Генерал темной властелины

Глава 12

Пажеский корпус занимал все мои мысли. Просто потому, что хуже места нельзя было и придумать.

Для меня, естественно.

Для многих других это был предел мечтаний. Не знаю уж, какие знакомства и связи подняла мать, но стоило это ей явно немалых усилий. Потому что пажеский корпус это ближайшее окружение его императорского величества, свита, доверенные слуги и помощники. Особенно почётным считалось быть произведённым в камер-пажи. Самые доверенные и приближённые, как говорится, к телу.

Меня, понятное дело, такое не устраивало в корне. Просто потому, что обучают в пажеском корпусе строго определённому набору предметов, среди которых места магическому обучению нет. А ещё это жесточайшая дисциплина и муштра. И тотальный контроль, ломавший на корню все мои занятия по саморазвитию.

Я примерно представлял, как это всё происходит внутри. И как себя ведут наставники, призванные выпустить в императорскую свиту идеально вымуштрованных пажей. Телесные наказания за любую провинность там норма.

А потом женят. Обязательно женят. На особо отличившейся перед троном благородной даме. Вручат, как награду. Собственно, муж из пажей, а тем более из камер-пажей, самой настоящей наградой и считается. Переходя, после женитьбы, из этого качества в качество статс-кавалера. По прежнему продолжая быть при императоре, пусть и в более свободном режиме.

Стоит мне там оказаться и выбраться будет очень непросто. Провинившихся наказывают, а совсем необучаемых ссылают в место мало отличающееся от тюрьмы.

И переубедить маман не успеть. Слишком мало времени. А значит, что придётся, всё-таки, переходить к плану «Б».

Тому самому, который очень не хочется, но должен быть всегда. На случай, если всё идет кувырком. Прямо как сейчас. План вся суть которого умещалась в одном коротком, но ёмком слове, — побег.

Не из имения. Тут княгиня гвардию жёстко построила. Даже ночью пост за кустами напротив моего окна стоит. И воевода, как мать объявила о своём решении, с меня глаз не сводит, стоит выйти из комнаты. Молча провожает, двигаясь на некотором отдалении. Вроде и не конвой, но сбежать не выйдет. Тем более, зная о её способностях и о том, что она знает о моих.

Нет, бежать надо по дороге в этот Пажеский корпус. Петербург далеко. За время пути возможности должны предоставиться, не могут не предоставиться.

Да, это сильно ухудшит моё положение. Потому что от статуса князя придётся отказаться. Искать будут в первую очередь благородного юношу. И таковым мне придётся перестать быть. Дальнейшая легализация была под вопросом, но тут могли помочь кое-какие денежные средства, имевшиеся у меня и психологическая готовность связаться с криминальными элементами. Мне нужен будет новый паспорт и через бандиток его выправить быстрее всего.

План минимум у меня был, оставалось только подготовиться и набраться терпения. Поэтому внешне я изображал покорность, не спорил и не пытался княгиню переубедить. Правда, её это насторожило ещё больше и на вторую ночь под окном караулило уже два поста и ещё один в коридоре.

В день отправления я был всё так же спокоен. Безропотно собрал чемодан, аккуратно сложив, в том числе, переданные Ликой конспекты на самое дно, кое-какие личные вещи и коробку с подаренным револьвером. Уж его, по крайней мере, никто мне запрещать и не подумал. Ну, правильно, в глазах любой одарённой — это не более чем игрушка. И как хорошо, что у меня есть свой, никому неизвестный козырь, на который я и делал ставку в предстоящем побеге.

Нет, убивать я никого не собирался. Нельзя с этого начинать, тем более с людьми, которые, в общем-то, ничего плохого мне не сделали. Но приставленную охрану, вполне вероятно, придется ранить.

Мать меня сопровождать не особо, думаю, хочет. А значит, это будет, скорее всего, кто-то из гвардеек рода. Ну что ж, женщины, извините, но мне моя свобода важнее. Обещаю только ранить по самому минимуму.

Отправляться в путь собирались сразу после завтрака. Поэтому вещи я приготовил заране, спустившись к уже ожидавшей меня в столовой матери в походном костюме, своего любимого чёрного цвета. Сел за стол и молча уставился перед собой, дожидаясь, когда горничные накроют на стол.

— Слава.

Какие-то странные нотки в голосе княгини заставили меня оторваться от созерцания стены напротив, и я повернул голову, посмотрев на мать. Что-то в её тоне было непривычным, совершенно не характерным для суровой и местами жёсткой главы рода, словно нотки неуверенности с капелькой раскаяния.

Сейчас, когда до моего отъезда оставалось буквально час, может чуть больше, она смотрела на меня с тоской во взгляде, словно впервые подвергнув сомнению своё собственное решение. Словно впервые задумавшись, а действительно ли она всё делает правильно. Удивительно. Раньше в ней такого не замечалось.

— Да, мама? — чуть наклонил голову я.

— Слава, — повторила она. Затем, вздохнув, посмотрела прямо в глаза: — Ты точно на меня не обижаешься?

— Я? — улыбнувшись кончиками губ, покачал в ответ головой: — Нет, не обижаюсь. Я знаю, что ты считаешь, что так будет для меня лучше.

— Да, сын. Считаю. Пажеский корпус — это возможности, которые не снились даже твоему отцу. Там ты будешь находиться в окружении великих князей и княгинь, при самом императоре. Это привилегия, которой удостаиваются очень и очень немногие. Мне стоило немалых усилий устроить тебя туда.

Я снова кивнул:

— Верю, что ты делаешь это из лучших побуждений.

— Именно, сын.

Вновь над столом повисла томительная пауза. В установившейся тишине было слышно лишь тонкое поскрипывание паркета под периминавшимся с ноги на ногу дядькой, украдкой вытиравшим слёзы, и княгиня, поморщившись, зло глянула в сторону кухни, прикрикнула:

— Ну, где уже? Мы сколько должны здесь сидеть, ждать? Когда вы наконец начнёте подавать на стол⁈

Затем хмуро буркнула уже мне:

— Я не жду, что ты скажешь мне спасибо. Но, может быть, когда ты станешь старше и у тебя будет собственный сын, ты меня поймешь. Одного лишь прошу, постарайся сильно меня не ненавидеть, потому что я действительно тебя люблю и желаю только добра.

— Я знаю, мам, знаю.

В это время как раз в столовую, почти бегом, неся большие тарелки, вбежали горничные и суетливо принялись расставлять их перед нами. Я кивком поблагодарил и, взяв вилку и нож, первым делом потянулся к фаршированным блинам, особенно хорошо получавшимся у нашего повара. Стоило хорошо подкрепиться. Кто знает, когда удастся поесть что-то подобное в следующий раз.

После завтрака я быстро поднялся в свою комнату. Еще раз оглядел место, в котором прожил восемнадцать лет. Усмехнулся. Целых восемнадцать лет тишины, покоя и возможности просто жить без вечных сражений, поединков, боевых походов, побед, поражений, отступлений, тактических маневров и стремительных атак.

Что ж, после пяти сотен лет бесконечной войны это был действительно царский подарок. Но, пожалуй, действительно пора двигаться дальше. Хватит.

Тут я поймал себя на мысли, что действительно, почти неосознанно старался отодвигать от себя тот момент, когда придётся вновь бросать спокойную жизнь, с головой окунаясь в водоворот событий. Ещё чуть чуть, ещё немножко, прикрываясь необходимостью сначала изучить этот мир, затем достаточно вырасти, потом обязательно закончить гимназию, ведь там так много дают новых знаний. А там и желание поближе ознакомиться с боевой магией этого мира. Лучше разучить знаки, опробовать все виды магических зарядов на пулях… В общем, лет до двадцати пяти точно дел бы хватило. И это было заманчиво, очень. Но сделало бы меня ещё более слабым, потому что чем дальше, тем сильнее я начинал забывать кем был. Слишком вкусно ел, слишком сладко спал. А там, через несколько лет и вовсе поплыл бы по течению, незаметно превратившись в самого обыкновенного представителя местного слабого пола.

Нет, всё, теперь действительно всё. Отдохнул достаточно. И взял всё, что мне могли дать. Дальше уже, в любом случае, придётся брать самому. И, наконец, становится самим собой.

Я не знал, когда вернусь ещё сюда и вернусь ли. Но подхватив чемодан, больше не медля, спустился в холл. Выбрав путь, надо отбросить пустые сожаления, которые будут только тормозить и двигаться вперёд, не оглядываясь. Иначе, в один момент, просто остановишься, не добившись цели.

Несколько гвардеек и воевода при полном параде, мой конвой, не иначе, уже ждали меня там. Рядком стояли сочувственно глядящие слуги, да в проёме распахнутой двери виднелся фырчащий у крыльца, вышедший на рабочий режим, паромобиль.

— Поеду с ними? — кивнул я на пару одетых в гвардейскую форму дам.

Но тут, снова спустившись в холл, свое слово сказала мать:

— Нет, с тобой поедет Светлана.

Княгиня посмотрела на свою верную воеводу, и та, помедлив, коротко кивнула.

— Так будет надежней. — Еще раз оглядев меня, добавила она холодно.

Жалость ко мне ушла, и передо мной была вновь та княгиня, которую я помнил: умная, расчетливая и не склонная к лишним эмоциям. Похоже, она все-таки что-то подозревала, раз решила отправить со мной сильнейшую боевую магичку рода. Теперь я не обольщался. Алёнова была действительно сильнее моей матери, несмотря на более низкий ранг, со своей специфической подготовкой и опытом.

И от такой сбежать уже будет куда проблематичнее.

Захотелось выругаться, но я продолжал сохранять на лице бесстрастное выражение. Ни единым взглядом, ни жестом, ни мышцей лица не выдавая своего разочарования. Что ж, план придется маленько подкорректировать. Ранить воеводу, даже с учетом моих особых умений и зачарованных пуль, может и не получиться. Но, опять же, какой бы она ни была, она человек, ей нужно точно так же есть, пить, спать, ходить, извините, в туалет. А значит, еще не все потеряно.

— Прощайте, мама! — я кивнул княгине напоследок и, подхватив чемодан, направился к автомобилю.

Закинул поклажу на задний ряд и уселся там же, кивнув материной шофёре, немедленно затоптавшей окурок и быстро прыгнувшей за руль, стоило мне выйти из поместья.

— Здравствуйте, ваше сиятельство! — тут же отозвалась женщина. — В новую жизнь? Я слышала про Пажеский корпус, это же вы в самой столице будете! Петербург, Зимний дворец, императрицу с императором видеть будете каждый день! Повезло вам, господин!

Шофёра действительно лучилась радостью за меня, испытывая даже толику гордости, что я так высоко взлетаю, и ей, конечно, было невдомек, что мне такой взлет скорее во вред. Но я только кивнул в ответ, коротко бросив:

— Да, в новую, совершенно новую жизнь.

Впрочем, сам вкладывая в это немножко другой смысл.

Воевода заглянула в машину, затем, чуть нахмурившись, перекинула мой чемодан за спинку, в багажный отсек, и сама села на заднее рядом со мной. Я хмыкнул, покосившись на устроившуюся рядом Алёнову:

— Неужели так боитесь, что сбегу?

Та чуть помедлила, но затем честно ответила:

— Зная вас, господин, должна предполагать любое развитие событий, поэтому лучше буду находиться рядом.

— А если я тут… — я пальцем показал в воздухе начало одного из знаков, намекая на то, что на таком близком расстоянии вполне могу воспользоваться знаниями агентов охранки.

Но воевода только покачала головой, серьезно на меня взглянув:

— Не успеете, господин. Просто не успеете.

И я ей поверил. Действительно, не успею. Потому что дело даже не в скорости реакции, а в том, что она прекрасно знает, чего от меня ждать, и успеет среагировать на опережение, только я попытаюсь что-то сотворить.

Машина тронулась, и, обернувшись, сквозь заднее стекло, я увидел продолжавшую стоять на крыльце мать. Она провожала меня так, словно не надеялась больше никогда увидеть, с мрачным, почти похоронным лицом.

«Эх, — подумал я, — мама, мама, скольким же детям сломали судьбы такие родители, думающие, что знают лучше, как надо жить».

Как только мы выехали за ворота имения, я снова посмотрел на мою конвоиршу-сопровождающую и уточнил:

— На поезд?

Но та только отрицательно качнула головой и произнесла:

— На дирижабль. Нам желательно прибыть в Петербург как можно быстрее.

Что ж, и здесь они сработали на опережение, потому что побег с дирижабля — это куда более сложная штука, чем с поезда.

«Обложили», — подумал я с некоторой злостью и, одновременно, с толикой восхищением.

Маман действительно неплохо меня знала и смогла предусмотреть многое. Впрочем, я сдаваться не собирался. Они думают что имеют дело с только-только вступившим в пору зрелости юношей. Что ж, их ждёт сюрприз.

Порт для дирижаблей располагался чуть в стороне от Томска, недалеко от железнодорожной ветки и станции Черемошники на берегу Томи. Там же располагались купеческие пристани и почти круглые сутки велась активная перегрузка товара с барж на составы и обратно.

Дирижаблями грузы тоже возили, но меньше. Всё же, это был скорее престижный пассажирский транспорт, обеспечивающий своим пассажирам комфорт и несравнимую с поездом скорость передвижения.

В Петербург, из столицы Томской губернии пассажирский дирижабль, большой, сто пятьдесят метров в длину, рассчитанный на полсотни пассажиров первого класса, летал регулярно три раза в неделю. Два дня с небольшим ему хватало чтобы долететь до имперской столицы и столько же обратно. Курсировали на рейсе два близнеца «Беркут» и «Гриф», с гондолами жёсткой конструкции, производства Ижорского завода, и я, если честно, ожидал увидеть одну из этих махин зависшую у причальной мачты, но, уже подъезжая к порту, с некоторым удивлением отметил, что их там там нет. Сложно случайно не заметить нечто диаметром больше тридцати метров и длиной сто пятьдесят, висящее в воздухе.

Вместо этого, стоило деревьям перед нами разойтись, я увидел сущего малыша, едва ли полсотни метров, с небольшой пассажирской кабиной, что, вместе с экипажем, могла вместить человек десять, едва ли больше.

— Ваша матушка решила, что частный дирижабль будет предпочтительней, — немедленно сообщила воевода, — так мы быстрее доберёмся до столицы.

Высадившись у причальной мачты, я задрал голову, чиная название, что было написано крупными буквами прямо над кабиной, — «Голубь».

— Говорят быстрый, — чуть щурясь и приложив ладонь к козырьку кепи, поделилась с нами шофёра, — чуть ли не в полтора раза, чем пассажирский.

— Бывший военный, — отозвалась Алёнова, глядя на воздухоплавательный аппарат с какой-то задумчивостью, — 12-я воздухоплавательная рота.

— А почему бывший? — поинтересовался я.

— Устарел, — с толикой грусти улыбнулась воевода, — хотя аппарат хороший. Видите бойницы по бокам. Боевой расчёт — четыре Колдуньи. Но в десантном варианте тоже использовался. Мог нести боевую группу из восьми официр в полном боевом снаряжении.

— Приходилось летать?

И вновь женщина кивнула утвердительно.

— Приходилось.

Тут дверца кабины распахнулась и чья-то нога выпнула оттуда развернувшуюся до самой земли скатку верёвочной лестницы.

— Подымайтесь, — раздался звонкий голос и в проёме показалась сначала женская голова в форменной фуражке, а затем и призывно махнувшая нам рука.

— Ваше сиятельство, — немедленно показала на лестницу воевода.

— А чемодан? — было спросил я, но тут из проёма выдвинулась штанга подъёмника и вниз, на канате стала спускаться сетчатая корзина.

— Сразу погрузим вслед за вами, — вежливо улыбнулась Алёнова и, поплевав на ладони, я принялся взбираться наверх.

Руку встречавшей меня воздухоплавательницы я проигнорировал, хватаясь за поручень в боковой стене и забравшись внутрь, огляделся.

Впрочем, смотреть было почти не на что, слева от меня проход вёл в рубку управления, или как она у них называется, а справа, скорее всего в небольшой трюм и, затем, машинное отделение.

— Княжич Деев? — немедленно поинтересовалась женщина.

— Он самый, — кивнул я.

— Капитана воздушного судна, Аксёнова, — в ответ представилась та, коротко козырнув, и показала на узкую металлическую лесенку ведущую наверх, — Каюты на второй палубе. Прошу до момента взлёта побыть там.

— Хорошо, — кивнул я.

Тут, вслед за мной, в кабину запрыгнула воевода и от меня не укрылось, как обе женщины обменялись многозначительными взглядами. Похоже виделись они далеко не впервые.

Но мне снова показали на лесенку и я, решив повременить с расспросами, полез наверх. Пора было оценить, что из себя дирижабль представляет внутри.