Формула власти. Новая эпоха

Глава 13. Реванш

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далёко, далёко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Н. Гумилев

Обда отложила последнюю на сегодня бумажку и оглядела панораму своего вечного боя с бухгалтерией. По правую руку лежала тяжелая стопка просмотренных документов. Там были ответы на письма из Фирондо, Гарлея и Западногорска, распоряжения по армии, счета казначейства, одобренные договора и подписанные судебные решения. Эта правая стопка достигала Климиного подбородка.

Не просмотренные документы слева громоздились выше макушки, а утром как обычно притащат кипу новых.

Клима еще раз окинула взглядом обе стопки и возблагодарила высшие силы за существование Валейки, которому можно спихнуть все остальное, оставив себе лишь самое важное. И надо бы попросить ниспослать ей второго Валейку, чтобы первый иногда успевал есть и спать. А лучше сразу трех Валеек. Тогда будет возможность отказаться от личного просмотра еще доброй сотни документов…

Обда зажмурилась, и ряды бумаг встали перед закрытыми глазами.

Ножки отодвигаемого кресла громко проскрежетали по полу. Резкий, непривычный звук для безмолвного кабинета. Клима встала и позволила себе зевнуть, запустив обе пятерни в поникшую к ночи прическу. Пальцы мелко дрожали. А может быть, дрожала голова.

Шею оттягивал кулон с формулой — обды древности сами выбирали, носить его письменами внутрь или наружу. Клима прятала надпись. Ей не хотелось, чтобы всякий читал цену, которую ей надо платить за власть.

Никогда прежде кулон не казался настолько тяжелым, как в эту дурманную, пылающую зиму. Впрочем, уже весна. Скоро падет Мавин-Тэлэй. Будет коронация в Гарлее. Отстроенный дворец по старинному обычаю украсят в пурпур и золото, всякий человек будет принят там, как дорогой гость. Народу соберется много, останется лишь узенькая дорожка до трона. И по этой дорожке, одетая в белое, пройдет новая обда. Ее осыплют цветами красной сирени и зерном, к ней будут прикасаться, словно к ожившему чуду. Художники сделают сотни гравюр, поэты напишут песни, а летописцы внесут тот день в историю.

Когда-то Клима была бы рада белой сорочке, разнотравному лугу и золотистым ленточкам на балюстраде. А сейчас перед ней раскрыла крылья недостижимая прежде мечта. И вот-вот диадема власти в старой коробке дождется своего часа.

Но если даже кулон теперь так тяжел, сколько будет весить диадема?

Клима впервые в жизни не ждала момента коронации с нетерпением.

За окнами царила ночь. Институт спал, не пели птицы, умолкли сверчки. Казалось, весь Принамкский край спокойно дышит во сне, улыбается, обнимает любимых, сам бесконечно любим — и одна только обда этого лишена, проклятая талантом, даром и запретом.

Высшие силы, почему так тяжело!

Клима машинально потерла ноющую шею. Теперь, когда документы перестали занимать весь ее рассудок, она поняла, что голодна и глаза слипаются. Еды в ее покоях не было, кувшин воды и вазочку печенья она опустошила, кажется, в обед.

Идти на кухню или звать кого-нибудь, чтобы послали за ужином, не было сил. Тем более, на зов наверняка придет Зарин, и опять Клима будет чуять его боль, запрещая себе думать, как все могло сложиться иначе. Если бы только запрет оказался самую малость другим…

Услать бы Зарина куда-нибудь. Так ведь не поедет.

Во всех комнатах ровно горели лампы, полные дорогого сильфийского масла. Клима задула фитили один за другим, прошла в спальню, вопреки хваленой интуиции натыкаясь в потемках на стены, и прямо в одежде рухнула на кровать, зарывшись носом в мягкое прохладное покрывало. Нога за ногу скинула туфли — они ударились об пол и один, судя по звуку, закатился под кровать. Утром придется за ним лезть, но сегодня Клима на такие подвиги уже была не способна. С огромным трудом она заставила себя перевернуться на спину и наощупь отыскала шнуровку платья. Петли путались, узлы затягивались, и прошло много времени, прежде чем платье комком полетело на пол, к туфлям. Потом все так же, не открывая глаз, она принялась обшаривать прическу, безжалостно выдирая оттуда шпильки и даже не думая облегчить труд горничной, которая завтра будет распутывать гребнем все эти колтуны. Наконец, печально звякнув, шпильки тоже оказались где-то под кроватью. Клима подозревала, что у нее там целый склад потерянных шпилек.

Она подтянула ноги к животу, сворачиваясь в клубок, и приготовилась провалиться в краткое темное небытие, называемое сном. Она закроет глаза на пару минут, а потом ее будет деликатно трясти за плечо горничная, которой велено будить сударыню обду с рассветом. Настанет новый день, полный бумажек, совещаний, ревизий, разговоров и снова бумажек. А других дней в ее жизни отныне не предусмотрено.

Клима перевернулась на другой бок. Потом на живот. Потом снова на спину и тихо выругалась в темный потолок: сон не шел.

Чудовищная несправедливость, когда так хочется спать, отдыха осталось не больше четырех часов, а вместо сна где-то внутри черепа вспыхивают смутные образы, звучат даты, имена, мелькают документы и лица. Вся эта мешанина давит на лоб, долбится монотонной, опостылевшей до тошноты мелодией, и нигде нет спасения от собственной головы.

Клима тихо застонала в подушку. От усталости, мыслей и ощущения тяжести кулона ей хотелось биться об стену.

Но не пропадать же времени даром, раз она все равно не спит. Обда встала, убирая с лица спутанные волосы, и босиком поплелась в кабинет. Там долго смотрела на свой стол и кресло, ощущая, как при мысли снова сесть за документы тошнота становится физической. Потом все-таки сгребла в охапку часть левой стопки, прихватила перо с чернильницей и потащила это в спальню.

«Обде Климэн Ченаре в собственные руки… Довожу до сведения… Количество закупленного зерна составляет… За изготовленные крепления кузнецам уплачено… Месячное жалование выдано согласно плану… Прогнозы на урожай обещают быть… Хомутов для лошадей закуплено…»

Клима очнулась на мысли, что уже с полчаса глядит в одну точку, пытаясь понять, каковы прогнозы на месячное жалование согласно плану, сколько зерна ей выдано в собственные руки и почему кузнецам уплатили за хомуты.

Сбоку, по ту сторону окна что-то прошуршало, и в груди кольнуло предчувствие, сгоняя остатки сна. Клима замерла, стискивая в кулак чернильницу. Кто-то есть там, за окном. И он хочет войти сюда. Если предположить, что сегодня в саду изловили не всех лазутчиков Ордена…

Створки распахнулись, впуская в душную спальню ледяной порыв ночного воздуха ранней весны. Клима уже взяла дыхание, чтобы крикнуть Зарина, и размахнулась метнуть пузырек, но тут нежданный гость спрыгнул в комнату, давая себя рассмотреть.

— Ну, ты даешь, дорогая обда! А в купальню тоже с бумажками ходишь?

— Тенька, смерчи тебя дери, — сквозь зубы процедила Клима, расслабляя руку. Плечо ныло, словно она и впрямь метнула ту чернильницу. — Для визитов существуют двери.

— Так через окно — быстрее! — искренне сообщил колдун. Сощурился, привыкая к свету и разглядывая дорогую обду получше. — Крокозя-а-абра… Ты в зеркало смотрелась? Глазищи, под ними — кружищи, лохмы в растреп, вся в раскоряк и веко дергается. Про тебя можно страшные истории рассказывать. А в конце прибавлять: не становитесь, дети, обдами, не то с вами случится то же самое!

— Зачем тебя принесло? — буркнула Клима. В зеркало смотреться не хотелось.

Тенька перегнулся через подоконник и втянул вслед за собой солидных размеров сверток.

— Мне видение было. Сижу, никого не трогаю, преломляю третичные вектора, и тут — бабах! Родина в опасности! Обда не спит, не жрет, и сильно расстраивается. И нужен древний посредник в общении с высшими силами, чтобы доставить пред ее сияющие очи колбасу, — из свертка показалось ароматное мясное кольцо, — булочки с сыром и баклагу институтского компота. У тебя чашки есть?

Клима отрешенно наблюдала, как стопка бумаг перекочевывает на пол, а поверх одеяла аккуратно раскладывается снедь.

— Врешь. У тебя не бывает видений от высших сил.

Тенька досадливо взъерошил непослушный вихор.

— Ну вот, опять. Интересненько это получается! Стоит мне сказать правду, как в нее никто не верит. Можешь считать, что еще я увидел, как одиноко светится твое окно, а потом Зарин нашептал, будто ты не обедала и не ужинала. Так веришь?

Клима равнодушно пожала плечами и потянулась за колбасой. Тенька заметил, что обда до сих пор держит чернильницу. Разжал дрожащие пальцы, достал пузырек и сунул взамен баклагу.

Компот был из сушеных яблок. Такой же, как двенадцать лет назад, на первом году. А колбаса — свежая, сочная, мясная. В нее хотелось жадно вгрызаться, пачкая губы и щеки.

— Прямо как в Редиме, — отметил Тенька, цапнув булочку. — Помнишь?

— Угу. Все колдуны древности с переменным успехом таскали у обды молоко. На этот раз ты нарушил традицию и обходишься булочкой.

— В столовой не было молока, — развел руками Тенька. — Ну как, прожевала? Дай-ка я еще кое-чего сделаю…

Он взобрался на кровать позади Климы, вытер ладони о штаны и дотронулся до ее головы. Клима прикрыла глаза, не удержав вздоха облегчения. Руки касались именно тех мест, где скопилась тяжелая гудящая дурнота.

— Это Айлаша тебя так колдовать научила?

— Скажешь тоже! Сударыня Налина показала на досуге. И это пока ерунда. А вот сейчас будет колдовство…

От кончиков пальцев словно отделились колкие снежинки и впитались под кожу, даря необычайную ясность мыслей, унимая усталость и боль. Клима облокотилась колдуну на грудь и откусила еще колбасы.

— Ох, Тенька… где же ты раньше был…

— Колбасу выбирал, ясное дело! Лучше?

— Спрашиваешь…

Из ночи пропала липкая тишина. И теперь Климе было все равно, через сколько часов ее придет будить горничная. Наоборот, она чувствовала себя выспавшейся и готовой снова погрузиться в работу.

Но когда обда облизнула жирные от колбасы пальцы и посмотрела в сторону бумаг, Тенька ухватил ее за талию, оттаскивая подальше.

— Э, нет! Теперь надо спать!

— Не хочу. Ты меня совсем разбудил.

— Скорее — оживил, — фыркнул Тенька. — И даже не думай, никуда я не уйду! Чем займемся, раз ты внезапно расхотела спать?

— Сам не думай, охальник, — проворчала Клима. — Столько компота я не выпью. И медовухи здесь нет.

— Кто бы говорил про охальника! У меня вообще-то девушка есть! — Тенька сделал вид, будто оскорбился всерьез.

Клима отпихнула его, чтобы залезть под одеяло. Тенька подождал, пока обда укутается до самого подбородка, и опять устроился рядом.

— Можем о чем-нибудь поговорить. Помнишь, как мы болтали здесь, в Институте? Я про звезды, ты про ботанику…

Из-под одеяла грустно блеснули бесконечно усталые черные глаза.

— Зачем мне все это, Тенька?

— Клима! Ты опять?..

— А разве я услышала ответ? Мне двадцать, а у меня уже морщины и пара седых волос. Я никогда не буду с тем, кого могла бы полюбить. Я убила Хавеса. И не возражай, что тело не нашел даже Юрген, что Хавес сам виноват и если умер, то от разрыва собственного трусливого сердца. Я помню, как похожим образом чуть не убила Геру, а он-то не трус.

— Так Гера и не умер…

— Ты помешал, — сухо напомнила Клима. — Сложно привыкнуть к мысли, что я умею… вот так. Как будто всегда знала, но… не понимала до конца. Какой я стану дальше? Гера постоянно твердил мне это. И что такое обды? Что я такое? Может, не зря они перестали быть в Принамкском крае?

— По-твоему, война лучше?

— Не знаю, — Клима чуть пошевелилась, и Тенька мог поклясться, что она крепко переплела пальцы под одеялом. — Почему последняя обда отказалась?

— Она как раз не отказалась, а нарушила формулу и…

— Нет, — девушка перешла почти на шепот. — Я видела во сне. Обда, родившая ребенка, была предпоследней в старом Принамкском крае. В год, когда она утратила дар, появилась новая обда, и была еще пятнадцать лет. У нее… у него… на пальце ноготь содран, рубашка белая… два шага через мостик за околицу… — она говорила бессвязно, не умея иначе пересказать цепочку видений. — Я вижу его глазами, а он видит туман. Ландыши, ивы, капище старое-старое. Он знает, что прежняя обда жива, и ждет много лет. А его второе условие — убить прежнюю обду. Слишком жестоко, по-древнему… Он отказался, Тенька, спустя пятнадцать лет, еще на втором условии, не открыв даже третьего. И в тот день Орден напал на Гарлей. Началась война, а он прожил долгую жизнь счастливо. И я не знаю, мучила ли его совесть. А вдруг, он был не один? Может, все эти пятьсот лет люди сами отказывались отдавать самое дорогое за власть? Почему я, Тенька? Почему я должна отдать?

— Наверное, потому, что больше и правда никто не может.

— А я? Я — могу?

— Ты уже отдаешь.

— Не хочу…

— Если откажешься, тебя точно будет мучить совесть. Сама рассказывала: всегда хотела, чтобы люди жили счастливо.

— Мне мама это в голову вложила. Откуда она знала? И почему, любя меня, готовила к такой жизни? Тенька, меня… разрывает. На части. Так больно, так плохо, и даже колдовством тут не помочь.

Клима глухо всхлипнула, и колдун обнял ее за плечи вместе с одеялом. Даже сквозь одеяло он чувствовал, как девушка дрожит.

— Не надо, Клима. Чего ж ты так неинтересненько расклеилась… Спала бы, а не хлюпала тут носом. Хочешь, я тебе про интегралы расскажу? А хочешь, про иные миры? У них там на каждом шагу сигнализация, честное слово!..

Услышав шаги и щелчок дверной ручки, они оба подскочили и теснее прижались друг к другу. А увидев, кто вошел, смущенно поспешили отодвинуться.

Но сударыня Налина Делей не стала ворчать о нравах младшего поколения. Лишь улыбнулась, и крохотные морщинки собрались в уголках ее внимательных глаз.

— Значит, ты уже не одна, девочка моя.

— Я же говорил, что не брешу про знак высших сил! — подхватился Тенька. — Да они на весь Принамкский край транслируют про нашу дорогую обду, голодную, холодную и совсем расстроенную!

Клима представила, как сейчас к ней в спальню потихоньку стянутся все заслуженные колдуны, которым она накануне устроила сперва разнос на совещании, потом коллективный вычет из жалования и одно показательное понижение в должности. Видеть эти рожи снова не было никакого желания.

Налина тем временем по-хозяйски подтащила к кровати журнальный столик и водрузила на него солидных размеров котелок, заботливо укутанный в пару тряпиц. Стоило сдвинуть крышку, как по комнате поплыл умопомрачительный аромат горячей каши на сале.

Тенька облизнулся, но получил по лбу ложкой. Потом эта же ложка была вручена Климе.

— Где это видано, обду всухомятку подкармливать, — попеняла молодому коллеге Налина. — С одной колбасы и «воробушек» ноги протянет!

Прямо в одеяле Клима подползла к краю кровати и молча запустила ложку в кашу. Насчет колбасы она бы поспорила, но сил уже не осталось. Тенька грел ее с одного боку, Налина с другого, каша сытым теплом проникала внутрь, а незанятая ложкой рука сжимала приятно побулькивающую баклагу. Горький ком в горле распался и только редкие слезинки нет-нет, да срывались на щеки.

Налина вздохнула и утерла ей нос платком.

— Ох, высшие силы, скажи мне кто раньше, чем я буду заниматься на старости лет. Прокляла бы лгуна! Ты плачь, девочка моя, легче станет.

— Не надо ей плакать, — заспорил Тенька. — Она так совсем в Лерку превратится! Кстати, слышали новость про Геру и Лернэ? Хотя, чего я спрашиваю, конечно, не слышали! Даже Гулька еще не знает. Интересненько это у них получилось!

Клима моргнула и вопросительно повернула голову. Воодушевленный успехом Тенька продолжил:

— Оказывается, пока я болел, Гера всеми силами пытался утешить сходящую с ума Лерку, та была не против, ну и они… того, переусердствовали. Словом, осенью я стану дядюшкой.

— Лерочка беременна? — распахнула глаза Налина Делей. — Никак от них не ожидала!

— Ага, — согласился Тенька. — Я тоже думал, что уж они-то сперва хотя бы поженятся. Но Лерка счастлива, Гера тоже, они друг друга обожают, и есть только одна помеха их радости.

— Война? — тихо уточнила обда.

— Вот еще! — фыркнул Тенька. — Пятьсот лет война, их такие мелочи не смущают. Мне удалось вытянуть из Лерки, что эта чудовищная причина — я.

Клима выглянула из одеяла и с недоверием приподняла брови. Налина недоверчиво фыркнула.

— Именно! — Тенька кивнул. — Сам не думал, насколько все интересненько. А дело было так. Аккурат в дни моего выздоровления Лерка догадалась, чего с ней происходит. Само собой, в рев и к Гере. Тот послушал и рубанул: женюсь! Лерка снова в рев. Я, по ее мнению, еще такой слабенький, а вдруг окочурюсь от потрясения. Решили подождать, пока я не поправлюсь. Потом я опять поссорился с Айлашей, и они не хотели меня тревожить. Потом я помирился с Айлашей, но в разговоре с Герой, убей не помню когда, ляпнул несколько фраз, истолкованных нашими влюбленными так, будто я сильно расстроюсь, если кто-то в моем ближайшем окружении вздумает пожениться.

— Что за фразы?

— А я знаю? Помнишь, как мы интересненько на прошлое солнцестояние подрались? Гера думал, я ему припомню все, чего он говорил обо мне и моих девушках, а напоследок чем-нибудь колдовским вмажу в порыве чувств. Гера даже подраться со мной теперь не может толком, бурчит, якобы на меня рука не поднимается. А время идет, живот растет, скоро наступление. Вдруг с Герой чего случится, и Лерка останется вдовой-невестой с ребенком на руках, как ее мама? Тянуть больше нельзя, и сегодня поутру Гера решает во всем сознаться. А я гляжу: он мается чего-то. Я ж не могу увидеть по глазам причину, только чувства. Тут речь про Юргена заходит, и я вообразил, будто Гера хочет попросить меня с ним поговорить, но мнется. У него с известных пор странное представление, будто я от любого дела либо хлопнусь в обморок, либо опять заболею. Я иду к Юргену, мы с Валейкой развлекаем его целый лень, Юрген внутренне злится на нас, но успешно развлекается. В это время к Гере приходит Лернэ и спрашивает, как прошел наш разговор, и выжил ли от известия ее впечатлительный братик Тенечка. Гера рвет на себе волосы, признается, что ничего не сказал, но уж в другой раз — непременно. Они с Леркой, попутно таясь от вездесущей Гульки, ненавязчиво караулят меня весь день, но я постоянно в обществе нашего сильфийского узника, а при нем как-то неудобно. Гера расстраивается, Лерку периодически тошнит. Наконец, сестренка подкарауливает меня возле комнаты Юргена с намерением выложить все. По-родственному, чтобы я на ее драгоценного Геру не серчал. Но при виде меня все ее намерения заканчиваются. И мы битый час ходим вокруг да около, пока я, не иначе как помощью высших сил, вытягиваю из Лерки то, что тебе сейчас рассказал.

— Выходит, теперь нужно играть свадьбу, — Клима деловито потерла висок и высунулась по плечи. — Неплохой повод сплотить перед наступлением командный состав, дать воинам повеселиться вдоволь, пустить пыль в глаза сильфам и Ордену. Надо будет сказать Валейке, чтобы составил список возможных мест проведения, нанял распорядителей. Потом согласуем перечень почетных гостей, казначей пусть рассчитает смету основных затрат… Подвиньтесь-ка, где-то у меня лежал отчет о состоянии казны…

Клима свесилась с кровати и деловито зашарила в стопке бумаг. Тенька наблюдал за этим, подперев щеку кулаком.

— Ишь, раззадорилась от каши, — неодобрительно прокомментировала Налина. — А до завтра твой отчет не подождет?

— Ни в коем случае, — отмахнулась Клима, не прерывая занятия. — С вечера почитаю, утром обдумаю, днем решу. Дела не любят спешки, но и затягивать нельзя. Живот у Лернэ большой? Надо будет нанять портного, чтобы сшил платье по последней моде.

— Да Лерка и так…

— Ей это, может, не надо, — отрезала Клима, — а мне выгоднее показать невесту моего главнокомандующего с самой лучшей стороны. Кстати, о платьях, замечательный повод еще раз поговорить с Ристей об Амадиме. Она уже почти согласилась, нужно слегка дожать. Как бы не промахнуться, с Костэном Лэем тогда у меня вышло слишком грубо. Но ничего, будет много возможностей с ним поговорить. А не у меня, так у Валейки. Напишу ему инструкции…

Тенька с умилением склонил голову набок.

— Моя злокозненная обда, а если тебе сейчас предложить бросить бумаги, Валейку, свадьбу и твои интриги с Холмами, взамен дав Зарина, домик и тихую жизнь до самой старости?

Клима прижала бумаги к груди так, словно их уже кто-то отбирал. Тенька захихикал в голос. Обда глянула на него исподлобья, а потом вдруг поняла, отчего ему так весело. И тоже слабо улыбнулась.

— Уел, можешь быть доволен, — проворчала она. — Мне и правда все это нравится. Несмотря ни на что. И на Зарина с домиком при таком графике вовсе нет времени.

— Глядя на тебя, — доверительно произнес Тенька, — я все больше думаю, что талант — это еще не обда. Надо чего-то более интересненькое. И вот такое высшие силы искали целых пятьсот лет!

— Прежде им удавалось находить это чаще, — напомнила Клима, перебирая бумаги.

— Так ведь старые времена! — Тенька мечтательно потянулся. — Люди суровы, как сильфийские кедры, крокозябры жирны, а трава на капище по пояс!

— А может, великих обд и правда было мало, — заметила Налина, накрывая крышкой почти опустевший котелок. — Сколько их правило, а легенды про единиц сложили.

— Про тебя тоже сложат, не сомневайся! — подначил обду Тенька. — Хотя бы после грандиозного пиршества, которое ты устроишь нашим влюбленным.

…Так они сидели на кровати втроем: двое колдунов, схожих между собой чуть косым положением глаз и шепотом высших сил у уха; и избранница тех самых сил, которую они исстари оберегали целыми поколениями. И неважно, в чем это заключалось: замолвить словечко темной ночью на капище, заслонить собой в решающий час, исцелить от смертельной раны или просто прийти, когда ей плохо, голодно и одиноко, поделиться теплом, колбасой и кашей, заново научить жить.

Тенька болтал, Налина задумчиво молчала, Клима наскоро записывала распоряжения, чтобы не забыть. Ночь за окнами становилась прозрачней. Еще немного — и запоют первые птицы, готовясь встречать рассвет.

Но Клима не дождалась рассвета. Она уснула с очередной сметой в обнимку, подбив под голову одеяло и Тенькину ногу. Когда дыхание обды стало ровным и спокойным, колдуны сообща высвободили ногу и на цыпочках пошли к двери.

…Уже на пороге они встретили горничную.

— Не надо сегодня будить обду, — распорядилась Налина Делей. — Пусть выспится.

— А если сударыня обда будет ругаться? — опасливо переспросила горничная.

Тенька философски оглянулся назад.

— Непременно будет! Но не на тебя, а на нас.

С первыми лучами рассвета он заглянул к Валейке. Секретарь обды как раз пил горячий ромашковый отвар, чтобы проснуться и приступить к делам.

— Клима спит, — сообщил Тенька.

Валейка нахмурил брови.

— Караулы удвоить, тренировки отменить, чтобы не орали под окнами, с докладами и документами подойти позже, встречи и совещания перенести. Я ничего не упустил?

— Все верно, — кивнул Тенька. — Золотой ты человек, Валейка!

— В таком случае, я хочу…

— Воевать не пустим, даже не проси! Хватит с тебя одного подстреленного «воробушка».

Юноша недовольно насупился, но спорить не стал.

Снова оказавшись в коридоре, Тенька на мгновение прислонился спиной к косяку и устало прикрыл глаза. А потом зевнул во весь рот и направился к себе в лабораторию — отсыпаться.

Петля в несколько оборотов обвилась вокруг крепко вбитого в землю деревянного столба, и два десятка рук с силой потянули веревку на себя. Высокий расписной шатер поднялся с натужным скрипом, но встал крепко, лишь полотнища трепетали на открытом ветру, а на шпиле бликовало яркое весеннее солнце.

В эти дни летное поле было не узнать: на присыпанной песком земле вырастали шатры и палатки, между ними, как мосты, навешивались гирлянды из цветных лент и колдовских фонариков. Шум, гомон, столпотворение, запах вкусного от походных жаровен, драгоценные наряды вперемешку с потертыми рабочими куртками, воины обды, знатные вельможи, колдуны и воспитанники Института, которые в последнее время окончательно отбились от рук, перестали являться на учебу и шныряли везде, в равной степени помогая и мешая. Приготовления к грандиозному свадебному торжеству шли полным ходом, и уже сегодня в два часа дня сама обда засвидетельствует союз молодых перед высшими силами.

Самый лучший вид на летное поле открывался из верхних окон центрального крыла.

Лернэ приоткрыла убранные витражами ставни, и в маленькую уютную комнату ворвался веселый рокот грядущего праздника, сопровождаемый птичьим щебетом и ароматами еды.

— Тенечка, кто все эти люди? Герины друзья, которые пришли его поздравить?

— Подозреваю, Гера их тоже впервые видит, — хохотнул брат, высовывая наружу любопытный нос. — Это наша злокозненная обда так интересненько придумала: вас поженить и заодно уладить мелкие государственные дела. Вот Клима здесь точно знает всех, но ума не приложу, как это у нее получается.

— Ты тоже помнишь наизусть все свои вектора и таблицы, а их побольше, чем здесь народу… Ох, Тенечка…

— Так то — вектора! Лерка, ты чего закисла?

Лернэ одернула кружевные манжеты.

— Не пойму, как вести себя с незнакомыми гостями. Они почему-то пришли нас поздравить, а я даже не знаю их имен…

— Вот дурища! Нашла печаль. Улыбнулась каждому, да иди себе мимо. Они ведь не из-за любви к тебе пришли, а потому что Клима позвала.

— Но свадьба-то — моя…

— Ага, — согласился Тенька. — Такая вот у Климы интересненькая политика. Ты не волнуйся, Гера ей это уже высказал, и на следующей неделе вы с ним поедете к его родителям, и у них на деревне будет вторая свадьба, маленькая, для своих. Там ты точно будешь всех знать!

— Тенечка, а почему сразу нельзя поехать? Мы бы со своими, и Климушка тут — тоже со своими…

Брат фыркнул, сдувая со лба непослушную челку.

— Потому что все Климины гости делают вид, будто пришли на свадьбу именно к вам! А без тебя и Геры им будет трудно прикидываться. Давай, не кисни, нам еще одеть тебя надо. Показывай, где тут чего…

Красавица Лернэ только вздохнула, смиряясь с тем, что есть на свете вещи, которые она никогда не поймет. Например, Тенечкина наука и Климушкина политика.

— Говорил же, что сам меня оденешь, и помощница тебе не нужна. В платьях, мол, разбираешься.

— Разбираюсь, — честно кивнул Тенька. — Но больше в том, как их снимать. Да и платья обычно попроще были… Вот ты не знаешь, эту накидку надо в конце надевать или сразу после шнуровки, а потом пришлепнуть воротником-ожерельем?

Лернэ пожала плечами, и уже приготовилась встать, чтобы идти к двери и позвать кого-нибудь сведущего. Но тут дверь распахнулась сама, и на пороге явился Валейка. Он уже был наряжен по-праздничному, а из формы воспитанника остался лишь алый платок вокруг шеи. Многие выпускники политического продолжали носить такие платки за стенами Института.

— Тенька, какого смерча тебя нигде невозможно найти?! — сердито выпалил Валейка, без приглашения входя в комнату и дважды поворачивая ключ в замке.

Лернэ ойкнула, прикрыв накидкой недошнурованную часть платья.

— Зачем я тебе понадобился так злобно и срочно? — уточнил Тенька. — Или сейчас выяснится, что ты безответно влюблен в Лерку, а теперь, не в силах глядеть, как она выходит за другого, пришел, чтобы чего-нибудь натворить?

Лернэ тут же покраснела. Безответно влюблено в нее было почти все мужское население Института в большей или меньшей степени. Валейка смутился.

— А еще по глазам читаешь!

— Так не мысли же! У тебя в глазах дыбом все. Чего стряслось?

Валейка прошел к окну и плотно прикрыл ставни. Разговор обещал быть секретным. Впрочем, у Валейки теперь других не водилось.

— Ты знаешь, что Юрген Эр будет в числе гостей?

— Ну да. Гера его пригласил, Клима тоже была не против. Чего ему весь праздник взаперти сидеть?

— «Чего-чего», — передразнил Валейка. — А если он сбежит?

— Опираясь на тросточку?

Валейка поморщился.

— Последнюю неделю мне кажется, что он притворяется. Я видел его рану, сам недавно был ранен, и точно знаю: за месяц такое может зажить. Словом, прошу тебя во время праздника быть начеку. Если ты заметишь за Юргеном что-нибудь лишнее, попытайся пресечь и немедленно дай знать мне. Лернэ, ты тоже на всякий случай.

— Почему именно тебе? — полюбопытствовал Тенька. — Ты говорил с Климой?

— Говорил… — Валейка устало сел на свободный стул и признался: — Клима считает, что я зря беспокоюсь. И вот еще… о нашем с тобой разговоре ей лучше не знать.

— Интересненько это получается! Ты за спиной обды крутишь чего-то, а я тебя прикрывай?

— Не кручу! — Валейка посмотрел Теньке в глаза. — Мне не нравится этот сильф, а еще больше — идея позвать его на праздник почти без конвоя. Я не Клима, конечно, у меня нет ее интуиции, но зато есть образование по части разведки. Почти такое же, как у Юргена, кстати. Клима, Гера, даже Выля утверждают, что я зря возвожу теории заговора. Будто переучился и пересидел за бумажками, вот и мерещится невесть что. Я устаю, но не до такой степени, чтобы об тучу стукаться!

— А Климе и Гере с Вылей ты это все говорил?

Валейка понурился, и стало особенно видно, что ему всего шестнадцать лет.

— Почти. Я не стал упоминать про образование. А то они, летчики, опять бы решили, что я, «штабист», перед ними нос деру.

— Ну и дурака свалял, — сообщил Тенька. — Когда по делу, это не «нос деру», а «рабочие моменты». Вот чего бы ты им еще сказал?

— Что с точки зрения их военно-стратегической логики дело выглядит безупречным.

— Это чего значит?

— Всё против Юргена: он постоянно будет на виду, с едва вылеченной раной на ноге, без поддержки извне — его коллег в последнее время не видно поблизости. И охрана на свадьбе будет…

— Но?

— Но я бы на его месте рискнул. Хоть для того, чтобы взять реванш за прошлые поражения тайной канцелярии. Нас учили, что иногда надо поступать вопреки логике и здравому смыслу.

— Звучит стройно, — оценил Тенька.

— Но все мои доказательства, — продолжил Валейка, уже не тая ничего, — разбиваются о слова Климы. Она была у сильфа накануне, и тот поклялся ей, что не собирается устраивать побег.

— Климу трудно обмануть.

— Знаю, — вздохнул Валейка. — Но, Тенька, тебе не кажется, что она слишком привыкла к недопустимости вранья в ее присутствии? Может ли быть, чтобы обда ошиблась? Проглядела, прослушала?

— Чтобы подтвердить твою теорию о возможном побеге «воробушка»?

Валейка вскочил.

— Может, со стороны все выглядит попыткой подлога, но я в самом деле так думаю!

— Ты только не волнуйся, — посоветовал Тенька. — Давай для верности я схожу с тобой к Юргену и посмотрю ему в глаза. Мой дар обмануть еще сложнее, чем Климину интуицию. Только погоди, сперва закончу помогать Лерке одеваться.

— А я могу поговорить с Герой, — предложила Лернэ. — Пусть он отзовет свое приглашение, если это так важно.

— Я уже просил его, — махнул рукой Валейка. — Ни в какую. Говорит, это бесчестно. Вот когда у них из-под носа пленник сбежит, будет честно! Тенька, да что ты возишься! Вдевай шнурок вон в ту петлю, затягивай и снова вдевай. Потом накидку, а поверх всего — ожерелье.

Брат и сестра поглядели на неожиданного помощника с изумлением.

— Валейка, — осторожно переспросил колдун, — мне двадцать один год, я и то такого не знаю. А тебе шестнадцать, и где ты, да еще в Институте…

— Большей частью дома, — безо всякой задней мысли пояснил Валейка. — У меня четыре младших сестры, которые обожают наряды. А еще одногодницы постоянно нас пугали, как им тяжело приходится с платьями. В подробностях. Итак, мы, наконец, можем идти?

Как тягостно время, если ждешь чего-то важного, почти судьбоносного. Медленно проходит день, наступает ночь, и снова разгорается рассвет. Там, за запертой дверью, по коридорам бегают люди, суетятся, мечтая выкроить лишний час, а то и два. Юрген Эр с охотой отдал бы им все три, а то и пять, лишь бы проклятое солнце быстрее ползло по небу, отсчитывая мгновения до момента истины.

Семь шагов от кровати до окна.

Шестнадцать с половиной от окна до двери.

От двери до кровати — восемь, и все сначала.

Стук трости по каменному полу. Раненная нога на очень удобном этапе заживания: одинаково искренне можно уверять друзей и начальство о готовности к дальнейшей службе, а врагов — что еще ой, как болит, без опоры не ступить.

Когда Юрген узнал о грядущем свадебном торжестве, и что Гера посчитал долгом чести пригласить сильфа праздновать со всеми, то понял, что обязан хоть как-то использовать такой подарок судьбы. Мыслей о побеге поначалу не было: слишком хорошо стерегут, да и Клима наплюет на все чужие долги чести, если что-то заподозрит. Значит, можно лишь попытаться подать знак своим, хоть записку перебросить с теми сведениями, которые узнал.

Юрген долго лелеял мечту о записке. До тех пор, пока не сообразил, что обда хочет покрасоваться трофейным «воробушком» перед своими подданными в духе «он у меня совсем ручной, даже без клетки не улетает», и что из надзора будут только недоучки Зарина. Потом сквозняк нашептал слух, что коллеги из тайной канцелярии убрались восвояси, отчаявшись получить весточку от пленника. А окончательно склонило Юргена в сторону побега то, что праздник собрались проводить на летном поле. Том самом, посреди которого расположен сарай с заветными досками.

Задача казалась невыполнимой. Предстояло оставить с носом обду Принамкского края, которая сама врет как дышит, а другим соврать не дает. И тогда Юргену вспомнилось давнее семейное дело о его женитьбе на Дарьянэ. И мстительная старуха Фистерия Урь, и пыльные книги из библиотеки — справочники клятв и проклятий. Попытки сильфов понять и перенять то, что дарено обде высшими силами. Жалкие костыли по сравнению с природным талантом говорить нужные слова в нужный момент, но и такое могло бы помочь. Сможет ли обда увидеть ложь в речах другой «обды»? На памяти Юргена, такого не случалось и не могло случиться никогда, но он решил попробовать.

На его беду, ни одной формулы клятвы или проклятия в памяти не сохранилось. Но подобный справочник — книга не из самых редких, а в Институте обширнейшая библиотека, где со времен Ордена полно сильфийской литературы. Оставалось туда попасть и остаться в одиночестве.

В один из дней, совершая прогулку в сопровождении Зарина, сильф посетовал на скуку и осторожно спросил разрешения навестить библиотеку лично. Ведь одно дело, когда книги приносят тебе в комнату по заказу, и совсем иное — пару часов лично в них порыться. Юрген рассчитал верно: Зарин не скрывал своей любви к образованию и понимал такое рвение в других. Они пришли в библиотеку вдвоем и читали книги целых четыре часа. Когда Зарин предложил сильфу возвращаться обратно, ссылаясь на собственные неотложные дела, Юрген, которого уже тошнило от всевозможных брошюр и фолиантов, сделал вид, что едва-едва разогнал проклятую тоску, и совсем не хочет к себе в комнату прямо сейчас. В самом деле, не думает ли Зарин, что пленник убежит из библиотеки, где нет даже окон? Пусть бы запер его еще на часок-другой и шел по своим делам.

Хвала Небесам, Зарин не был ни обдой, ни колдуном, ни Валейкой, поэтому не заподозрил подвоха. Оставшись в одиночестве, Юрген развел бурные поиски и спустя всего сорок минут был вознагражден: нужный справочник нашелся даже в двух экземплярах. Сильф безжалостно содрал приметную обложку и вложил справочник в безобидный переплет какого-то трактата о фауне низовий Принамки. Так формулы клятв и проклятий вместе с парой-тройкой других книг оказались в его комнате, где можно было в одиночестве перечитывать их ночи напролет.

Разумеется, клясться и проклинать по-настоящему Юрген не собирался. Но на основе формул можно было составить фразы таким образом, как если бы их сказала настоящая обда. Это были даже не костыли, а костылищи. Строгие ответы на определенные вопросы, которые Клима могла бы ему задать. В большую политику с этим не пойдешь. А вот выдержать пятиминутную беседу стоило рискнуть.

В какой-то степени Юргену повезло, что прежде он не нанес Климе ни одного поражения. Обда в разговорах с ним была мила и беспечна. Но в последний момент все едва не пошло прахом.

Юрген не учел Валейку. Его настырность, назойливость, и профессиональную привычку везде совать нос, выискивая заговоры и подвохи. Юрген сам был таким в первые годы службы, от чего часто конфликтовал с родителями и заимел от сестры прозвище «тайноканцелярский синдром».

Валейка, чтоб его драли смерчи, наябедничал обде о своих подозрениях, и Клима явилась допрашивать пленника всерьез. Глядя в ее черные глаза, понимая и зная, на ЧТО способен этот взгляд, Юрген думал только об одном:

«Всеблагие Небеса! Не оставьте меня без защиты перед высшими силами! Как Земля и Вода помогают сейчас обде, так и вы помогите мне, Небеса!»

То ли его мольба на сквозняках долетела до Небес, то ли высшие силы в тот день помогали спустя рукава, то ли обда опять не выспалась и не пообедала — но ложь, составленная по формуле клятвы и сказанная в глаза, сошла за правду. Валейка был посрамлен, а Юрген едва удержался от того, чтобы изобразить себя оскорбленным в лучших чувствах — боялся переиграть.

Оставалось ждать.

И вот, до начала свадьбы всего несколько часов. Измученный ожиданием, сильф не мог ни читать, ни думать. Только считать шаги и молиться Небесам в беспроигрышном стиле Кости Липки: браня их на все корки и напоминая, что жизнь за родину отдаст.

Из окна Юрген не видел летное поле и сад. Только внутренний двор Института, где собирались наряженные гости. Совсем скоро он тоже спустится туда, и, волею Небес, все получится!..

Когда за спиной раздался щелчок ключа в замке, сильф невольно вздрогнул. Вроде рановато за ним пришли…

Но на пороге оказались не конвоиры от Зарина, а Тенька с ненавистным Валейкой. Юрген представил, как достает из-под кровати ночную вазу и надевает Климиному секретарю на голову. Стало легче.

— Обда Климэн обязала нас проверить чистоту твоих помыслов, — сказал Валейка по-принамкски. — Будь любезен, господин Юрген, посмотри в глаза сударю Артению и ответь на вопросы, которые он тебе задаст.

У Юргена внутри все оборвалось. Это было поражение, провал. Валейка все-таки нашел, как доказать свои подозрения. Тенька — колдун, он даже Климу с легкостью читает, ему плевать, что ты говоришь и какими формулами, сразу в мысли смотрит…

Или не в мысли?

«Он не может узнать, что я думаю. Только мои чувства. Но я могу испытывать их по любому поводу…»

Надо было обдумать это. Потянуть время.

— С чего бы обде Климэн отдавать такой приказ? Мы обо всем с нею договорились.

— Видимо, твои доводы ее не убедили, — вежливо развел руками Валейка.

«Врет же, — подумалось Юргену. — Климу все убедило, это он успокоиться не может. И если я сейчас откажусь, им нечего будет мне возразить. Хотя, мой отказ — тоже аргумент против меня. Лучше не рисковать…»

— Что ж, я бы предпочел, чтобы обда Климэн сказала мне это лично. Но я понимаю, сколько дел у нее сейчас. Нам предстоит еще много личных бесед, когда я смогу озвучить свое недовольство.

Валейка едва заметно дрогнул, но устоял.

«Далеко пойдет, паразит, — в который раз подумалось Юргену. — Так. Сосредоточиться. Не скрывать свои чувства. Не говорить лжи…»

— Я готов. Задавай вопросы, Тенька.

Глаза в глаза. Колдун стоит своей обды: если Климин взгляд сверлом буравит насквозь, то Тенька мягко и ненавязчиво просматривает изнутри. Как будто собеседник перед ним — прозрачный.

— Чего волнуешься? Не тебя ведь женят!

— Видел бы ты, как я на своей свадьбе волновался! Сейчас… страшновато, среди гостей много ведов, а я — «воробушек». Вдруг с кого-нибудь станется припомнить былое. Мне, как ты понимаешь, не хочется заполучить вторую рану.

— А эта зажила?

— Побаливает временами. Без трости ходить трудно. А почему все внезапно озаботились моим здоровьем?

— Ты понимаешь, почему.

«Смерчи!!! Ошибка. Нельзя было притворствовать!»

— Ну, конечно. Я понимаю. Все боятся, что я убегу. Тенька, глядя тебе в глаза, я клянусь, что не собираюсь убегать.

Колдун щурится, словно стараясь разглядеть мысли, которых не видит.

«Я не убегу, — старательно думает Юрген. — Совершенно точно не собираюсь бежать. Потому что я улечу».

…Едва они отошли от комнаты Юргена на достаточное расстояние, Валейка спросил:

— Что ты увидел?

Тенька пожал плечами.

— Волнуется. Больше, чем хочет показать. Рана у него и правда еще болит. Знает, что все ждут от него побега, но это ты слышал, он сам сказал. Когда говорит «не убегу», верит в это. Климу и Геру ты моими выводами точно не убедишь.

— А Вылю?

— Ее — тем более! Она с некоторых пор меня не выносит. Вместе со всеми выводами.

Валейка задумчиво посмотрел на носки своих ботинок.

— Тогда просто будь начеку. И я предупрежу всех, кого успею. Что бы сильф ни задумал — у него не получится!

На летном поле яблоку было негде упасть. Поверх желтого песка расстелился пестрый ковер гостей, шумный, подвижный, как воды реки в ветреную погоду. И только от ворот сада тянулась узкая пустая дорожка, по которой пройдет обда, а затем молодожены. Дорожка вела к центру поля, где соорудили маленькое передвижное капище: полукруг ив в кадках, вазоны ландышей с ромашками и замшелая каменная чаша, наполненная проточной водой. У капища толпились большей частью колдуны — их притягивало дыхание высших сил. Прочие гости с растущим нетерпением поглядывали на сад: во-первых, именно оттуда выйдут виновники торжества, а во-вторых в саду расположены накрытые столы для пиршества, к которым пока не пускали.

По обеим сторонам дорожки на специальных возвышениях стояли музыканты. Над полем, перекрывая шум, звучала чистая торжественная мелодия. Ветра подхватывали звуки музыки и уносили ввысь, раскачивая ленты, фонарики и флажки.

У самого подножия одного из возвышений стояли двое, угрюмые и сосредоточенные по сравнению с веселой толпой.

— Уцепись за сильфа, не смей выпускать его из виду, — приказывал Валейка. — Будет удирать — догоняй, хватай под локоток. Трещи что хочешь, но чтобы он никуда не мог дернуться.

— Как мне трещать, если он не захочет слушать и уйдет, — почти жалобно отвечала Гулька. Кружева с бантами на ее платье качались в такт словам.

— А мне плевать, хоть в любви признавайся, — зашипел Валейка. — Удерет — шкуру с тебя спущу!

— Почему я вечно должна следить за Юргеном? Он еще с зимы от меня бегает, а я ему разве трещала? И не нравлюсь я ему совсем, он любит свою мертвую жену, которая, надо сказать…

— Гулина, ты меня знаешь.

Гулька затихла, проглотив окончание фразы, и обреченно кивнула.

— Где он хоть? Я по такой толпище век пробегаю и не найду. Разве можно…

— Вон, смотри, возле ворот сада. Видишь, там еще Зарин стоит.

— Так если Зарин, может, я…

Валейка глянул так, что Гулька опять проглотила слова и тихо шмыгнула носом.

Толпа всколыхнулась — это в глубине сада показался женский силуэт. Но из ворот вышла не обда, а всего лишь Ристинка, вся красная, встрепанная, сердитая и тут же затерялась среди гостей.

Музыканты сменили тему, к духовым и струнным прибавились барабаны, забили медленный ритм, проникновенный до мурашек. И, наконец, на дорожку ступила обда.

В ней не было и следа той Климы, которая могла бы поздней ночью расплакаться на плече своего колдуна или тереть покрасневшие глаза, склоняясь над отчетами. Прямая спина, огонь в глазах, безупречно уложенные волосы, солнце ярко отсвечивает от медного кулона с формулой власти. Стать и достоинство. Она казалась сошедшей со старинных картин, но не выцветшей тенью былого, а живой, настоящей, продолжением величия давних лет. И только самые внимательные могли обратить внимание на маленькую деталь, которая отличала обду Климэн от портретов ее предшественников. На Климе не было диадемы власти.

Обда прошествовала до капища и развернулась в сторону сада. Музыкальная тема снова сменилась: флейты запели нежную историю любви. Из-под сени зеленеющих деревьев выступили двое.

Гера шел по-военному, почти чеканя шаг, и солнце играло на золотой отделке его мундира. Лернэ плыла рядом с ним легким розовым цветком и драгоценные камни на ее воротнике сияли подобно капелькам росы. Толпа притихла, завороженная красотой пары и счастьем, которое от них исходило.

Гера и Лернэ встали напротив Климы, почтительно склонив головы. Обда произнесла речь, упомянув, что отныне все пары в Принамкском крае будут жениться по прежнему обряду: на капищах, при помощи колдунов, а не у деревенских старост или, упасите высшие силы, в сильфийских венчательных беседках.

Клима погрузила горсти в каменную чашу и обрызгала молодоженов полыхнувшей зеленым водой. Летописцы торжественно внесли состоявшуюся церемонию в хроники. Затем обда ушла к гостям, а Гера и Лернэ остались на капище принимать поздравления.

Клима высмотрела в толпе Валейку и направилась к нему.

— Где Ристя? Ты заметил, куда она пошла?

— Последний раз я видел ее с северо-западной стороны, под голубыми фонариками. Клима, по поводу сильфа…

— Ничего не желаю слушать! — резко отмахнулась обда. — Сейчас мне нужна Ристя, которая больше не сможет от меня удрать!

Валейке осталось лишь беспомощно смотреть на ее спину.

Юрген был единственным среди гостей, кто смотрел не на молодоженов. Самым удобным было пробраться к сараю с досками во время церемонии, когда люди не смотрят по сторонам, но сделать это не удалось. Поначалу сильфа ошеломил преображенный вид летного поля, из присыпанной песком равнины превратившегося в сложный лабиринт из шатров, гостей, возвышений с музыкантами, жаровен и флажков. Юрген понял, что не может вспомнить, в какой части поля находится сарай. Его могли замаскировать шатром, что сводило шансы удачных поисков к нулю. Вдобавок мешал Зарин, который как присоединился к своим подчиненным у ворот сада, так стоял рядом, будто приклеенный. Начинать поиски сарая в такой компании было верхом глупости.

Потом смерчи принесли Гульку, от щебетания которой у Юргена еще с зимы начиналась головная боль. Радовало лишь то, что Зарину, по всей видимости, эта девица тоже действует на нервы: он отступил на пару шагов.

Юрген постарался сосредоточиться и обратить дело в свою пользу.

— Ах, Гулина, вы так интересно рассказываете! Не возражаете против совместной прогулки? Я, признаться, не ожидал такого преображения летного поля. Покажете мне, как тут нынче все устроено?

— О, разумеется, покажу, дорогой Юра, — Гулька мило захлопала ресницами и взяла его под руку, прижимаясь всем телом.

«Раз она так откровенно на меня вешается, на этом надо сыграть», — решил Юрген и прижался в ответ, заискивающе шепнув:

— Вы сегодня само очарование. Кружева необычайно освежают ваше чудесное личико.

— Ох, благодарю, — немного пораженно ответила Гулька, не ожидавшая такого напора. — Ваши слова так польстили мне, так вогнали в краску…

«Ни смерча ты не покраснела», — мрачно подумал Юрген и решил усилить эффект:

— Мне, право, хотелось бы остаться с вами наедине. Но, увы, я нынче со свитой.

Он многозначительно оглянулся на охранников и ущипнул девушку за локоток.

Гулька проследила за его взглядом, тихо ойкнула и оценила, что этот щипок и то, что за ним может последовать, через охранников станет достоянием всего Института и трех ближайших городов. Гулька любила сплетничать сама, а не становиться объектом сплетен.

— Милый Юра, я, право, смущена… Если вы настроены столь серьезно…

— О, милая Гуля, более чем!

— …В таком случае я постараюсь разрешить сей маленький конфуз. Зарин, подойди сюда! — перешла она на принамкский. — Будь добр, прикажи своим подчиненным позволить нам прогуляться наедине.

Зарин нахмурился и покачал головой. Гулька надула губки и молитвенно сложила ладони. Зарин покосился на Юргена, склонился к уху девушки и что-то прошептал. Гулька зашептала в ответ. Зарин изменился в лице и пожал плечами.

— Если только под твою ответственность…

— О какой еще ответственности идет речь? — раздался из-за спины Юргена твердый Вылин голос. — Прошу прощения, но Гулька и ответственность — вещи противоположные!

— О, сколько зависти, — пробурчала Гулька. — Ты с ласточкиных пор обожала изливать желчь. Не в твоей компетенции мешать мне уединяться с тем, с кем я хочу.

— Ошибаешься. Именно в моей. Так вот, в чем дело. Мне жаль, но уединение придется отложить до иных времен, а сейчас…

— Приказывать будешь солдатне на летном поле! — взвилась Гулька. — А я имею право…

Юрген огляделся. Девушки спорили, Зарин стоял между ними с полуоткрытым ртом — надеялся улучить момент затишья и вмешаться. Охраннички с интересом наблюдали за перепалкой. На сильфа никто не смотрел.

Гулька наклонилась к Вылиному уху и яростно зашептала:

— Умолкни, дура общипанная! У меня задание Валейки, а ты все портишь!

— А какого смерча Валейке понадобилось лишать сильфа охраны?! Он наоборот мне все уши прожужжал, что пленника надо стеречь всем миром!

— Юрген хочет со мной уединиться!

— Чтобы бахнуть по голове и удрать? Кто из нас дура общипанная? Все ждешь сильфа на белой доске?

— А ты у нас уже дождалась! Что, надрала тебе лохмы Тенькина невеста?

— Девочки! — отчаянно влез Зарин. — Довольно ссор! Вы позорите себя перед гостем!

— Кто еще кого позорит, — Гулька поджала губы. — Верно, Юрген… Ой, высшие силы, где он? Юрген!

— Об тучу стукнутые, куда вы смотрели?! — напустилась Выля на охранников. Те лишь виновато переглядывались. Зарин побледнел, чувствуя себя виноватым за всех.

Гульку зазнобило, ее кружева тряслись.

— Что же теперь делать?..

— А твои куриные мозги бессильны понять? — съязвила Выля и топнула ногой. — Бегом искать Валейку!

Валейка пытался представить, как поступил бы на месте Юргена. Попытка побега не вызывает сомнений, но каким образом? Перелезть через забор и бежать к лесу? Глупо, особенно, если нога и правда болит. Прорваться к воротам и украсть у коновязи лошадь? Сильфы плохо ездят верхом. Взять доску с подставки? Но подставка в холле у всех на виду, закрыть двери дело пары секунд. Слишком большой риск.

Валейка дежурно окинул взглядом толпу и обомлел: шагах в двадцати от него мимо шатров шел Юрген, а рядом не было ни Гульки, ни охраны.

«Увальни!!!» — подумал Валейка и бросился сильфу наперерез.

— Чудесная погода, господин Юрген! Куда вы так спешите?

— О, сударь, как вас там, Валейка? Весьма рад увидеться. Что вы, какая спешка, я гуляю, осматриваю окрестности. Здесь так красиво все устроили…

— А где же ваши сопровождающие? Они могли бы провести для вас подробную экскурсию.

— Как, разве их нет? — сильф изобразил искреннее недоумение. — Я полагал, они повсюду следуют за мной тайно, деликатно не желая отвлекать от созерцания красот праздника.

Валейке захотелось скрипнуть зубами.

— Что ж, возможно. Тогда считаю долгом чести провести для вас экскурсию лично.

— О, не стоит так утруждаться, у вас наверняка куча дел.

— Вы такой важный гость, дела подождут.

На них налетел запыхавшийся Зарин и, увидев Юргена, испустил такой вздох облегчения, что Валейке стало окончательно ясно: прозевали. Трижды увальни!

— Дела не могут ждать, — сказал Юрген с учтивой улыбкой. — Зарин, ты согласен со мной?

— В чем?

— Что дела не могут ждать, — повторил сильф по-принамкски. — Я предлагаю отнестись к сударю Валейке и его нелегкой должности с пониманием. И не задерживать его по пустякам. Зарин, ты не против показать мне праздничный лагерь?

— А я говорю господину Юргену, — с нажимом произнес Валейка, — что время терпит, и я в состоянии составить ему компанию.

— Всеблагие Небеса, — всплеснул руками сильф. — Между вами чувствуется напряжение и какая-то недосказанность, в которую я, как личность посторонняя, не хочу встревать. Большой вежливостью с моей стороны будет вас оставить, не так ли, Зарин?

— Да чего я-то, — Зарин попятился. — Мне вообще… обду Климэн надо найти. Сами тут…

«…Плетите свои интриги» повисло в воздухе: Зарин поспешил ретироваться.

Клима тем временем тоже была далека от того, чтобы наслаждаться праздником. Она зажала Ристинку в угол у полотняных стенок шатров и не собиралась отпускать.

— Ты хочешь блага для Принамкского края?

— Я…

— Не это ли предел твоих мечтаний: уехать отсюда подальше на Холмы, не прерывая связи с родиной, не оставаясь вне закона и принося пользу?

— Но почему для этого я должна выходить замуж?!

— А разве плох жених? Богат, знатен, красив, прекрасно воспитан, не стар, тебя любит. Где ты отыщешь другого такого? И не говори, что сама к нему равнодушна. Иначе бы уперлась рогом не сейчас, а год назад, когда он дарил тебе первые подарки. Нет, тогда ты отнеслась к нему, как к легкому увлечению, несерьезному и ненастоящему. А теперь внезапно прозрела, что будешь выдана замуж на самом деле и устроила плач по покойнику. Ты хоть помнишь, как выглядел твой первый жених?

Ристинка кусала губы и сглатывала слезы. Обда уже раскрыла рот для решающей фразы, когда ее тронули за плечо.

— Клима! — воскликнул Зарин. — Насилу тебя нашел. Тут такое дело…

— Какого смерча тебя принесло! — рявкнула обда. — Мешаешь, головы у тебя нет!

Ристинка улучила момент и бегом бросилась прочь, проскользнув у Зарина под локтем. Клима сверкнула глазами на нерадивого подданного и ринулась догонять.

Зарин поглядел ей вслед, с усилием сглатывая в горле горький ком из обиды, стыда и злости. Куда идти теперь? Снова к Юргену и Валейке, рискуя стать пешкой в очередной малопонятной интриге? К Выле с Гулькой, которые готовы вцепиться друг дружке в прически из-за каких-то институтских обид? Гера с молодой женой окружен поздравляющими, им сейчас ни до чего.

«Тенька, — подумалось Зарину. — Вот кто не станет орать и притворяться. У него запросто можно спросить совета».

Поначалу найти колдуна оказалось нелегкой задачей. Каждый его «только что здесь видел» и «совершенно не помнил», куда «сударь Артений» подевался дальше. Опросив более пятидесяти гостей, Зарин добрался до стены Института и услышал доносящиеся из нижнего окна крики:

— Интересненько это ты придумала! А сразу на шею сесть и ножки свесить?!

— Ты не понимать меня никогда! Фу-фау! Малытука!

— Ши-шай, Айлаша! Какой крокозябры я постоянно должен доказывать!

— А ты уходить и не терпеть меня в этот случай! Зачем звать, если нет любовь?!

— Да есть любовь! Другую на твоем месте я бы знаешь, куда послал?..

— Ай-ной! Так есть другая?! Хра! Я не быть твой девушка никогда!..

Зарин послушал-послушал и ушел.

Юргену казалось, он начал понимать, в какую сторону надо идти. Всеми правдами и неправдами улизнув от Валейки, сильф уже не прогуливался, а почти бежал через толпу, пригибаясь и кляня одновременно собственную природу за слишком высокий рост и человеческую за слишком низкий.

Спина Зарина возникла на пути так внезапно, что Юрген, не успев затормозить, врезался в него на полной скорости и едва не сбил с ног. Упреждая ожидаемый вопрос «А куда это ты так спешишь без охраны?», сильф отступил на шаг, чтобы не успели схватить за руку, и выпалил:

— Ты не видел Валейку? Не могу его найти! Он выглядел таким взволнованным, когда мы расстались, и я крепко встревожен. Зарин, будь другом, помоги мне в поисках: ты иди в правую сторону, а я поищу слева!

И, пока Климин воздыхатель не успел опомниться и возразить, опрометью ринулся дальше, с профессиональным тщанием запутывая следы в толпе.

— …Ты трижды дура! — выговаривал Валейка Гульке.

— Да почему я, а не эта курица Выля? — всхлипывала та.

— Потому что Выля была права! Он нарочно с помощью тебя пытался отделаться от охраны! Щипнул, а ты и растеклась! Где теперь его искать?!

— Ты тоже упустил…

— Если бы прежде вы не хлопали ушами… Ступай искать! И без Юргена не смей попадаться мне на глаза!

Гулька удалилась, оскорбленно шмыгая носом. Валейка стиснул рукоять сабли, которую велел принести себе сразу после того, как Юрген удрал от него. Без оружия на этом празднике теперь точно не обойтись…

— Валейка! Ты опять за свое?!

Если Гульке мог выговаривать он сам, то Выля, несмотря на должности и чины, имела полное право ругать его. Слишком много между ними было, начиная с первых дней в тайной организации, когда Выля открывала ему истинную историю обд, и заканчивая взятием Института, когда она тащила его на своем плече раненного, называла штабистом и бранила за глупость.

— Если сильф решит бежать, мне придется его как-то задерживать!

— Опять сабелькой помахать решил? — Выля была взволнована и сердита. — Отдай немедленно, вояка непризнанный! Беги лучше на поиски Климы, дело нешуточное.

— Нет уж! Поимка сильфийских агентов — это мое дело, которому я учился столько лет! И вы, летчики, которые кроме поля и сарая с досками…

— Ну, ну! — фальшиво подбодрила Выля. — Договаривай про нас, недалеких!

Но Валейке резко расхотелось спорить.

— А что если он подбирается к сараю? Точно, все сходится! Его обнаружили у сарая с самого начала, и теперь он по-прежнему стремится туда попасть! Там ведь все доски — сильфийские, наши. Какой трофей! Выля, понимаешь?

— Пока не очень, — нахмурилась та. — Кто подбирается к сараю? Юрген?

— Конечно! Бежим туда!

— Погоди, не сходится! Там же сигнализация, замок висячий! Как он попадет внутрь?

— Если бы у меня было столько времени на обдумывание плана, — сказал Валейка уже на бегу, — я бы точно предусмотрел, как справиться с замком!

Небеса помогли Юргену обмануть обду и ее колдуна, но высшие силы тоже не дремали, постоянно подкидывая на пути нежелательных знакомых. Так, в небольшой палатке, куда сильф заскочил перевести дух, обнаружилась заплаканная Ристинка.

— Не смей говорить мне про него! — выкрикнула девушка Юргену в лицо.

— Ни слова, — пообещал Юрген, даже не уточняя, о ком идет речь.

Ристя умолкла и окинула сильфа подозрительным взглядом.

— С чего это ты такой сговорчивый? И один… Тоже от кого-то прячешься?

— Конечно, прячусь! — с независимым видом кивнул Юрген. — От Гульки. Вконец меня заболтала, сил нет!

Девушка понимающе вздохнула, выражение ее лица смягчилось.

— А я — от Климы… Она не проходила поблизости?

— Не видел. Она вроде бы на другом конце поля, ты можешь высунуть нос, — «и оставить меня в одиночестве!»

— Боюсь, — призналась Ристя. — Ты можешь прогуляться со мной немного? При тебе она точно не посмела бы…

— Сударыня Ристинида, я не думаю, что…

— Хотя бы до сарая с досками! — моляще проговорила девушка.

Юргену тут же захотелось ее расцеловать.

— Хорошо, но если только до сарая.

Они вышли из палатки рука об руку и заскользили через толпу. Юргену хотелось бы идти быстрее, но он опасался спугнуть нежданную удачу. Ристинка, наоборот, с удовольствием шла бы как можно медленней, но ей не хотелось раздражать сильфа, и так едва согласившегося на компанию. В итоге скорость выходила вполне приемлемая.

…Они увидели своих преследователей одновременно: Ристя высмотрела белое Климино платье с алой накидкой, а Юрген сперва заметил издалека Гульку, потом Зарина, а оглянувшись назад, встретился взглядом с Валейкой и Вылей. Но тогда же он разглядел заветный сарай, полускрытый пестрой палаткой.

Мешкать было нельзя. Момент истины наступил.

Сильф бросил трость, оттолкнул ничего не понимающую Ристинку, в несколько прыжков достиг сарая и стремительно развел руки в стороны, призывая ветер.

Сильнейший порыв разметал ветхие бревнышки в разные стороны. Над летным полем громогласно взвыла сигнализация. Юрген уже не смотрел, близко ли враги. Он видел доски. Несколько знакомых, привычных, даже в хорошем состоянии. Остальные — чуждые, непонятные, лишенные благодати Небес. Он схватил такую доску подмышку и вскочил на сильфийскую, свободной рукой защелкивая крепления. Перед глазами мазнула сабля, Юрген подпрыгнул, выкручивая Валейке запястье, перехватил рукоять и резко взмыл на высоту, где так удачно проплывало крупное, единственное на все небо облако.

Ветер гнал облако на север, в сторону Холмов. Юрген счел это знаком. Да, туда лететь дальше и труднее, но никто не ждет от него такого шага. Даже Валейка помнит, как он пытался улететь на юг. Пусть поищут теперь на юге!

Начинала болеть нога, трофейные доска и сабля оттягивали руки. Ничего. Главное, что ветер попутный, сквозняки в лицо, а кругом небо и свобода.

— Получилось! — Юрген хотел крикнуть это во весь голос, но изо рта вырвался только хриплый шепот.

Выше всех облаков, быстрее любого ветра. Оставляя погоню далеко позади.

«Холмы еще живы, обда Климэн. И Холмы никогда не будут от тебя зависеть!»