что все гнёзда пусты. Защёлкнул обратно и сунул в наплечную кобуру. Армейский способ ношения в кобуре на поясе меня не устраивал, потому что был слишком напоказ. При виде оружия у отца сразу начинал дёргаться глаз, поэтому я придумал, как скрытно размещать револьвер под пиджаком.

Середина дня в поместье встретила тишиной в коридорах. Через раскрытые окна слышался невнятный шум от нескольких голосов, и я, быстро сориентировавшись, направился к выходу, ведущему на задний двор. Не очень хотелось встречаться князем, который, по обыкновению, гонял слуг, добиваясь идеальной чистоты и порядка на принадлежащей роду территории.

Матушка уехала по своим делам на автомобиле, взяв в сопровождение пару гвардеек, и, за исключением пары горничных, дружно склонившихся передо мной в поклоне, да шумевших на кухне поваров, в доме было пусто. Ещё был, конечно, дядька, он же приставленный лично ко мне слуга, но, по достижении восемнадцати лет, его должен был сменить мой личный камердинер, и верой и правдой служивший роду немолодой уже мужчина, бывший рядом со мной с малолетства, вот уже второй день печально шатался по поместью, не ждя для себя ничего хорошего. Все его брожения обычно заканчивались на кухне, где он мог вдоволь жаловаться на судьбу поварам, с которыми давно приятельствовал.

— Ваше сиятельство?

Стоило мне добраться до полигона, на краю которого располагалось стрельбище, как я немедленно стал центром внимания тренировавшихся там гвардеек и воеводы.

Алёнова была в камуфляже и внимательно наблюдала за подчинёнными, одетыми в светло-зелёные майки и тёмно-зелёные шорты, что, роняя тяжёлые капли пота, на время проходили полосу препятствий.

— Здравствуй, Светлана, — улыбнулся я женщине.

Пиджак я успел снять ещё на полпути, поэтому ничего не скрывало ремни кобуры поверх приталенной рубашки. И гвардейки невольно замедлились, то и дело бросая на меня оценивающие взгляды.

— Так! — заметив непорядок, рявкнула воевода, — а ну прекратили отвлекаться. Я смотрю, у вас остались силы глазеть по сторонам? Ещё два штрафных круга!

Женщины, среди которых не было ни одной моложе тридцати, тут же немедленно ускорились, выказывая повышенное рвение. Я одобрительно кивнул. Дисциплина — важнейшая составляющая боевой подготовки.

— Решили пострелять, ваше сиятельство? — вновь повернулась ко мне Алёнова.

— Да, Светлана, — я кивнул на стрельбище, отгороженное от полигона забором из толстых, плотно пригнанных досок, способных удержать шальную пулю, — там свободно?

— Свободно, — подтвердила воевода, но затем, чуть поджав губы, добавила, — князь будет недоволен.

— Я знаю, — просто ответил я, — но со вчерашнего дня запретить мне уже не может.

Воевода ничего не ответила, только склонила голову, признавая за мной такое право.

По законам Российской Империи, в восемнадцать я уже считался полностью совершеннолетним. Собственно, не будь я дворянской крови, и, тем более, одарённым, то вполне самостоятельно решал бы, куда пойти дальше работать. Большинство юношей в городах к этому моменту заканчивали мужскую гимназию, после которой вполне успешно находили работу. Мне тоже до конца обучения оставалось полтора месяца. Вот только я был одарённым, а значит в моём отношении сразу начинали действовать несколько негласных правил. А как лицо благородное я был ограничен ещё сильнее. Впрочем, окажись я в семье простолюдинов, а тем паче не одарённым, возможностей для развития у меня было бы в разы меньше.

Войдя на стрельбище, я подошёл к рубежу, возле которого стоял грубо сколоченный из досок стол, поставил коробку с патронами, прихваченными из оружейки, достал из кобуры револьвер и принялся неспеша, один за другим, вставлять патроны в барабан. Ровно семь латунных цилиндриков со скруглённой свинцовой пулей. Донца гильз были полностью гладкими, собственно, это был просто стакан для заряда из алхимического порошка, магический импульс, который генерировал кристалл, вставленный в револьвер между барабаном и курком, спокойно проходил через гильзу, воспламеняя заряд, который, в свою очередь, выталкивал пулю со скоростью выше звуковой. Револьвер был современный, с самовзводом, поэтому не было нужды после каждого выстрела взводить курок вручную. Простое и надёжное оружие, впрочем, мало эффективное против сильных одарённых. Первое, чему учат молодых магичек, это заклинанию магического щита. В пассивном режиме оно требует лишь небольшого количества маны на поддержание, но прекрасно реагирует на любой летящий снаряд. Изначально заклинание было против стрел, но и против пуль показало свою эффективность, разве что после каждого попадания щит прилично проседал и требовал уже совсем других затрат магической энергии.

К примеру, чтобы высадить в ноль магический резерв обычной гвардейки рода, требовалось с десяток ружейных выстрелов или двадцать револьверных, а вот у той же воеводы это значение было вдвое выше. И это с учётом, что они не будут всё это время стоять на месте, а вполне себе активно будут атаковать в ответ.

Собственно, поэтому всерьёз, как оружие против одарённых, огнестрел не воспринимался. Это, скорее, было оружие неодарённых против других неодарённых.

Щёлкнув курком, я поднял револьвер в вытянутой руке на уровень глаз, наводя на круглую мишень, представлявшую собой обычный спил древесного ствола в пару сантиметров толщиной с грубо намалёванным силуэтом головы и плеч. Плавно коснулся спуска. Револьвер дёрнулся, басовито рявкнув, и пуля пробила в мишени дырку с палец толщиной, сантиметров на пять левее от центра головы.

Стрелял я с двадцати пяти метров, и результат был вполне неплох, но не идеален. Впрочем, сегодня я сюда пришёл не упражняться в точности. Ещё шесть нажатий на спуск, и ещё шесть дырок рядом с первой.

Откинув барабан, вытряхнул пустые гильзы на стол. Но прежде чем снова зарядить револьвер, замер, крутя патрон в пальцах. Я собирался попробовать решить главную проблему слабых одарённых.

Все магические взаимодействия этого мира подчинялись одному простому правилу: чем мощнее заклинание, тем большую дальность и площадь воздействия оно имеет. К примеру, та же Алёнова может запустить среднего размера огненный шар сотни на две-три метров. А моя мать, княгиня Деева, устроить огненный шторм на дальности в километр, но на то она и Заклинательница, четвёртый ранг по общеимперской классификации. Впрочем, и это был не предел.

Всего рангов было шесть. Самый низший — Обрядница. Одарённые этого ранга практически не способны создавать заклинания, действующие дистанционно. Женщин, которые остаются с таким слабым даром, всего полпроцента. И да, все сто процентов одарённых мужчин имеют как раз этот ранг, без возможности развить дар выше.

Второй ранг — Чаровница. Это уже стандартный уровень выпускницы армейского гвардейского училища, все наши гвардейки рода с таким.

Третий — Колдунья. Уровень официр, именно достижение такого ранга открывает путь на официрские курсы. Воевода рода Алёнова крепкий третий ранг.

Четвёртый — Заклинательница. Это уже конкретная мощь. Простолюдинки, развившие дар до такого уровня, автоматом получают личное дворянство.

Пятый — Аркана. Это не просто мощь, это уже ультимативное средство поражения живой силы противника в почти неограниченных количествах, если только у противника нет своей Арканы. Превращает личное дворянство в наследственное. Все Арканы включены в стратегический резерв и подчинены Генштабу.

Ну и наконец, шестой ранг — Чародея. Штучный товар. Исключительно редкий. На всю огромную Империю наберётся едва ли десяток, включая саму Императрицу и некоторых членов императорской семьи. Не столько боевая единица, сколько средство стратегического сдерживания окруживших Империю не слишком дружественных государств, потому что в пылу боя парочка таких монстров в человеческом обличье легко может попутно сравнять с землёй средних размеров город.

Да, шестой ранг… Когда-то моя мощь была сравнима, но теперь я всего лишь Обрядница, или Обрядник, если использовать маскулятив. Впрочем, в отношении мужчин такой термин, как и, в принципе, ранговая система не использовались. Мы, хоть по уровню первому рангу и соответствовали, но были вне системы, отдельно.

Повернув патрон, я коснулся пальцами пули и принялся осторожно внедрять в кусочек свинца тонкое плетение заклинания огнешара. Вернее, будь толщина линий и объём влитой маны раз в надцать больше, то это был бы огнешар, а так, сотвори я плетение в воздухе, максимум стрельнула бы огненная искорка сантиметров на двадцать. Но стандартное плетение в пулю не впихнёшь, емкость такого малого количества металла тоже невелика. А вот его крошечный аналог — пожалуйста. Самое главное, только не промахнуться и не зацепить заряд порошка, потому что такое тонкое воздействие легко может спровоцировать взрыв.

Свинец — не самый лучший материал, и удержит внедрённое заклинание всего полчаса, но мне этого вполне хватало.

Закончив, я аккуратно вставил заряженную пулю в барабан, поставил его на место и навёл револьвер на мишень.

Выстрел!

Кисть снова дёрнуло вверх, но не сильнее чем обычно, собственно, как и должно было быть, я не воздействовал на порошок, а только на пулю. Но вот мишень…

Попадание пули не просто проделало в ней дыру, нет. Кругляш с громким хлопком буквально разнесло на щепы.

Довольная улыбка растянулась на моём лице, когда я медленно опускал руку с зажатым в ней револьвером. Ни пуля, ни моё заклинание по отдельности не смогли бы вызвать такого эффекта, но вместе они усилили друг друга в десяток раз. А значит моё предположение, что скорость является одной из переменных уравнения мощности заклинаний, только что подтвердилось.

Классическая теория магии подразумевает, что чем больше мощность вложенных в заклинание сил, тем быстрее скорость и выше дальность, но теперь стало понятно, что и чем выше скорость заклинания, тем больше его итоговая мощность, а это меняло если не всё, то очень многое. По крайней мере, для меня.