Фрилансер. Вольный копейщик

Глава 15 Только один Цезарь

Глава 15. Только один Цезарь

Бояться следует только поражения

Девиз Империума, WH40К

Танкетки в бой не опаздывают!

Орки, WH40К

— … Командор! Командор!..

Я открыл глаза и заозился. Голова гудела от недосыпа, но надо продолжать двигаться.

— Командор! Ты просил разбудить.

Сенкевич. Мой зампотылу. Организатор. В отличие от Ковальчика, который больше по боевой части.

— Все вышли на связь?

— Все, кто захотел, — кисло скривился Ярослав.

— Пошли.

Мы выбрались из армейского командного фургона, который я экспроприировал в первый день после высадки и так и оставил для своих нужд, и двинулись к другому подобному, в котором временно размещался штаб. Штаб у нас носил локальный характер, ибо общего единого командования по сути так создано и не было. Нет единой вертикали подчинения, нет единого командира, одного для всех, нет единой стратегии и тактики. Есть лишь отдельные договорённости с командирами боевых частей в городе, которые по моей «просьбе» делают то или иное. И только здесь, возле куполов Сената, третьим кольцом встали те, кто искренне помогает и слушается. Условно моя армия, но моя без кавычек. Причём из шести дивизий четыре — парни, перешедшие на нашу сторону по результатам противостояния с прошлым поколением мятежников, как Карлос Дювалье. Который со своим полком также здесь. И нет, руководит не он — погонами не дорос.

Да, верно, откликнулись все, кто захотел, и я предполагал, что захотят именно эти люди. Из двенадцати командиров группировки второго кольца виртуально с нами присутствовали восемь.

— Сеньоры, генерал, — козырнул я всем, прогоняя остатки сна.

— Сеньор Шимановский, ждём только вас, — отчитался мой тёзка Хуан Маккарти, обильно убелённый сединой шестидесятилетний генерал ВКС с опытом трёх войн за спиной. Его пришлось назначить главкомом, и, кажется, я не прогадал — дедулю слушались.

— Я тут. — Сел за своё место во главе стола. Восемь человек нас, и восемь мерцающих голограмм оппонентов — представители противной стороны, согласившиеся на переговоры.

— Ваши требования понятны, — начал с места в карьер условный глава от противников без предисловий. — И справедливы. И правда в том, что это не наша война — мы её заложники. Но мы так и не услышали ваши предложения, сеньор Шимановский, только требования.

— Я уже озвучил их, — выдал я ему кривую ухмылку. — Полное разоружение и выход за третье кольцо личного состава. После — вывоз оружия и техники под контролем наших спецов. Вам вернут его после проверки на лояльность. Непосредственно в вашу часть. И за это вам ничего не будет, останетесь при своих и продолжите службу… Кто не был так уж сильно замазан, а накануне большой войны топить проштрафившихся в мелочах непрактично.

— Что будет с личным составом, озвучьте подробнее? — Его коллега. Нет смысла называть имена и звания — их много, лица и имена противников меняются, как песчинки калейдоскопа. Чем дальше мы идём по городу, тем больше и больше боевых частей, с кем нужно контактировать. И слава богу, эти перцы вняли и согласились на ультиматум, их не придётся уничтожать тяжёлой артиллерией, как коллег.

— Отправка в места дислокации с запретом на выдвижение и ношение оружия. Возможно, некоторые представители офицерского состава будут допрошены, по ним — по обстоятельствам. Сеньоры, вас я ни в чём не подозреваю, вы выполняли приказы, — эмоционально добавил я. — В отличие от некоторых ваших коллег. И некоторых ваших офицеров, которые, находясь в вашей вертикали подчинения, сочувствовали мятежникам и оказывали им посильную помощь. Я говорил и говорю, что личный состав не пострадает, но отдельные предатели будут наказаны, и насчёт этого пункта я не торгуюсь. И не понимаю, почему вы ставите знак равенства между честными воинами и предателями, отказываясь разоружаться.

— Возможно потому, что это наши вертикали подчинения и наши офицеры? — последовал ответ.

— Я вас понимаю. Имидж. — Пронзить их взглядом. — Но и вы поймите меня. Время разговоров прошло, никаких «договорняков» не будет. Никакой пощады не будет. Я не королева Лея, я в принципе не собираюсь ни с кем разговаривать. Вам был дан срок — трое суток. После этого вам хана: все, кто не сложил оружие, правый он или виноватый, будет уничтожен. Никаких сантиментов, милосердие — признак слабости, великодушие — признак слабости. В ваших вертикалях есть предатели, кто поставлял данные «налево» минуя вас, кто саботировал ваши приказы, но вы, как нормальные военные, не хотите выдавать их, так как это ВАШИ люди? Согласен, обычно командиры так и поступают. Но так было вчера. Сегодня вы или сдадите их, либо я буду уничтожать ВСЕХ ваших подчинённых, кто не сложит оружие своей волей, нарушая уже ваш преступный приказ на отказ от сдачи. Ваш, а не вашего прошлого руководства!

— Хватит-то духу? — Ещё один из оппонентов, командир из аристократии. Аристократов тут всего четверо из восьми, но я бы сказал, аж четверо. Ибо четыре оставшихся подразделения, отказавшиеся вести переговоры, тоже возглавляют аристократы.

— Вполне. — Я пожал плечами.

Все, и мои, и гости, посмотрели, как выглядит столешница — эти люди понимали, я не шучу и не угрожаю. Лишь констатирую факт. А я был особенно убедителен, так как действительно планировал это. Ибо действительно, время сантиментов кончилось.

— Сеньоры, или вы плохие командиры, так как сдаёте своих офицеров, либо вы плохие командиры, так как, отказавшись сдавать предателей среди своих офицеров, отправляете на убой непричастный личный состав, которого во вверенных подразделениях абсолютное большинство. Выбор у вас только в том, какие именно вы плохие командиры.

— Хуан, разреши тебя по-простому, так как ты всё-таки гражданский? — Мой главный оппонент, тот самый условный лидер переговорщиков. Ибо неформальный. Глава осаждающего корпуса на связь выходить не стал, там собирались драться. — Мы посовещались, и у нас, вот конкретно у нас, — окинул рукой голограммы на стене кунга, — есть предложение. Мы остаёмся, не разоружаемся, и принимаем участие в штурме Сената, который, как понимаем, состоится почти сразу после разоружения твоих противников. Ради чего, собственно, сюда ранее и были направлены. Он ведь состоится?

— В общем да, состоится, — не мог не согласиться я. — В чём подвох?

— Честь. Ты молод. Слишком молод! — воскликнул он. — И не прошёл того, что должен пройти боевой офицер, оттого многого не понимаешь. И присяга у тебя ангельская, а корпус телохранителей королевы всё же не та структура, в которой поймут нас, армейских. Ты предлагаешь унижение, сдать своих и разоружиться. Но любой из нас после этого… Мы ставим на себе крест. Это нехорошо. Ты сам сказал, что уверен лично в нас, и понимаешь, что не наши подразделения предали королеву. А потому мы предлагаем не ронять её, а остаться. И сделать таки то, ради чего мы тут изначально собрались.

— А предатели?

— Мы выдадим тебе предателей. По крайней мере тех, кого ты попросишь, предоставишь списки, и тех, кого вычислим сами, и не думай, что мы идиоты и не видим ничего у себя под носом. Что же касается разбора полётов с проверкой на лояльность — займёшься этим потом, после. Когда вернёмся в часть после боевой операции. Как тебе насчёт таких условий?

— Мне казалось, что, понимая, что штурм заберёт большое количество жизней, вы должны всячески отбрыкиваться от него.

— Вот об этом мы и говорим! — воскликнул его коллега справа. — Ты не знаешь армии, сынок. Это не ставим в вину, ты и так молодец, но чего в тебе нет — того нет.

Я откинулся в кресле и перевёл взгляд на своих офицеров и генералов. Собрав сигналы от остальных, Маккарти осторожно перевёл глаза на меня и еле заметно кивнул.

Что ж, их решение. Значит, так тому и быть.

— Мы согласны, сеньоры, — произнёс я, глядя в глаза неформальному лидеру противников.

Вздох облегчения от всех, и сидящих в кунге, и тех, кто ждал нашего решения с той стороны голограмм.

— Теперь нам надо обсудить ваши действия, и главное, ваше бездействие во время штурма позиций тех, кто не поддержал ваше стремление не участвовать в бою и готовится драться. Время ультиматума заканчивается через полчаса, у вас не так много времени. Предлагаю вам обсудить план с нашим штабом. Генерал?

— Справимся, сеньор спецпредставитель, — ответил генерал-тёзка.

Осталось выйти из кунга, чтобы взбодриться, оставив их обсуждать детали. До окончания ультиматума полчаса, финишная прямая.

Три дня. Почти. Через пару часов будет три дня, как мы высадились. Дворец всё ещё молчит, со мной не разговаривает. С кем-то общается, антенна выдаёт сигналы и принимает их, но я сказал не глушить… Да это и бесполезно. Заглушу только столицу, они же будут передавать сигналы через космос и другие регионы. Ха, наконец я сам понял бессилие осаждавших дворец войск по нашей изоляции! Но со мной на связь никто так и не вышел. Однако очевидно, Фрейя Сергеевна из процесса командования выключена, иначе бы всё совсем по-другому сияло, ревело и взрывалось.

Что ещё не нравилось — во дворец летали конвертопланы. Немного, но почти регулярно, с неизвестными мне целями. И я пообещал их не сбивать. Кому? Так Алисе! Она связалась и сообщила, что летит узнать, что там и как, как раз когда мы с ляхами выдвинулись из купола Сантана дальше в город. Алиса пролетела туда и больше дворец не покидала, лишь однажды связавшись и сказав, что у неё всё в порядке и ситуация под контролем.

— Хуан, заканчивай в городе и тогда уже выдвигайся сюда. Я держу ситуацию, дворец наш, в спину тебе никто не ударит.

Что там за ситуация, что её надо «держать»? Чёрт знает! Но не стоит забывать, что у этой прелести яркое недвусмысленное прозвище «Лиса», которое о многом скажет знающему человеку. И в её единственном докладе также ни слова не сказано про Фрейю!

— Что, орлы, готовы? — обратился я к ракетчикам, чей дивизион готовился к стрельбам и заряжал пусковые установки. Интересный процесс — машина заряжания может передавать пакеты прямо на ходу. Подъезжает и загружает боеприпасы через специальные порты. А пусковая может всё это время вести огонь, не переставая, в том числе медленно двигаясь, не стоя на месте. На практике так не получится — после каждого пакета по цели надо срочно линять, менять позицию, пока не прилетела ответка, но в целом картина заряжания для непосвящённого интересна.

— Так точно, сеньор спецпредставитель, — вяло козырнули парни, только сейчас меня заметив. Это хорошо, что не заметили — при деле парни.

Первым делом, закончив в куполе Сантана, мы двинулись… Просто в город, собирать вокруг себя тех, кто выбрал сторону «королевы». Пишу в кавычках, так как королева в коме, и если честно, чупакабра знает, как нашу сторону конфликта назвать! С Фрейей всё понятно: наследница, глава государства, дочь предыдущей королевы, девочка совершеннолетняя и с каким никаким опытом управления. И главное, вот она, перед вам, стоит на брифинге и вещает о планах на будущее. А королева? Какая, где? А нету её! Есть только мутный юноша, сам себя назвавший её паладином. И есть указ о том, что она назначает его спецпредставителем с широкими полномочиями… С целью решения вопроса с террористами, захватившими детский сад. Всё! Вообще всё! Я сам не понимаю, что я за сторона, и если честно, будь в городе в составе любого из полков, ни в коем случае не пошёл бы за таким мутным камрадом!

Но люди за этим скверным малым пошли. Выходили на связь и сообщали, что «верны присяге её величеству». Фрейя-Фрейя! Ну что ты за дурочка? Ситуация — верняк! Вообще верняк, полный и безоговорочный! Я — сбежал в бордель, похоронив себя как политик — это слова герцога Сантана, а уж кто, но он точно видит ситуацию объективно. Ушёл с линии огня, добровольно и с песней. Как можно было в ТАКИХ условиях просрать delполимеры/del власть? Ну скажите, как? Насколько надо быть альтернативно одарённой?

И только через полчаса после нашего выхода из купола Сантана до города долетели первые машины Самарского корпуса, когда от трети до половины сил в городе объявили о верности её величеству, или как минимум о несопротивлении «законным силам» в грядущем противостоянии.

Альфа большая. Огромная! И эти пятьдесят тысяч — капля в море. Да и пятьдесят их стало только сегодня, на третий день, когда закончена переброска сил через атмосферу — в первой партии было всего две дивизии, двенадцать тысяч с техникой. Самарский корпус — лишь триггер, как та соломинка, перешибающая спину верблюда. Большая часть нашей армии — те, кто здесь и был, отвернувшиеся от кажущейся легитимной главы государства. Больше ста тысяч не считая почти полумиллионного мобилизованного ополчения — Каррерас и Моралес изначально поддерживали меня, правда, не участвуя в боях. Но знаете, ополчение не надо недооценивать, быть уверенным за тыл тоже немало; без железного тыла нет смысла выходить в поле воевать. И многие соединения противника так и делали, отступая к окраинам города, хотя наши силы перед ними по численности уступали. Сейчас таких отступивших скопилось много, они не участвуют в «движухе», многие «морозятся», не выходят на связь. С ними ясно, как закончим здесь — всё же выйдут и объявят, а пока пусть сидят по окраинам и дальше.

Одними из первых о верности объявил генерал-полковник Маккарти во главе трёх дивизий ВКС, командиры которых — его хорошие знакомые. Дювалье поддерживал связь в том числе и с ними, их переход был закономерен, но я не думал, что скорость принятия такого сложного решения окажется настолько велика. Окрылённый, я выдвинул парней в сторону Сената, а самого Карлоса и ещё три полка, присоединившихся к нему, забрал с собой, двигаясь напрямую к Большому Тетраэдру. А чего тянуть?

Эпической битвы у генштаба не случилось. Вообще никакой битвы не случилось. Если в прошлый раз, почти месяц назад, под этим куполом забаррикадировались плохиши, и выкурить их удалось чудом, дав им сбежать тайными тропами в обмен, что они не станут шкодить внутри здания, то теперь все плохиши сели на конвертопланы и гиперкатера и свалили в неизвестном направлении, единственное, организовав заградительный огонь из зенитных автоматов для моих беспилотников. Истребителей сейчас с собой было мало, ресурсов дворца по выковыриванию кого бы то ни было и подавлению позиций артиллерией в данный момент не имел, так что парнишек пришлось отпустить. Те двинулись в сторону Дельты и Флоры, огибая Аврору, со стороны которой прилетели мы, и теперь найти их будет непросто. Зато ворота здания генерального штаба перед нами распахнули, и разве что хлеб с солью не вынесли. Внутри остались условно нейтральные офицеры и генералы, и охрана, которые не занимали сторону и были готовы подчиняться любой «законной» власти, а «законной» в их понимании является та, которая победила. Прессовать сейчас никого не стоит, «пятёрка» потом будет разбираться в лояльности, главное, что армия, как механизм, функционирует.

После бескровного захвата генштаба речи о сопротивлении в городе больше в принципе не шло. Ни одной боевой стычки! Поляки отличились — суровые парни, наш полк на кое-кого наехал… Но эти кое-кто сразу бросили оружие и подняли руки вверх. С одной стороны замечательно, что никто не погиб, но с другой Ковальчик возмущался, что ни с кем не подрались, «никакого кайфа в этом мятеже». Ну да, нет боя — значит и их ценность так себе, а в отличие от остальных участвующих в «движухе» сил, задача польского легиона выслужиться, показать нужность, а не просто поколесить по столице со мной во главе.

В общем, Маккарти я назначил начальником штаба «специальной операции по подавлению мятежа», по сути временным главкомом всех сил на Венере. Не признали его только лояльные мятежникам части вокруг Сената, да дальние гарнизоны на планете, которые мы и ранее не контролировали. На которых пока плевать, слона нужно есть по кусочкам, сразу не выйдет. Давим «новых». Потом давим «старых» мятежников. И только потом занимаемся дальними гарнизонами — есть доклады, что в некоторых провинциях мятежники контролируют целые небольшие города.

— Слишком легко, — произнёс я вслух, выкуривая сигарету. Рядом стояли только крестницы, которые дисциплинировано не совали нос в управление. Но тут Криска не вытерпела:

— Почему?

Пожал плечами.

— Не знаю. Но у меня такое чувство, что нам кто-то ОЧЕНЬ сильно помогает. Настолько сильно, что… — Вздохнул, глубоко затянулся. Договорённости Веласкесов с теми же военными, с отдельными командирами частей, с некоторыми родами. О которых совершенно не в курсе, и которые никогда не держал даже в уме. И как к этому относиться?

— Это плохо? — вопросительно сдвинула крестница бровки.

— Нет. Тем более, я знаю, кто это — там просто нет других кандидатур. Пока она была в коме, у нас так легко не получалось. Где-то я крут, но ни хрена не понимаю в подковёрной политике! Юнец я сопливый!

Она поняла правильно, и, что-то обдумав, заявила:

— Может быть и так. И юнец, и сопливый. Но когда её обожженную тушку перекладывали в медицинскую барокамеру на дворцовой палубе, именно ты решил вопрос с переворотом. Не она, многомудрая, «оставшаяся на хозяйстве» в отсутствии королевы, а такой юный и сопливый ты. Ещё вопросы?

Ну, если даже девочки с мозгами крестниц всё понимают… Не думайте, они не глупые, отнюдь. Глупых среди ангелов в принципе нет, есть только уровни намного и не намного выше среднего. Но всё равно, даже они всё понимают, а значит и мне рефлексировать нечего. Помогает — и помогает. Но всё равно мерзко на душе, когда тебя «играют», да ещё втёмную.

— Ты научишься, Хуан, — произнесла Мари-Анж. — Сколько ты вертишься на высшем этаже?

— Год? — пожал я плечами.

— Месяц! — с неумолимостью хирурга со скальпелем отрезала крестница. — Всё, что было до захвата садика — не то, подготовка. Разминка боем. Хуан, у тебя всё впереди, научишься. А пока просто прими как данность: кроме совсем отмотроженных частей, остальные сдаются, и твоя задача всего лишь не допустить внештатных со сдавшимися ситуаций.

— Не допустить крови, — проговорил я за неё.

— Кровь — ресурс. И да, она нашей стране ещё понадобится.

Ангельская философия в лице этих писюх. Хотя мы ещё не настолько очерствели, и понимаем ценность человеческой жизни. Особенно, когда на дворе не простая война, а гражданская.

— Хорошо, но что дальше? — озвучил я вслух главный мучавший вопрос.

— А дальше будет видно, — улыбнулась Криска. — И мы с девочками уверены, ты выкрутишься.

Что ж, раз в меня верят… Ведь и правда, я смог бы победить и с кровью, и при условии, что весь мир против меня, на одних собственных ресурсах и агентов влияния. Точка невозврата — приказ Фрейи мочить нас зенитками. Если она не отдала его, и сейчас не важно, по какой причине — Альфа моя. И была бы моей при любом развитии событий здесь, в городе. Но без крови… Всё же приятнее, хоть и не по себе от реакции на манипулирование. Ладно, переживу, блин!

Эти выродки надо мной посмеялись. Аристократические ублюдки! Считали, что что-то контролируют? Что мы не посмеем? Я дал им трое суток, поставил ультиматум. О котором раструбил через все СМИ и подконтрольные каналы. Но они высокомерно заявили, что «с узурпатором дел не имеют». Каким, нафиг, узурпатором, я разве брал на себя функцию верховной власти? Нет, не надо пальцем тыкать, о том, что беру на себя функцию первого лица я даже мысленно не заикался!

Но это второй вопрос. А вот первый… Меня, мой ультиматум, должны были услышать ВСЕ. Не просто все, а ВСЕ. А как это сделать при тотальном контроле СМИ противником?

В общем, после замыкания третьего кольца вокруг Сената, ближе к вечеру дня высадки, я снова мобилизовал «Братство», которое так и сидит в куполе с «тремя девятками» в боевой готовности, ибо Феррейра им исправно платят, а Фрейя прикрыть их не решилась даже после ареста Этьена. Дура!.. А, я повторяюсь. Самого Этьена при приближении наших войск к комендатуре столичного военного округа, где парни сидели в «кутузке» в ожидании высочайшего по ним решения, выпустили и представили пред очи моих посланников — дескать, «а мы чо, мы ничо — приказ выполняли».

— Значит, били не сильно, не калечили? — выслушал я рассказ Француза.

— Били, не без этого. — Судя по распухшей роже, «били» — мягко сказано. — Но что не калечили — факт. Хуан, там «внизу» свои парни, всё понимают. Они такую же лямку на территориях тянули, как и мы. Только мы во фриланс ушли, «на дядю» работаем, а они в госструктуры. Платят там меньше, но и риск меньше, и статус выше. — Он грустно вздохнул. — У вас тут «наверху» в политике штормит, а мы, пацаны, друг друга всегда поймём.

— То есть, вы боеспособны, — сделал я главный вывод.

— В целом да. За некоторыми исключениями. Но там всё хорошо, по условиям контракта лечение оплачиваемое — спишем «на поверхность».

— Без вопросов, — пожал я плечами. — Сам видишь, даже мой отлёт в задницу планеты на ваше финансирование не повлиял.

С этим было сложно не согласиться. А деньги для наёмников — главное.

— Феникс, задание такое. Бери кого хочешь, хоть всех — старина Гарсия-Мегалодон на месте, ситуацию под контролем держит. Вот список СМИ, тащите мне главных редакторов. И отдельно вот этот список — разные блогеры и журналисты-уникумы с единственно верным видением ситуации. К завтрашнему утру соберите всех, кого сможете.

— Есть, сделаем!.. — Француз-Феникс-Этьен расплылся в предвкушающей мстительной ухмылке.

— И это… Сейчас другая ситуация, оборудование не громить. Нужны только люди.

— Есть. — Собеседник скис. — Хотя жаль.

Детский сад!

Итак, к обеду вторых суток всёбыло готово. Полтора десятка человек — кого удалось поймать, а удалось, скажем честно, не всех. Крысы побежали с корабля при первых же арестах (не придирайтесь, знаю, что это не арест, а захват, я для красного словца), сарафанное радио распространило информацию об угрозе, а наёмники-штурмовики кто угодно, но только не оперативники гвардии или безопасности, чтобы искать людей в стоге сена под названием Альфа. И связь с «Берлогами» ситуацию поправила не сильно.

Итак, пятнадцать человек. Четыре женщины, одиннадцать мужчин. Вокруг нас камеры, фиксирующие передвижение большого количества людей с оружием — шли вторые сутки блокады Сената, и мы напитывали наше, третье кольцо осады всеми, кем могли, в ком были уверены. Лоран стояла в сторонке, стараясь не отсвечивать.

— Хуан, на тебя не похоже, — покачала она головой, когда подошёл к ней за финальным благословением. — Я так привыкла, что ты всегда выходишь в прямой эфир, что…

— Инесс, вдруг кто-то из них ляпнет что-то не подходящее? — Я скривился. — Я ведь и сам до конца не знаю всю цепочку. Вырежем что не нужно. Главное, не светись в кадре, твой профессионализм нам ещё нужен, а если появишься — затравят.

— Есть, мой император! — Она козырнула шутливо, да только в той шутке лишь доля шутки.

— Микрофон у тебя есть, если начну пороть косяки — подсказывай в ухо, буду реагировать. Не думай, что у меня такой богатый опыт в подобных вещах, я со СМИ работаю меньше месяца.

— Ага, глядя на твои фортели, все так и думают: «дьявол, да у этого парня же нет опыта!» Хуан, да по твоим новинкам в методиках воздействия на СМИ студентов журфака в ближайшем будущем учить будут! Не скромничай «меньше месяца».

— Но если это так!

— Значит ты гений, и я в тебя верю. — Она меня даже перекрестила.

Чтоб я сам в себя так верил, как она в меня.

— Уважаемые неуважаемые! — вышел я к… Ну, пусть будет к доставленным людям. — Прошу сохранять молчание и не галдеть, если вам не дали слово, во избежание причинения вам телесных повреждений.

Часть из привезённых была немилосердно отоварена наёмниками, даже у одной из женщин-блогерш на лице синяки и кровоподтёки. Это ж как надо было суровых мужиков довести при задержании, чтобы они так сорвались? Так что мои слова были встречены с пониманием — журналистская братия не бузила.

— Кто я — вы все знаете, — продолжал я, — и не надо сквернословить даже про себя — я всё слышу. — Прошёлся перед ними в одну строну, потом вернулся. — Почему вы здесь? Потому, что зарвались. Понимаю, последние полторы недели лить грязь на её высочество было модно, так все делали, и вы со всеми — без проблем, учтём. Работа такая, надо быть в тренде. Вы освещали позицию со стороны тех, кто внутри Сената, и ругали тех, кто их держит в блокаде? Ладно, и это займём, тоже тренд. Но вы, вот конкретно вы, сделали куда больше; в не просто освещали события, а являлись рупорами пропаганды. Ваши «источники» находились в первых рядах тех, кто расстреливал сослуживцев. Ваши «источники» выдавали в эфир секретную информацию по подготовке к штурму наших войск, давая тем, кто укрылся под куполами Сената организовать оборону. Это не предвзятое, но в целом нейтральное отношение в рамках журналистской этики, за которое вы свои репортажи выдаёте, это именно что измена Родине, государственное преступление. О котором вы решили забыть, отмахнувшись, ради славы и денег, или же целенаправленно поддерживаете идеологически близкую политическую группировку. Вообще без разницы на ваши мотивы, преступление есть преступление.

— Ввиду военного времени, — с новым запалом продолжил я, немного себя накрутив, — нам некогда ждать расследования в отношении вас и приговора суда, некогда ждать исполнения законных процедурных норм. Потому в отношении вас прямо здесь будут использованы методы полевого экспресс-допроса, сейчас вы будете давать показания на тех, кто это всё устроил, чей заказ вы отрабатывали, а заодно перед народом Венеры. И в своё оправдание скажу, что когда там, на той стороне, люди, которых вы превозносили в репортажах, расстреливали своих сослуживцев из группировок «Мараньон» и «Укаяли», они делали это также незаконно. Честных верноподданных королевы незаконно били, пытали и убивали ваши протеже, я же точно также незаконно буду бить и пытать вас, а если вам не повезёт — то могу и убить, всё зависит исключительно от вашей активной позиции. Ну что ж, пожалуй, начнём с вот вас, сеньор. Для непосвящённых озвучиваю, это главный редактор «Венерианских новостей», его зовут… В репортажах его канала постоянно использовались термины и эпитеты…

Парни Этьена были злы на СМИ ещё с прошлого раза. Да, они разгромили студию двадцать девятого канала, побили оборудование, засунули в задницу (в прямом смысле слова) какой-то электрический прибор (отключённый) главреду и разукрасили миловидную мордашку ключевой ведущей… Но не наигрались ребята. Мало. А потому с воодушевлением делали больно сидящим передо мной на коленях людям, а прошедшие ад Территорий это делать умели. К женщинам-блогершам, наверное, отнеслись с чуть большим сочувствием, но и те выли в голос.

Запираться не смог никто, а после первых трёх картинных «ломаний», остальная клиентела сдавала контакты, явки и пароли даже быстрее, чем им успевали задавать вопросы.

— Итак, сеньор Агилар, — а это к камере повернулся уже я. Опросили ещё не всех, только семерых, но ситуация понятна, тянуть дальше — терять время. — Итак, сеньор Агилар. Понимаю, что, поскольку данная информация получена вне процедурными методами, отдать приказ на ваш арест и послать группу захвата я не могу. Однако я настоятельно рекомендую вам прямо сейчас, бросая всё, лететь в Альфу. Добровольно. Где мы с вами поговорим о финансировании вами мятежников и вашей деятельности против Королевства Венера, как государства. Даю вам семьдесят два часа, после которых и вы сам, и вся ваша семья, будете уничтожены, все её члены старше тринадцати лет. Время пошло. Камеры стоп.

Это не основатель, нет. Да я в общем уже и перечислил всех основателей. Но клан серьёзный, медиамагнатами несерьёзные не становятся. Разумеется, такие люди не работают на себя (с целью выдвинуться и лично засесть в крутом кабинете), не под то заточены. Как правило они лишь поддерживают кого-то, кто реально планирует сесть в тёплый кабинет. Но их поддержка для седока всегда ключевое звено, для любой политики, для любой предвыборной компании. Это огромные деньги и огромное влияние, огромные связи ВЕЗДЕ. Агилар не единственный медиамагнат на планете, разумеется, но сейчас, атаку на тех, кто готовился к штурму Сената, вели через него — вот и получит. Он и в поддержке Сантосов и Ко отличился, правда, не настолько ярко, но их это вообще не извиняет. Не понял, что по краю прошёл, снова связался не с теми людьми — сам себе злобный буратина. Так что мочить этот клан буду под ноль — как семью Бруно. Я не жестокий, просто нужен пример для назидания остальным.

Репортаж ушёл в эфир почти без редактуры — сократили пару моментов особо жёстких пыток в отношении блогерши, женщина же, всё такое. Там те пытки — болевые приёмы в основном; парни не палачи и не инквизиция, а что можно сделать в полевых условиях простым (да даже и непростым) воякам? Но тем не менее это было больно, а значит назидательно, и допрос мужчин пропустили без редактуры.

Кстати, личное впечатление. Чем громче и говнистее чел на экране, чем яростнее он «рубит правду» на всю страну в своём репортаже, обличая, обвиняя и всё такое, тем громче вопит и сильнее трясётся, когда с него за это спрашивают. Вот вообще ни одного мужественного правдоруба, готового за идеалы на Голгофу, среди этой публики не встретилось! Все орали и сразу плыли, ещё до того как становилось по настоящему больно. Проститутки они! Шлюхи пера, а не «борцы с монархизмом».

— Десять, девять, — начал отсчёт адъютант. — … Три. Два. Один… Всё, время вышло.

Итак, срок ультиматума пролюблен. Ожидаемо, некоторые его проигнорировали, надеясь неизвестно на что.

Мы, «шишки» штаба, переглянулись, старина Маккарти грустно вздохнул и отдал приказ:

— Всем — начинаем! Огонь по готовности.

Это было красиво…

Шлюзовые ворота мы захватили — успели. И держали открытыми все три дня, несмотря на угрозу прорыва с той стороны. Там парнишки формально оказались в окружении, как Цезарь в Алезии. С одной стороны они прижаты к осаждённому ими Сенату, в котором всё же их враги, как бы там ни было. С другой их окружили мы. Классика военной истории — двойная осада, враг и за циркумвалационной, и за контрвалационной линией. Но они не Цезарь, к счастью; Цезарь здесь только один. И это я. И не надо мне пенять за высокомерие и нарциссизм, я сейчас рассуждаю категориями Фрейи Сергеевны, о которых она говорила мне совсем недавно, на шпиле дворца. Цезарь должен быть только один? Один. И я делом доказал, что это не она. Вот и буду почивать на лаврах — заслужил. Приятно же!

В общем, разбегающиеся «низовые» подразделения, понимающие, что к чему и какой статьёй пахнет, нам ворота открыли, а мы так и не стали их закрывать. И правильно — из-под занятых войсками второго кольца куполов вышло до тридцати тысяч гражданских, что оставались там, несмотря на возможную близость боевых действий. Жертв среди мирных не хотели ни мы, ни противник, потому их выходу никто не препятствовал. А после предъявления ультиматума через эти же ворота вышло до двух тысяч рядового личного состава условно мятежных бригад. Условно потому, что рядовой состав делают что прикажут, им до лампочки участие в перевороте на стороне какого-то из кланов аристократических боровов. Но над ними и дисциплина, так что выход с оружием — тот ещё духовный подвиг.

Мы всех приняли, отправили в тыл на перепроверку, но факт — мятежников даже собственное «мясо» не поддерживает. И вот сейчас началась атака на купол, под которым находится штаб мятежников второго кольца, и первыми в атаку идут ракеты, переброшенные отовсюду, куда смогли дотянуться за трое суток, со всего столичного региона собрали, уничтожая на своём пути всё, что может сопротивляться или хотя бы просто гореть. Под куполами полно кислорода, полно датчиков видео, потому и говорю, все эти взрывы и стена пламени… Это красиво!

Ну, вот на что они рассчитывали? Идиоты! Какие же они там все идиоты! Сколько их погибло от этой атаки? Почему было не выйти вместе с более умными? Нет, видите ли, только сейчас, после огненной лавины дошло. Волна панических отчётов, мол, «сдаёмся, выходим, без оружия, не стреляйте!» сюрпризом не стала, но штаб прогнозировал, что продержатся противники дольше, и сдастся их меньше. Я стоял в сторонке и не вникал в мелочи — сейчас было кому отреагировать, и парни Маккарти это делали квалифицировано, без суеты и спешки. Отвечали на запросы, организовывали встречу, проверки и конвоирование к безопасной зоне.

В общем, остаток дня мы были заняты. После пыток и признаний журналистов на камеру, руководство мятежников впало в ступор, ибо их больше в СМИ не освещали и героями не делали. Освещение конфликта шло только из нашего штаба, и неожиданно эффективно сработал негласно пущенный слух, что любая попытка показать купола хоть второго кольца, хоть из самого Сената, окончится смертью. Некоторые блогеры по инерции вякали — число считающих себя бессмертными бесконечно, плюс провинции жили своей жизнью, а некоторые вещали оттуда, но имеющий массового зрителя крупняк затаил дыхание и боялся пукнуть в нашу сторону. Фрейя-Фрейя…

Ближе к ночи в атаку наши части всё-таки пошли. Без ракет, но с тяжёлой техникой. Танки Феррейра показали себя неплохо — вот и испытали заодно. Я сидел в кунге, глазел на мониторы и голограммы, и понимал, что всё кончено. Мятеж подавлен. Второй за месяц, но слишком мелкий какой-то. А ведь улетал из Альфы я «бедным продственником»! Что пиар животворящий делает, без единого выстрела (штурм не считаем). Даже те четыре дивизии (не полные дивизии, номинальные), что отказались сдаваться, сопротивления толком и не оказывали. При приближении наших парней, все встречные бойцы клали оружие и поднимали руки кверху. Огонь в нашу сторону открыли непосредственно перед штабом мятежников, под который было выделено одно из зданий в городе. Вот этот штаб мы и обложили, на трёх ярусах. Уйти оттуда никто не мог, но штурм…

— Хуан, там, похоже, действительно только добровольцы. Они всё же вняли, — доложил ответственный за разведку.

Мой тёзка был в состоянии обалдения. Не верил, что аристократы так могут. Им ведь плевать на людей. Но разведчики докладывали именно это — аристократишки и их приспешники никем не прикрываются.

— Может ещё подождём, перепроверим? — предложил он. — Если там есть кто-то, кого удерживают, да пусть даже банальным приказом…

— Мы уже два часа проверяем, — парировал я. — И боты говорят однозначно, эти люди полны решимости, и сдаваться не будут.

— Да, но… — Вздох.

— Сеньор Маккарти, подтягивайте артиллерию. Начинаем, — добавил я в голос власти.

— Сеньор Шимановский, как представитель пятого управления, я ответственно заявляю, что нам могут понадобиться показания этих людей в распутывании связей мятежников, — заявил серый неприметный человек, которого прислал начальник «пятёрки», как только я захватил Генштаб. Мотивировано тогда было словами: «Мы — верные подданные, Хуан. Ты вернулся — это здорово. Сейчас пошлю к тебе кого поадекватнее». Заодно договорились о проверке на лояльность для огромного количество военных из токсичной зоны, но это будет потом.

— Хуан, подумай, — острастил и Маккарти.

— Сеньоры, я понимаю все риски и последствия. — Я прикрыл глаза и действительно подумал… Открыл… Нет, мнения не изменил. — Сеньоры, я рассуждаю на глобальном уровне. Какие бы ни были связи мятежников, пройтись по всем цепочкам мы не сможем. Кто-то откупится важностью, кто-то — информацией. Кто-то заметёт следы. При том, что мы знаем все семьи тех, кто там внутри и можем взять их на контроль в будущем. Этих же камрадов придётся судить, придётся доказывать причастность каждого, и я уверен, кто-то сможет «соскочить» и тут. Но ради того, чтобы мы смогли провести это фарс, при штурме погибнут хорошие парни.

— Это обязанность хороших парней, гибнуть за интересы Венеры! — воскликнул генерал.

— Согласен, — кивнул я. — Когда в их гибели есть смысл. А смысл есть только на уровне тактики. На уровне же стратегии наоборот, штурм бесполезен. Не уничтожив их дистанционно, а разменяв на жизни бойцов, мы даём понять всем выродкам планеты, что они важны и с ними будут церемониться. И, возможно, договариваться. Тогда как если жахнем артой и обнулим всё здание, погибнут ВСЕ, без разбора на более правых и более виноватых. Участвовал? Сдохни! Даже если чуть-чуть. Нам ничего никому не придётся доказывать, и их семьи никогда не отмоются, как будет, если мы начнём копаться по цепочкам и судить. Да, учебники не советуют использовать простые решения, но сейчас я считаю это оправданным. Единственное, и тут буду твёрд: семьи тех, кто внутри, подвергаться преследованию не будут, так как члены мятежа распустили личный состав, не став устраивать бойню.

— Это сильный аргумент, — после обдумывания заявил генерал. — Наверное, только угроза семьям и спасла нас от моря крови. Давай начистоту, сынок, если бы они не сдавались все скопом, мы бы победили, но умылись бы в крови так, что…

— Да всё я понимаю, генерал. Я, может, не из армейских, но кое-что доходит, хоть иногда и со скрипом.

Кивок.

— Тогда минируем?

— Минируйте. И подгоняйте арту — всю, какая есть. Картинку в СМИ нам обеспечат.