Фаворит-5. Родная гавань

Глава 13

Порхать, как бабочка, жалить, как пчела!

Мохаммед Али

Бахчисарай

11 июня 1735 года

Пройдя узкий проход от базара к небольшой площади у моста, ведущего к ханскому дворцу, мы встретили сопротивление. Слаженное, диковинное даже, как для крымско-татарских войск. В нас стреляли из мушкетов, пришлось перегруппироваться и начать планомерное истребление защитников дворца.

— Бах! Бах! — прозвучал слаженный залп плутонга гвардейцев.

Потом ещё один залп, уже другого подразделения, третьего. Один плутонг разряжался, отходил, в виду ограниченного пространства, приходилось работать по очереди. Только штуцерники, занявшие крыши соседних домов, работали в своем ритме и явно не спеша.

Когда я говорю «боевая работа», то имею в виду, прежде всего, то, что я прямо сейчас наблюдал. Каждый на своей позиции, на своём рабочем месте, делает ровным счётом то, что от него требуется.

Сейчас, когда мы производили медленный штурм ханского дворца, никаких подвигов, проявления исключительного героизма не нужно было. Только такая работа, возможности которой раскрываются с годами обучения и тренировок, сейчас имела место.

Даже не могу себе представить, получалось ли бы вот так отрабатывать неприятеля, если бы у меня в подчинении была не гвардия, а пехотный полк, сформированный из только что набранных рекрутов. Все же проще тренировать бойцов, которые уже отлично освоили линейный строй, разбираются в оружии, мотивированы… Да и с физикой бойцов все было относительно хорошо. В гвардию брали рослых и никак не рохлей.

— Ба-бах-бах! — прогремели разрывы гранат.

Гранатомётчики перезарядились и с ходу накрыли вражеских воинов, оборонявших мост через ров. Уникальные татарские пехотинцы-мушкетёры перестали существовать как организованная боевая единица. Эта их партия. Так как были и другие, не помещавшиеся, ожидавшие своей очереди внутри дворца.

Со скоростью гоночного болида в голове пролетела мысль, что я словно браконьер, который уничтожает животных, занесённых в Красную книгу. Ведь крымско-татарский мушкетёр — это уникальное животное. Но ничего не поделаешь. Приходится уничтожать и даже уникального хищника, если он способен сопротивляться воле неизбежного исторического процесса.

Неизбежно, чтобы Крым стал русской родной гаванью. Это было в иной реальности, уверен, что сколько бы реальностей ещё не существовало, русский Крым неизбежен. Пусть даже на нем и будет проживать большое число татар, но с подданством русского государя.

— Бах! Бах! — послышались выстрелы с восточной стороны ханского дворца.

Это означало то, что капитан Подобайлов вышел в заданную точку и начал работать по дворцу.

Дождаться бы ещё Саватеева… Но у него задача немного сложнее. Достаточно узкими улочками он должен был пройти юго-восточную часть Бахчисарая по дуге, и выйти с противоположной стороны — северной части дворца.

Так что медлительность прорыва была вызвана ещё и отставанием от графика Саватеева. Пока я рассчитывал на то, что у наследника крымского хана Менгли Герая ещё должна оставаться надежда, если не отбиться, то с честью и боем чуть позже отступить. А вот когда все дороги из дворца окажутся перекрытыми, и нужно будет начинать массированный обстрел с последующим штурмом. Тремя колонами одновременно мы и меньше потерям своих людей, и быстрее возьмем дворец.

— Стоять! — выкрикнул я, когда после накрытия татарской пехоты Данилов решил повести в атаку свою полуроту.

— Пусти, командир, я первым войду во дворец! — под возбуждением жаркого боя, но при этом для нас складывающегося более чем удачно, Данилова аж потрясывало.

— Не забывайтесь! Извольте в бою обращаться по уставу! Принимай командование полуротой, Данилов, на себя, — жестко припечатал я.

Антон Иванович состроил обиженную мину…

— Так точно, господин секунд-майор, — сказал он и отошел в сторону.

И всё-таки этот человек имеет некоторые проблемы с психикой. Данилов выглядел сейчас, как наркоман какой-то в предвкушении долгожданной дозы. Наркоманом он, скорее всего, и был — адреналиновым. Гнать бы в шею его… Но появлялись мысли, как можно использовать Антона Ивановича Данилова.

Не стал я ему объяснять почему не нужен кровавый штурм. Да он уже и достаточно опытный офицер, чтобы понять. Правда, может быть, только тогда поймет, когда отойдёт от своего нынешнего состояния. Но нам не выгодно сейчас идти на штурм. Буквально ещё чуть-чуть, минут пять обождать нужно.

Дело не только в том, что нужно дождаться хотя бы передового отряда башкирских всадников из группы Подобайлова. Пока очень удачно происходит огневое поражение противника. Пока татары не одумаются и не перестанут вновь и вновь накапливать силы на одном и том же участке, уже пристрелянном гранатомётчиками и штуцерниками, нет смысла предпринимать дальнейшие активные действия.

И вот опять не менее сотни татарских пехотинцев, а также двух десятков конных чуть позади от них, заняли позиции возле моста. Не учат их уже два разгрома. С другой стороны, дальше — только бои во дворце, чего, наверное, хотели бы избежать враги. Но… Стоит ли потакать их желаниям?

— Ваше высокоблагородие, два орудия передвижной артиллерии готовы к бою! — поспешил доложить мне подпоручик Смитов.

Вот такие офицеры мне нравятся. Понял, о чём именно я сейчас думаю, какое решение принимаю. В принципе, решение уже и принято. Оставалось только посмотреть, как отработают гранатомётчики в очередной раз. А пушки и вовсе должны были испугать противника, чтобы он окончательно ушёл во дворец, а потом воевать с ним пришлось бы за каждую комнату. Так что с артиллерией я бы повременил. Или…

Но тут я увидел стрелу с ярко-красной лентой. Она взмыла вверх, выше минарета дворцовой ханской мечети, сигнализируя о том, что отряд Саватеева также на месте с северной стороны дворца.

Всё… И с запада не прорвёшься — там просто нет выезда, если только пробираться через ров с водой. Остальные же три стороны были нами блокированы. Можно начинать штурм и лишать ханство наследника. Нужно ему было все-таки оставаться в том войске, что идет к Бахчисараю, а не возвращаться в столицу.

— Залп пушек, после — сразу гранатомётчики… Господин Данилов, нечего унывать… Возглавляйте штурм южных ворот! — отдал я приказы и стал наблюдать, как они исполняются.

Я уверен, что большая половина работы, которую должен делать любой полководец, происходит вне поля сражения. В том числе это ещё и работа с документами, постоянный анализ положения во вверенных войсках.

Вот и я сейчас работаю. Не горю адреналиновым огнём, сломя голову устремляясь впереди атакующих плутонгов, а смотрю, как это делают мои бойцы. Чтобы после, когда бой закончится, найти день или два для полноценной учебной работы. Вот тогда и разобрать ошибки, вплоть до обозначения имён каждого солдата.

Например, Игнат Крапивин, сержант Третьего плутонга Первой роты… Он и сам теряется в бою, и плутонг его нестройно шагает, отчего и стреляет не залпами. От одиночной стрельбы из фузей толку не так чтобы и много. Потому эффективность плутонга Крапивина самая низкая. Вот и определил то, над чем обязательно нужно поработать в будущем.

И вот с такими мыслями я наблюдал за тем, как после выстрелов из двух пушек, разрывов гранат, мои бойцы занимали позиции татар. Как только не скользят? Ведь крови на мосту и возле него было много, как и тел погибших. Картечь, гранатные осколки, после еще и выстрелы штуцерников… Нет почти сто больше крымских пехотинцев. Исчез вид животных, так и не успев размножиться.

Конный отряд, стоявший за татарской пехотой и потому меньше пострадавший, было дело попробовал контратаковать, но что-то не слишком активно шли кони на блестящие в лучах восходящего солнца русские штыки.

— Бах! Бах! — сразу пять штуцеров с крыш ближайших домов ударили в сторону татарской кавалерии.

Ну а дальше — выстрелы из пистолетов, и линия из гвардейцев в три ряда завершила разгром татарского отряда.

Ещё с севера и востока доносились звуки выстрелов и даже боя на холодном оружии, а мой отряд входил во дворец крымского хана. Да, тут ещё были какие-то воины, которые самоотверженно, чаще всего с саблями наперевес, устремлялись в атаку. Но чаще всего их встречали пистолетные пули. Хотя внутри дворца стоило бы поменьше использовать огнестрельное оружие из-за задымления.

В это же время уже начались погромы и грабежи ближайших домов крымско-татарской знати. Это задача башкир. Они должны были часть награбленного приносить во дворец, где и предполагалось формировать обоз.

Ещё мы не пересекли мост, ведущий к ханскому дворцу, но на следующие за нами телеги укладывалось разное добро. Здесь, южнее ханского дворца, со стороны, где мы к нему прорвались, находился базар. Не сказать, что большой, даже странно. Но явно же на складах и в закрытых лавках будет то, что было бы неплохо прихватить с…

— Бах! Бах! Бах! — мои мысли прервала череда выстрелов.

— Что там? — спросил я у одного из сержантов, которого Данилов, видимо, отправил с докладом.

— В конце прохода большая зала. Вход в неё загромоздили татары, стреляют из пистолей и луков, — сообщил мне вестовой.

Мне самому стало интересно, что же там происходит. Если забаррикадировали всего лишь дверь, то вряд ли в дверном проёме, пусть даже и в широком, могут уместиться более трёх бойцов. А лучнику для работы нужно ещё больше места.

К залу, который я назвал бы «тронным», вела небольшая анфилада. Да тут всё было небольшое. Нет у крымских ханов простора, архитектурного размаха. Даже нынешние дворцы русских вельмож и государыни выглядели куда как более величественно. Это я не говорю о том самом Зимнем дворце, который ещё не построили, но весьма вероятно, что и в этой реальности появится.

Забаррикадирована оказалась не сама дверь, а некоторое пространство впереди неё. Так что защитники могли сразу отрабатывать по нам целым десятком. Что, по сути, и делали.

— Господин секунд-майор, полагаю приступ! — возбуждённо, но уже видно, что хоть какими-то зачатками рассудка, говорил мне Данилов.

Мы стояли, ну или прятались, за стеной, как уже и больше двадцати гвардейцев. Нужно было принимать решение, безусловно. Но было ясно, что противник перезарядился, натянул тетивы и только ждёт, когда эта любопытная русская голова появится из-за стены, чтобы эту голову сделать чуть менее красивой, с инородным предметом внутри.

— Бах! — прозвучал очередной выстрел со стороны защитников, и возле моего плеча, прижатого, как и я весь, к стене, вылетела пуля.

Я с недоверием посмотрел на Данилова. И уже потом обратил внимание, что стена, за которой мы укрывались, не каменная и даже не кирпичная. Это дерево, я бы даже сказал — деревянная панель. Получалось, что догадайся враг о том, что можно пробивать стену пулями и поражать нас, прячущихся за ненадежным укрытием… Были бы потери.

— Уводи людей отсюда! — приказал я, подавая пример Данилову.

Я ощущал, что внутри его возрождается некий конфликт, связанный с несогласием с моим приказом. Но он смолчал. А себе на ус подобное наблюдение я намотал.

Кстати, нужно будет отрастить усы. Они опять в моду входят, может, буду казаться немножко старше, и мои приказы, как и все мои действия, будут восприниматься более серьёзно. Хотя с другими бойцами и офицерами подобных проблем нет.

Прошло ещё минуты четыре, когда к нам, наконец, присоединились гранатомётчики.

Оперев своё оружие даже не о пол, а прислонив к стене, двое гранатомётчиков смотрели на меня, ожидая приказа выжать спусковой крючок.

Решение использовать гранаты в таком помещении могло показаться весьма спорным. Но и гранаты были маломощные, не способные в малом количестве сильно навредить внутренним перекрытиям дворца. Ну и я надеялся на профессионализм своих гранатомётчиков. Опасность пожара только была. Ковров вокруг было больше, чем во всей советской пятиэтажке вместе взятых. А в СССР ковер на стене — обязательный атрибут.

— Пали! — приказал я, закрывая уши и открывая рот.

— Ба-бах! Бах! — практически одновременно прозвучали два взрыва.

— Вперёд! — закричал я, и два десятка гвардейцев рванули в сторону явно дезориентированного, а частично и убитого врага.

Со стороны обороняющихся не успело прозвучать ни одного выстрела. Лишь только одинокая стрела просвистела в метре от меня. Кто-то из вражеских лучников всё-таки успел выстрелить, но явно не туда. Поспешил, или рука дрогнула.

Раздавался лязг металла, бой продолжался, сместившись от дверей внутрь большого помещения, возможно, самого большого во дворце, где уже находились пять десятков русских гвардейцев. И вот в таких условиях я должен был, просто обязан, также участвовать в бою. Теперь моё нахождение за спинами бойцов могло расцениваться, как трусость.

Переступаю через убитых татар, отмечая весьма богатые на них одежды, перстни на пальцах с драгоценными камнями. Очень непростая публика. Вхожу в зал. Дым коромыслом, эхом отдается звон металла, крики людей, все больше на татарском языке.

Внутри просторного зала было не протолкнуться. Русские гвардейцы теснили татарскую гвардию, отжимая метр за метром и вдавливая противника в угол.

Хорошо мои бойцы работали, с пониманием дела, что не время геройствовать. Всё-таки у меня получилось вбить в голову большинства измайловцев, что в бою, на кону которого выполнение задачи государственной важности, не до глупостей и поиска личной славы и выгоды.

Вот и сейчас татар теснили две линии русской гвардии с фузеями, с примкнутыми штыками, в то время, как не менее десятка бойцов за спинами товарищей спешно перезаряжали свои пистолеты. Всё верно, и даже невзирая на то, что в помещении станет ещё больше дыма, лучше убивать противника с дистанции, сохраняя и свою жизнь, и жизнь своих товарищей. В данной обстановке именно так.

— Хозяин, Великий калга желать говорить с русский главный воин, — из-за спин уже немногочисленных татарских воинов выкрикивал невысокого роста пожилой татарин.

Он даже подпрыгивал, чтобы из-за спин татарских гвардейцев старика хоть кто-то увидел. И, видимо, этот «кто-то» — я. Главный же? Мне и отвечать. Или проигнорировать? Тогда авторитет может рухнуть.

— Я имею честь командовать вот этими доблестными воинами, — громко выкрикнул я. — Но мне некогда разговаривать с Великим калга. Мне ещё на днях Керчь брать.

Мне ответили. Говорил еще кто-то, кого не было видно за спинами воинов. Прозвучали малопонятные слова на татарском языке, из которых я понял только «пёс», «раб», ну и «драться». Впрочем, и этого было более чем достаточно и для того, чтобы я понял, чего от меня хотят, и для того, чтобы мне разозлиться.

— Мой хозяин уважать русский воин и сказать… э… готов честь оказать сразиться с русский воин, — очень дипломатично перевёл слова наследника крымского престола его переводчик, ну или советник.

Не было сомнений, чтобы принять вызов. Что это? Желание прославиться? Тот, кто в поединке сразит наследника ханского престола, явно приобретет популярность. Но, нет. Я был склонен считать, что причины принятия мной вызова иные. Мои воины, как и башкиры, оценят поступок командира.

Я подошёл к передней линии своих бойцов, показывая им жестами, чтобы расступились и дали возможность выйти тому, кто только что меня, перед моими же солдатами и офицерами, оскорблял. И почему-то мне было всё равно, что кроме меня мало кто мог бы уловить смысл прозвучавших оскорблений.

— Не утруждай себя, старик, переводом. Я понял, что твой недостойный хозяин не умеет вызывать на бой достойного. Что ж, я сражусь с куском свинины, — сказал я, извлекая из ножен свою шпагу.

Промелькнула мысль, что делаю это опрометчиво. Наверняка наследник престола должен быть изрядно обучен искусству владения клинком, скорее всего, саблей. Но тут был как раз-таки тот случай, где я мог бы стать заложником понятия чести и достоинства.

Что может быть более благородным, чем принять вызов от очень знатного своего врага? И что может быть более позорным, чем не принять вызов от практически побеждённого врага, показывая тем самым, что ты трус или победа была добыта кем-то другим, но явно не тобой!

Старик перевёл своему хозяину мои слова. Но явно опять проявил дипломатический талант, про свинину не упомянул. Правоверный, после того как я его назвал куском свинины, мог бы даже забыть извлечь из ножен свою саблю, но уже бежать меня убивать, грызть, душить. На то и был расчёт — вывести своего противника из равновесия.

Через некоторое время, когда я уже шепнул подоспевшему капитану Подобайлову, что нужно ускорить процесс разграбления ханского дворца, раздвигая широкие спины своих бойцов, выходил Менгли Герай — калга Крымского ханства.

Второй человек в крымско-татарском государстве не выглядел тренированным воином. Имел явный избыточный вес, но смотрел решительно, и сабля в его руках выглядела органично. Был он уже в достаточном возрасте, за сорок точно. В это время, по моим наблюдениям, люди стареют раньше, чем в будущем. Но предполагать, что предстоит бой со стариком, не стоило.

Уже не говоря ни слова, без церемоний, сразу же, как встал передо мной, противник попробовал провести атаку и ударить своей саблей сверху. Парировать такой удар шпагой, пусть и боевой, с более широким лезвием, нет смысла.

Я сделал шаг назад, выставил свой клинок и тем самым предупредил дальнейшие действия противника. Татарин усмехнулся, видимо, посчитав, что либо я его боюсь, поэтому отступил, либо я плохой фехтовальщик, неуверенный в своих силах перед ним, грозным мастером сабельного боя.

Мне было глубоко наплевать на подобные возможные мысли наследника ханского престола. Могу уже с уверенностью сказать, что за год плотных занятий фехтованием, я стал неплохим бойцом. Да и учителя у меня были, когда в Петербурге пребывал особенно, хоть на подбор и разных школ.

Но я не собирался сломя голову наступать, а лишь анализировал технику своего противника, отступая. Например, мне показалось, что у него сильно дёргается плечо, когда он только намеривается произвести какие-нибудь действия саблей. Ещё Калга смотрит пристально в то место, куда собирается нанести удар.

Менгли делает шаг, я сразу же смещаюсь в сторону, он доворачивается, но, как я успел уловить, делает это несколько запоздало. Тому виной, наверное, лишний вес и изрядный живот моего противника. Чревоугодие, а Менгли Герай явно любил покушать, не способствует росту боевых качеств воина.

Калга замахивается и наотмашь пытается рубануть в сторону моего левого плеча. Я вновь разрываю дистанцию, но в этот раз тут же произвожу выпад и почти достаю лезвием своей шпаги до ляжки татарина. При этом вполне здраво рассудил, что сейчас я мог бы провести ещё одну атаку. Но нет, та картина боя, которая уже почти сложилась у меня в голове, не предполагала скорых и слишком активных действий.

Кружились уже две минуты. Для почти всегда скоротечного боя на клинках — это очень много. Но я защищался, использовал своё преимущество в реакции и быстроте, физической подготовке, постоянно уходя с линии атаки.

А ещё тот, кто атакует, как правило, тратит больше энергии. И для знающего человека уже было понятно, кто именно выигрывает в этом поединке. У меня ещё ни разу не сбилось дыхание, чувствую себя словно на разминке перед основной тренировкой. В отличие от противника. Менгли Герай чуть дышит, пот ручьем течет с его головы, в том числе мешая глазам.

Но пора этот спектакль заканчивать.

Делаю шаг справа, противник выставляет саблю по направлению вероятного удара моей шпаги. Делаю два шага назад, замечаю, что Калга с удовлетворением и надеждой встречает этот мой манёвр. Но в этот раз я не жду новой атаки татарина. Сам атакую.

Резкими шагами сокращаю дистанцию, делаю выпад, и моя шпага впивается-таки в ляжку татарина. Он пробует отмахнуться от меня саблей, я уклоняюсь от удара и тут же контратакую.

Менгли Герай отступает, саблей машет, казалось, что хаотично. Но он отточенными движениями просто перекрывает большинство направлений атаки. Делаю шаг в сторону, противник ожидаемо с трудом поворачивается…

— Хух! — на выдохе делаю выпад, нанося удар в правую руку противника.

Отступать не собираюсь. Все для победы уже сделано. Рабочая рука Менгли поражена, а время переложить саблю в левую руку, даже если он ею так же хорошо держит саблю, я не даю.

— Бам! — моя нога взметает ввысь и пятка впивается в челюсть татарина.

Он начинает заваливаться, но я успеваю нанести укол Менгли Гераю в грудь.

✅ Том 3. «Одинаковые. Индокитай»!

✅ 20% скидка на Том 1. «Одинаковые. Адаптация»!

✅ Отставной майор разведки погибает, отомстив за смерть лучшего друга. Его сознание переносится в тела сразу троих мальчишек конца 19-го века. Приключения, прогрессорство, боевик.

✅ https://author.today/reader/465624