Генерал темной властелины

Глава 1

«Я и бал, — подумал я, подпирая плечом колонну, глядя на расфуфыренную публику, собравшуюся в поместье князей Деевых, — я и бал…»

— Вот вы где, княжич. Батюшка вас обыскался, да и матушка гневаться изволит. Бал уже начался.

Обернувшись, я хмуро взглянул на застывшую позади воеводу рода Светлану Алёнову, правую руку княгини Деевой. Ну а я был тем кого угораздило родиться сыном княгини. В целом, это было неплохо, но в некоторые моменты раздражало, как например сейчас.

Воевода была при параде, в высоких ботфортах поверх белых облегающих штанов, в кителе с боевыми наградами и с широким прямым палашом в ножнах на боку.

— Терпеть не могу балы, — ответил я ей, не спеша покидать своё наблюдательное место.

— Этот в честь вашего восемнадцатилетия, — улыбнулась женщина, с искоркой веселья глядя на меня, — будет очень странно, если вы не появитесь на нём.

Восемнадцатилетие — возраст, при котором юноша из благородного рода становится на выданье. И на балу собираются потенциальные невесты из других родов, ищущие себе мужа. А будущий жених должен продемонстрировать свои навыки в этикете, уме, скромности и другие очень важные и полезные для управления хозяйством рода умения. Всё, как принято в этом мире.

Абсолютно чокнутом мире, если быть точным. Вывернутом наизнанку, где всё переставлено с ног на голову. Где всем заправляют женщины, а мужчины — слабый пол. И где, из-за какой-то шутки мироздания, переродился я, генерал тёмной властелины.

Я прекрасно помнил свою прошлую жизнь с самого рождения. Она приходила ко мне во сне смутными образами, непонятными неокрепшему детскому мозгу. Но к семи годам я уже вполне представлял себе, кто я такой. А к восемнадцати в полном объёме владел всей своей прежней памятью. Не было у меня только одного — прежней магической мощи, с помощью которой я мог в одиночку остановить армию светлых. Только жалкие огрызки дара, которым в этом мире обладали одарённые мужчины.

Я до сих пор не мог понять, как от того, что у тебя между ног, может зависеть сила дара, но факт оставался фактом: именно член сделал меня слабым полом, потому что женщины были в десятки, а то и сотни, раз одарённей магически. И это влияло буквально на всё. Пропитанные магией женские тела были крепче, сильнее, выносливей. Их раны затягивались быстрее, а утраченная конечность со временем могла отрасти.

Хотя может я не совсем прав насчёт члена. Возможно, весь секрет крылся в сиськах, которых у меня не было.

Нет, конечно, одарённых в мире было только процентов пять от всего населения, но даже среди неодарённых, в пику природе, мужчины были физически слабее женщин. Поэтому традиции матриархата прочно закрепились и там. Как и все прочие дебильные условности.

— Юный господин, вам пора, — снова вежливо произнесла Светлана.

Впрочем, чувствовалось, что если не подчинюсь, то меня очень аккуратно и мягко отведут силой. Приказ матушки как-никак.

— Иду.

Я отлепился от колонны, разгладил складки на костюме, поправил воротник-стойку и, обойдя воеводу, направился к главной лестнице, по которой нужно было спуститься с анфилады в сам зал.

— Княжич Святослав! — громко произнесла распорядительница бала.

Лёгкий гул голосов стих, и только негромкая музыка, которую наигрывал небольшой оркестр, продолжала висеть в воздухе.

Десятки пар глаз обратились в мою сторону, осматривая с ног до головы, оценивая, как будущий товар.

— Опять во всём чёрном, — услышал я чей-то шепоток.

Да, на мне был антрацитово-чёрный костюм-тройка, подогнанный по стройной, атлетически сложенной фигуре. Мой любимый цвет ещё с той жизни, когда все меня знали, как Генерала. Мои доспехи были настолько черны, что поглощали сам свет, вселяя страх и отчаяние в души врагов.

— Сын мой.

Подойдя, княгиня Деева подхватила меня под локоть, сопровождая в проходе по залу, по коридору из расступившихся гостей.

Улыбаясь им, прошептала сквозь плотно сжатые губы:

— И почему я не удивлена. Где твой голубой костюм, который ты должен был надеть?

— На помойке, мама, — ответил я ей также, почти не размыкая губ, — там, где ему самое место.

— Уважаемые гости могут решить, что ты в трауре.

— Так и есть, мама, так и есть.

Воздух с лёгким шипением начал выходить из княгини, намекая на сильнейшую степень раздражения.

— Дорогой мой, — прошипела она, продолжая идти с приклеенной на лице улыбкой, — здесь десятки благородных дам, ищущих себе достойную пару. Взять хотя бы княгиню Сатыгину-Кондийскую. Богатый род, да и сама хоть куда, боевая полковница императорской гвардии, при наградах, с перспективами. Что тебе ещё надо, сынок?

Я посмотрел в сторону означенной княгини, кряжистой женщины лет сорока в полковничьей форме, что разом опрокинула в себя подряд три чарки водки и занюхала рукавом. Оценил её грозно выпирающую вперёд грудь и монументальные бёдра, на которых болтающаяся в ножнах сабля смотрелась игрушечной, мысленно прикинул последствия первой брачной ночи и решительно произнёс:

— Маман, вы смерти моей хотите? Я не лошадь, чтобы скачки такой туши на себе сносить. Она же меня до смерти затрахает.

— Эта может, — после некоторой паузы вынуждена была со мной согласиться княгиня, — ну ладно, но что насчёт графини Головкиной?

Графиня стояла с другой стороны, и, повернув голову, я встретился с её холодным оценивающим взглядом. Дорогой камзол, дворянская шпага, а на лице скучающе-высокомерное выражение женщины, знающей себе цену.

— При дворе, — продолжала нашёптывать мне мать, — действительная статская советница, подруга министры. Переедешь в Петербург, а там весь свет, статус, знакомства, известность. Ну же, сынок, соглашайся.

Графиня меж тем проскользила взглядом по мне, надолго задержав его в районе паха, словно пытаясь высмотреть, что у меня там под штанами.

— Боюсь, я не смогу удовлетворить её аппетиты, — ответил я княгине, — по крайней мере, не своими семнадцатью сантиметрами. Тут все двадцать надо иметь, а то и больше.

От Деевой не укрылось специфическое внимание столичной дамы, и она с сожалением произнесла:

— Мда, подкачал ты, Слава, для петербургского общества, и правда, маловато. Опять же, пользоваться тоже надо уметь, а то у некоторых дубина-дубиной, а что с ней делать, не знают.

— А откуда узнать, если до свадьбы ни-ни?

— Ты мне тут не это! — строго посмотрела мать, — чтобы про моего сына говорили, что его каждая горничная в материном доме имела? Кому ты нужен будешь с таким багажом?

— Зато опытный, — не отказал я себе отпустить шпильку в адрес женщины.

— Всё, прекращай, а то рассержусь.

— Склоняюсь перед вашей волей, мама, — внешне смиренно произнёс я, впрочем, оставляя последнее слово за собой, а затем, не удержавшись, добавил, — вы так усиленно сватаете мне невест, что возникает ощущение, что вы хотите побыстрей от меня избавиться. Вы так меня не любите, мама?

— Слава, да как ты мог обо мне такое подумать! — шёпотом возмутилась княгиня.

Вот только сквозь возмущение я почувствовал и капельку стыда, а значит моё предположение имело некоторые основания. Но дальнейшие разбирательства я решил отложить на потом.

Замолчав, мы прошли весь зал, в конце его развернувшись к остальным гостям лицом. Предписанное правилами дефиле было окончено, и гости потянулись к нам с фужерами шампанского. Первыми, конечно, старые подруги маман, знавшие меня с малых лет.

— Как похорошел и возмужал, прямо принц из сказки. Сразу видно — завидный жених, — с хохотом произнесла баронесса Раль.

Баронессе было шестьдесят пять, дар у неё был пожиже, чем у княгини, и выглядела она, соответственно, похуже, хотя и была ровесницей.

— Высокий, стройный, какие глаза, а пальцы такие тонкие и длинные, — загомонили окружившие нас женщины в возрасте, бесцеремонно меня разглядывая.

— Весь в отца, — гордо заявила в ответ Деева, — ну и я, чего греха таить, уж постаралась, когда Славу зачинали, Павлушу крепко отымела.

Все вновь дружно и скабрезно расхохотались.

Я поморщился.

Не сказать, что шутки подобного плана были мне в новинку. За почти пятьсот лет прошлой жизни солдатского незатейливого юморка я наслушался вдосталь. Вот только раньше эти шутки не касались меня.

Попробовал бы кто тогда подобное, мигом бы на воротах привязанный за ноги висел. Но здесь не там, и я не Генерал, способный одним мановением руки сравнять с землёй целую крепость, а всего лишь слабый одарённый.

Но это не означало, что я решил плыть по течению, безвольно опустив руки. Просто моя работа была не видна посторонним.

Это светлые любят долбиться лбом в стену, руководствуясь принципом «вижу цель, не вижу препятствий». Мы же, тёмные, предпочитаем поступать хитрее. Усыплять бдительность и наносить удар там, где противник его совсем не ждёт. Я бы не дожил до генеральского звания, если бы корчил из себя дуболома. Вот и здесь я разработал план и исподволь, втихую, претворял его в жизнь.

И первым правилом было: не вступать в прямую конфронтацию с семьёй и матерью. Семья защищает своих членов, особенно слабых, а я сейчас слаб. Нет, конечно, бывали примеры, когда совсем ещё юнцы, бросаясь в свободное плавание, добивались высот, но таких были единицы, большинство же, в лучшем случае, возвращалось, поджав хвост, обратно домой. Рисковать я не собирался. Какой бы не была моя мать, она меня любила и берегла. И я это ценил.

— Святослав, скажи, тебе уже кто-то понравился из гостей?

Я посмотрел на произнёсшую это баронессу, затем на полный женщин зал и, вздохнув, отрицательно покачал головой.

— А что так? — удивлённо приподняла бровь Раль.

— Стары-с, — произнёс я, пожимая плечами, — хочу, чтобы ровесница была.

— Опять ты начинаешь! — вспыхнула маман, — я твоего отца на пятнадцать лет старше и ничего, живём хорошо. Ты пойми, ну что тебе может дать молодая деваха? Положение в обществе? Статус? Свой дом? Нет, конечно. Минимум пять лет по гарнизонам с ней мотаться будешь, пока она минимальный военный ценз наберёт. И только тогда на государственную службу будет шанс перейти. А гарнизоны, Слава, это постоянные атаки иномирных тварей и каждодневная опасность. Я пять лет свои там никогда не забуду. Уволилась сразу, как ценз выбрала. И хорошо, что Павлуши тогда со мной не было. Так что выбрось эту дурь из головы. Тебе нужна не девка, у которой из своего только комната в официрском общежитии да родовой меч, а серьёзная женщина с хозяйством, со связями, лет от тридцати минимум.

— Верно, верно, — закивали окружающие женщины.

— Выпьем же за мудрость хозяйки дома, — тут же предложила баронесса.

Никто отказываться, естественно, не стал, и фужеры тонко звякнули, зажатые в не по-женски крепких ручках.

Впрочем, это в моём прошлом мире не по-женски, а тут вполне себе не по-мужски.

— Слава, а ты что стоишь, давай, пригуби, расслабься немного, а то весь такой зажатый, — графиня Тарновская, ещё одна давняя подруга матери, перехватив у служанки дополнительный фужер, заботливо всучила его мне.

— Сын переживает, что его прямо на балу женят и увезут из дома куда-нибудь далеко, — громким шёпотом произнесла княгиня, подмигнув остальным дамам, тут же заулыбавшимся в ответ.

Я снова вздохнул, но шампанского отпил совсем немного, глоток, чтобы отстали. На самом деле я не переживал, было бы из-за чего переживать, но план на то и план, что определяет мои задачи не на следующую неделю или месяц, а на десятилетия вперёд, и быстрая женитьба на какой-нибудь заслуженной одарённой вдвое меня старше была неприятной помехой на пути его исполнения.

Был, конечно, соблазн поддаться естественному ходу событий и плыть, сложив ручки, по течению, особенно остро проявившийся, когда я понял, что с обретением своего прежнего могущества возникла существенная, да что говорить, почти неразрешимая проблема. Но я не был бы тем, кем был, хоть сейчас им и не был, если бы ему поддался. Но не бытие определяет сознание, а сознание — бытие. Это я знал точно.

И генералы тёмной властелины так просто не сдаются. Вернее, вообще не сдаются. Только смерть может нас остановить.

Свою, к слову, я почему-то не помнил. Хотя память вернулась ко мне без каких-то существенных лакун. Но, как и почему погиб там, в своём мире, этого память не сохранила. Последние воспоминания касались замка владычицы. Светлые опять что-то затевали, пытаясь в очередной, сотый уже, наверное, раз нанести нам поражение. В прямом противостоянии у них шансов было немного, а вот провернуть какое-нибудь подленькое дельце в лучших традициях светлых лицемеров, это они умели. Заслать парочку диверсантов, чтобы протащить в цитадель светлый артефакт помощнее, в надежде, что бахнув в средоточии тьмы, он уничтожит саму суть владычицы, — легко. На моей памяти аж десяток раз. Добыть один из символов власти самой Властелины и уничтожить особо хитрым способом, чтобы через воздействие на их энергетическую связь, опять же, уничтожить суть — тоже не вопрос. Два генеральских жезла так использовали, которые несли частицу силы нашей госпожи. Украденные, кстати, а не взятые с боем. Это чтобы понимать, что светлые из себя представляли. Я поэтому от своего и отказался, потому что его охранять приходилось сильнее, чем себя. Чёртовы полурослики.

Вспомнив о мелких поганцах, я невольно опять сжал кулак. Одна из светлых рас, чьих представителей светлые превозносили, как прирождённых разведчиков. Как же. Ворьё это было прирождённое, маргиналы, не соблюдающие элементарных норм этики и морали, не знающие, что такое честь воина.

Пробраться в походный лагерь войска, чтобы обчистить полковую казну, подмешать в лекарства в лазарете крысиный яд, стащить штаны полкового командира и напоследок насрать в котелок с кашей — вот это был их почерк.

Недаром мои орки таких деятелей, когда ловили, сразу топили в яме с нечистотами. Жаль, ловили не часто.

— Слава, ну ты чего!

Я почувствовал, как мой кулак обхватила чья-то ладонь, расслабился, видя испытующе вглядывающуюся в моё лицо княгиню.

— Неужели обиделся? Ну что ты, сын, я же любя.

Она ласково огладила моё плечо, неверно истолковав причину моего раздражения. Я выдохнул и растянул губы в дежурной вежливой улыбке. Кивнул:

— Я в порядке.

— Вот и славно, — заторопилась маман, вновь беря меня под руку, — а сейчас пора и с остальными гостями поздороваться. Уважить, так сказать.

«А вот и самая неприятная часть вечера», — подумал я, стараясь удержать рвущееся изнутри недовольство.

Старые боевые подруги матери, на самом деле, были самым меньшим из зол. Ну похихикали, пооблизывали взглядами, шутканули что-нибудь этакое средней скабрезности и на этом успокоились. Всё же отношение у них ко мне было, скорее, как к любимому племяннику. А вот те, с кем придётся общаться сейчас, совсем другое дело. Эти будут придирчиво меня осматривать, как племенного жеребца, прикидывая, выгодное я приобретение или нет. Не только по внешности. Тут матриархальный уклад. Считается, что мужчина должен быть хозяином в доме. Скромным, вежливым и послушным.

Впрочем, в отношении меня некоторые моменты могли простить. Я ведь и сам одарённый. Пусть, в силу своего мужского естества, и крайне слабый. Но не потому, что дети от меня, если мать будет тоже одарённой, с большей долей вероятности дар унаследуют. Нет, это совсем не так. Как давно и достоверно установлено, дар передаётся исключительно от матери, с вероятностью примерно процентов в семьдесят пять. А в семьях, где одарённый только мужчина, дети одарённые появляются ровно с тем же шансом, что и у полностью неодарённых родителей. Что-то около одной сотой процента.

Нет, причина куда проще и, отчасти, банальней, мужчина-одарённый просто красивее и дольше сохраняет здоровье и молодость. Вот как мой отец, например, князь Деев с другими гостями мужского пола находившийся, по регламенту, чуть в стороне от собравшихся в центре зала женщин, до сих пор вызывающий томные вздохи у дам.

Муж-одарённый — это просто ещё один элемент статуса для какой-нибудь дворянки. И сейчас здесь находятся те, кто этот статус подумывают себе обеспечить.

И из этого вытекает один простой и логичный, но неприятный вывод: скорее всего, покупательницы на меня сегодня найдутся. Просто потому, что такой товар достаточно редок. Одарённый, да ещё и княжеских кровей. Недаром из самого Петербурга в нашу Сибирь заявились. Многие и из простолюдинов не гнушаются мужа-консорта в семью принять ради статуса. Поэтому родившийся мальчик-одарённый в небогатой семье — это к счастью и безбедному существованию в будущем, ведь он войдёт в семью куда выше по положению. Ну а я просто-таки идеальный кандидат для столичной дамы, с которым и на императорский бал не зазорно появиться.

Не слишком приятно было думать о себе, как о какой-то вещи, но, по сути, сейчас я от какого-нибудь лота на аукционе не особо-то отличался. Разве что на аукционе потенциальный покупатель мог заранее ознакомиться с характеристиками объекта торговли, а вот я пока для присутствующих кандидаток в жёны кот в мешке. Вдруг окажусь вредным, неуживчивым или недалёким. Впрочем, как я уже говорил, мой титул и одарённость перевешивали очень многие возможные недостатки. Поэтому среди приглашённых соискательниц на местных дам можно было не обращать внимания, они здесь лишь как дань вежливости дворянскому собранию уезда, а основная борьба за мою руку и сердце, а точнее за красивое тело и смазливую мордашку, развернётся между прибывшими из столицы, той же Головкиной и Сатыгиной-Кондийской.

И вот тут мне стоило тщательно подумать о линии поведения. Я же тёмный, а значит ввязываться в прямое противостояние с заведомо более сильным противником — не мой выбор. И я сейчас не про гостей, оккупировавших зал, а мою собственную маман, которая настойчиво пытается меня сплавить. Да, очень желательно как-то дорогих невест отшить, но сделать это хитро, сработать так тонко, чтобы не вызвать слишком большого недовольства у родни.

Повести себя слишком грубо и прямолинейно, нахамить и тем самым отбить к себе любой интерес, можно, но будет ошибкой. Тогда хорошего отношения от рода ждать не придётся, и отдаст меня маман кому-нибудь в мужья по собственному разумению, больше меня не спрашивая. Просто потому, что может.

Вариант хуже некуда, поэтому сразу в топку. Пока ещё мать моему тонкому манипулированию поддаётся, и пусть так и будет впредь.

Поэтому для меня сейчас оставался только один путь — определить слабое место каждой из присутствующих претенденток и использовать его, чтобы дискредитировать в глазах княгини. Вот тут маман будет на моей стороне, выдавать за сомнительную кандидатуру она не станет. В этом я не сомневался. Потому что княгиня сына, то есть меня, любит.