Формула власти. Новая эпоха

Глава 4. Следы и секреты

Будет дальняя дорога,

То в рассвет, а то в закат.

Будет давняя тревога —

И по картам, и без карт.

Р. Казакова

Когда внизу проплыли массивные стены Кайниса, и доска стала снижаться в центр лабиринта каменных улиц, Юргену сделалось неуютно. Ему никогда не нравился переход от свободы неба к тесноте земли. Только что город казался маленьким, почти игрушечным, переступишь через него — и не заметишь. А внизу стены Кайниса были высоки, и многие окна казенных зданий наглухо закрывали кованые решетки. Всюду сновали люди в военной форме, и Юрген почувствовал себя в западне, хотя Выля еще на сосне объяснила, что не может сразу отвести его к обде, не вызывая подозрений, и до завтра сильфу придется посидеть в городе.

Внизу девушки-разведчицы разделились. Выля привычным жестом передала кому-то из подчиненных свою доску, цепко ухватила Юргена за локоть и куда-то повела.

— О тебе будет доложено госпоже Наргелисе Тим, — негромко говорила она. — Этого нельзя не сделать, иначе меня тут же раскроют. Но встретиться с Наргелисой ты не должен.

— Да, — согласился Юра, — она работала с моим начальником, и мы знаем друг друга в лицо. Догадается, что я не в Орден летел. Или предположит, но и этого будет достаточно.

— Я спрячу тебя, — продолжила Выля, — а наши до завтра создадут видимость, будто ты гуляешь по крепости и «вот только что здесь был». Как тебя назвать, чтобы Наргелиса не догадалась?

Юрген немного поразмыслил и озвучил имя инспектора из десятого корпуса — достаточно известное, чтобы о нем слышали в орденской разведке, и достаточно безобидное, чтобы им всерьез не интересовались.

Они миновали арку из золотистого кирпича, что отделяла казарменные постройки от прочих городских зданий, и Выля свернула на пустынную боковую улочку, где темные крыши домов смыкались над головой сильфа особенно неприятно. Юрген быстро оглянулся назад, запоминая дорогу, и тут же наступил ногой в грязную лужу, чудом не поскользнувшись. Да что за день сегодня такой! Сперва огонь едва не сжег, потом Небеса подвели, а теперь еще Земля и Вода пакостят. Как будто само мироздание противится желанию Липки во что бы то ни стало вернуть подчиненного к работе.

Юрген ощутил себя усталым, несчастным и полупрозрачным.

Выля тем временем приостановилась и толкнула ржавую решетчатую калитку, пропуская спутника в узкий внутренний двор одного из домов. Там к грязной стене была приставлена лестница, ведущая к раскрытому чердачному окошку.

— Лезь туда, — распорядилась Выля. — И сиди тихо, пока я за тобой не приду.

— До завтрашнего утра? — уточнил Юра, скептически изучая лестницу. По всем законам сегодняшнего дня ее подгнившие деревянные перекладины должны были обрушиться на середине пути.

— Будь готов к рассвету.

— Если ты все равно можешь меня вывести, то почему нельзя сделать это сегодня?

— Я не могу, — поправила Выля. — Здесь повсюду часовые, и верны обде далеко не все. Но, — тут девушка странно усмехнулась, — завтра утром им будет не до того.

— Здесь много тех, кто работает на Климу? — полюбопытствовал Юрген. Сведения ценные, их даже у сильфийской разведки нет, и смерч знает, когда еще удастся так непринужденно поболтать с главой подполья.

— Кайнис — город фанатиков, — туманно ответила Выля. — Все нормальные люди удрали отсюда еще в начале лета. Остались те, кто верит, что их стараниями крепость не сдадут, и те, кто мечтает открыть ворота обде. Сегодня вторые прячутся от первых, а скоро будет наоборот, — Выля серьезно глянула на сильфа исподлобья и дернула плечом, перебрасывая на спину толстую пушистую косу. — Лезь, мне надо идти, иначе меня хватятся.

Юрген понял, что больше ему ничего не скажут. Впрочем, Выля не была бы до сих пор жива, делись она сведениями с кем попало. Эта девушка совсем не похожа на Климу внешне, но в ее повадках, манере говорить и недоговаривать, сквозило что-то знакомое. Впрочем, кто еще мог бы научить Вылю всему этому?

Лестница не обрушилась, но перепачкался Юрген знатно. Такое ощущение, что перекладины специально ради него вымачивали в отборнейшей грязи. На чердаке было полутемно и тихо, с низкого потолка свисали клочья паутины. Не удержавшись, сильф чихнул, и в углу тут же кто-то встревоженно зашуршал.

«Даша бы перепугалась и вымела бы тут все сквозняком», — невольно подумал Юра и в который раз ощутил, как от груди к горлу подкатывается болезненный комок.

Не перепугается. Не выметет. Потому что ее нет.

Сильф сел прямо на пол, наплевав на пыль, грязь и шуршание в углу. Зажмурился и обхватил ладонями гудящую голову. Кудрявые волосы казались просоленными от пота, а заостренные кончики ушей были сухими и горячими. Тосковать сейчас не время и не место, начальство на него рассчитывает.

Юра постарался сосредоточиться на работе.

«Надо непременно написать Липке о Климином подполье. И при первой возможности отправить послание».

Это прежде на Холмы мотались только они с Дашей, а теперь в пятнадцатом корпусе основали отдел по дипломатическим связям с обдой. Там состояло пока лишь полдесятка особо проверенных гонцов, которые помогали поддерживать переписку Климэн Ченары с Верховным Амадимом, но Липка предрекал, что их с Юргеном тоже туда переведут, повысив в должностях. Как только вышестоящим станет ясно, что обда в Принамкском крае — это надолго. Сейчас, пока шла война, командование колебалось. Но Костэн Лэй со своим подопечным, видевшие Климэн лично, больше не питали иллюзий. Обда сумела подняться, когда против нее был весь мир, а уж теперь точно своего не упустит.

Очередное утро осады Кайниса началось с того, что дом коменданта обстреляли с воздуха какой-то поганой взрывчаткой. Невиданная сила не только пробила крышу и обрушила несколько стен, но и разожгла багряное колдовское пламя.

Наргелисе повезло: ей отвели место возле окна. Поначалу это благоволение высших сил показалось издевательством — у дома коменданта пышно и густо цвели пионы, от запаха которых нос Наргелисы немедленно зачесался, а в горле противно запершило. Зато потом проклятые цветы спасли ей жизнь.

Когда раздался взрыв и потолок стал проседать, а по стенам расползлись первые языки пламени, все рванулись к дверям, началась давка, и Наргелиса поняла, что не успеет выбраться прежде, чем комната заполыхает.

«Умереть сейчас? — подумала она тогда. — Пошло задохнуться в дыму и сгореть до черной головешки?!»

Наргелиса все же метнулась к двери, пытаясь расталкивать толпу локтями, но членам штаба было не до трепета перед орденской разведкой, поэтому женщину отпихнули прочь. Она отлетела обратно на свое место, ударилась головой об подоконник и чудом избежала рухнувшей потолочной балки. Огонь уже трещал по полу, и его гудение сливалось с криками людей. Наргелиса забралась на подоконник с ногами, а когда загорелась рама — кувырком полетела с третьего этажа и приземлилась в те самые пионы, запах которых после удушливого дыма показался даже приятным.

Кто-то помог ей подняться, и Наргелиса с удивлением обнаружила, что ухитрилась ничего себе не сломать и отделаться лишь опаленными волосами, шишкой на голове, парой ожогов и синяков. А дом между тем догорал. Вместе с просевшей крышей, дорогими синими занавесками и давкой на третьем этаже.

На огонь лилась вода, но тот даже не шипел, а, казалось, лишь разгорался пуще. Несколько смельчаков сумели вынести коменданта и пятерых штабных, двое из которых были уже мертвы от дыма.

Наргелиса с усилием отвела взгляд от развороченного куста пионов, огляделась по сторонам и поняла, что из руководства она здесь одна осталась при памяти и на ногах. По долгу службы, как многие из орденской разведки, Наргелиса знала некоторые основы колдовства: если свойства пламени изменили так, что оно стало нечувствительно к воде, это значит, его можно потушить чем-нибудь другим. Абсолютного огня не бывает.

— Отставить лить воду! Тушите пламя землей! Живее! — и первой бросилась к стоящему особняком сараю с садовым инвентарем, где можно было взять лопату, чтобы разрыть ненужные сейчас клумбы.

В недрах пылающего дома оборвались последние крики.

Утреннее солнце за черной дымкой поднималось все выше, воздух пах гарью, пеплом и вздыбленной землей. Наргелиса не помнила, когда в последний раз столько махала лопатой. На ее ладонях вздулись розоватые мозоли, платье испачкалось, волосы выбились из прически и сосульками липли ко лбу. В горле першило от всего сразу: от дыма, пионов, множества отдаваемых приказов.

Дом догорал. Колдовское пламя понемногу угасало. Из лазарета притащили носилки, на которые уложили спасенных членов штаба. Наргелиса подошла к коменданту и села перед ним на корточки. Тот тяжело дышал, облизывая губы, а из-под мокрой ткани, которой его успели накрыть, выглядывала багряная рука.

— Кто еще остался? — спросил комендант. И покривился, увидев, как Наргелиса оглянулась на прочие носилки. Ему не нравилось, что уцелела именно выскочка из разведки, которую за въедливость и нелюдимость в крепости недолюбливали. — Отправь гонца в Мавин-Тэлэй, пусть пришлют нового коменданта и штабных… До тех пор — исполняй мои обязанности. В доме… — он хрипло закашлялся, — …железный сундук, вряд ли он сгорел. Там счета, переписи, золотые слитки. Ключ возьми у меня в кармане. Если город сдадут — все это не должно достаться обде. А пока возьми полевых командиров потолковее, расскажи им план обороны, который мы утвердили на совете…

Комендант все говорил и говорил, прерываясь, кашляя, иногда переходя на еле слышный неразборчивый шепот. Наргелиса молча кивала, размышляя о своем.

Конечно, гонца отправить надо. Но не в Мавин-Тэлэй, до которого даже на доске несколько дней добираться, а поближе — в Кивитэ или Институт. Там сейчас формируются новые войска для отправки на границу, и многие столичные штабисты покинули свои уютные кабинеты. Как и сама Наргелиса, впрочем.

В сундуке у коменданта ничего стоящего нет, разве только золото. Они с Лавьясом Даренталой тайно обыскали этот несчастный сундук еще зимой, когда работали сообща, пытаясь выйти на след заговорщиков. Сейчас, слушая коменданта, Наргелиса поджимала губы и думала, что Лавьяса ей недостает — все же коллега, поумнее многих. Вот за свой ум он, видимо, и поплатился.

Лавьяс Дарентала пропал без вести две недели назад, и Наргелиса могла бы поклясться, что виноваты в этом именно неуловимые заговорщики, до которых коллега наконец-то сумел добраться и не пожелал делить славу героя с напарницей. После его пропажи Наргелисе постоянно чудилось, что за ней следят. Она всегда носила при себе кинжал, и даже во сне клала его под подушку, но все равно не чувствовала себя в безопасности. Кайнис казался ей огромной выгребной ямой, в которой заговорщики и пособники обды чувствовали себя вольнее мух.

Семья коменданта отбыла в тыл Ордена еще весной, когда стало ясно, что мелкие стычки на приграничье стараниями обды переросли в настоящую войну, какой не бывало уже много десятков лет, и в пустующем доме развернулся штаб. Обстрел штаба, да еще такой удачный, говорил о том, что обде кто-то доносит об обстановке в городе, и делает это с поразительной точностью. Осада города добавляла неразберихи, и у Наргелисы почти не было времени нормально подумать, о чем догадался Лавьяс Дарентала, и кого заподозрил так верно для дела и неудачно для себя.

Когда носилки с комендантом и выжившими штабными потащили в лазарет, Наргелиса поднялась с колен, поправила платье и прическу. Люди, собравшиеся перед прогоревшим домом, ждали ее указаний.

«Изумительный скачок карьеры — я командую крепостью…»

Ничего, воспитанниками Института в свое время довелось покомандовать достаточно, а принцип везде один.

— Ты и ты: через полчаса собрать полевых командиров у западных ворот. Пожарище разгрести. Трупы предать земле и воде, — Наргелиса обвела притихшую толпу твердым взглядом. — Города не сдавать. Кайнис — не Гарлей, и если обда вообразила, будто ей удастся победить нас, то тридцать четыре смерча ей в зад!

Люди одобрительно зашумели. Тут же нашлось еще несколько ораторов, которые принялись руководить работами на пожарище. Кто-то побежал докладывать на стены о случившемся.

Наргелиса крепко сжала в кулаке ключ от комендантского сундука, словно это был главный символ власти в крепости. И ее мысли уже в который раз невольно обратились к той, которую она столько лет считала обычной исполнительной дурой, и которая в итоге так ловко от нее улизнула.

Полутемный подвал Института, крысы и серые стены.

Кап, кап, кап…

— Просчиталась ты, обда.

— Просчиталась, — а глаза у нее наглые, холодные и смотрят в упор. Теперь Наргелиса понимает, что уже неоднократно чувствовала на себе этот ее взгляд, но не могла уловить и распознать.

Впрочем, это Климе Ченаре достаточно просто игры в гляделки, а Наргелисе нужны ответы на вопросы, которые давно уже мечтает получить Орден.

Они искали обду пятнадцать лет, даже по самым отдаленным провинциям. А она все это время была у них под носом.

Как? Почему? Если тот безумец-вед был не единственный, если девчонке рассказали о ее предназначении, то как ее отпустили в Институт, второе сердце Ордена после Мавин-Тэлэя? Чтобы она здесь все развалила? Но не слишком ли велик риск?

— Кто тебе сказал, что ты обда?

— Ты и сказала. Намедни, в кабинете директора, не помнишь?

Хитра… Но от поимки это ее не спасло. Будь она тысячу раз обда от рождения, а все равно девчонка-девятигодка. Интересно, а если сказать ей, что пятнадцать лет назад в этом подвале, даже на этом стуле сидел тот, кто свято верил, будто обда никогда не попадется Ордену? И Наргелиса даже может познакомить упрямицу с ее первым подданным. Правда, разговора не выйдет: труп безумца-веда давно изгрызли крысы.

— Кто сказал тебе до меня?

— Никто.

Врет? Или… Но даже если не врет, то как? Быть того не может!

— Ты… сама? Как давно? Где?

— А ты всерьез рассчитываешь, что я тебе отвечу?

— А куда ты денешься!

— Промолчу, — еще и скалится. Ничего, тот вед тоже поначалу скалился.

— Я тебя запытаю, — обещает Наргелиса больше для порядка. Сама она в жизни никого по-настоящему не пытала. Да и начальство пока не одобрит. А вот доставить девчонку в Мавин-Тэлэй, предварительно выбив из нее угрозами все, что только можно…

Но юной Климе это, конечно, невдомек. У нее свои аргументы.

— Если я умру или сойду с ума, родится новая обда, и все начнется сначала. Только ей может повезти больше, чем мне, и родится она на ведской стороне. Или в горах. Знаешь, как горцы скучают по обде? Они до сих пор проверяют всех детей на талант.

И откуда она всего этого набралась?! Наргелиса вспоминает про ведского колдуна, тоже совсем мальчишку, которого ловили по всему Институту, но так и не нашли. Наверняка обда постаралась. Может, от него она и узнала все это?

Нет, не сходится. Ее организация (из которой еще не поймано ни одного человека, вот позорище!) существует давно. А что если девчонка всегда имела связь с Фирондо? Но как? И через кого? Она даже дома была всего раз за учебу!

— Есть множество мучительных пыток, которые совершенно не угрожают жизни и рассудку.

Черные глаза вспыхивают, и в них начинает ворочаться что-то такое, чему Наргелиса не может дать названия. Какая-то необъяснимая, первобытная жуть, от которой даже горло перехватывает…

С зубками обда. Пощечина ее образумит.

Правда, не до конца. Гонора только больше стало.

— Когда я приду к власти, ты лишишься руки, которую посмела поднять на обду.

Она еще и угрожает! Наргелисе смешно. Нет, конечно, хорошо держится для ее незавидного положения, но зачем опять из себя дуру строить? Или она всерьез верит в то, что говорит?

— …Совсем скоро в моих руках будет весь Принамкский край.

Да, похоже на то. Эти стукнутые об тучу, которые верят обде, форменные фанатики. А Клима — самый главный фанатик среди них.

— Совсем скоро ты предстанешь перед наиблагороднейшим, маленькая хамка, и он решит твою судьбу. Я бы на твоем месте хорошенько покаялась, ибо участь тебя ждет незавидная.

— Ты никогда не будешь на моем месте, — и опять скалится, тараща глаза.

Да уж, Наргелисе и в голову никогда не придет так марать идеалы Ордена. Обды… какая разница, что они правили прежде! Они утратили это право, и надо смириться, идя вперед, а не пытаться возвратить насквозь прогнившие беззаконные порядки.

Почему Ченара этого не понимает?

— Ты не выйдешь отсюда на свободу, обда. Ты будешь гнить в тюремных застенках всю оставшуюся жизнь. Долгую, не спорю, Ордену ни к чему лишние хлопоты, но — невыносимую. Ты не сойдешь с ума, не такой ты человек, но изведешь себя ненавистью и бездействием. Однако если присмиреешь, наиблагороднейший может смилостивиться и разрешить тебе принести хоть какую-то пользу.

— Ты что, пытаешься меня перевербовать? До чего же идиотская затея.

— Сейчас да. Но я погляжу, как ты запоешь лет через десять…

— Не поглядишь. Через десять лет у тебя уже не будет руки, языка и, думается, жизни. Ты ведь не надеешься, что я оставлю тебя в живых? Тебе не место в моей стране. И тем, кто предан Ордену — тоже.

Наргелисе делается противно. Какое будущее может быть у страны, где правит озлобленный звереныш с манией величия?

— Откуда в тебе такая жестокость, Ченара?

— Ты же помнишь, госпожа наставница: я всегда была прилежной ученицей. Даже пошла немного дальше. Нравится, правда?

Она что, на саму Наргелису намекает? Пытается оправдать себя в своих же глазах? Что за чушь! Наргелиса и близко на нее не похожа. Да, ей приходилось убивать, лгать, льстить, порой даже подсиживать коллег. Но никогда она не думала о том, чтобы перекроить государственный строй по своему желанию. Наргелиса не считала себя безупречным человеком, но до этого мерзкого создания ей точно далеко. Руку отрубить, язык… Откуда столько фантазии?

Но не только малолетняя обда умеет фантазировать.

— Десять лет, — повторяет Наргелиса. — Ты будешь молить о пощаде и выложишь все, лишь бы твои страдания прекратились, лишь бы кто-нибудь выдрал, пусть и с мясом, вросшие в запястья кандалы, лишь бы твои глаза увидели хоть лучик солнечного света…

— Пять лет. И я публично казню тебя на главной площади Мавин-Тэлэя. Отрублю руку, язык, а если сумеешь меня умолить — и голову. Пари?

Тогда, в подвале Института, Наргелиса только посмеялась над ее словами. Чуть позже, когда обда со своей шайкой раскроила тяжеловиком окно — подумала, что дело будет сложным, и наиблагороднейшему рано докладывать об успехе. Год спустя, когда разведка донесла, что в Фирондо не приняли обду, Наргелиса ощутила смешанные чувства. С одной стороны, радость, что девчонка провалилась. С другой — понимание. На месте Артасия Сефинтопалы Наргелиса тоже ни за что не доверила бы власть стукнутому об тучу ребенку с замашками палача. С третьей стороны, отказ Фирондо поставил орденскую разведку в тупик. Если веды не замешаны в становлении новой обды, то как же тогда она вообще появилась? Или, что уж совсем глупость, имеет место пресловутое благоволение высших сил? Если высшие силы благоволят этой девчонке, то Наргелиса отныне будет поклоняться Небесам. Она, в конце концов, на восьмую часть сильфида.

Но когда обда сумела сговориться и с сильфами, Наргелиса вовсе перестала понимать устройство мироздания. Перед ее глазами до сих пор стояла нескладная девчонка в горчично-желтой форме, полная дурного гонора, мелочных обид, злобы на весь мир и желания доказать свою исключительность. Как к такой пришли сильфы — непонятно. Наверняка их Небеса недоглядели.

Потом пал Фирондо, а затем Гарлей. Слушая доносы о деяниях обды и ее армии, Наргелиса не могла отделаться от мысли, что не верит. Или девятигодка Клима Ченара и впрямь чуть поумнела с возрастом, или высшие силы спохватились и подменили маленькую стерву кем-то другим.

Прошло уже три года из обещанных Климой пяти. И ее угроза в подвале Института больше не казалась Наргелисе совсем невыполнимой. Нет, Орден, конечно, победит, потому что иначе невозможно и вообразить, но сторонниками обды кишит весь Кайнис. И если девчонке вздумается припомнить старые обиды, то бывшую наставницу дипломатических искусств не спасет кинжал под подушкой.

Ночью Юра так и не сомкнул глаз. Сперва он продумывал отчет для начальства, потом глядел из чердачного окна на проявившиеся звезды и думал о Даше. Интересно, если, как утверждают люди, звезды и впрямь не иллюзия, а существуют на самом деле, подвластны ли они Небесам? И если да, то, может, где-то там, среди сияющих точек, блестит и Дашина улыбка? И если Тенька, этот стукнутый об тучу изобретатель, утверждает, что до звезд можно добраться, то не попросить ли его взять Юргена с собой? Тенька хоть и со смерчем в голове, а все же не Клима, и от него можно дождаться бескорыстной помощи. Потому что обда, при всех ее несомненных достоинствах, затребует какую-нибудь поблажку в дипломатических отношениях с Холмами, а этого Юрген никак не может себе позволить…

Мысли постепенно перетекли на Климу, с нее — на Орден, а там сильф спохватился, что уже начало светать и звезды гаснут. Но едва он поудобнее устроился на прихваченном из дома и чудом не потерянном во время падения одеяле, притерпелся к непрерывному шуршанию мышей в углу, волевым усилием отогнал очередной приступ тоски по Даше и понемногу начал проваливаться в тяжелую мутную дрему, как где-то совсем рядом оглушительно грянул взрыв.

Юрген подскочил, решив спросонок, что взорвалось прямо на чердаке, и со всего разгону треснулся головой о потолочную балку. Потерял равновесие, сел мимо одеяла и ударился уже противоположным местом.

— Тридцать четыре смерча! — сквозь зубы ругнулся он, держась обеими руками за ушибленные места и одновременно пытаясь нашарить одеяло.

В гудящую голову деликатно постучали. Потом Юрген сообразил, что стучат не в голову, а в прикрытое чердачное окошко.

— Подождите снаружи, — сдавленно отозвался он.

— Что-что? — окошко приоткрылось, на чердак заглянула Выля. — Я не понимаю по-сильфийски. Собирайся скорее. Мы устроили командованию и часовым неотложное дело, и пока они заняты, я должна успеть провести тебя за стену.

Пользуясь возможностью быть непонятым, Юрген недипломатично выругался еще раз, помянув радикальные методы подполья, Теньку, наверняка приложившего руку к изобретению этих методов, Климу, как организатора всего безобразия, и до кучи низкие чердачные потолки. После чего повторил уже по-принамкски:

— Подожди снаружи.

— Не мешкай, — опять поторопила Выля и скрылась. Если встрепанный ушибленный «воробушек» и показался ей забавным, то она не подала виду.

Минуту спустя Юрген уже вылезал в окошко. На улице было свежо и пасмурно, откуда-то тянуло гарью. Сильф с недоверием поглядел на шаткую лестницу, по которой ему предстояло спуститься, и решил не рисковать во второй раз. Отодвинул разбухшую, пахнущую плесенью конструкцию, свесил ноги, оттолкнулся и легко, точно перышко, спрыгнул вниз.

Ноги приземлились аккурат в центр невысыхаемой лужи, капельки грязи попали на штаны, а одна обидно щелкнула по носу. Выля уже стояла на доске, защелкнув ноги в креплениях и беспокойно озираясь на темнеющую за забором улочку. Юрген поспешил встать позади девушки, лишь украдкой стерев каплю с носа. Вылина доска была одноместной, но сильфа вторым пассажиром вытянуть могла. А крепления совсем не обязательны, когда есть, за кого держаться, и умеешь чувствовать ветер.

Доска взмыла над городом почти вертикально, спеша скорее нырнуть в понемногу тающую дымку облаков. Глядя, как дом с чердаком теряется в безликой мешанине улочек, Юрген опять почувствовал себя свободным.

Ветер ласково раздувал волосы, привычно свистело в ушах и екало в груди, а на губы сама собой наползала мимолетная улыбка. Все-таки небо — это прекрасно! Любое, хоть чистое, хоть с тучами, хоть пронзенное иглами молний, хоть опаленное жаром и огнем. Небо не сгорает в огне, и что бы ни творилось внизу, оно остается таким же, как вчера, позавчера и как тысячу лет назад.

На взгляд Юргена, Выля летала не слишком хорошо. Медленно, то и дело путая встречные ветра с попутными, слишком вихляя вверх и вниз, иногда вовсе проваливаясь в воздушные ямы. Сильф очень удивился бы, узнай он, что на выпускных экзаменах по полетам Вылена Сунар получила высший балл, утерев нос даже сплетнице Гульке.

Прячась за облаками, они миновали городские стены, затем полосу полей с покинутыми деревенскими домиками и полетели над лесом на юго-запад. Чуть поодаль тянулся выжженной змеею разбитый безлюдный тракт, когда-то давным-давно проложенный из Кайниса в Гарлей. Вдоль тракта виднелись круглые черные воронки.

— Мы летим в Гарлей? — спросил Юрген, перекрикивая ветер.

— Нет, это далеко, — отозвалась Выля, что-то высматривая внизу. — Я оставлю тебя у надежного человека, через которого проходят все гонцы между нами и обдой. Поживешь у него, пока не придет кто-нибудь с той стороны.

— Что за человек?

— Он был среди первых подданных Климы на ведской стороне.

Поскольку сильфы жили в Тенькином доме тайно, из Климиных подданных Юрген знал разве что самого Теньку с сестрой, Геру, Ристинку и Зарина. Последний больше прочих подходил на роль «надежного человека» между обдой и подпольем, но не успел Юрген задать очередной вопрос, как Выля начала снижаться, почти по-сильфийски стремительно. Видно, она и впрямь очень торопилась обратно в город.

Они приземлились на опушке крошечной полянки, почти полностью скрытой со стороны неба верхушками вековых сосен и пушистыми кронами дубов. Половину полянки занимал кривоватый, но основательный одноэтажный домик с застеленной мхом крышей.

— Не знаю, были ли вы знакомы прежде, — задумчиво прищурилась Выля, — но ничему не удивляйся. Фенрес — странный тип, прибился к нам минувшей зимой. Думали, вовсе помрет, он гнил изнутри и был совсем об тучу стукнутый. Но ничего, выкарабкался к весне, теперь помогает держать связь.

Имя «надежного человека» показалось Юргену знакомым. Клима произносила его частенько: и в открытую, и когда думала, что сильфы ее не слышат.

— Фенрес… Случайно не Тамшакан, градоначальник Редима?

— Не знаю, он не говорит о своем прошлом. Мы и имя узнали случайно, когда он бормотал в бреду, — Выля оценивающе глянула в сторону домика и вздохнула. — Фенрес говорил, что обда покарала его болезнью, но правда это или его выдумки, мы не знаем. А тебе что-то известно?

Юрген покачал головой. Подробности той темной истории, после которой Гера и Клима рассорились, а имя градоначальника перестало упоминаться в доме, так и остались для сильфов загадкой.

— Так или иначе, — подытожила Выля, — на нем держится вся наша связь с Гарлеем, и держится неплохо. Только упаси тебя твои Небеса расспрашивать Фенреса об обде. Его опять стукнет об тучу, и ты будешь вынужден слушать его бредни несколько дней кряду.

— Благодарю за заботу, — вежливо ответил Юрген.

Выля смерила его проницательным взглядом и пожала плечами:

— Знай потом: я тебя предупредила!

Тем временем дверь домика со скрипом открылась, и на пороге показался бородатый мужчина средних лет. Он заметно хромал на обе ноги и тяжело опирался на массивную, кое-как обтесанную палку. Его длинные темные волосы были всклокочены, глаза смотрели диковато. Фенрес Тамшакан (если это был он) не показался Юргену похожим ни на градоначальника, ни на надежного человека.

— Уже? — сипло проговорил «надежный человек». — Кайнис у обды, и ты, наконец, заберешь моего гостя?

— Пока нет, — качнула головой Выля. — Я привезла тебе второго гостя, — она опять покосилась на домик и строго добавила: — На сей раз это действительно гость.

Фенрес посмотрел на сильфа с поистине ведским пренебрежением, даже скривился. А потом фыркнул из-под бороды:

— Значит, вот они какие, неуловимые и несуществующие обдины «воробушки»…

— Отправишь его с первым же гонцом, — деловито перебила Выля. — До того кормить, поить, сабельку не отбирать.

Человек кивнул, и в этот момент чуткое ухо Юргена уловило, как в недрах домика кто-то безуспешно молотит кулаками в запертую дверь. Приказ Выли обнадеживал, но все равно сделалось как-то не по себе. На всякий случай сильф приготовился выхватить оружие в любой миг и незаметно подозвал гуляющие по полянке сквозняки. Человека отбросить хватит, тем более, если он без палки не может ходить.

Выля встала на доску поудобнее, на прощание кивнула обоим и начала взлет.

Не дождавшись, пока досколетчица скроется из виду, Фенрес молча развернулся и заковылял к двери, жестом пригласив Юргена следовать за собой. Юра с тоской оглянулся на блеснувшее над верхушками сосен небо.

Внутри домик был еще меньше, чем казалось снаружи. Печка, застеленная шубой лежанка, скудная утварь, закрытая дверь то ли в другую комнату, то ли в чулан, за которой кто-то пошуршал и притих.

— Смирный стал, — равнодушно проскрипел Фенрес своим простуженным голосом. — Поначалу-то… и бился, и грозил, и богатства сулил, умолял даже. Мне-то чего? Обда — вот закон! Как покарала, так и к жизни вернула, выше высших сил, прозорливее времени…

Он забормотал что-то совсем неразборчивое, а потом неожиданно ясно постановил:

— Будешь спать на полу, на шубе. Время летнее, а вы, вор-робушки, и по зиме не зябнете.

Рывком снял с лежанки пыльные меха и кинул на не слишком чистые доски пола у закрытой двери. Юрген подумал, что после чердака с мышами ему не привыкать.

День прошел тихий, неспешный и какой-то сонный. Временами Фенрес выходил из дому и чем-то гремел снаружи. Юрген сидел на шубе и набело переписывал отчет для Липки. Он не боялся, что его записи прочитает хозяин дома: Фенрес, как и Выля, не знал сильфийского. Гулять по лесу агента не тянуло. В этих принамкских чащобах где не болото, там бурелом с крокозябрами, заплутаешь так, что потом и Небес не найдешь.

За запертой дверью кто-то вздыхал, ворочался, но заговорить с новым соседом не пытался. То ли считал это безнадежным, то ли выжидал, прислушивался, пытаясь понять, с кем имеет дело. Юрген занимался тем же самым. И все-таки попробовал разговорить хозяина.

Выля оказалась права. Ни на какие вопросы о прошлом Фенрес не отвечал, лишь обронил вскользь, что фамилию вправе носить тот, кто считает себя членом рода, а горы давно отвернулись от него, и на запад пути нет. При упоминании города Редима Фенрес странно подергивался, словно отбиваясь от назойливых мух, а когда Юрген недальновидно спросил про Климу, разразился длиннющей путаной тирадой о каких-то спесивых девчонках, величии обды и почему-то — о трудностях ведения большой торговли в маленьких поселениях у Доронского моря. Вдобавок, Фенрес называл своего гостя исключительно «воробушком», а это людское прозвание все сильфы терпеть не могли еще больше, чем глупую байку о растянутых ушах.

Фенрес лег спать с первыми сумерками, и вскоре по домику разносился его сиплый с присвистами храп. Юрген устроился на шубе, накрывшись своим одеялом, и только собрался последовать примеру хозяина, как с той стороны в запертую дверь над его ухом осторожно постучали, и раздался негромкий, но крайне усталый и несчастный голос:

— Эй… уважаемый господин… Вы еще там?

— С кем имею честь? — столь же светски отозвался Юрген, стараясь, чтобы голос не звучал изумленно. Не каждый день в глуши принамкской чащобы услышишь безупречную сильфийскую речь с придворным выговором.

— О, высшие силы, вы мне не померещились! — сдавленно воскликнули за дверью. — Умоляю вас, помогите мне бежать отсюда. Я не знаю, какая доля привела вас в этот дом, но здешний хозяин — злодей и убийца, крокозябропоклонник! Он удерживает меня в плену уже несколько недель, морит голодом и жаждой, и я боюсь представить, какая страшная участь мне уготована.

— Вы не ответили, кто вы, — напомнил Юрген. По ту сторону двери совершенно точно был человек — незнакомец помянул высшие силы. Явно кто-то из Ордена — веды по-сильфийски не говорят. А этот услышал, как хозяин дома называет гостя воробушком, и рискнул. Учитывая, что Выля знает о пленнике, наверняка кто-то из неугодных обде. Но враг обды — не значит враг Холмов.

— Я гонец Ордена, — взволнованно зачастил человек за дверью. — Езжу по всей стране, часто бываю и у вас на Холмах. Я возвращался в Кайнис после очередного поручения, даже без писем. Моя доска сломалась, увы, в нынешние времена наши доски оставляют желать лучшего. Я оказался в чащобе и набрел на этот домик. Поначалу хозяин был приветлив, обогрел, накормил и обещал указать путь, но за ужином опоил меня каким-то зельем, и я очнулся уже связанным в этой клетушке. Прошу вас, помогите мне, я не хочу, чтобы моя несчастная невеста стала вдовой, не побывав в женах. У вас есть невеста?

— Нет, — с трудом ответил Юрген, так и не сумев выговорить «я вдовец». В нем шевельнулось сочувствие к узнику. Насчет «крокозябропоклонника» незнакомец, конечно, приврал, да и взяли его, скорее всего, с письмами. Или с важными для обды сведениями. Но если они сейчас столкуются, эти сведения достанутся Юргену и он сам получит возможность решать, стоит ли передавать это Климе. У Холмов в войне людей свои интересы, и нынче на кону такое, что приходится ставить долг агента выше дружбы и личных симпатий. — Но я помогу вам, если…

— Все что угодно, прошу вас!

— Вы будете обязаны мне избавлением от обды, — тихо, чтобы не проснулся Фенрес, сказал Юрген, подбирая слова. — Вы скажете мне то, что вам известно, а после летите на все четыре ветра к вашей невесте.

Пленник задумался. Через ветер сильф слышал, как он хрипловато дышит, кусает губы и теребит на пальце остатки содранного ногтя.

— Я согласен. Что вы хотите узнать?

— Содержание ваших посланий, разумеется, — Юрген плотнее прижался ухом к двери и услышал, как собеседник поступает точно так же. — Не врите, будто их нет.

Снова пауза. И обреченное:

— Я все вам скажу. Только, пожалуйста, выпустите меня отсюда и дайте хоть глоток воды. Я не пил уже целые сутки, мысли путаются.

Теперь пришел черед задумываться Юргену. За весь день Фенрес не кормил и не поил пленника, а людям вода так же необходима, как сильфам — воздух. Да и что сделает измученный человек сильфу при оружии? Вдобавок, потасовка разбудит Фенреса, а это не нужно им обоим.

— Хорошо. Вы знаете, как открыть дверь? Здесь, снаружи, нет засова.

Голос пленника стал деловитым, и даже муки в нем поубавилось.

— Да, заперто на ключ. Насколько я понял, хозяин держит все ценное в сундуке за печкой. Там, кстати, и моя сабля. Сильфийская работа, подарок во время моего последнего визита на Холмы.

Юрген тихо поднялся с шубы и невесомыми шагами приблизился к печке, за которой и впрямь отыскался довольно большой, грубо сколоченный ящик, из уважения поименованный сундуком. Он был не заперт, тяжелая крышка откинулась без единого скрипа.

В сундуке лежало какое-то тряпье, непочатая бутыль темного стекла, старые изрезанные сапоги. На самом дне в свете заглядывающей в окно луны блеснул оружейный металл. Юрген медленно достал тяжелую саблю с серебряными инкрустациями и гербовыми завитушками ветра на эфесе. И вместе с тем, как луна озаряла тонкие ножны, проникала бликами в контуры затейливого узора именной гравировки — вместе с тем приходило осознание.

— Небеса… — беззвучно выдохнул Юра, чувствуя себя болваном, которого эти самые Небеса только что удержали на краю пропасти. — Какое же счастье, что я нашел саблю раньше ключей…

Оружие, подобное этому, не дарят на память принамкским послам. Его принимают из рук Верховного в узком кругу посвященных за особые заслуги перед родиной. А конкретно эту саблю юный стажер Юрген Эв много лет наблюдал на поясе своего начальника и сам тайно мечтал о такой же, только со своим именем. Именно эта сабля когда-то разрезала веревки, которыми скрутили его разбойники во время первого дела. И именно из-за этой сабли Костэна Лэя чуть было не состоялся разрыв дипломатических отношений Холмов и Ордена. Можно сказать, эта сабля была косвенной причиной того, что сильфы полезли договариваться с обдой, дабы ее руками устрашить зарвавшихся орденских разведчиков.

Юрген беззвучно положил оружие на место, закрыл сундук и вернулся к запертой двери.

— А ведь вы меня почти обманули, — звенящим голосом произнес он. — Но эта трофейная сабля выдала вас с головой. Лавьяс Дарентала, я не узнал ваш голос, вы не узнали мой, и потому изобрели такую ложь, на которую купились бы многие, но не я. Как вы уже поняли, я не выпущу вас. Сидите, мучайтесь голодом и жаждой, как мучились все наши послы, которых вы уморили!

«…И как мучилась Дарьянэ Эр, которая сбежала от вас, но которую вы, твари смерчевы, все равно убили!» — хотелось добавить Юргену, но юноша не мог этого сделать. Слишком много сведений — в Ордене не знают имена сильфов, гостивших у обды, иначе бы давно выдвинули открытое обвинение. Хватает уже, что Юрген засветился сам. Опытному разведчику Лавьясу Дарентале ничего не стоит просчитать, что за сильф говорит с ним, откуда узнал про этот домик и какую связь поддерживает с обдой.

За дверью хранили гробовое молчание.

— Я бы зарубил тебя прямо сейчас этой краденой саблей, но не стану, — сквозь зубы бросил Юрген. — Холмы прекрасно сторгуются с обдой за тебя живого, и вот тогда ты будешь развеян по ветру, несмотря что человек.

— Чирикай, воробушек, — тихо и ядовито донеслось из-за двери. Лавьяс Дарентала решил, что терять ему нечего. — Чирикай, пока можешь. Ваша прикормленная обда выдерет вам все перья.

— Мы почирикаем, — пообещал сильф, ощущая, как на бурю, творящуюся у него внутри, из всех щелей взметаются шальные сквозняки, но не в силах ничего с собой поделать. — Без обды, с обдой, а Небеса не оставят нас. А тебя, орденская крыса, даже крокозябры под свою опеку не примут!..

Ставни и входная дверь завибрировали под напором ветра, в печной трубе завыло, а с полки на злополучный сундук брякнулась деревянная ложка.

Юрген до боли прикусил стиснутый кулак и постарался взять себя в руки.

«…Таким образом, накануне возможных атак со стороны беззаконного войска обды, город-крепость Кайнис фактически остался без командования. Прошу выслать новый штаб и дальнейшие инструкции в связи с потерей напарника.

Наргелиса Тим, уполномоченный агент внешней разведки».

Наргелиса свернула письмо трубочкой и запихнула в непромокаемую тубу из жесткой кожи. Дело оставалось за малым: подыскать надежного человека, который доставит письмо в Кивитэ, при этом не передав сведения Гарлею. Наргелиса досадливо поморщилась: она поймала себя на том, что уже думает о Гарлее, как о столице обды, и не отделяет одно от другого. Почему-то у Климэн Ченары получалось обстряпывать свои дела таким образом, что даже враги принимали результаты как должное.

— Что ни говори, — вынужденно отметила Наргелиса, — а Гарлей девчонка удерживает долго и не стесняется заявлять, будто навсегда. Но это мы еще посмотрим. И все-таки, кого же мне послать?

Вопрос оборачивался едва ли не самым трудным за весь сегодняшний день. Наргелиса отложила тубу в ящик своего стола и придвинула к себе пухлую потрепанную папку дела о заговорщиках Кайниса. Она перебирала эти бумаги уже не первый десяток раз со времени пропажи Лавьяса Даренталы и пыталась понять, что он углядел в них такого, чего не пока не удалось увидеть ей. До какой версии он додумался, куда пошел ее проверять? Кого заподозрил столь верно, что назад не вернулся?

Вот несколько карт, испещренных точками, кто из множества подозреваемых где находился в моменты преступлений. Стопка листков с показаниями свидетелей. Две сильфийские сводки, добытые коллегами на Холмах и присланные в Кайнис из Мавин-Тэлэя. О заговорщиках в этих сводках ни слова, но упоминается, что организация Климэн Ченары действительно существует и давно вышла за пределы Института. Линованная тетрадка, в которую они с Лавьясом вместе записывали свои догадки, сопоставляли сведения, известные обде и в крепости, пытались обозначить круг посвященных, и всякий раз теряли след.

Наргелиса потерла зудящую переносицу. За окнами ее кабинета опять цвела какая-то дрянь, глаза слезились, а носовой платок был вещью необходимее кинжала под подушкой. Без кинжала умеючи можно отбиться от врагов. А вот с насморком — никогда. Пока прочихаешься, десять раз зарежут. Скорей бы уже зима, когда все цветущее надежно вморожено в снег.

Она снова и снова просматривала исписанные листки, пытаясь вычислить тех, кому доверять точно не следует. Было три пополудни, потом четыре, потом пять. Солнце начинало медленно клониться к горизонту. На улице шла перекличка, сменялись караулы, драгоценное время дохлым сильфом улетучивалось в никуда.

Наргелиса откинулась на спинку жесткого стула, яростно растерла зудящие веки.

— Итак, — произнесла она, — ясно наверняка, что полевой разведке доверять не следует. Полевые разведчики — единственные, кто часто покидает крепость, значит, предатели, передающие сведения обде, могут быть среди них. Бывшим институтским веры тоже нет, особенно тем, кто помоложе. На рекрутов полагаться нельзя, эти обычно первыми переходят под знамена обды. Девчонка обещает им мирную жизнь, а они ей верят. Секретари, штабисты, чиновники, господа на высоких постах — тоже люди ненадежные. Через кого-то из них обда получает сведения, например, о времени проведения советов, чтобы на штаб сбросили взрывчатку. Есть вероятность, что среди пострадавших членов штаба нет предателей, но раненого в дорогу не пошлешь, а те, кто уцелел при взрыве, тоже могут быть…

Наргелиса внезапно остановилась. Она — уцелевший при взрыве член штаба, разведчик, госпожа на высоком посту, молода, из институтских, служила секретарем, полгода воевала рекрутом, знает обо всех тайнах Кайниса, ее напарник пропал при неизвестных обстоятельствах…

— Тридцать четыре смерча и одна крокозябра! — в сердцах выругалась Наргелиса. — Если даже самой себе веры нет в этом треклятом городе, то как можно выбрать гонца?!

Климэн Ченара встала перед ней как наяву. Угловатые плечи, носище-клюв на половину лица, колючие и злые черные глаза. Вот она берет эту самую тубу своими нескладными пальцами с вечной грязью под ногтями, открывает, разворачивает письмо и принимается читать, что в Кайнисе совсем худо без командования, заговорщики хозяйничают, как у себя дома, а бывшая наставница дипломатических искусств потеряла напарника и, кажется, впервые в жизни не знает, как ей быть.

Наргелиса представила все это настолько ярко, что брезгливо передернулась. Снова поглядела на папку и на ящик стола, где лежала туба. А, пошло оно все к смерчам!

Наргелиса залезла под стол, достала легкую дорожную сумку и сложила туда сперва папку, а затем тубу. Прошлась по комнате, собирая нехитрый багаж. До Кивитэ ночь лёту, значит, можно взять лишь оружие, немного провизии, теплый шарф и побольше носовых платков, крокозябра побери цветущие растения. Она быстро переоделась из платья в штаны и летную куртку на сильфийской застежке-змейке, покрепче заколола волосы, закрепила на спине ортону, на поясе — кинжал и взяла с подставки свою доску.

Привычно скрипнули и щелкнули крепления. Наргелиса не училась на летном, в Институте она носила алое платье политика, но управляться с доской умела прекрасно. Эти «ласточки» вообще зря задирают носы: летать и стрелять из ортоны с воздуха может научиться каждый, а вот умение думать не всякому дано.

Доска лишь немного поднялась над полом — и тут же споткнулась в воздухе.

— Проклятие! — выругалась Наргелиса. От такого количества неудач у нее сдавали нервы. — Смерчи, смерчи! Крокозябра!

Эта доска и прежде оставляла желать лучшего, а за время простаивания разладилась окончательно. В лес за грибами на ней, может, еще и слетаешь, особенно если есть возможность дойти обратно пешком, а вот во время долгого высотного полета она рассыплется на части. Наргелиса отстегнула крепления и, бросив коварную доску посреди кабинета, выбежала вон, даже не заперев дверь. Самое ценное у нее с собой, а если кто-то будет шариться здесь в ее отсутствие, то все равно не погнушается взломать замок или пролезть через окно.

На пути от своего дома до казарм Наргелиса не встретила ни души. Было время ужина, город притих, освещенный закатными отблесками, и лишь кое-где в отдалении переминались с ноги на ногу караульные.

Около длинного одноэтажного строения, где хранились доски, караула не стояло вовсе.

— Разгильдяи, — процедила Наргелиса, личным ключом открывая замок. — Предатели, воры, трусы! Чтоб вы так же предали обду!

Времени выбирать не было, особое сильфийское чутье изжило себя примерно за два поколения до Наргелисы, поэтому она просто схватила первую попавшуюся доску, которая показалась ей наименее обшарпанной. Поворот ключа в замке, потом новый щелчок креплений — и алое от заката небо бросилось ей навстречу, распахивая ветряные объятия. Потоки воздуха услужливо прыгали под днище доски, трепали выбившуюся из прически прядь волос, норовили проскользнуть под плотный, наглухо застегнутый воротник на горле.

Летом небо определенно нравилось Наргелисе больше земли. В небе никогда ничего не цвело.

Она летела без остановок несколько часов, прежде чем решилась на небольшой отдых, приземлившись в лощине на краю поля перед темным сосновым лесом. Наргелиса не летала так много с зимы, и с непривычки у нее разболелись спина и ноги, которые больше всего приходилось напрягать во время полета на доске, постоянно двигаясь и меняя положение, чтобы поймать незримые воздушные потоки. Сильфам это почему-то удавалось без усилий, даже маленьким детям. Как будто они вылезали из утробы матери доской вперед.

А ведь каких-то триста-четыреста лет назад сильфы не знали досок. Это относительно недавнее изобретение, и в эпоху обд сильфам приходилось осваивать верховую езду и жить на своих Холмах не в отдаленных усадьбах, а тесной общиной вокруг дворца Верховного. Они могли гулять по облакам лишь в самые туманные дни, когда тучи касались верхушек кедров, не знали вкуса радуги и не пили небесного молока на бракосочетаниях. Говорят, имя изобретателя досок стало для сильфов священным, как Небеса. Что ж, их можно понять.

Пользуясь возможностью, Наргелиса обратила внимание на собственную доску. Неплохая, добротная, явно из тех, что Орден закупал в прошлом месяце. На таких досках обычно летают полевые разведчики… А это еще что?!

Рядом с креплениями виднелся пусть и подсохший, но изумительно четкий грязевой отпечаток ступни. Слишком длинный, чтобы быть женским, и слишком узкий для мужского. Значит — сильфийский. Наргелиса вспомнила, как еще до взрыва кто-то доложил ей о неуловимом сильфийском после, который «вчера прибыл и вот только что здесь был, город пошел осматривать, не гневайтесь, госпожа». Столько времени прошло, а за день сильф так и не объявился. Зато успел прокатиться пассажиром на чьей-то доске. Это не могло случиться вчера, каждый вечер доски чистят, и след должны были затереть. И абсурдно предположить, что сегодня весь день кто-то из полевых разведчиков беспечно катал гостя на доске по городу, когда кругом такое творилось. Значит, сильф специально прятался от Наргелисы. А в каком случае посланник Холмов будет скрываться от орденской разведки?

Либо шпионит на тайную канцелярию, либо он здесь не ради Ордена, а ради обды. И в каком тогда случае ему будет помогать хоть кто-то из людей?

Наргелиса тихо застонала. Ответ был очевиден. Сильф летел к обде, в Кайнисе наверняка оказался случайно или с мелкой шпионской миссией. Заговорщики спрятали его, а потом помогли добраться по назначению.

Доски полевых разведчиков — именные. У Наргелисы ладони вспотели от напряжения, когда она перевернула доску боком и вчиталась в выжженную на ребре надпись.

«Вылена Сунар»

В Наргелисином сознании вспыхнул долгожданный свет, выжигая даже брань и проклятия, настолько невозможной, очевидной, ошеломительной и ужасающе простой оказалась разгадка.

— Вылена Сунар, — повторила Наргелиса вслух, сердцем еще отказываясь верить. А разум уже раскладывал по полочкам неоспоримые доводы.

Вылена Сунар была госпожой по рождению, пусть и не из благородных. После Института она пошла рекрутом в армию и почти сразу получила высокий пост в полевой разведке. Она была одногодницей Климэн Ченары. Она знала все об обстановке в Кайнисе и постоянно вылетала из города. Она могла участвовать в советах при штабе и почти не пренебрегала этим правом, за исключением сегодняшнего дня. Вылены Сунар не было в числе тех, кто помогал тушить пожар, но зато ее имя присутствовало во всех их с Лавьясом выкладках, в последних строках, всякий раз отметаясь за недостатком улик. Вот, что заметил Лавьяс Дарентала. Он посмотрел не на доказательства, а на имена. И сразу вычислил нескольких человек, в том числе и Вылену.

— Проклятие, — в который раз за этот злополучный день повторила Наргелиса.

Назад, в Кайнис, скорее. Схватить Вылену, обезопасить город, не позволить сдать. Она там самая главная, в этом нет сомнений. Сейчас Наргелисе даже казалось, что Вылена и Климэн чем-то похожи. Одинаково виртуозно умеют прикидываться верными Ордену.

Доска поднялась высоко-высоко в вечернее безоблачное небо, и на фоне темного горизонта Наргелиса увидела ярко-алый столп огня.

Это колдовским пламенем горел Кайнис.

Она опоздала.