Генерал темной властелины

Глава 3

В понедельник я встал в семь утра, тихонько поднялся, не дожидаясь, пока кто-нибудь заявится в комнату с желанием помочь мне в этом несомненно нелёгком труде. Быстро совершил все необходимые утренние процедуры и, натянув лёгкие парусиновые штаны и майку, выбежал на пробежку вокруг усадьбы.

Фраза «в здоровом теле здоровый дух» не на пустом месте придумана. Да, магия поддерживает во мне определённые кондиции организма, но именно что поддерживает, чтобы выбрать весь природный потенциал моего тела нужно тренироваться, и я тренировался.

Да, это не сделает меня сильнее магически, не превратит меня ни в чаровницу, ни в колдунью, но, по крайней мере, по своим силовым показателям я хотя бы не буду проигрывать женщинам равной комплекции.

Всё-таки магия сильно извратила этот мир. Где это видано, чтобы вполне себе обычной комплекции неодарённая женщина побеждала мужчину вдвое массивнее её с намного большей мышечной массой?

В этом плане мне, конечно, повезло. По крайней мере, обычная женщина меня уже побить не сможет. Мда…

Подобная фраза, даже мысленно произнесённая самому себе, явственно попахивала издёвкой. Но даже чтобы выйти победителем в спарринге с простой гвардейкой рода, этого уже не хватало. Но я тренировался. Хоть и понимал, что толку это даст немного, просто потому, что тренировки, помимо физической силы, закаляют и дух, укрепляют характер, дают силы, чтобы бороться с червячком сомнения, уговаривающим бросить всё и плыть по течению. Нет. Только не я. Я не такой.

Где-то на половине круга, который составлял примерно два с половиной километра, я догнал воеводу с подчинёнными, которая гнала перед собой троицу гвардеек, обвешанных амуницией и оружием. Судя по всему, очередные залётчицы, пойманные на нарушении режима. Похоже, гоняла она их тут уже давно, потому что вся троица заметно на ходу пошатывалась, будто вот-вот готовая уже повалиться на землю.

Но вот же парадокс, я знал, что даже в таком состоянии они могут пробежать ещё километров десять.

— Доброе утро, девушки! — с улыбкой крикнул я, помахав всей четвёрке рукой.

— Доброе утро, ваше сиятельство! — увидев меня, тут же взбодрились гвардейки и, словно взяв откуда-то силы, ускорили темп. Не настолько, чтобы меня обогнать, но достаточно, чтобы уверенно держаться метрах в пяти позади, не отставая и не приближаясь. И да, я примерно догадывался, что их так взбодрило. И нет, это не было желание не посрамить себя в глазах сына главы рода. Ну, вернее, не на первом месте.

Скорее, это было желание попялиться на мою задницу. Открытие, конечно, занимательное, учитывая, что в прошлом мире я и знать не знал, что женщинам, оказывается, тоже нравятся мужские задницы.

Странные, конечно, ощущения. Но лет с четырнадцати я уже к этому привык. Поэтому просто бежал вперёд, не обращая внимания на шумное дыхание за спиной.

— Давайте, давайте, девочки! — прозвучал сзади чуть ироничный голос воеводы. — Кто удержится за княжичем, от наряда вне очереди освобожу.

«Вот же!» — нехорошим словом мысленно я помянул Алёнову. Нашла, блин, мотивацию. Теперь эти точно будут тащиться за мной, как привязанные.

Пробежав четыре круга я, наконец, свернул обратно к усадьбе, а гвардейки, добежав до лужайки перед входом, тут же брёвнами повалились на траву, тяжело и с хрипом дыша. Воевода склонилась над ними, удовлетворённо разглядывая, казалось, даже не вспотевшая толком, словно не пробежала вместе с ними всю эту дистанцию. Я уже поднимался по ступеням крыльца, когда услышал, как она довольно произнесла:

— Ну что, хватит с вас, или ещё хотите?

— Не-ет! — послышался слитный стон проштрафившихся женщин.

— Ну, ладно, — Алёнова выпрямилась, с превосходством глядя на подчинённых. — И скажите спасибо его сиятельству, что он согласился своим примером вас подбодрить. А то как миленькие бы у меня в нарядах сидели.

Дальше я перестал слушать, входя в поместье.

Был я, конечно, потный и разгорячённый. Всё-таки десять километров — это десять километров. Слуги тоже давно поднялись, и у входа меня дожидался дядька, давно привыкший к моим регулярным утренним пробежкам.

Я взял услужливо протянутое мне дядькой полотенце и благодарно кивнул. Вытер лицо и порядком намокшие от пота волосы. Белая хлопковая майка на мне тоже успела намокнуть и прилипнуть к телу, и я заметил, как находившиеся там же горничные дружно прикипели взглядом к проявившимся под майкой соскам моей подкачанной груди.

Но тут, как на грех, из дверей столовой появился папА и, увидев подобное непотребство, буквально потерял дар речи от возмущения.

— Живо переоделся! — рявкнул он спустя долгое мгновение. — Это что за бесстыдство⁈ Ты позоришь своим видом весь род!

Я только вздохнул. Не желая участвовать в бессмысленной перепалке, буркнул:

— И вам, папа, доброе утро.

После чего, накинув полотенце на плечи, легко взбежал по лестнице на второй этаж, правда, всю дорогу до своей комнаты мне пришлось выслушивать укоризненное бурчание дядьки.

Звали его Петром, но я в силу личной прихоти именовал по отчеству — Иванычем. Вот Иваныч всю дорогу и бубнил:

— Ваше сиятельство, ну нельзя так. Ну каждый же раз. Но вы же видите, что князь гневается. Ну зачем злить батюшку? Нехорошо это.

— Что нехорошо, Иваныч?

Я остановился возле двери своих покоев, вздохнул:

— Я же не голый вошёл.

— Ох, ваше сиятельство. — покачал головой дядька, — ну, вы бы видели себя со стороны. Да почти что голый. И эти девки. Они же вас взглядами практически изнасиловали.

Я хохотнул, чуть покачал головой:

— Ну, не изнасиловали, не придумывай.

Переодевшись, я вновь спустился вниз, в столовую, где уже стоял накрытый стол, а княгиня с князем изволили завтракать.

— Мама, — я подошёл, чмокнул родительницу в щёчку и уселся на своё место.

По всей видимости, князь нажаловаться уже успел, но мой стратегический ход в виде поцелуя, как и всегда, сработал, и она сразу же подобрела. Поэтому только вздохнула, бросив нечитаемый взгляд на мужа, и произнесла:

— Слава, пожалуйста, перестань смущать прислугу своим видом.

— И в мыслях не было, — тут же обезоруживающе улыбнулся я, — кто же знал, что майка так сильно намокнет.

— Ведёшь себя, как проститут! — вдруг припечатал князь.

— Паша! — возмущённо воскликнула маман, а слуги тут же отвели взгляды, делая вид, что они где-то не здесь.

— И вот так всегда, — пробормотал я, сокрушённо качая головой и наливая себе в чашку куриный бульон.

Принялся прихлёбывать его вприкуску с ржаным хлебом.

— Нет, всё, Маша, — раздражённо содрав с груди салфетку, князь бросил её на стол и поднялся, — мне это надоело, я уезжаю.

— Куда⁈ — удивлённо переспросила княгиня.

— К отцу, в Тихвинское, на неделю. А ты можешь и дальше потакать его поведению.

Он зло ожёг меня взглядом.

— Только потом не удивляйся, когда он совершенно отобьётся от рук.

Маман недовольно поджала губы. Долгие десять секунд о чём-то напряжённо размышляла, затем резко дёрнула плечом, отвела взгляд от продолжавшего стоять мужа и вновь демонстративно принялась намазывать паштет на хлеб. Делая это, правда, несколько более резко, чем обычно. А папА, так и не дождавшись поддержки, только сжал спинку стула до побеления пальцев и гневно прошипел:

— Ах, вот так! Ну ладно, тогда счастливо оставаться, а я уезжаю на две недели!

Зло стуча ботинками, вышел в холл, крикнул камердинеру:

— Степан, собирай чемодан и пусть готовят автомобиль.

Затем, видимо в ответ на вопрос, громко добавил:

— В Тихвинское, на две недели. А может даже на три!

Снова послышались громкие шаги, что-то где-то грохнуло, упало, со звоном покатилось. Затем хлопнула дверь, и всё затихло.

«Ну, что ж, — подумал я, — по крайней мере, три недели дома будет тихо».

Князь, конечно, пока ещё никуда не уехал, только вещи собирать будут час, но княгиня точно не побежит его уговаривать остаться, я это видел. Ей и самой, похоже, эта вечная нервотрёпка в исполнении отца надоела. Впрочем, и скорый его отъезд тоже в восторг не приводил. Любила она его, это точно.

Поэтому, поднявшись с места, я подошёл, обнял её за шею, прошептал на ухо:

— Всё будет нормально, папа тебя любит. Он успокоится и вернётся.

— Я знаю, — вздохнула княгиня, затем повернула голову, встретившись со мной взглядом, и тихо произнесла, — иногда мне кажется, Слава, что ты делаешь это нарочно. Упорно хочешь поссорить меня с мужем и твоим отцом.

— Это не так, — тут же открестился я от подобных инсинуаций, тем более, что конкретно таких целей, и в самом деле, не ставил, — просто, как бы папа этого не отрицал, мы с ним очень похожи. Сама же знаешь поговорку, что два хозяина на одной кухне быть не может.

— Похожи, — снова вздохнула княгиня, затем спросила, — Ты в гимназию?

— Да, — кивнул я, — дашь машину?

Обычно я ездил на отцовской, потому что он редко покидал поместье так рано, но сейчас, по понятным причинам, этот вариант отпадал.

— Дам, куда я денусь.

Она нашла взглядом камеристку и приказала:

— Инга, пусть подготовят мой экипаж, отвезут княжича в гимназию.

— Спасибо, мама, — я снова чмокнул её в щёку и довольный отправился за портфелем.

Имение князей Деевых располагалось в Томском уезде Томской же губернии, и посещал я, естественно, Томскую мужскую гимназию, обучение в которой было обязательным для детей дворян, буржуазии и интеллигенции, а также для одарённых всех сословий.

Большое двухэтажное кирпичное здание находилось на Ново-Соборной площади, напротив городского сада. Одновременно в ней обучалось больше пяти сотен учеников, и гимназия по праву гордилась своими выпускниками, многие из которых вошли мужьями в семьи имперских чиновниц и иных состоятельных дам.

Гордилась и охотно принимала пожертвования, на которые бывшие ученики раскручивали своих вторых половин. Собственно, поэтому гимназия могла себе позволить и лучших учителей, многие из которых имели профессорское звание, и лучшую за Уралом библиотеку, насчитывающую более пятнадцати тысяч томов. В общем, Томская гимназия подгребала себе всё, что было самое лучшее. И не скажу, что мне это не нравилось. Наоборот, я с большим интересом и вниманием впитывал в себя новые знания, будучи уверенным, что получаю самое лучшее образование, какое только возможно.

Мы неспешно катили по улочкам Томска, а я, сидя на заднем сиденье, задумчиво поглядывал по сторонам и ловил себя на мысли, что мне нравится это место, этот мир и эти люди. Хотя бы потому, что у них не было всё подчинено одной только войне.

В моём прошлом все силы съедало противостояние со светлыми. Ни на какое развитие просто не хватало времени. Усложнялась только боевая магия и способы нанести поражение противнику, а быт… быт совсем не менялся. Я прожил там пять сотен лет, последние две, правда, не имея, как такового, физического тела, но прекрасно видел, что крестьяне, рождаясь и умирая, возделывали землю одними и теми же инструментами, не меняющимися из века в век. Дома строили также, как их деды и прадеды. Телеги катили по дорогам лошади, и лошади же были под рыцарским седлом. А полёт был доступен только единицам наездников. Светлые приручали грифонов, а наши — виверн.

Здесь же мир менялся, развивался, появлялись новые технологии, которые не препятствовали магии, а наоборот, органично её дополняли. А дирижабли возносили к облакам любого, даже самого последнего простолюдина, возникни у него такое желание. Ну, и, естественно, деньги на билет.

Тут мой взгляд упал на шофёру материного автомобиля. В строгой униформе, в фуражке с твёрдым околышем. Спокойная и сосредоточенная. Она ловко рулила, поворачивая с одной улицы на другую, вовремя притормаживая, чтобы пропустить пешеходов, и периодически добродушно кивая другим водительницам, когда те просили их пропустить.

— Алевтина? — позвал я её.

— Да, ваше сиятельство, — не поворачивая головы, ответила та.

— А где ты получала права?

Женщина на секунду задумалась, без особого, впрочем, удивления от моего вопроса, затем произнесла:

— Да, в общем-то, как все. В добровольческом обществе дорожного движения. Тут недалеко у них контора. Но я на шофёра по найму шла, поэтому у них с правом работы только после обучения можно получить.

— А если для себя? — вновь спросил я.

— Для себя? — вот тут она задумалась сильнее, затем неуверенно произнесла, — Я, честно сказать, не знаю, но вроде как можно обучиться самому, а потом просто сдать в добровольческом обществе экзамен и получить права.

— И можно будет самостоятельно ездить? — уточнил я.

— Ну, да, — вновь неуверенно ответила та.

Затем, решившись, спросила:

— А зачем вам, ваша светлость?

— Да хочу сам водить, — ответил ей, задумчиво провожая взглядом показавшийся справа Пассаж Второвой, вольготно расположившийся на углу Почтамтской и Благовещенского переулка. Множество магазинов, концертный зал, ресторан и гостиница «Европа», собранные под одной крышей, ещё и с несколькими лифтами, ходившими между всеми тремя этажами здания. Я действительно считал здание символом передовой технической мысли. Не раз доводилось обедать в ресторане на втором этаже, с большими, во весь этаж, окнами.

— Зачем? — снова переспросила Алевтина. — Есть же я и шофёра вашего отца?

— Ну, это не то, — поморщился я. — Я хочу сам.

— Но это не так просто, — с некоторой обеспокоенностью произнесла женщина. Притормозив, так что меня чуть качнуло вперёд, резко нажала на сигнал, ругнулась:

— Ну, что за люди? Ну, видно же, что я по главной еду. Нет, она лезет.

Затем вновь вернулась к моему вопросу, кивнула в сторону незадачливой нарушительницы:

— Ну, сами посмотрите, как у нас некоторые ездят. Да и не так просто это, всё-таки автомобиль — достаточно сложный механизм. Одна паровая машина только чего стоит! Наверно, половину времени мы только конструкцию изучали и как его обслуживать. Зачем вам это?

— Просто хочу, — вновь ответил я. — Думаешь, что он настолько сложный, что я в нём не разберусь?

— Нет, разберётесь, конечно, — тут же пошла на попятную шофёра. — Просто странно как-то. Всё-таки у нас мужчины не водят, их жёны возят. Ну, из тех, кого я знаю.

— Ладно, забудь, — махнул я рукой, не считая нужным продолжать разговор.

Но мысленно галочку в голове поставил: восемнадцать мне есть. Какого-либо закона, прямо запрещающего мужчинам управлять автомобилем, нет, я узнавал. Деньги у меня в случае чего есть. Так что можно попробовать обучиться и уже самому, наконец, сесть за руль этого волшебного агрегата.

Вот в чём в чём, а в вопросе управления автомобилем матушка была непреклонна. Стоило только заикнуться о том, чтобы мне дали порулить хотя бы по дорогам рядом с усадьбой, как сразу княгиня начинала вспоминать, сколько аварий за последний год произошло в одном только нашем Томском уезде. Я, конечно, пытался апеллировать к тому, что я с четырнадцати лет вполне себе из огнестрельного оружия стреляю, но в ответ мне устроили гневную отповедь, чтобы я не сравнивал какие-то игрушки с такой серьёзной вещью, как автомобиль, и что от огнестрельного оружия гибнет в разы меньше людей, чем за рулём.

Как по мне, аргумент был сомнительный, но сломить эту стену у меня так и не вышло. Однако, теперь я мог вполне законным путём получить право управления и намерен был этой возможностью воспользоваться.

— Подъезжаем, ваша светлость, — вырвала меня из раздумий шофёра.

Автомобиль вновь повернул и остановился недалеко от центрального входа в гимназию. Подхватив портфель, я вышел на брусчатку, ещё раз посмотрел на чуть попыхивающую выхлопом машину.

— Ну ничего, — прошептал, положив ладонь на капот, — скоро и у меня такая будет.

До начала занятий оставалось ещё минут двадцать, и гимназисты разных годов обучения кучковались перед входом, как обычно, обмениваясь последними новостями, обсуждая друзей и недругов, сливаясь почти в однородную массу тёмно-синего цвета. Впрочем, ученики выпускных классов стояли чуть наособицу, маленькими группками, окружённые полосой свободного пространства, и поглядывали на своих младших собратьев с некоторой снисходительностью.

— Святослав, иди к нам, — махнул мне рукой высокий парень с затянутыми в хвост пшеничного цвета волосами, как раз находившийся в одной из таких групп.

Мой одноклассник, тоже одарённый и тоже дворянин, сын княгини Вяземской и неоспоримая звезда всей гимназии. Наверно, мы бы не были друзьями, если бы я тоже претендовал на какую-то звёздность, но мне все эти выяснения, кто здесь царь, несколько претили, и я дистанцировался от любых негласных соревнований. Собственно, поэтому, не видя во мне конкурента, он и считал меня своим другом.

— Александр, Витольд, Константин, Владимир, — последовательно поздоровался я с каждым из из стоявших одноклассников.

Все мы были дворянами, хоть и не все одарёнными, и это выделяло нас среди остальных.

— А вы слышали, что старик Гольдин, решил под конец устроить какой-то заковыристый экзамен? — внезапно произнёс Витольд, невысокий парнишка, сын баронессы Местмахер.

В нашей компании он был самым тихоней, тем более неодарённый, но ум, однако, имел пытливый и всячески интересовался различной техникой. Я не давал его в обиду, и все, в том числе он сам, искренне считали, что я оказываю ему покровительство.

Ничего и никому я, естественно, не оказывал, но как-то так получалось, что если я говорил своё слово, то мало кто находился, чтобы мне возразить. Думаю, тут играл роль опыт прошлой жизни. А вернее мой прежний возраст и дух. Дух воина, который подспудно ощущался окружающими. На женщин, правда, это не действовало. Разве что некоторые ловили лёгкий диссонанс, умом понимая, что куда сильнее меня, но сердцем чувствуя иное.

— Да бросьте, — беспечно махнул рукой Александр, — Гольдин может устраивать что хочет, но попечительский совет не даст испортить аттестаты накануне выпуска. Поорёт, как обычно, опять будет бухтеть, что вас, господин Вяземский, — тон парня стал нарочито передразнивающим, — стыдно за приличную даму в мужья отдать. Что подумают о Томской гимназии, выпускающей подобных неучей.

— Тише, — испуганно оглянулся Витольд, — не дай бог услышит.

— Да и пускай, — Вяземский фыркнул, — моей будущей супруге мой аттестат не понадобится. Им нужен я, а не мои оценки. Скажу по секрету, что на бал по случаю моего восемнадцатилетия уже заявились весьма влиятельные госпожи из столицы!

Услышав про бал, я невольно вздохнул и тут же об этом пожалел, потому что привлёк к себе лишнее внимание.

— Стоп! — внезапно замер Александр, расплываясь вдруг в предвкушающей улыбке, — а ведь у нашего дорогого одноклассника уже был бал!

Подскочив, он схватил меня за плечи и принялся тормошить, приговаривая:

— И чего молчишь? Нехорошо от друзей такое скрывать.

Остановившись, заглядывая мне в глаза, жадно произнёс:

— Ну, давай, рассказывай, как всё было. Расскажешь же?

Тон и глаза его, в мгновение ока стали просительными, и мне пришлось согласиться.

— Расскажу, — снова тяжело вздохнул я.