Раньше я слушал слова людей и верил в их дела. Теперь же я слушаю слова людей и смотрю на их дела.
Конфуций
Перекоп
6 июня 1735 года
Христофор Антонович Миних уже третий день осматривал оборонительную линию под общим названием «Крепость Перекоп». Фельдмаршал, наконец, был в том своем амплуа, из-за которого некогда попал на российскую службу. В роли военного инженера. Христофор Антонович увидел массу недостатков крепости и ее несовершенность относительно новейших веяний военной инженерии.
— Вот здесь, — Миних указал рукой слева от крепости, — нужно поставить еще одну крепостицу, земляной форт с каменными и деревянными бастионами. — Семилучевую, соединить три форта глубокими рвами с переходами в главную крепость.
Фельдмаршал Ласси проследил, чтобы один из писарей зафиксировал слова командующего. Уже после, закрывшись в своем кабинете в крепости, Миних составит подробный план всех оборонительных укреплений, которыми он предполагал сильно укрепить Перекоп.
— Господин фельдмаршал, — обратился к Миниху его заместитель, фельдмаршал Ласси. — Вы все же решили сдерживать турок на Перекопе?
— Вы же не будете утверждать, что нам предпочтительнее принимать сражение в поле? Турки сильны нынче не столько янычарами, как своей кавалерией. Если мы станем в крепости, то мы в одночасье лишим неприятеля важнейшего преимущества.
— Не могу с вами не согласиться, — нехотя одобрял план командующего фельдмаршал Ласси.
Какие бы хорошие отношения между двумя фельдмаршалами не установились, они оба понимали, что соперничество никуда не делось. Просто, два далеко неглупых человека решили, что на время боевых действий они не могут позволить себе откровенную вражду. Кроме того, Петр Петрович Ласси без каких-либо оговорок принимал превосходство Миниха в вопросах военной инженерии.
А вот в других вопросах, например, как нужно было провести недавно состоявшееся сражение с крымским ханом, Ласси считал себя более компетентным. Пятьсот двадцать три убитых русских солдат — это те потери, которых, по мнению фельдмаршала Ласси, можно было избежать.
— Господин Трубецкой, князь, — обратился Миних к главному интенданту Первой русской армии. — Готов ли ваш доклад о числе артиллерии и огневого запаса, включая и те пушки, что у нас имеются, и те, что вы должны были посчитать в крепости?
Трубецкой не сразу понял, о чем спросил его командующий. Князь худо-бедно понимал немецкую речь, которая использовалась в общении между Минихом и Ласси. Так что фельдмаршалу пришлось повторить вопрос на русском языке. И только после, несколько теряясь в своих утверждениях, докладывал интендант.
— В Первой армии нынче сто сорок семь орудий… — начал свой доклад Трубецкой.
Так уж повелось на военных советах — разделять русские армии на Первую и Вторую. Конечно же, Первой считалась та, где находился главнокомандующий всеми русскими войсками. Но, не сказать, что действия армии, которую временно возглавляет генерал-майор Юрий Федорович Лесли, хоть кто-то осмеливается критиковать. Она Вторая только лишь по номеру, но не по боевой мощи.
— Более двухсот пушек взято турецких, — продолжал свой доклад Трубецкой. — Огневого припаса не меньше, чем на сто выстрелов каждой пушки.
Трубецкой сделал паузу, смотрел на фельдмаршала Миниха и явно ожидал похвалы. Работа была проведена, по мнению князя, большая и в очень сжатые сроки. Все подсчитать, что в крепости оставлено Второй армией — задача, по мнению князя, не тривиальная.
— Князь, мне нужны точные цифры! Потрудитесь напрячь ваши службы! — строго сказал командующий.
Миних заметил, как изменилось выражение лица главного интенданта русской армии. Христофор Антонович даже внутренне порадовался разочарованию этого человека. Фельдмаршал не был доволен интендантской службой.
И даже дело не в том, что крайне редко любой командующий любой армии мира будет доволен снабжением. Всегда чего-то армии не хватает. Трубецкой получил свою должность по большой протекции. И Миних искренне считал, что в армии точно есть два лишних человека — это князь Трубецкой и нынешний адъютант фельдмаршала уже генерал-майор Степан Апраксин, пасынок главы Тайной канцелярии. Последний и вовсе ничего не делает, лишь состоит при кварцертмейстерстве [штабе].
— Так что, Петр Петрович, остановят ли, считай, три сотни пушек с опорой на крепость и земляные укрепления турецкую армию? — спрашивал Миних, позволив добавить в интонацию некоторые проявления превосходства.
— Если еще учтем тактику скифов, то мы остановим османов, — вынуждено соглашался фельдмаршал Ласси.
План дальнейших действий в Крыму был Минихом принят и под ним подписались все генералы. Уже были посланы в Петербург вестовые, чтобы проинформировать государыню о планах на летнюю военную компанию. Пришлось быстро менять намерения русской армии. Во всем виновата Вторая русская армия, столь успешно действующая в Крыму.
Суть стратегии в том, чтобы измотать противника. Миних помнил из разговоров с Александром Лукичем Норовым, это же было прописано и в трактате о военно-полевой санитарии, как можно воевать в степи. Но не Норов, не кто-либо другой, ныне живущий, стратегию, которую собирались применять русские, не выдумал. Считается, что скифы впервые применили стратегию «выжженной земли» в войне против персов еще до рождения Иисуса Христа.
Степь горела повсеместно. Башкиры знали толк, как и где поджигать степь, как портить воду в и без того малочисленных колодцах. Уже были созданы наибольшие неприятности для войска противника, в котором находились многие конные соединения.
Когда Миних увидел те масштабы подобной стратегии, он ужаснулся. Ведь все это могло быть сделано против русских. И тогда бы не помогли никакие санитарные меры, дополнительные бочки для хранения воды, морской опыт сохранения качества воды. Все равно случился бы и падеж лошадей, и небоевые смерти людей.
Уже известно, что армия османского визиря подошла к Днепру. Знает Миних и о том, что турки терпят немало санитарных потерь. И главная причина в том, что турок очень много, а степь, пусть и представляется равниной и местом для передвижения без особого труда, но это лишь подходит кавалерии. А тянуть пушки, идти пехоте, огромным обозам тяжело и через степь. Тем более, когда степь горит. Коней кормить нечем, воды не хватает. Может потому и стоит уже который день турецкая армия у Днепра, чтобы рядом с водой находиться.
— Господин фельдмаршал, — обратился Миних к своему заместителю. — Я думаю, что ваше пребывание в Первой армии нынче бессмысленно. Забирайте башкир и направляйтесь в расположение Второй армии. Берите ее под свое командование, но я настаиваю, чтобы к командованию был также причастен и генерал-майор Лесли.
— Вы позволяете взять мне Бахчисарай? — спросил Ласси.
— Я позволяю вам действовать по своему усмотрению, но вы не можете допустить ни удара в тыл Первой армии, ни десанта османов морем. Посчитайте точное число пушек. Мне здесь оставите три сотни. Остальное забираете с собой.
Ласси был вне себя от радости. Такой гибкий приказ от командующего позволял Петру Петровичу действовать агрессивно и по своему усмотрению. И в подобных организационных условиях взять Бахчисарай точно необходимо. Ведь по всем подсчетам в Крыму не может быть на данный момент больше пятнадцати тысяч татарских воинов. Турки единственно что могут усиливать свои гарнизоны в крепостях. Но у Ласси под командованием, если учитывать отряды башкир, то будет больше сорока трех тысяч солдат и офицеров. С такими силами он намеривался поставить Крым на колени.
Вена
7 июня 1735 года
Филипп Людвиг Венцель фон Зинцендорф был вызван к императору Карлу II неожиданно и спешно. Канцлер Австрийской империи был полностью поглощён вопросом урегулирования войны за польское наследство.
Пусть организованная русскими мирная конференция в Данциге и прошла вполне себе продуктивно для Австрии и в целом Священной Римской империи, но один вопрос французы никак не хотели урегулировать. И тут сложность составляли русские, что несомненно раздражало европейцев.
Франция настаивала на том, чтобы был заключен дополнительный договор с Австрией и без участия России. И канцлер фон Зинцендорф прекрасно понимал, почему именно. Король Франции до сих пор не признал Россию империей. И русские ждут именно этого, пообещав отдать тестя французского короля Станислава Лещинского, но почему-то до сих пор этого не сделали.
А вместе с тем французы уже пытаются договориться с австрийцами, чтобы император Карл II не был против увидеть Станислава Лещинского в качестве герцога Лотарингии. И опять же русские стоят, как ком в горле.
Европейцы не могут договориться из-за того, что дикие московиты вдруг неожиданно захотели, чтобы их интересы также учитывались.
— Ваше Императорское Величество, — один пожилой человек обращался к другому старику.
Император Карл II посмотрел на своего несменяемого уже какое десятилетие канцлера. Глаза монарха были усталыми, и сам он находился как будто в полудреме.
— Друг мой, вы не спешили, — упрекнул император фон Зинцендорфа.
— Ваше Величество, французы вновь просят повлиять на русских. Но как можно повлиять на русского министра Остермана, когда он то, что не выгодно, не слышит, а, как только нужно отвечать на вопросы, прикидывается больным? Хитрец. И ведь все знают, что он притворяется, но ничего с этим не поделают, — усмехаясь, говорил канцлер.
Два пожилых человека, два друга, настолько близкие, насколько это возможно между монархом и его подданным, сидели в удобных креслах и уже пили кофе. Фон Зинцендорф давно не спрашивал дозволения у императора, чтобы присесть в присутствии монарха. Скоро уже тридцать лет, как эти мужчины служат величию дома Габсбургов в устоявшемся тандеме.
— Французы не хотят признавать Россию империей? А мы признали? Что-то не помню, — немного взбодрившись крепким кофе по-турецки, с интересом спрашивал император у канцлера.
— Увы, но да. Признали. Иначе крепкого союза не вышло бы, — вздох огорчения в исполнении канцлера звучал громче, чем его ответ.
— Ну, попросите же вы русских, чтобы отпустили Лещинского! Мы же не можем ратифицировать все достигнутые соглашения в Данциге. Это же бьет и по престижу России. Она — страна-организатор конференции, соглашения которой не исполняются, — говорил император, а канцлер только мотал головой, не соглашаясь со словами своего монарха.
Только на днях фон Зинцендорф говорил с императором о том, что русские недовольны поведением Австрии. И сейчас как-то влиять на Российскую империю, просто нельзя. Дипломатическая нота от России еще не последовала, но уже близко к этому. И Лещинского русские отпустят во Францию, и тем самым могут французам намекнуть, что союз Людовика и русской императрицы Анны Иоанновны вполне возможен.
— Да, знаю я. Но пока русские не угрожают Валахии, а турки направили основное свое войско в Крым, нам не выгодно вступать в войну, — озвучил очевидное император.
Грузный, явно страдающий ожирением, да еще и с больными ногами, канцлер не без труда поднялся с кресла и подошел к столу, где лежала папка с документами, которые канцлер всегда брал с собой на аудиенцию с императором. Были в этой папке и документы по экономическому развитию империи, и даже компроматы на некоторых чиновников. О бесценной папке канцлера уже ходили легенды.
Но сейчас канцлера интересовала аналитическая записка, которая, если бы стала достоянием общественности, могла бы вмиг поставить на грань существования Священную Римскую империю.
— Вот, Ваше Величество, — сказал канцлер, передавая целую стопку документов Карлу II.
— Что это, Филипп? — лишь взглянув на бумаги, император сразу их отложил в сторону. — Ты же знаешь, что я уже не читаю, плохо вижу вблизи. Что в этих бумагах?
— Здесь, Ваше Величество, то, что будет после Вашей смерти. Вы знаете меня, Ваше Величество. Я желаю вам долгих лет, но мы все под Богом ходим. Понятно, что русские хотят нашего вступления в войну. Пруссия вооружается. У молодого кронпринца Пруссии большие амбиции. Он непременно станет проблемой. Прусское королевство готовит армию. Для чего они ее готовят? Франция не признает прагматические санкции [прагматические санкции — документ, принятый императором Карлом II, позволяющий занимать престол Священной Римской империи женщинам. Карл II не имел наследника по мужской линии].
— Я знаю тебя, Филипп. Не нужно намеков, мой друг. Говори прямо, что нам нужно делать все, чтобы Россия оставалась самым близким союзником. Моим дочерям придется сложно, когда я уйду из жизни. Но, если мы сейчас, на что ты так намекаешь, включимся в войну с Османской империей, то можем растерять свою армию. Как же не вовремя заболел Евгений. Вот, кто мог бы принести славу в войне с турками. И не было большего любителя России, чем Савойский, — сказал император.
Наступила пауза. Два старика уже прекрасно понимали друг друга. И им даже не нужно было озвучивать итог разговора. Все достаточно просто, несмотря на кажущуюся сложность.
Австрии необходимо вступать в войну с Османской империей. Более того, если война будет развиваться в пользу русских, нужно обязательно разделять сферу влияния. Пускать Россию в Валахию нельзя не в каком случае. С другой же стороны, без России будущие войны в Европе уже не могут состояться.
— Канцлер, — перейдя на официальный тон, повелевал император. — Готовьте армию. Но направьте в Петербург кого-нибудь, кто будет мучительно долго согласовывать план военной кампании. В этом году мы вступить в войну не должны, но показывать русским свою готовность обязаны.
Гизляр
8 июня 1735 года
— Александр Лукич, как вы думаете, почему вас отзывают к командующему? — спрашивал меня генерал-майор Лесли.
Я и сам думал о том, зачем я понадобился фельдмаршалу Миниху. Это решение командующего в немалой степени нарушает те планы и задачи, которые я поставил перед собой. Кроме того, с Юрием Федоровичем Лесли мне настолько понравилось служить, что как можно дольше не хотелось бы нарушать эту идиллию.
Например, Миних десять раз подумал бы и вряд ли разрешил операцию, подобно той, что получилось провернуть в порту Гизляра. А вот Юрий Федорович Лести не лишен толики духа авантюризма.
— Я не знаю, господин генерал-майор, зачем я понадобился командующему, но хотел бы спросить вас… — я решительно посмотрел прямо в глаза Лесли. — Готов быть вашим должником, если вы сделаете вид, что я не получал этого предписания.
— Вы понимаете, о чем просите? — как-то неубедительно возмутился генерал Лесли.
— Я уже отбыл… Пусть так будет для всех.
— Вы подставляете меня, секунд-майор Норов.
— Юрий Федорович, я говорю о том, что я готов быть вашим должником, — твердо сказал я. — Это очень не мало.
Лесли прекрасно понимал, что кто-то из представителей верхушки власти России мне покровительствует. Если бы генерал-майор этого не знал, уверен, что его отношение ко мне было бы несколько другим. Кроме того, нас уже немало, что связывают.
Я знаю, что Лесли нельзя было назвать бессребреником. Два дня подряд мои бойцы из тех, кто умел плавать, как и некоторые жители захваченного нами города, доставали из-под затопленных кораблей немало драгоценностей. Никаких актов при этом не составлялось, никто не оценивал, сколько могут стоить, например, украшения с рубинами или алмазами.
Не сказать, что мы прям обогатились. Но то, что Лесли тысяч на десять, если не больше, увеличил свое состояние, сомнений не было. Большая часть, как раз осела в его руках. А у генерал-майора не могло возникнуть сомнений в том, что я прекрасно понимаю ситуацию.
— Вы готовы уйти сегодня ночью? — словно обиженным голосом спросил генерал-майор, вынуждено соглашаясь со мной.
— Мы планировали на послезавтра. Но готовы и этой ночью, — отвечал я.
— Мало вам было того, Александр Лукич, что я вовсе дозволил задуманное вами? Так теперь еще и это — лгать командующему, — и все-таки генерал-майор решил упрекнуть меня.
— Можете ссылаться на мое неповиновение, — в сердцах раздраженным голосом сказал я.
Встав из-за стола, будто обиженным, я все же не спешил уходить. Вышел на балкон уютного особняка, который облюбовал для себя генерал-майор Лесли. Мой временный штаб находился недалеко. И именно с этого балкона я мог наблюдать, как проверяются уже в очередной раз многие телеги, которым предстоит помочь нам осуществить столь дерзкую операцию, которая может затмить все то, что было совершено мной до этого.
— Я все-таки не могу до конца понять, на что вы надеетесь, — будто бы и не вышло никакой ссоры, подойдя ко мне, говорил генерал-майор. — Вы не заигрались с удачей?
— Я никогда не поведу людей на безнадежное дело, — отвечал я.
Просто, генерал-майор Лесли кое-чего не знает. И я считаю, что до поры до времени о моих связях с некоторыми представителями крымско-татарского народа знать нельзя никому. Так что вел я две тысячи человек с осознанием, что именно делаю.
Через полчаса был объявлен общий сбор всех солдат и офицеров, которым предстояло с закатом отправиться к своей славе.
— Если нам удастся то, что ты задумал, батыр Искандер, — уличив момент, когда я остался один посреди изготавливающихся к походу воинов, ко мне подошел старшина Алкалин. — Я сам буду слагать песни о тебе.
— Друг мой, я признателен тебе. Но скажи! Никто из твоих воинов больше не сбежал? Пойми правильно мои тревоги. Если врагу станут понятны наши планы, я загублю своих людей и сам сложу голову, — спросил я.
— Еще троим головы отрубил. Но никто не сбежал, — отвечал башкирский старшина, стыдливо отворачивая глаза.
— Ну, тогда в путь! И да поможет нам Бог!