Глава 16

Толпы стремились за толпами…Свистки… Ура… Нагайки… Вой…

В. А. Гиляровский


Восточнее Миасс-городка

13 июня 1735 года


Со скрежетом, прорываясь через проволоку кольчуги, острие шпаги Александра Матвеевича Норова устремилось в грудь киргиза-кайсака. Очередной враг повержен. Какой по счету? Норов ответить не мог, кроме того, что мало… очень мало, ему бы несколько сотен заколоть. Может быть тогда и получится вдоволь накормить зверя.

Ученый, разбудив внутреннего прожорливого зверя, рукавом своего камзола протер лицо от крови. Кровь была чужая. Царапины были и у Норова, но ничего существенного. Словно его Бог хранил в этом бою. Несколько раз Александра Матвеевича должны были убить. Но то он сгибался и стрела пролетала мимо, то бессознательно делал шаг в сторону, и сабля степного разбойника очерчивала пустоту.

В какой-то момент разум Александра Матвеевича уступил место беспощадному существу, мстительному. Он мстил за свое бессилие спасти любимую. Он мстил за то, что оказался вдали от людей, которых считал цивилизованными и просвещенными, отличая их от диких общинников. Он еще за что-то мстил, до конца не понимая, за что именно. Но мстил.

Александр Матвеевич посмотрел по сторонам в поисках новых врагов. Разочарованно вздохнул. Бой подходил к концу. Отряд разбойников-кайсаков был почти уничтожен, частично обращен в бегство.

Ночью началась операция по уничтожению отряда бандитов, тайно угрожавших Миасс-городку. Или даже раньше.

Перед закатом случился целый спектакль. Общинники и немногочисленные башкиры, из тех, кто не было на стойбище во время нападения, вышли из городка. Воины направились в сторону, куда уводили свой полон кайсаки. Ну а тот отряд, что якобы скрывался, должен был решить, что русских в поселении. Нет.

Так что кайсаки были застигнуты врасплох, расслабленные, и как оказалось, спавшими перед дневным нападением на Миасс-городок.

— Запрещаю преследовать! — выкрикивал Кондратий Лапа. — Могут быть засады.

Глава общины настырно совершал очередную попытку взобраться на коня. Раненный в правую ногу, Кондратий кривился, но все равно продолжал на нее опираться, просунув в стремена.

Через десяток секунд к Лапе подбежали бойцы и помогли своему командиру взгромоздиться на коня.

— Все ко мне! — гарцуя между бойцами, кричал Кондратий Лапа.

Еще звенела сталь, еще окруженные кайсаки очагово оказывали сопротивление, но все было решено. Победа! Но немалой ценой.

Александр Матвеевич ходил по полю сражения и без каких-либо сомнений колол в сердце и голову и раненных врагов, и тех, кто уже был мертв. Ученый, ставший безжалостным воином, подозревал, что могут быть и те, кто притворяется умершим. Александру Матвеевичу не хотелось признаваться самому себе, что ему доставляет удовольствие колоть кайсаков. С каждым уколом он представлял, что поражает плоть того нечестивца, который мог прикасаться к возлюбленной русского рудознавца-мстителя. Никак не хотел насытиться Зверь внутри мужчины.

На бандитов-кочевников напали в предрассветный час. Группа особо отчаянных рубак из общинников и десяти башкир проникла в лагерь кайсаков и стала поджигать всё то, что могло гореть. У разбойников было всего лишь две юрты. Многие спали на траве.

Вот только жара стояла такая, что любая трава загоралась от искорки. Ну а находиться внутри горящей высокой травы — то ещё удовольствие. Можно и угарным газом надышаться преизрядно, или вовсе сгореть.

Кайсаки сразу стали суетиться, а их лагерь уже накрывали большим количеством стрел. Особого навыка стрельбы из лука чтобы просто закинуть стрелу в ту степь, не нужно было. Так что даже часть общинников пускали стрелы и убивали спящих или сонных врагов. Тут брали не качеством выстрелов, а их количеством. Лагерь засыпали сотнями стрел.

После в сторону степных бандитов полетели пули, разрядились три небольших пушки. Рванули в бой все общинники и началась рукопашная. Может быть и прежде времени это случилось, можно было бы попробовать перезарядить пушки, больше поразить врага из фузей. Не менее двух десятков сложили головы в этом бою. А по мнению Александра Матвеевича могло быть куда как меньше потерь.

Норов-ученый посмотрел по сторонам. Все были заняты делами. Кто осматривал тела убитых врагов, раздевая их. Иные помогали раненным своим бойцам.

— Пошли! — сказал Александр Матвеевич командиру башкир.

И восемь мужчин, включая русского ученого, отправились в сторону границ Большого жуса. У них была цель — отмстить и спасти кого только можно из пленённых башкир.

* * *

Северо-западнее Бахчисарая.

14 июня 1735 года

Моросил дождь. Живительная влага, уже не так жарко, не столько воды хотелось пить людям и животным. Но… На этом хорошие новости заканчивались.

— Придётся давать бой! — не без сожаления сказал я.

Офицеры, приглашённые на военный совет, головы не понурили, но и особого энтузиазма в глазах я не видел. Всем было понятно, что такое решение вынужденное.

— Господин Подобайлов, доложите о результатах разведки! — потребовал я, когда изучил реакцию собравшихся под навесом от дождя.

Капитан баюкал руку: в ходе разведывательных мероприятий он упал с коня и неплохо так ушибся. Но времени на то, чтобы излечиваться, не было. Странно, конечно, когда один из лучших наездников отряда падает с коня. Как говориться, и на старуху бывает проруха. А на войне и не такие казусы случаются.

— В авангарде неприятеля татарская конница. Числом не менее семи тысяч. Из того, что нам довелось узнать, основные силы противника в полудне пути от нас… — докладывал капитан Подобайлов. — Это те силы, с коими могут на нас напасть.

Если бы не такая прыть у крымско-татарской кавалерии, то мы могли бы двигаться ещё один день. И тогда была вероятность, что всё-таки вышли бы к нашим войскам. Остальная вражеская армия немногим быстрее нас передвигается. А вот конные отряды местных воителей, быстры.

Генерал-майор Юрий Фёдорович Лесли должен был выдвигать войско к нам навстречу. Однако, зная ту неповоротливую махину, которую из себя представляет армия на марше, предполагать, что Лесли уже где-то рядом, не приходилось. Более того, авангард наш уходил достаточно далеко, на пять и больше вёрст вперёд, и в обязательном порядке с какого-нибудь холма осматривал окрестности в зрительную трубу, чтобы определить признаки приближающейся русской армии.

— Простите, позвольте сказать, господин секунд-майор! — со своего места решительно встал капитан Саватеев. — Считаю своим долгом всё же высказать одно решение. Если мы оставим весь обоз и тех людей, которые прибились к нам, имеем все возможности отдаляться от неприятеля, и уже вскоре, через два дня, выйти к расположению второй армии.

Саватеев кивнул головой, мол, выполнил свой долг и озвучил самое напрашивающееся решение.

— Я понимаю, господа, что впоследствии мы можем отбить у татарско-турецкой армии и наш обоз, и часть тех людей, которых они непременно за собой уведут. И я даже мог бы взять на себя ту кровь, которая прольётся. Ибо уверен, что людей, кои доверились нам, неприятель не пощадит. Но скажу вам, господа, как всё это будет выглядеть в глазах тех людей, число которых небольшое, но которое есть в Крыму и кто ждет прихода русского флага.

Я стал описывать политический аспект такого дела, как оставить обоз и предать людей, что доверились. Ведь, если мы таким образом будем предавать всех тех, кто нам лоялен, то в итоге вообще не найдется, на кого опереться при операции в Крыму.

Понятное дело, что нам придётся Крым практически полностью заселять своими, русскими, людьми. И не потому, что я предполагаю тотальный геноцид крымско-татарского населения, просто, почти уверен, что немалое количество татар и сами уйдут под руку османского султана. А в Крыму необходимо, чтобы проживало критическое большинство именно лояльных России людей. Только так и можно окончательно решится вопрос о принадлежности Крыма.

— Так что, господа? — улыбаясь, сказал я. — Повторим битву при Молодях? Тогда татар побили, побьём и нынче же.

Было видно, что мой победный энтузиазм разделяют отнюдь не все. Да и не думал, что всё гладко пройдет. Должен же быть в мире баланс. Вот мы относительно легко взяли Бахчисарай, разграбили его. Значит трудности обязаны возникнуть позже.

Между тем, именно от татарской конницы мы должны отбиваться. А там получится ещё один день выиграть и уповать на то, что генерал-майор Лесли свой долг исполнит и войско приведёт вовремя.

Решение было принято и началась работа. Самым проблемным было то, как и где спрятать лошадей. Ну и куда деть почти тысячу башкир. Так что работы по созданию укрепрайона шли полным ходом, а мы всё ещё спорили, как правильнее распорядиться башкирским войском. Ведь, если оставлять их внутри нашего гуляй-поля, то это самое гуляй-поле должно быть мало того, что очень большим, так ещё и иметь немалые склады с фуражом.

Кони съедали в день немалое количество сена и овса. Но ещё больше им приходилось питаться степной травой. И вот этого удовольствия животных мы лишили бы. В этом же ряду стоит и проблема с водой. Кони пьют не много, а очень много. И пусть сейчас дождь моросит и даже мы занимаемся сбором воды, но этого мало.

Да ещё один фактор, который предполагает ограниченное пространство внутри укрепрайона. Телеги были гружёные, нужно же выложить очень многое. Да ещё и люди с нами, которых нужно расположить внутри гуляй-поля.

— Не вижу я иного выбора, — объяснил я своё решение Алкалину. — Придётся твоим воинам биться без лошадей.

Недовольным был, конечно, старшина башкир. Казалось, что вся их сила, этих грозных степных воинов, и заключается в том, чтобы никогда не слезать с седла. Ну и я не мог не поступать сообразно рациональному мышлению и логике.

— Отберёшь у башкира коня — убьёшь башкира, — заявил мне Алкалин. — Но я услышал, почему ты собираешься это сделать.

— Да всё я понимаю… Давал слово тебе подчиниться, так тому и быть, — сказал старшина и, понурив голову, пошёл объяснять своим воинам, что им следовало бы сделать.

Ещё никогда я не видел Алкалина таким подавленным. Наверное, он сейчас думал, что предаёт своего друга. Или даже больше, чем другом, является конь для степного воина.

Но ничего не попишешь. И, может быть, я ещё в какой-то мере сомневался в принятом решении, что практически никакой конницы у нас в поле не будет, кроме, возможно, трёх сотен самых лучших бойцов-башкир. Если бы только башкиры не стали очень активно обучаться и стрельбе из фузей и штуцеров, даже линейную тактику пробовали копировать у нас.

Так что, занимаясь подобного рода «шпионажем», пускай расплачиваются за это участием в пехотных сражениях.

На всё про всё, чтобы возвести добротное гуляй-поле, у нас было времени не больше трёх часов. Но враг нам подарил ещё два часа драгоценнейшего времени, когда не стал сходу наваливаться, а предпочёл подождать подкреплений.

— Ближе их подпускайте! Не следует опасаться, что через первую линию пройдут! — отдавал я последнее распоряжение, стараясь в том числе и подбадривать бойцов. — Не робей, братцы! Прадеды наши стояли супротив ворога меньшим числом, а только победы одерживали!

Соотношение сил, которое сейчас установилось, было, конечно, не в нашу пользу. Тысяча шестьсот моих бойцов должны были выдержать натиск более семи тысяч противника. И я не считал, что в данном случае мы находимся в удручающем положении. Ведь действовать от обороны, имея в достаточном количестве огнестрельного оружия и припасов к нему, можно и ещё меньшим числом. Правда, почти тысяча башкирских воинов, которые не приучены к такой войне…

Нам пришлось отправлять сотню бойцов вперёд. У них была своя задача — должны были отвести как можно дальше коней. Причём, почти всех. Делать это вызвались башкиры, которые необычайно ловко сразу же набрали большую скорость и погнали табуны лошадей на северо-запад. Вряд ли за ними будет погоня, а, если будет, то пусть ещё попробуют догнать. И таким образом мы сбережём своих лошадей.

Гуляй-поле было выстроено по-хитрому. Было одно кольцо из телег. За ним небольшое пространство, шагов в десять. А потом ещё одно кольцо из телег, мешков. На некоторых участках успели даже выкопать небольшие рвы и выложить небольшие валы. Но, даже если ров будет глубиной в метр, то он уже является препятствием и для коней, и несколько для людей.

Нам бы день — и мы бы здесь построили целую земляную крепость! Впрочем, возможно, так оно и будет. Ведь, если мы отобьём сегодняшний приступ, то татары уже начнут разбегаться, а ночью работы по обустройству полевого оборонительного лагеря продолжатся.

— Ждём! — отвечаю я на немой вопрос в глазах офицеров.

Татары были уже менее, чем в ста шагах от наших укреплений. Но я хотел подпустить их ещё ближе. Ведь, если создавать заторы из убитых всадников, то лучше это делать рядом с нашими непосредственными оборонительными линиями. Тогда противнику будет сложнее подобраться к нам, а мы получим чуть ли не ещё одну оборонительную линию.

— Пали! — наконец выкрикнул я.

— Бах-бах-бах! — прозвучали выстрелы двухфунтовых пушек.

— Бах-бах-бах! — тут же начали отрабатывать штуцерники.

Всё загромыхало. Наш овальный укрепрайон заволокло дымом от сгоревшего пороха. Но я не намерен был давать приказ, чтобы стреляли реже. Напротив, килограммы свинца полетели в сторону татарской конницы. А я подгонял перезаряжать ружья быстрее. И гвардия работала, как часы. Не знаю, как бы справлялись, если вместо четырех выстрелов в минуту давали два или три, как в пехотных полках.

Конечно, как и всегда, больше всего страдали вражеские лошади. Они принимали на грудь свинцовые русские подарки, тут же валились, а вместе с ними падали и их наездники. Упавшая лошадь загораживала проход для других всадников, им приходилось одергивать своих коней, направлять их чуть в сторону, терять динамику движения. А пули летели и летели.

Атака татар велась с трёх направлений. И не везде получилось качественно выкосить татарских воинов. И вот уже на восточном участке овального гуляй-поля несколько татар, демонстрируя чудеса джигитовки, встали ногами на сёдла. И уже оттуда, оттолкнувшись, будто взлетев, запрыгивали сразу за первую линию из телег.

Этих смельчаков тут же зарубили. Но им на смену пёрли ещё и ещё…

— Всем отойти с первой линии! — на разрыв голосовых связок кричал я.

Может быть, и не надо было надрывать голос, потому как приказ тут же передавали все, кто его услышал. Тем более что это было ожидаемо. Договорённость о том, что мы скоро покинем первую линию обороны, давая возможность противнику проникнуть в малое пространство из десяти шагов, была озвучена на последнем военном совете.

Менее, чем через минуту бойцы покинули первую линию обороны.

— Бах-бах-бах! — разрядились фузеи первого резерва.

Залп резерва позволил несколько охладить пыл татар. Тем более, что не так оказывалось и легко перелезать через вторую, основную, линию нашей обороны.

Тут уже и рвы были в ряде мест, и более высокие баррикады. Но уже находились те, кто словно тараканы лезли вверх. Вот по ним и был нанесён удар из фузей резерва…

— Стрелы бей! — отдал я приказ шести сотням башкир.

И не только башкир. Это были и те люди, мужчины, которые присоединялись к нашему войску и хотели уйти от прежней жизни. Они также натягивали тетивы и запускали стрелы.

Навесом эти стрелы падали как раз в то пространство между первой и второй линией обороны, где концентрировался враг. Стрелопад мне ещё не доводилось видеть, особенно когда за минуту не менее восьми тысяч стрел обрушились на крайне небольшой участок земли.

— В штыковую! Вперёд! За веру, царя и Отечество! — выкрикнул я, обнажил шпагу и сам возглавил контратаку.

— Бах-бах-бах! — поддерживали нас штуцерники.

У каждого из них была своя позиция. Многие лежали просто на мешках с различным добром, чтобы можно было стрелять из глубины гуляй-поля и при этом различать врага.

Быстро забравшись по лестнице, приставленной к баррикаде, я оказался сверху. Моментально отвёл устремившуюся в мою сторону татарскую саблю и, спрыгивая вниз, нанёс укол в сердце одному из татар.

Моментально вокруг меня стали появляться бойцы. Они больше не позволяли мне геройствовать. Да и я не выпячивался вперёд.

— Ура! — раздавался громогласный боевой русский клич.

Окончательно русским он становится именно сейчас, побеждая противника в Крыму.

Вдруг резко всё закончилось. Вот он был противник — а вот его не стало. Частично уничтожен, частично отступает.

— Трубите отбой! — приказал я. — Будем готовиться к настоящему штурму.

Татары вполне здраво рассудили, что взять с наскока наше укрепление у них не получится. И чтобы это понимание пришло в их головы, враг лишился, по самым скромным подсчётам, не менее шести сотен своих воинов. Но я думаю, что цифра будет куда больше.

Немало раненых врагов сумели отступить от преград гуляй-поля. А с нынешним уровнем медицины даже легко раненый воин рискует умереть от горячки.

А пока… очень много работы у меня и Ганса Шульца. Нужно спасти тех раненых, кого только можно.

Но мы выстояли. Чтобы уже завтра постараться отбить полноценный штурм. Наверняка побитые татары сейчас будут уповать на своих союзников-турок, чтобы те взяли наш укрепрайон.

Но это мы ещё посмотрим. И за ночь немало чего может измениться.

ХОРОШИЕ СКИДКИ: https://author.today/post/690568

Загрузка...