И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Бледнеет в сумрачной дали…
Ф. Тютчев
В ранний час коридоры тайной канцелярии были пусты. Только уборщица Тоня своей верной шваброй бесшумно натирала и без того гладкие полы. При виде Юргена Тоня выпрямилась и улыбнулась.
— С возвращением!
Юрген кивнул, чувствуя, что имеется в виду не только его приезд из Принамкского края, но и возвращение в профессию после нескольких месяцев беспросветного горя и затворничества. Откуда-то Тоня все знала. Впрочем, как обычно.
Уборщица сняла со швабры тряпку, без единого всплеска намочила ее в ведре с водой, отжала и единым плавным движением снова обернула вокруг палки.
— Липка тебя ждет.
— Разве он уже у себя? — удивился Юрген. Он считал, что явился первым.
— Еще, — поправила Тоня. — Костя ночует на работе последние три дня.
— У нас опять дипломатический аврал?
— Скорее — архивный, — загадочно сообщила Тоня и наклонилась, вымывая плинтус.
Юрген понял смысл этих слов, лишь переступив порог их с Липкой кабинета. Все свободное пространство было завалено бумагами разной степени древности. На столах и под столами, на подоконнике и даже на полу, подпирая кадку с березой, высились желтоватые, пахнущие пылью стопки книг, папок и просто пачек документов, крест-накрест перетянутых веревочками. Самого Липку за этими бумагами было едва видно, лишь скрип пера выдавал его местоположение и, если приглядеться, встрепанная светловолосая макушка над одной из стопок.
— Что это ты здесь устроил? Инвентаризацию библиотеки?
Скрип прекратился, а помимо макушки из-за стопки выглянула вся верхняя половина Липкиного лица, от прямой челки до голубых глаз.
— А, Юрка! Наконец-то ты прилетел. Проходи сюда, поможешь.
Добраться до начальника оказалось непростой задачей: Липка явно не утруждал себя протаптыванием тропок к своему рабочему месту, сваливая бумаги как попало. Юргену даже вспомнились высокие неприступные стены Кайниса.
Липка сидел за столом на крохотном пятачке свободного пространства. Перед ним лежало сразу три раскрытых фолианта, в которых подчиненный опознал прошитые и переплетенные счетоводные бумаги пятисотлетней давности. На коленях у Липки была записная книжка, в которую тот вносил какие-то пометки. Открытая чернильница венчала собой одну из стопок на полу. Чуть поодаль, у подоконника, примостилась одинокая подушка, запачканная чернилами.
Липка взял перо в зубы, запустил освободившуюся руку под стол и извлек оттуда древний принамкско-сильфийский словарь. Другой рукой он поворошил страницы записной книжки и вырвал одну, исписанную с обеих сторон.
— Садись и поищи, как переводятся вот эти выражения.
— Ты же знаешь принамкский язык как родной, — удивился Юрген.
— Современный принамкский, — поправил Липка. — А это устаревшие выражения жителей Голубой Пущи. У них и у горцев есть свои диалекты, причем совершенно разные и порой мало общего имеющие с принамкским. При древних обдах эти диалекты еще были в ходу, на них часто составлялись копии документов. Мне даже кажется, что когда-то в Принамкском крае был не один государственный язык, а три, но с постепенным усилением Гарлея горский и пущанский диалекты изжили себя.
— Ты заинтересовался исторической лингвистикой? — уточнил Юрген, раскрывая словарь. Страницы пахли плесенью.
— Можно и так сказать, — ухмыльнулся Липка. — Все началось вскоре после того, как ты улетел в Принамкский край. Наше начальство внезапно задумалось над одним любопытным феноменом: почему пятьсот лет назад обду, законную правительницу, обладающую всем, свергли с такой легкостью, а в наши дни какая-то Климэн Ченара сумела удержаться, имея кучку крестьян и сундучок золота?
— Предыдущая обда прогневила высшие силы, — пожал плечами Юрген. — Это ведь известно.
— Но ее не молния поразила, — напомнил Липка, — а вполне обыденно насадили на копья. Вот начальство и заинтересовалось, как должны сложиться события, чтобы в один прекрасный день повелительницу огромной сильной страны вдруг ни с того ни с сего объявили беззаконием и убили, а многие люди не только не воспротивились, но и поддержали убийц, стали сражаться против кучки тех, кто был за обду, захотели предать забвению прежние времена. Неужели во всем этом виноваты лишь высшие силы? И можно ли проделать подобное без их участия?
— Ничего себе, — присвистнул Юрген. — Климу все-таки решили убрать?
— Уберешь ее теперь, — не без сожаления вздохнул Липка. — И начальство понимает это не хуже нас. Но ослабить, задержать ее продвижение вглубь Ордена, оставить границы владений хотя бы в рамках прежних ведских — это тоже немало. Ты знаешь, насколько нам невыгоден единый Принамкский край. Есть сведения, что тогда, пятьсот тридцать два года назад, между Верховным и первым наиблагороднейшим Ордена был заключен договор, согласно которому Ветряные Холмы полностью оплачивали расходы, связанные с переменой власти в Гарлее. А это дело затратное, Юрка. У Верховного тех лет не могло быть больших средств, даже если бы он ради такого дела продал весь свой дворец. И какой из этого вывод?
— Люди почти все сделали сами.
— Верно, — Липка раскрыл записную книжку на одной из первых страниц. — Я нашел копию этого договора. Сумма действительно была смешная, а основную помощь сильфы оказывали, позволяя размещать на своей территории штаб заговорщиков. То есть, заговорщики возникли при обде без нашего участия! И отсюда вопросы: при каких обстоятельствах это получилось, и нельзя ли в наше время Холмам помочь провернуть то же самое? Благо, нынче у Верховного средств хватает.
— Ты сумел что-нибудь найти?
— Мне кажется, что да, — кивнул Липка. — Правда, пока не могу дать этому объяснения. Вот, смотри, Юрка, — он показал подчиненному первый лист записной книжки. — Я начал с того, что проанализировал все важные события, произошедшие за время правления последних пяти обд. Не было ли где серьезных волнений, неурожаев, возрождений культа крокозябры и тому подобного. В результате получилось, что последний крупный военный поход случился в самом начале правления последней обды. В горах развелись разбойники, и обда лично возглавила войска, чтобы от них избавиться. Это удалось с блеском, народ носил ее на руках и слагал песни в ее честь. Потом — мир и тишина, которые закончились переворотом.
— Непонятно, — констатировал Юрген.
— Необъяснимо, — согласился Липка. — Тогда я притащил сюда из архива все бумаги тех лет, какие только смог отыскать: от экономических расчетов до беллетристики, и начал просматривать. Хочу тебе сказать, мы, оказывается, многого не знаем о людях эпохи обд! Они всюду использовали колдовство, и в своде законов было много того, что относилось только к колдунам. Эти законы почти не изменялись от обды к обде, все их знали, все привыкли, например, к тому, что за некоторые преступления колдунов судили легче или наоборот строже, чем обычных людей. Колдуны-простолюдины по многим правам и обязанностям приравнивались к людям аристократического происхождения. А вот в армии они совсем не служили, в отличие от нынешних, и колдовство крайне редко использовалось при боевых действиях. Почти единственный известный истории случай был, кажется, при обде Ритьяре Танаве, когда люди отражали нападения морских захватчиков. Но и тогда колдуны не ходили в бой вместе с прочими солдатами, как сейчас веды, а на солидном расстоянии взывали к высшим силам.
— Надо бы это Теньке рассказать, — фыркнул Юрген. — А то он, похоже, не подозревает, что его историческая миссия — не взрывчаткой баловаться, а чинно взывать к высшим силам.
— Думаю, Теньку это не остановит, — в тон подчиненному ответил Липка. — Тем более, времена изменились. А меняться они начали задолго до переворота. Изучая законы и счета, я обратил внимание, что лет за пятнадцать до свержения обды отношение к колдунам стало меняться. По закону им даровали все больше вольностей, а запретов налагалось все меньше. При Гарлейском дворце открыли что-то вроде школы, где придворный колдун обучал своему искусству талантливых детей. Дальше — больше. Например, суды оправдывали колдунов намного чаще и, насколько я понял, не всегда справедливо. Почувствовав вседозволенность, многие колдуны стали осознанно нарушать законы, относясь к обычным людям не лучше, чем к животным. А обда бездействовала.
— Но почему? — Юрген не знал о том разносе, который учинила Клима своим колдунам под Кивитэ, но видел, как она обрывает им крылья всякий раз, если они пытаются мнить о себе слишком много. И сильф был уверен, что если Климе придется судить колдуна и обычного человека, наказан будет виновный, кем бы он ни был.
— Я думаю, таким образом обда старалась упрочнить свое положение, — медленно проговорил Липка, сверяясь с записями. — В те времена колдуны были солидной силой, если не принимать в расчет, что они не воевали. Впрочем, армию обда тоже не забывала, к концу ее правления военные по своим привилегиям немногим уступали колдунам.
— Но ведь ты сам говорил, что ее положение было прочным, — напомнил Юрген.
— Говорил, — Липка запустил пальцы в волосы. — Это и есть самое непонятное. Примерно за пятнадцать лет до переворота безо всяких видимых причин обда начинает подлизываться к колдунам и армии. И если мои выводы верны, именно это ее в итоге погубило. В Орден объединились люди, которые пострадали от вседозволенности колдунов и не надеялись добиться справедливости. Я нашел протоколы первых заседаний Ордена. В общих чертах там говорится о том, что на Холмах нет колдунов, Верховный никак не выделяет говорящих с ветрами, и поэтому сильфы живут намного лучше и спокойнее, пусть и беднее людей. Значит, надо и людям перенять сильфийский образ жизни… Кстати, когда ты переведешь вот эти старопринамкские фразы, мы сможем узнать точное содержание первых речей наиблагороднейшего.
— Но ведь не может быть, чтобы обда не понимала последствия своих поступков! — воскликнул Юрген. — Та же Клима умеет просчитать свои действия получше, чем целая группа наших аналитиков. Если у обды действительно были причины опасаться за свою власть…
— Причины, о которых мы не знаем? — Липка с шелестом пролистал записную книжку. — Проснулась она в одно прекрасное утро и думает: «С сегодняшнего дня я боюсь ослабления своей власти, и поэтому буду ее усилять. Лучше мне перестараться в этом деле, чем наоборот!»
И тут Юргена осенило.
— Липка! Ты ведь прав! Все так и было! Сам подумай: обда боится потерять власть, принимает в целом правильные, но недальновидные решения. Обда, Липка! Человек, который вообще не должен ошибаться, лепит одну ошибку за другой! Здесь может быть только одно объяснение!
Липка нахмурился.
— Ты клонишь к тому, что именно тогда у нее пропал талант?
— Конечно! Это очевидно! Ты можешь вообразить себе Климу, опасающуюся за власть? Да она движением брови умеет стирать в порошок! А вот если, как ты говоришь, в одно прекрасное утро обда проснулась и поняла, что дар высших сил пропал — тогда у нее были все причины бояться свержения! И, возможно, не пятнадцать лет спустя, а намного раньше.
— Здесь нам остается только гадать. Но остальное, Юрка, очень похоже на правду. Я даже могу предположить, что через привилегии колдунам обда пыталась задобрить высшие силы, но успеха это не принесло. Разве только потом, после переворота, ни один из колдунов не примкнул к Ордену, и эта традиция держится до сих пор.
— А Орден до сих пор твердит, какое беззаконие творилось при обдах и колдунах! — добавил Юра. — И со своей точки зрения они даже правы.
— Правы, — пробормотал Липка. — Пожалуй, на этом и можно сыграть. Дар высших сил мы у Климэн Ченары не отберем, а вот остальное…
— Хочешь предложить начальству толкнуть ее на необдуманные решения? Вряд ли выйдет, она ни с кем не советуется.
— Можно зайти с другой стороны, — Липка обмакнул перо в чернила и занес над чистой страницей записной книжки. — Мы поможем Ордену искусственно создать настроения, которые пятьсот лет назад привели его к власти. Например, если взять эти документы и должным образом преподать, наиблагороднейший легко уговорит жителей Голубой Пущи вмешаться в войну на стороне Ордена. И у нас будет сила, которая сдержит Климэн Ченару, не даст ей взять Мавин-Тэлэй. А если мы сейчас поторопимся — то и переправиться через Принамку. Верховный совсем не против, если новая линия фронта проляжет по реке. Главное, чтобы не дальше.
— Климе это не понравится, — отметил Юрген.
— У нее нет агентуры в командовании Ордена и в Голубой Пуще, — отрезал Липка. — Поэтому она ничего не сможет сделать. Да и узнать должна как можно позже.
— Я понимаю.
— Не сомневаюсь. К тому же, уверен, что до конца операции тебя с Холмов на всякий случай не выпустят. А теперь, Юрка, подай мне вон тот фолиант с подоконника и раскрой на семидесятой странице. Я хочу выписать для отчета кое-какие тезисы…
Утреннее солнце начинало понемногу заглядывать в окно. Нежные лучи золотили пыльные обложки книг, лакированную столешницу и Липкины руки, державшие перо. Один луч взобрался по его спине, скользнул по волосам, делая их светло-соломенными.
Юрген подумал, что не будь у начальника заостренных ушей и прозрачных голубых глаз, его можно было бы запросто спутать с человеком. В точности так же, сдувая со лба золотистую прядь и чуть хмуря брови, обычно сидела за своими документами Клима. На миг сильфу почудилось, что он вовсе не пролетел за эти два дня половину Принамкского края и две трети Холмов. Все так же светит солнце, дружественно настроенное начальство планирует очередную интригу, в подробности которой не спешит посвящать… Интересно, Климе и Липке кто-нибудь говорил, насколько они похожи? Вряд ли, из общих друзей у них только сам Юрген, а он, как показала жизнь, до последнего склонен не замечать того, что у него под носом. Вот и сейчас: сходство этих двоих просто бросается в глаза, а он обратил внимание лишь почти год спустя. Хотя, прежде, возможно, это было не так заметно. Клима в два раза младше Липки, и «повзрослела» совсем недавно.
Костэн Лэй оторвался от записей и глянул на подчиненного. Он смотрел не в упор, как Клима, но не менее проницательно.
— Ты хоть завтракал сегодня?
— Да, в дороге.
— А домой, конечно, не залетал? Так, из ставки обды через две страны сразу в тайную канцелярию.
Юрген пожал плечами. Домой ему не хотелось. Там не ждало ничего, кроме тоски, пустоты и сада, который помнил Дарьянэ.
— Иди к Тоне, — распорядился Липка. — Пусть отыщет для тебя парадную форму. Возьму тебя с собой на доклад. Раз уж ты с Принамкской обдой на короткой ноге, то и нашему Верховному пора являться лично. Там заодно и позавтракаем, потому что я последний раз нормально ел, кажется, еще дома.
Он не пошутил, как обычно, о привычке подчиненного пересиживать на работе личные неурядицы, и Юрген был ему за это благодарен.
Мог ли всего пару лет назад вчерашний стажер Юрген Эв представить, что смерч занесет его в самую гущу политических событий? А теперь он вместе с Липкой стоит в кабинете Верховного Амадима, и глава четырнадцатого корпуса представляет молодого агента как «того самого» посла к обде в Принамкский край.
Верховный Амадим, в отличие от Липки, был на Климу совершенно непохож. Обда — хитрая, порывистая, с пронзительным колючим взглядом. Амадим же, сидевший в глубоком кресле у стола, казался неторопливым и холодным, хотя излучал вежливую доброжелательность. И уж его-то с человеком не спутаешь даже темной ночью со спины: фигура вытянутая, кудри легкие, точно припорошенные пеплом, а пальцы длинные и тонкие, с узловатыми суставами. Взгляд был устремлен куда-то вдаль, словно Верховный слушал не главу четырнадцатого корпуса, а ветер за окном.
В кабинет подали горячий укропник со свежими лепешками, Липка под мерное звучание начальственного доклада преспокойно угощался уже второй, а Юрген был не в силах проглотить ни кусочка. Ему еще ни разу не доводилось завтракать в настолько высоком обществе. Конечно, если рассудить здраво, общество Климы, Геры и Теньки было нынче высоким не менее, но сознание упорно отказывалось проводить подобную параллель. Поэтому Юрген сидел, неестественно расправив плечи, на которые давила тяжесть серебряных погон парадной формы. Пару раз Липка незаметно пихал его под столом, но ничего этим не добился и вскоре оставил попытки расшевелить впечатлительного протеже.
— Таким образом, — подытожил глава четырнадцатого корпуса, — Последний визит Юргена Эра в Принамкский край можно считать удачным с дипломатической точки зрения. Обда Климэн вновь прислала Ристиниду Ар, выразила плановое письменное согласие со всеми пунктами текущих договоров и передала устные традиционные пожелания всех благ лично вам.
— Хорошо, благодарю вас, — кивнул Верховный, продолжая задумчиво глядеть поверх головы докладчика. — Сударыня Ристинида размещена в тех же комнатах, что и в прошлый раз?
— Да, господин Амадим.
— Славно. Распорядитесь, пусть передадут сударыне Ристиниде, что сегодня в три пополудни я жду ее для беседы в саду, — говоря о Ристе, Амадим будто бы оживился, сделал глоток укропника из снежно-белой чашечки, несколько раз моргнул и посмотрел на Юргена. — А теперь я хотел бы послушать, что скажете мне лично вы.
От такого поворота дел у Юргена язык к нёбу прилип. Смерч разберет, чего Верховный хочет услышать!
Липка проницательно глянул на друга и отложил лепешку.
— Будьте любезны задать интересующие вас вопросы, господин Амадим.
— Я с радостью на них отвечу, — поспешил добавить Юрген, чтобы его не сочли совсем уж немым чурбаном, непонятно как пробившимся в высокие послы.
Видимо, Амадим все-таки подумал нечто в этом роде, поскольку чуть улыбнулся и уточнил:
— В гостях у обды вы столь же немногословны?
— Климэн Ченара не любит болтунов, — ответил Юрген, надеясь, что это прозвучало не дерзко.
Теперь Амадим выглядел заинтересованным.
— А что она любит, по-вашему? Я слышал, вы с нею друзья.
— Да… — юноша замялся. — Да, пожалуй. Насколько это возможно с таким человеком, как Климэн.
— Ей чужды дружеские чувства?
— Не сказал бы, — Юрген снова умолк, подбирая слова. — Она не любит проявлять их открыто. Объективно говоря, жизнь Климэн Ченары не назовешь простой, и поэтому она сама непроста, — Верховный слушал участливо, не перебивая, и юноша слегка осмелел. — Нам всегда есть, о чем побеседовать, но она никогда не забывает, что я сильф с Холмов.
— Как думаете, почему она заинтересована именно в вас?
— Мне выгодно иметь такого посла от сильфов, как ты.
— Которого можно обмануть и подставить?
— Который на меня за это не обидится.
— Так вышло, что я знаю ее с Института, — как можно непринужденнее пожал плечами Юрген. — Еще мы по разу спасли друг другу жизнь.
— Да, подобные вещи всегда способствуют укреплению добрых отношений, — согласился Верховный. — Ну а каково ее отношение к сильфам в целом?
— Обда не станет, подобно ведам, избегать дипломатических и торговых договоров.
— То есть, она настроена на продолжительный союз?
— Я не могу знать мысли Климэн Ченары, господин Амадим, — еще мгновение Юрген не решался заговорить об этом, но потом выпалил: — Однако ее крайне интересовало ваше мнение о сударыне Ристиниде. Мне показалось, в этот раз Климэн намеренно отправила сюда именно ее, хотя недостатка в компетентных людях больше нет. Она желала бы, чтобы беседовать с сударыней Ристинидой вам было не менее приятно, чем обде — со мной.
— Вот как? — усмехнулся Верховный. — Климэн заявила это напрямую?
— Скажи прямо, ты хочешь, чтобы Амадим увлекся Ристей, или всеми силами намерена этого избежать?
— Вот ты сперва узнай, как оно на самом деле, а там посмотрим.
— Почти. Насколько вообще может такой человек, как Клима… Климэн, говорить прямо.
Юргену показалось, что его слова привели Верховного в отличное расположение духа.
— Что ж, — сказал Амадим, снова делая глоток из чашки и отщипывая край лепешки, — если Климэн была столь мила и приветлива с вами, то и мне не зазорно оказать ее послу ответную любезность. Кстати, а что сама сударыня Ристинида: рада ли возложенной на нее миссии?
Вопрос поставил Юргена в тупик.
— Мы с ней об этом не разговаривали…
Видимо, он ляпнул что-то не то, поскольку Липка незаметно наступил ему на ногу и заговорил сам:
— Сударыня Ристинида — благородная госпожа по рождению, как вы знаете. Она воспитана уважать наши традиции и сполна отдавать долг служения своей стране. Миссия, возложенная на нее обдой, почетна, соответствует ее статусу, возможностям и воспитанию. Я знаком с сударыней Ристинидой, и могу сказать, что у нас в гостях она — на своем месте. И это неудивительно, если предположить, что в вашем лице она обрела то, чего ей недоставало дома.
Юрген вспомнил, как Липка учил его этому: изящно уйти от прямого ответа, вежливо побродить вокруг да около и подытожить комплиментом собеседнику. Но юноша не думал, что подобный финт можно проворачивать не только с политическими противниками, но и с Верховным.
— Что ж, — тем временем кивнул Амадим, — отрадно слышать о таком взаимопонимании между мной, обдой Климэн, сударыней Ристинидой и вами, Юрген Эр. Все это способствует благополучию нашей внешней политики. Однако я не стану забывать об иных правителях людей, которые так же смеют рассчитывать на некоторую признательность с нашей стороны, — он обратился к главе корпуса: — У вас появились соображения по тому вопросу, который я озвучил при нашей последней встрече? Есть возможность привлечь к известному нам конфликту Голубую Пущу, чтобы наши новые союзники не столь быстро истребляли прежних?
— Да, такие соображения есть, — глава четырнадцатого корпуса выложил перед Верховным несколько исписанных листов бумаги. — Присутствующий здесь господин Костэн, который как раз специализируется на истории и культуре Принамкского края, составил список возможных аргументов, подтвержденных исторически. Предлагаю вам ознакомиться с ними, выбрать наиболее удобные и на этой основе составить письмо наиблагороднейшему в Орден. Кроме того, я прилагаю мои собственные рекомендации.
Верховный мельком пробежал бумаги глазами и, судя по всему, остался доволен.
— Благодарю за своевременность. Господин Костэн, не прекращайте ваших изысканий. Мне нужны сведения обо всем, что касается обд, особенностей их правления и свержения.
Липка степенно склонил голову, и серебряные погоны сверкнули на его плечах.
— Я служу Небу и Холмам, господин Амадим.
— Как мы все, — благосклонно кивнул Верховный и прихлопнул бумаги длинной ладонью. — Подготовьте гонца к пяти часам. Я намерен сегодня же составить письмо и послать его наиблагороднейшему. Обда на днях будет у переправы через Принамку, медлить нельзя.
После доклада, когда Юра с Липкой спускались по дворцовой лестнице, начальник негромко сказал:
— Ты совершенно одичал при дворе обды, «господин посол». И с этим, пока не поздно, надо бороться.
— Если у Климы я начну расшаркиваться по всем правилам нашего этикета, меня не поймут, — проворчал Юрген.
— Балда! — заклеймил Липка. — Это сейчас всех чертогов Климэн — сельская хата да походный шатер. А через пару лет, если не сдаст Гарлей, она обживет тамошний дворец, где неизбежно заведутся придворные, к которым прилагается этикет. И, если не подсуетишься, ты не только дома будешь выглядеть дикарем, едва слезшим с кедра, но и в Принамкском крае.
— Все настолько скверно? — переспросил Юра уже с раскаянием.
— К счастью, Верховный не об тучу стукнутый и учел, что за год ты мог отвыкнуть от наших парадных залов и высоких манер, — хмыкнул Липка. — Но во второй и третий раз его снисхождение может закончиться. Ведь та же Ристинида… Доброе утро, сударыня посол!
Юра встрепенулся, завертел головой и только тогда сумел увидеть у подножия лестницы знакомую фигуру в платье стоимостью не меньше половины его годового жалования. К выборам нарядов Ристинка всегда подходила даже тщательнее своей обды. И совершенно не зря Клима сетовала, что гардероб «сударыни посла» обходится ее казне слишком дорого. Впрочем, чем дороже было платье, тем больше оно девушке шло.
— Доброе утро, господа, — поздоровалась Ристя на своем безукоризненном сильфийском. По негласной посольской традиции она начинала говорить только по-сильфийски, едва пересекала границу Холмов. Так же, как и Юрген в стране людей полностью переходил на принамкский.
— Вы уже отдохнули с дороги? — Липка изобразил на лице самую невинную и любезную из своих улыбок.
— Не стоит беспокоиться, господин Костэн, тронута вашей заботой, — дежурно ответила Ристя, поднимаясь наверх. Ее улыбка тоже была любезной, но не более. — Господин Юрген, как я посмотрю, тоже предпочитает отдыхать на ногах.
Юра мысленно фыркнул. «Господином» Ристинка начинала звать его после пересечения границы, у Климы они общались запросто.
— Ах, разумеется, — легко согласился Липка. — Утренние прогулки способствуют приливу бодрости на весь день. Не смеем вас задерживать.
Они поравнялись, и сударыня посол неспешно прошествовала мимо.
Липка подождал, пока она скроется из виду и стук ее каблуков затихнет, а потом проворчал вполголоса:
— Вот же хитрая девица… Они с обдой стоят друг друга.
— С этой прогулкой что-то не так? — уточнил Юра.
Начальник нахмурился.
— «Что-то»? Юрка, приди, наконец, в себя! Прежде ты был сообразительнее. Нарочно шляясь по резиденции Верховного с самого утра, она теперь знает, что мы были у него, и явно с докладом. Из этого следует, что Амадиму про обду уже доложено все, известное тебе. А поскольку кроме тебя здесь есть я, она может предположить, что тайная канцелярия опять гонит тучи над головой обды, и будет права. Словом, Юрка, продолжая мою мысль: та же Ристинида сейчас более сведуща в посольских делах, чем ты. Да и я не всегда буду рядом, чтобы наступить тебе на ногу или разъяснить то, что ты упустил. Если этот смерч с обдой в Принамкском крае не прекратится, а вырастет в нечто посерьезней, то личные доклады Амадиму у тебя будут по расписанию, после каждого возвращения от Климэн. И для начала ты должен назубок знать хотя бы нормы поведения.
Юрген помолчал, обдумывая сказанное, и отметил:
— Сама Клима редко утруждает себя соблюдением норм этикета.
Липка остановился, нервно царапая ногтем камень перилл, и строго посмотрел на протеже сверху вниз.
— Она — обда. И может хоть стоять на голове, про нее никто ничего не подумает, а если и подумает, то вслух сказать не посмеет. А ты посол, в будущем агент пятнадцатого корпуса.
— Я никогда не стремился в пятнадцатый корпус, — вздохнул Юрген. — Расследования, опасные поручения — вот, чего я хотел от работы. На это и учился. А этикет мне был нужен ровно до той степени, чтобы впечатлять девушек на балах.
— Значит, переучишься, — постановил Липка. — Порой мы, агенты, не выбираем свою работу. А у сильных мира сего с девушками не так уж мало общего. Тоже любят лесть и не терпят критики. Словом, Юрка, у тебя пока три дня. Берешь в библиотеке соответствующую литературу, летишь домой и зубришь. А потом мы с Тоней тебя проэкзаменуем.
— Я лучше на работе…
— Домой и точка, — жестко перебил Костэн. — Хватит уже тебе бегать от туманов прошлого, тут с настоящим не знаешь, как разобраться. Будь смелее, хотя бы ради памяти Дарьянэ. Она, как помнишь, никогда не трусила.
Юра почувствовал, что его уши начинают пылать от стыда.
Во время прогулки в саду зарядил дождь, и Верховный пригласил Ристинку в свою гостиную на чашечку горячего укропника. Специально для промокшей гостьи разожгли камин, и в неровном рыжеватом свете пламени эта гулкая белоколонная комната с огромными окнами даже показалась уютной.
— Приношу извинения за нашу капризную осень, — любезно проговорил Амадим,
Ристя заправила за ухо мокрый локон.
— Что вы, не стоит. Увы, погода Холмов не принадлежит к числу ваших подданных.
— Увы, — согласился Амадим.
Он лично взял в руки серебряный чайник, весь покрытый узорами, и налил густой зеленовато-коричневый отвар в такую же красивую чашку.
— Какой изысканный сервиз, — похвалила Ристя.
— Работа наших мастеров, — не без гордости пояснил правитель Холмов. — В Принамкском крае такое сделать невозможно. Обратите внимание на узоры. Чтобы их создать, серебро протравливают морскими кислотами. Старинный прием. Да и сервизу этому уже много лет.
Ристя обняла чашку обеими ладонями и придвинулась ближе к камину. Как все-таки меняются приоритеты даже самой образованной личности, если она только что промокла под дождем и озябла! Сейчас для девушки главным достоинством сервиза было то, что в него можно наливать укропник. А главным достоинством напитка, надо сказать, заваренного безукоризненно — то, что он горячий.
— Вы совсем замерзли, — отметил Амадим. — Надеюсь, тепло поможет вам отогреться. Меня всегда изумляло, как люди могут находиться в закрытом помещении у камина и не чувствовать жара с духотой.
— Я чувствую, — просветила Ристя. — Но мне это нравится. Столь же удивительна для нас, людей, сильфийская способность наслаждаться ледяными сквозняками. У нас даже ходит присказка, что в ваших жилах вместо крови — ветер.
— Это лестно слышать, — улыбнулся сильф. — Мы любим, когда нас сравнивают с ветром. Но даже на самом холодном сквозняке мы остаемся из плоти и крови.
Он присел поближе и взял руку девушки в свою. Ладонь Амадима и правда была теплая, даже теплее Ристиной.
— Сейчас можно вообразить, что ветер — в вас, сударыня. Пейте укропник, я не хочу, чтобы вы простудились.
— Благодарю за заботу, — проговорила Ристя. Вышло слишком официально, но только так у нее получилось не выдать смущения. Уже не впервые их общение выходило за рамки обычного этикета. Но никогда прежде Верховный не позволял себе к ней прикасаться.
Амадим мягко убрал руку и в который раз посетовал:
— Ах, мне действительно жаль, что я не властен над нашей неласковой погодой. — Тут его взгляд стал острее: — А обда, как мне доводилось слышать, и погоду сумела заставить служить себе. Верно ли говорят, что после битвы под Фирондо ей подвластна сила гроз?
Ристя схватилась за новую тему почти с облегчением. Тем более, к подобным разговорам они с Климой готовились.
— Вовсе нет, это лишь слухи и небольшое преувеличение. Погода Принамкского края благосклонна к обде, но не служит ей. А управление силами грозы стало возможно благодаря колдовству.
— Как интересно! — воскликнул Амадим. — Но, разумеется, секрет покорения гроз — это ужасная государственная тайна, которую вы не вправе разглашать.
— Никаких тайн, — пожала плечами Ристя. — Наш колдун говорит примерно следующее: «концентрация непрерывного импульса световых волн достигается применением вектора процентного соотношения диапазонных величин, рассчитанных по девятичной формуле пятой ступени». Он уверяет, что это крайне просто и понятно для восприятия.
— О, — Амадиму мигом вспомнились те нечитаемые каракули, которые не смог расшифровать ни один специалист из ученого дома, — я изучал математику и естественные свойства, но столь далеко мои познания не распространяются. Неужели среди ведов так много ученых людей?
— Наши колдуны прекрасно образованы, ибо того требует их ремесло. Не верьте Ордену, где принято считать ведов глупыми дикарями. Фирондо, как и Мавин-Тэлэй — колыбель наук.
Беседа свернула на образование. Амадим говорил о преимуществах домашнего обучения, которое исстари практиковалось на Холмах. Ристя, которую в детстве тоже обучали на сильфийский манер, соглашалась, но отмечала, что для такой огромной и великой страны как Принамкский край одних домашних учителей недостаточно, и нужна какая-то монументальная колыбель знаний. Верховный осторожно попытался выяснить, как там продвигается у обды взятие Института, а сударыня посол столь же осторожно ушла от ответа. Благодаря Тенькиному зеркальцу, Ристя знала, что с тех пор, как они с Юргеном улетели из Кайниса, сдали сильфам пленного Лавьяса Даренталу, наведались в Фирондо к Эдамору Карею и в Западногорск к Ивьяру Напасентале, Клима с войсками благополучно взяла Кивитэ и в эти самые дни находится на подступах к Институту. Но выкладывать это Амадиму было, разумеется, лишним.
Потом в гостиную явился один из придворных сильфов, извинился и сообщил, что с Верховным сию минуту хочет поговорить господин глава четырнадцатого корпуса, у которого появились новые материалы по утреннему вопросу. Амадим извинился перед гостьей, предложил ей еще горячего укропника, заверил, что это ненадолго, и куда-то ушел вслед за придворным.
Ристя осталась одна, греться и строить предположения. Неспроста сегодня с утра она встретила Юру и его скользкого начальника! Тайная канцелярия что-то затевает, и наверняка это связано с обдой. Бывшая благородная госпожа прекрасно понимала, что сильфам невыгодно усиление Климы, и сейчас они готовы на все, чтобы это прекратить. Знать бы, какую интригу они готовят на этот раз…
Гостиная была центральной комнатой покоев Верховного, и из нее вело несколько дверей. Одна выходила в общий коридор, именно туда сейчас ушел Амадим, не желая говорить со своим шпионом при сударыне после. Прочие — спальня, столовая, библиотека и рабочий кабинет.
У Ристи похолодели уже согревшиеся руки. Мысль, пришедшая ей на ум, была гадкой, противозаконной и могла родиться только из-за слишком долгого общения с Климой.
— Амадим может вернуться в любую минуту, — сказала себе девушка. — Я посол, потомственная аристократка, а не какая-нибудь низкая воровка, копающаяся в чужом белье!
Ристя встала, поставила узорную чашечку на столик и, по-прежнему не веря в то, что все-таки делает это, на цыпочках подошла к одной из дверей, стараясь не стучать о каменный пол каблуками.
Первая дверь оказалась заперта. За второй Ристя обнаружила спальню с огромной кроватью под альковом, распахнутыми настежь окнами и длинными белыми занавесками, которые полоскались на ветру и уже изрядно промокли от дождя.
На третий раз ей повезло. Она попала в кабинет.
Ристя сама не знала, что хочет найти, когда словно во сне шла к широкому белому столу, заваленному бумагами. В кабинете тоже было зябко, из всех щелей тянуло сквозняком, но у девушки так пылали щеки, что она не замечала холода.
В центре стола лежал пухлый незапечатанный конверт. На его обороте летящим почерком с завитушками было выведено по-принамкски:
«Мавин-Тэлэй, главная резиденция Ордена.
Наиблагороднейшему лично в руки».
От волнения Ристя забыла, как дышать. Она потянула бумаги из конверта, и белые листы, убористо исписанные по-сильфийски, расплылись у нее перед глазами.
— Что это вы здесь делаете, сударыня Ристинида? — холодно донеслось от дверей.
Ристя вскинула голову и увидела Амадима на пороге кабинета. Бешено колотящееся сердце замерло и, судя по ощущениям, ухнуло куда-то вниз.
Сказать тут было нечего.
— Это обда велела вам добывать сведения подобным образом? — осведомился Амадим, по-прежнему стоя в дверях.
— Нет, — тихо выдохнула Ристя, и только потом поняла, что произнесла это не по-сильфийски, а на родном языке.
— Вы успели что-либо прочитать?
— Нет, — еще тише ответила девушка.
Плакать было стыдно и неблагородно, но в носу противно защипало, а на глаза навернулась пелена. Ристя не помнила, чтобы с момента гибели семьи что-то доводило ее до слез. И с той страшной ночи до сего дня не испытывала чудовищного ощущения, что все пропало и жизнь никогда не будет прежней.
Ристя не заметила, как Амадим оказался рядом, и вздрогнула, когда он снова заговорил.
— Я верю вам. И верю, что подобное больше не повторится. Положите бумаги на стол и пойдемте в гостиную, там остывает укропник. Сделаем вид, что ничего не произошло.
— Так ты прочитала что-нибудь? — допытывалась Клима из зеркальца.
— Нет! — огрызнулась Ристя, в который раз оглянувшись на дверь своей комнаты: не подслушивает ли кто.
— Зачем вообще было лезть в тот кабинет, если не умеешь? Разведчик из тебя, как из тучи камень.
— Это вышло случайно, — глухо буркнула Ристя. При воспоминаниях о кабинете ее снова начинало трясти.
Амадим сдержал слово, и остатки укропника они пили за отвлеченной беседой. Вернее, беседовал сильф, а Ристя отвечала дежурными фразами, пытаясь прийти в себя и осознавая, что Верховный сделал невозможное: склеил ее в очередной раз порушенный мир по осколочкам. Перетащил из-за черты «после» в черту «до». Интересно, он понял это, глядя на нее, или просто решил поразить великодушием?
— Мне не нужны такие случайности, — заявила Клима. — Твоя задача носить красивые платья, быть в курсе дел и мило улыбаться Верховному. А не таскать с его стола тайную переписку!
На этот раз у Ристи даже не было сил огрызнуться.
За спиной обды в зеркальце мелькнула знакомая белая стена с алой размашистой надписью.
«Значит, Институт она взяла… — подумалось Ристе. — И я даже не хочу знать, какими жертвами».
Лицо Климы из просто сердитого сделалось еще и задумчивым.
— Если сильфы опять договариваются с Орденом за моей спиной, значит, в ближайшее время надо готовиться к неожиданностям. Попробую спланировать это. Надо найти хорошего разведчика в орденский тыл… А ты пока оставайся на месте. Думаю, в этом месяце тебя вовсе не выпустят с Холмов и не дадут послать гонца, чтобы ты не смогла донести мне о своих соображениях. А дальше — как пойдет. Продолжай беседы с Верховным…
— Ристинка! — донесся откуда-то из-за пределов видимости до противного неунывающий Тенькин голос. — У меня просьба! Большая-пребольшая! Раздобудь для меня на Холмах с десяток сильфийских ногтей, желательно от разных сильфов!
Спустя мгновение Тенька объявился в зеркальце и сам, потеснив обду. Выглядел он как обычно лохматым, занятым и вполне довольным жизнью. Где-то внизу мелькнул белый краешек сильфийской доски.
— Каких еще ногтей?! — опешила Ристя.
— С рук! — пояснил Тенька. — Можно с ног. Главное, чтобы сильфийские! Я тут вычислил одну интересненькую штуку, теперь надо проверить на практике. Возможно, повторяемость сильфийской сущности в материи доски напрямую влияет на степень качества полета!..
— Клима, уйми этого об тучу стукнутого! — взмолилась Ристя. Она живо представила, как среди ночи крадется в спальню Верховного с большими ножницами, и как тот ловит ее за кражей собственных ногтей.
— Тенька, уймись, — порекомендовала Клима.
— Ну, хотя бы волосы! Очень надо для пользы отечества!
Ристино воображение нарисовало дикую картину: остриженный Верховный, Костэн Лэй, глава четырнадцатого корпуса, Юрген…
— Иди у Гульки локон попроси, — распорядилась Клима устало. — Она почти сильфида. Только не говори, зачем.
Когда три дня спустя, освежив в памяти все нормы этикета обоих государств, Юрген прилетел на работу, то застал начальника в окружении еще большего количества старинных бумаг, чем в прошлый раз. Некоторые книги стопками лежали даже за пределами кабинета, и уборщица Тоня хмурилась, аккуратно обходя их шваброй по широкой дуге, но вслух не возмущалась. Значит, дело было серьезное.
— А, это ты, — рассеянно откликнулся Липка на приветствие. — Проходи, садись. Что это у тебя? А, справочник по этикету… Извини, Юрка, на экзамен времени нет, верю, что ты все добросовестно зазубрил. Вон там на шкафу возьми черновик доклада и перепиши набело, а то я не успеваю.
В кабинете было душно, из-за пасмурной погоды горели масляные лампы. На глаза Юргену попалась причудливая пирамида: стул, на нем стопка фолиантов, сверху засохший нетронутый бутерброд на блюде, а прямо на нем стоит маленькая ручная лампа.
— Риша меня еще не искала? — воровато уточнил Липка, шелестя страницами. — А то не помню, когда в последний раз дома был.
Юра покачал головой, взял со шкафа указанные листы, с сожалением посмотрел на свой погребенный под книгами стол и пристроился прямо на полу, поставив чернильницу на какую-то твердую обложку.
— У нас продолжается исторический аврал?
— Не то слово, — согласился Липка. — Причем в этот раз я сам себе его создал. Когда ты полетел домой, я наведался в архив, сдать прочитанные книги. Их было столько, что я не смог улететь, оставив архивариуса разбираться в одиночку, и принялся помогать ему отмечать сданное в каталоге. И вот, листая каталог, я неожиданно наткнулся на любопытное название: «Легенда о Кейране и Климэн».
— Ты нашел эту книгу? — заинтересовался Юра.
— Да, вон лежит, — Липка кивнул на тоненькую брошюрку в несколько страниц, на обложке которой виднелась почти выцветшая картинка: высокий угловатый мужчина и золотоволосая красавица в алом платье на фоне ведского фиолетового флага с белыми пятнами. — Это перевод на сильфийский язык одной ведской песни, очень известной в первые десятилетия войны. Дескать, жили-были великий колдун Кейран и его возлюбленная Климэн, которая должна была стать новой обдой. Они объединили всех, кто сражался против Ордена, а потом героически погибли в одной из битв, и слава им за это вечная. Догадайся, Юрка, что меня зацепило в этой сказке?
— Имя знакомое, — мигом отметил юноша.
— Нет, это только в первый момент. Климэн, Климес, Климена — не такое уж редкое имя для Принамкского края. Подумай еще, ты же агент.
— Ну… та Климэн тоже была обдой.
— Не «тоже»! Юрка, в том дело, что не «тоже». Посуди сам: прежняя обда мертва, новая не родилась, и тут появляется какая-то Климэн, которая «не обда, но должна ею стать после победы». Что за странность? Обдами не становятся победители, ими рождаются и осознают себя, даже по примеру нынешней обды это видно. Словом, я стал искать сведения про Кейрана и Климэн. О Кейране в книгах тех лет сказано много: величайший колдун Принамкского края, советник прежней обды, участвовал в составлении законов о привилегиях колдунов, автор множества книг о теории естественных свойств… А о Климэн — ничего. Словно она возникла только чтобы попасть на страницы той легенды и опять сгинуть без следа.
— Но ты что-то нашел, — почти утвердительно сказал Юра. — Или это был бы не ты.
— Да, — согласился Липка. — Нашел. Я рассуждал так: если Кейран и Климэн были видными политическими фигурами того времени, то в сводках тайной канцелярии о них непременно должны были остаться какие-нибудь сведения. И вот, после некоторого времени поисков передо мной оказался отчет нашего древнего коллеги о событиях войны в Принамкском крае. Помимо прочего, там приводилась внушительная родословная сударя Кейрана а также говорилось о том, что его молодая жена Климэн — не кто иная, как чудом спасшаяся дочь последней обды!
— Тридцать четыре смерча, — вырвалось у Юргена.
Липка кивнул, соглашаясь.
— Но и это еще не все! Перед тем, как героически погибнуть, Климэн успела родить ребенка, сына. Мальчик вырос, тоже стал неплохим колдуном и ведским политическим деятелем, женился, завел детей. Какое-то время в сводках изредка всплывают имена разных людей под разными фамилиями, к которым добавляется приписка: род Кейрана и Климэн. Таким образом, потомки обды долгое время жили на ведской стороне, колдуя, торгуя и занимаясь политикой, но потом среди ведской аристократии начались разногласия, и представители рода Кейрана и Климэн были вынуждены уехать.
— Куда? — опешил Юра. — В Орден?
— Этого я уже не знаю, — развел руками Липка. — Логичнее предположить, что в горы, но там от ведской аристократии не спрячешься. Значит, либо в Орден, либо в такую глушь, о которой и крокозябры не слышали. Но теперь я бы поискал потомков последней обды где-нибудь в окружении нынешней. А если получится — то привез бы на Холмы и получше расспросил.
— О чем?
— Да хотя бы о том, почему у обды мог пропасть дар. Сейчас нам не хватает знаний, чтобы понять это.
— Ты думаешь, потомкам обды что-то известно?
— Наверняка, Юрка. Это же веды, а не орденцы. Они пекутся о своих знаниях, передают их из поколения в поколение. В том роду почти все колдуны потомственные, обласканные высшими силами. Когда поедешь к Климэн, постарайся поискать следы.
По кабинету зашелестел сквозняк — это открылась дверь, кого-то впуская.
Липка выглянул из-за стопки книг, и на его обычно бесстрастном лице отразились одновременно испуг, вина и странная, ни на что не похожая нежность. Юрген поднялся с пола и увидел на пороге Ринтанэ, закутанную в серебристый платок поверх летной куртки. Одной рукой девушка придерживала доску, а черед другую были перекинуты лямки увесистой сумки, из которой пахло чем-то вкусным и домашним.
— Здравствуй, Юра, — улыбнулась девушка. — А Костя здесь?
Юрген скосил глаза вниз, пытаясь понять, хочет ли дорогое начальство быть выдано собственной жене. Но Липка не стал делать ему знаков и мужественно поднялся сам.
— Здесь, — со вздохом ответил он. — Что случилось, Риша? Дома все в порядке?
— Тебя нет уже вторую неделю, — мягко напомнила Ринтанэ. — Дед сказал, тебя к рабочему месту сквозняком прибило. Ты наверняка мало спал все эти дни и ничего не ел. Поэтому я тебе нужна.
Не успели господа агенты оглянуться, как сильфида ловко перепорхнула через залежи книг и отодвинула пару стопок, освобождая подоконник, где тут же разложила свою сумку, из которой каким-то чудом появилась куча всевозможной снеди.
— Ты от меня так просто не отделаешься, Костя Лэй, — приговаривала Риша. — Я сдула с тебя смерть, я вышла за тебя замуж, и я не дам тебе зачахнуть на работе, в голоде и духоте!