В плохие старые времена было три легких способа разориться: самым быстрым из них были скачки, самым приятным — женщины, а самым надежным — сельское хозяйство.
Эрл Амхерст
Поместье под Каширой
9 июня 1735 года
Солнце настойчиво стучалось в открытое окно. Мошкара, казалось пролетала мимо, отгоняемая устойчивым амбре. Ветра же почти не было, чтобы помещение быстро проветрилось. Проснулись и встретились два гордеца, делающие вид, будто бы бодрые и ничего их не тревожит. Вот только слуги не успевают приносить квас, так много мужчины его пьют.
Магнус фон Менгден недоверчиво смотрел на своего новоиспечённого родственника, на Луку Ивановича Норова. Мужчины храбрились друг перед другом, насколько только получалось, демонстрировали прекрасное расположение духа.
Но явно кривили душой. Ни русский помещик, ни остзейский немец вчера не уступали друг другу и пили так, как будто бы от того, кто кого перепьёт, зависели жизни близких родственников. Могут быть уверенны, если вдруг от количества выпитого мужчинами у близких улучшалось здоровье, то все родные за одну ночь вылечили свои болезни.
Магнус в какой-то момент посчитал, что ему, как барону, не пристало проигрывать хоть бы в то ни было всего лишь русскому дворянину. Скажи он вслух про «всего лишь» — не миновать дуэли. Лука Иванович Норов отнюдь не был лишён чувства собственного достоинства.
И уже не считал себя неровней. В конце-концов и фамилия Менгден стала звучать все чаще потому как Юлиана в подругах у Анны Леопольдовны. А у Луки Ивановича сын геройский, офицер гвардейский.
Так что и отец уже прославленного гвардейского офицера сдавать позиции не хотел. В Норове-отце просыпалось чувство патриотизма. Как же так? Разве может какой-то немчура, будь он хоть трижды бароном, одолеть русского человека в искусстве пития?
В ходе хмельной и доверительной беседы выяснилось: Норовы, оказывается, сами были из шведов и немцев. Последняя преграда недопонимания рухнула. Но было уже поздно. Бутылки с венгерским, рейнским винами, с хлебным вином из Малороссии оказались опустошёнными.
— Дурно? — решил всё-таки немного уступить немцу и первым заговорил Лука Иванович.
— Как есть, дурно! — произнёс Магнус фон Менгден и моментально превратился в умирающего лебедя.
С такой же жалостливой мимикой Магнус стал постоянно что-то причитать на немецком языке о том, что нельзя было вчера так расслабляться. Тут же давая обязательства никогда больше ни при каких условиях не пить столько хмельного.
Наблюдая за резко изменившимся настроением и видом своего свата, не стал сдерживаться и Лука Иванович. Он схватился за голову, как будто бы это как-то помогло.
— Лихо мы вчера с вами, господин барон! — мучительно улыбнувшись, констатировал Норов.
— То есть да! — отвечал остзейский немец.
— Как сказал мой сын: подобное нужно лечить подобным, — изрёк мудрость Норов-старший.
— Майн зять ещё мудрэц? — усмехнулся Менгден.
— Сам зело удивлён, — сказал Лука Иванович и направился на выход из комнаты, чтобы найти слугу, который принёс бы вина.
Сразу после венчания Александра и Юлианы Лука Иванович Норов и Магнус фон Менгден вдрызг рассорились. Вплоть до того, что речь шла уже о дуэли. Двум главам семейств, ставшим родственниками, повезло не поубивать друг друга.
Государыня находилась в хорошем расположении духа и, по своёму обыкновению, собирала всевозможные сплетни. Вот, среди прочих, ей поведали про конфликт барона и русского дворянина со шведскими корнями. Анна Иоанновна иногда любила влезть в отношения других семей. А тут еще, пусть и опосредовано, но касается Анны Леопольдовны. Ведь племянница императрицы стремилась хоть как-то участвовать в жизни… Александра Норова.
Так что Менгденам и Норовым пришлось помириться по прямому указу Её Императорского Величества. Тогда Александр Лукич был сильно занят подготовкой похода на войну, но тоже решил принять некоторое участие в процессе налаживания добрых отношений между новоиспечёнными родственниками. Вот и появилась идея отправить отца и тестя в новое поместье, расположенное на пути из Каширы в Тулу. В то самое, что было недавно даровано Александру.
Секунд-майор Норов здраво рассудил, что общее дело должно объединить родственников. Он и попросил своего тестя и своего отца, но только лишь с их согласия, помочь провести перепись всего имущества огромного поместья. Ну и мало-мальски, если будут требовать того обстоятельства, наладить хозяйство.
Александр Норов не хотел терять возможность заполучить хоть какой-нибудь урожай и прибыль со своего поместья уже в этом году. И мало ли что может происходить с хозяйством, которое не имеет своего хозяина. Так что Магнус Менгден тут же выписал из своего поместья управляющего, Лука Иванович Норов отправил команду рукастых мужиков из своего имения, и вот они уже вторую неделю «следят» за хозяйством.
Положа руку на сердце, следовало бы сказать, что больше вкладывали своих сил и времени в обустройство огромного поместья жёны достопочтенных мужей, одновременно дегустаторов вин, настоек, пива, сбитня, медовухи… Женщины быстрее мужчин нашли общий язык и с большим интересом уже который день разъезжали по деревням, обследуя всё то имущество, которое досталось их детям.
Возможно, если бы поместье, которое отошло Александру Норову легким росчерком пера Бирона в качестве бонуса за женитьбу на Юлиане, не было таким огромным и не считалось вполне статусным, барон с баронессой могли бы и заортачиться. Менгдены не поехали бы никуда. А теперь, вдали от пафосного Петербурга, можно было всем быть чуточку попроще и потянуться друг к другу.
Страстная любительница французских любовных романов София Доротея Менгден, мать Юлианы, уже который раз с упоением слушала историю любви своих сватов. Со временем родственники узнали-таки, что мать их зятя из очень уважаемой и влиятельной семьи в Крымском ханстве. И пусть первоначально Магнус весьма скептически относился к этой новости, София Доротея умилялась романтизму с первых минут, как узнала эту информацию.
А ведь было с чего даже роман написать. Русский служивый человек, тут обязательно София бы добавила, что он из немцев, выкрал у злого татарского князя свою любимую. Она не сразу полюбила своего дракона, коим, несомненно, должен был являться русский дикарь, пусть и с немецкими корнями. Но после в драконе пробудился заботливый мужчина, и они полюбили друг друга.
Будучи умной женщиной и от природы, и не гнушавшейся почитать книги, мать Александра Лукича максимально использовала романтизм своей свахи, чтобы наладить хорошие отношения. Ну и Софии было уже более чем приятно общаться с дочерью загадочного татарского князя.
И вот пока женщины отравились на инспекцию в очередную деревню, самую дальнюю от помещичьей усадьбы, оба мужчины смотрели на бутылку венгерского вина, как на своего злейшего врага. Слуга, из тех, что с собой привёз барон, ждал отмашки, чтобы налить в бокалы злую жидкость.
— Надо! — набравшись мужества и решительности, сказал Лука Иванович Норов. — Лекарство.
Барон нехотя, скривившись, но всё-таки махнул рукой, давая понять слуге, чтобы тот наполнял-таки бокалы.
Первые глотки вызвали легкий рвотный рефлекс одновременно у обоих мужчин. Но очень быстро их лица начали разглаживаться, в глазах появлялась радость и приятное удивление, и скоро они с удовлетворением поставили свои большие бокалы на стол и откинулись на спинки стульев.
— Ещё? — учитывая свой скудный словарный запас русского языка, спросил Магнус.
— Уйдём в запой, — не так чтобы решительно ответил Норов. — Тут рассола можно капустного.
Установилась пауза, и мужчинам понадобилось ещё минут пять, чтобы всё-таки прийти к выводу, что следующий бокал обязательно повлечёт за собой ещё один, ну а дальше…
— Пойдемте, господин барон, в мастерскую? Мужики небось уже дюжину ульев сладили, — сказал Лука Иванович, с хлопком ударил себя по коленям и резко встал.
У него моментально закружилась голова, однако Норов устоял на ногах. Обращая внимание, что не так уж и легко даются его родственнику резкие движения, Магнус поднимался медленно, прислушиваясь к собственному организму. Решение о том, что все же нужно осмотреть хозяйство и оценить производства в поместье, мужчины приняли еще три дня назад. Да все недосуг было.
Сперва мужья все же решили узнать, где нынче их жены. Им доложили, что женщины уже отправились обследовать охотничий домик, расположенный на самой окраине поместья, на опушке леса, как уверял уже бывший управляющий поместьем, леса, кишащего зверьём. Там же и расположена деревенька.
— Добре было бы поохотиться! — вслух высказал свои мысли Норов, но тут же добавил горчинку в сказанное: — токмо говорят, что из егерей тут лишь старик. А для доброй охоты с десяток егерей должно быть.
— Это да! — согласился с ним Магнус. — Охота есть гуд.
Но пока мужчины шли в мастерскую, всё равно договорились, что нужно попробовать поохотиться. Недаром же они три дня назад ели мясо оленя. Значит, кто-то же этого оленя подстрелил. Почему бы и самим мужчинам этого не сделать?
За пять оставшихся минут, время, которое нужно потратить в пути от панской усадьбы до мастерской, русский с немцем успели договориться до того, что они за одну только охоту, в день, порой, убивали до десяти оленей, а зайцев так вообще не счесть.
Ну, свойственно мужчинам хвастать друг перед другом. Наверное, это уходит корнями в какую-то глубокую древность, когда нужно было убедить женщину, что именно с этим мужчиной ей будет сытно жить. Впрочем, и сейчас мало что изменилось. Всё то же самое, только подаётся немного с другим соусом.
Магнус фон Менгден ходил вокруг уже сбитых ульев. Осознав, что его свёкор ничего не понимает в пчеловодстве, Лука Иванович выдерживал паузу. Наслаждался дремучестью барона, отыгрывался за некоторые эпизоды, когда был в похожем положении относительно фон Менгдена.
Сам Лука Иванович Норов считал себя профессиональным пчеловодом. Как же! В его имении сейчас уже больше девяти десятков пчелиных семей! И мёда с воском они приносят столько, ну или почти столько, как было, когда в имении использовали только борти.
Норов-отец вовсю гордился своим сыном. Но в этом случае не хотел признаваться, что именно Александр когда-то, впрочем, не так чтобы и давно, показал и рассказал, как можно добывать мёд. И теперь Лука Иванович, а, скорее, всё же его жена, делали ставку на увеличение производства мёда и воска. По любым подсчётам дело это весьма прибыльное.
— Это есть работать? — устав напрягать мозги, для чего эти домики нужны и как они могут быть полезными, спросил Магнус.
И тут Лука Иванович начал с упоением рассказывать. Он подходил к ульям, доставал дощечки, объясняя, как в них должны располагаться соты и как после этого на медогонке можно выкручивать мёд. Уже по собственному, крайне скудному опыту, Норов объяснял все выгоды в коммерции.
Барон только охал и ахал. В его имении, к слову, намного скудном, чем то, что досталось в приданое зятю, мёда было немного. И весь он добывался исключительно бортничеством. Так что лакомства для того, чтобы немного подсластить еду хватало. Даже немного оставалось, чтобы добавить в заготовки пива. Но явно недостаточно, чтобы говорить о торговле мёдом и другими пчелиными продуктами.
Сперва Лука Иванович не хотел демонстрировать даже своему новоиспечённому родственнику такую прогрессивную технологию. Не безосновательно Норов считал, что пчеловодство — это его возможность обогатиться.
Вот только сильна мужская гордыня. Желание похвастать и показать, что и Норовы щи не лаптями хлебают. Эти эмоции затмили любые предосторожности и необходимость соблюдать коммерческую тайну. Вот Магнус вряд ли стал бы рассказывать о таком преимуществе ведения хозяйства даже своим близким родственникам. Даже смолчал перед другим зятем, сыном фельдмаршала Миниха, перед которым уже барон чувствовал себя несколько неполноценным.
— Сего говорить не нужно никто! — наставительно сказал барон, когда понял суть технологии и поверил на слово своему свату, сколько с каждого улья в год можно взять мёда.
«Это ты ещё не знаешь, что Сашка придумал сахар ладить из свёклы», — подумал Лука Иванович.
На самом деле, Норов-старший, скорее всего, рассказал бы и про такую технологию, как производство свекольного сахара, если бы эта технология существовала не только на словах Александра. Лука знал, что в его поместье мало найти крестьянскую семью, которая не выделила хоть небольшой участок земли для выращивания белой свёклы.
Сам Лука Иванович в этом году приказал управляющему, чтобы тот хоть из-под земли достал как можно больше разных семян свёклы, особенно белой. А потом хитрый помещик за немалые деньги продавал семена своим же крестьянам. Деньги были серьезными, если учитывать, что крестьяне практически и не имели никаких средств в звонкой монете. И для них и полушка — серьезно.
Обещание Александром Лукичем сто рублей премии тем крестьянам, кто вырастит наиболее сладкую свёклу, во многом сыграло злую шутку с наивными землепашцами. Оказалось, что жажда заполучить по крестьянским меркам просто баснословную сумму денег способна творить чудеса.
Кому рассказать — даже не поверят. Один из крестьян, староста деревни, собрал со всех общинников деньги и умудрился поставить небольшую, десять на пять аршинов, но теплицу. Из стекла! Подобных трат не делал даже хозяин земель.
Александр Лукич говорил, что в таких теплицах можно вырастить не один урожай. Тем самым, если сеять сладкую свёклу, а после выбирать семена из наиболее содержащей сахар, и снова садить, чтобы вновь отобрать нужное… то уже скоро можно добиться результата, и свёкла действительно будет сладкой.
— Я послать за свой кузнец! — произнёс Магнус фон Менгден, когда два родственника осматривали кузнечную мастерскую. — Такой много земля и один кузня… Не гуд.
Не сказать, чтобы кузнечного дело в поместье было развито хорошо. Напротив, учитывая то, что не так далеко до Тулы или до Каширы, где традиционно и кузнецов много, и оружейников, в поместье был только один кузнец.
— Барин, — обратился кузнец Фома к Луке Ивановичу, увидев в нём русского человека, в отличие от немца, с трудом говорящего на русском языке, — на что нам кузнец? Три сыны у меня, две дочери, замуж коих за выучеников своих отдам. Дай срок, барин, кузнецов на всё поместье будет вдоволь. Сыны мои уже нынче сами работать могут.
Невысокого роста, но с необычайно развитой мускулатурой, Фома выглядел нелепо. Не умел скрывать свои эмоции, и потому на лице кузнеца отчётливо проявлялся страх. При этом лицо его казалось по-детски наивным. Сильный мужик, но с наивными глазами. Он опасался того, что не сможет пристроить своих сыновей, что все те задумки, которые вынашивает уже не первый год, пойдут прахом.
— Так ты же один тут работаешь, — оглядываясь по сторонам, Лука Иванович выискивал ещё хоть кого-нибудь в кузне.
— Двух выучеников за рудой послал. А сыны мои за плату великую нынче оружейное и кузнечное ремесло постигают в Туле, — отвечал кузнец.
— Оттого и есть высока цена твой работы? — в разговор встрял неожиданно появившийся в кузне управляющий. — Такой цена нет в Петерсбурге.
Густав Зейц, тот самый управляющий, который не так давно прибыл в поместье по распоряжению барона, узнал, что его хозяин, наконец, отправился осматривать усадьбу. Так что Густав, вежливо распрощавшись с жёнами господ, спешно убыл демонстрировать перед бароном свою полезность. Чуть не загнал доброго коня.
Густав Зейц уже оценил те масштабы и возможности, которые предоставляло такое огромное поместье. В шутку ли сказать, но почти две тысячи душ! А ведь в поместье барона он был на вторых ролях. Есть шанс развернуться и показать себя.
Кузнец Фома опустил голову. Посему было видно, что немецкий управляющий всё правильно понял. За неимением альтернативы все крестьяне приходили к Фоме. А ещё кузнецу приходилось платить долю бывшему управляющему, назначенному присматривать за поместьем, пока отсутствовали хозяева. И стоимость услуг кузнеца была чуть ли не вдвое выше, чем в округе.
Именно жёны Луки и Магнуса настояли на том, чтобы бывшего управляющего гнать в шею. Не было ни одного старосты, который бы не воспользовался моментом и не пожаловался новым хозяевам на поборы бывшего управляющего.
Да и были серьёзные сомнения в его профессионализме. Дошло до того, что примерно треть земли и вовсе не обрабатывалась. Да и крестьянские дома чаще всего были полуземлянками, что говорило о скудности крепостных. Хорошему же хозяину известно, что взять что-то можно только с того, кто это «что-то» имеет.
— А что же ты, кузнец, измыслил сделать, что подбираешь себе столько помощников? — поинтересовался Лука Иванович.
Тут же уши навострил и Густав Зейц.
— Пистоли добрые делать сподобился. Дед мой ещё учеником был у Никиты Демидова. Вот и мне науку передал. Токмо подаваться на Урал мне не сподручно, кабы мастерство своё применить, — уже немного распрямив плечи, даже позволив чуточку проявить гордость, говорил кузнец.
Лука Иванович не стал его больше расспрашивать или упрекать. Понятно, почему Фома не пожелал податься в Тулу на заводы, чтобы там применять свои навыки оружейника. Здесь, в поместье, он монополист. Уважаемый всеми человек. И деньгу, судя по тому дому, что стоял рядом с кузней, имеет немалую.
— Вот прибудет Александр Лукич, сын мой, ему и обскажешь всё. Пущай он думает. Больно падок Александр Лукич до выдумок всяких, и до оружия огненного, — сделал своё заключение Лука Иванович.
Норов старший не обратил внимания на недовольство Магнуса. Барон же уже начал ощущать себя чуть ли не хозяином в этих землях. Менгден был уверен, что сможет влиять на своего зятя и даже указывать тому, что и как делать. И сам барон уже подумывал над тем, что, если здесь ещё и охота добрая, то можно вместо своего имения переезжать сюда и жить.
Ещё через час фон Менгден уже вовсю умничал. Высокая инспекция прибыла осматривать мельницу. В мукомольном деле барон, действительно, разбирался. Таких сооружений на водных колёсах в поместье было два. И Магнус остался недоволен ни жерновами, ни механизмом водного колеса.
Так что пока Лука Иванович наслаждался прекрасными видами природы и то и дело хлестал себя по щекам, уничтожая комаров, нескончаемо лилась немецкая речь. Барон давал чёткие наставления своему управляющему, как должна выглядеть мельница доброго хозяина такого большого поместья.
Всего в поместье было одиннадцать, в основном немаленьких, деревень. А земли столько, что за один день объехать нельзя. Если только не останавливаясь скакать и на заводных лошадях. Сразу две реки были на территории поместья — это Каширка, небольшая речушка, но вместе с тем течения которой хватало для установки по реке водных колёс, и достаточно полноводная река Ока, которая проходила по краю поместья, являясь природной границей владений Александра Лукича Норова.
Были тут ещё и два озерца, не так чтобы большие, но, по словам местных, с карасями и щуками. Так что с рыбным промыслом у христиан дела обстояли более-менее неплохо. Был лес, не сильно густой, частью вырубленный, но еще достаточный, чтобы думать о постройках и не думать о дровах.
Чуть более предприимчивый, чем его русский родственник, барон увидел и другую выгоду. Если через поместье проложить добрую дорогу, да поставить почтовую станцию, то именно здесь в итоге могут проезжать многие путники, направляющиеся в Тулу и дальше на юг России. И тогда и придорожная корчма пригодится.
Ещё через три часа, довольные и преисполненные чувством долга за выполненную работу, мужчины вернулись в усадьбу и сразу же приказали подавать на стол, не ожидая жён, которые наверняка останутся обедать в охотничьем домике.
Не сказать, что усадьба была ухоженной, но уже то, что дом был двухэтажный, где первый этаж полностью каменный, было большим плюсом. Убранство внутреннее также требовало капитального ремонта, вплоть до того, что многое нужно сносить, а после заново отстраивать. Но это же дело будущего. Главное, что есть земля, да и не сказать, что плохая, а на этой земле есть крестьяне.
Остальное же приложится, если хоть немного уделять внимания ведению хозяйства.
От автора:
Дмитрий Ромов. ВТОРОГОДКА
Что если ты вернулся в школу со всеми знаниями, которые накопил?
Что если ты — волк, а твой класс — стая избалованных щенков?
Что если среди них — сын того, кто тебя предал?
В девяностых, он был опером и погиб, защищая невинного. Но его история не закончилась. Он перенёсся в тело школьника в наши дни. Он должен не просто отомстить предателям, но восстановить справедливость. Ведь у него есть свой собственный кодекс чести
https://author.today/reader/470570