Это кто переродился? Книга 4

Глава 9 Как порадовать Великого Хана?

В Орде.

Она никогда бы не подумала, что снова вернется сюда. Наверное, всю жизнь, забираясь все выше по карьерной лестнице, Кирова делала все, чтобы исключить саму возможность вернуться в Орду, откуда она с таким трудом сбежала еще ребенком.

Откуда она родом, кто ее родители и почему первые пятнадцать лет жизни она носила золотые цепи, Кирова не знала. Ей в общем-то было плевать. Сбежать из Орды — это было ее единственной мыслью, которую она осознала как цель своей жизни.

Это было давно. И вот. Она здесь. По своей воле. Как иронично.

Поспать ей дали совсем немного. По ее прикидкам пару часов, не больше. Обычный ее режим был четыре-пять часов сна, а тут…

Все начиналась сначала: скрипели открываемые двери, по полу ее крохотной опочивальни проходились мягкие тапочки евнухов, а затем шторы впускали его — испепеляюще-яркий свет. Окна открывались, а там…

Тишина. Одно очень длинное тягучее мгновение, и вот:

— Славься Великий Хан! Славься Великий Хан! Славься Великий Хан!

От грохота голосов задрожали стены, а в голове словно взорвалась комета. Застонав, Кирова попыталась отвернуться к стене, но ее уже подхватили под руки и насильно подвели к балкону. Свет был настолько сильным, что она зажмурилась, но сильные пальцы евнухов не дали ей сомкнуть глаз. Повязку у нее давно отобрали, и ее сверхчувствительное око горело как в огне.

— Нынче великий день для Орды, — шептали ей на ухо тонким почти женским голосом. — Улыбнитесь, госпожа Магистр. Вы же не хотите расстроить Великого Хана?

Кирова улыбнулась, но глаза болеть не перестали — свет, которым исходил золотой дворец Великого Хана, буквально выжигал ей глаза. Комната постепенно разогревалась — жар этого жуткого сооружения быстро заставил ее вспотеть.

Вокруг дворца колоннами шли люди — и их там были десятки тысяч. Закручиваясь хороводом, каждые десять тысяч шагов они замирали и ревели во всю глотку:

— Славься Великий Хан! Славься Великий Хан! Славься Великий Хан!

И снова продолжили свое движение, как тучи неутомимых планет, вращающихся вокруг светила. Меняясь каждые несколько часов, они так ходили без остановки. Днем и ночью.

В ухо Кировой вновь зашептали:

— Отчего не хочешь поприветствовать Великого Хана, Магистр? Неужто ты не уважаешь его?

— Уважаю, — ответила Кирова, пытаясь не провалиться обратно в сон. — Но я подданная Королевы Дарьи, и мне…

Она не договорила — сон взял ее, однако свет никуда не делся. Настолько яркий, он проникал даже за веки.

И вдруг нечто перекрыло его — тень. В чувства ее привели легким шлепком. Не без труда она открыла глаза. Вид на дворец перекрывал евнух — на его пухлом женственном лице лежала горькая полуулыбка. На глазах были два бельма.

— Печально, — сказал слепой. — Но ничего. Великий Хан терпелив.

Ее повели по коридорам, где было не менее ярко, ибо слева были сплошь окна, а справа одни зеркала во всю стену. Куда не посмотри — из каждого угла на тебя смотрит дворец Великого Хана.

Скоро впереди показалась купель. Через миг обжигающе ледяная вода была везде, а сон из Кировой выскочил пулей. Отфыркиваясь, она злобно обругала евнухов и загребла воду.

А они — все пятеро были полностью слепы — только улыбались в ответ.

— Проснулись? Отлично, — и главный евнух поклонился. — Одевайте нашу гостью в самое лучшее платье. Как только Магистр одумается и отдаст Хану должное, придет ее черед предстать перед Ним. Тогда ей не должно быть равных.

И они протянули ей руки. Купель была небольшой и, не промочив ног, им едва ли удасться вытащить ее наружу.

Она улыбнулась.

Да, это было глупо, по детски, да и не имело никакого смысла сидеть здесь в зверски холодной воде, но ей так захотелось нагадить этим пятерым евнухам.

— Вытащите меня, если сможете! Евнухи!

Однако все пятеро не сдвинулись с места. Вдруг где-то раскрылась дверь, и по плиточному полу застучали шаги. Вдруг нечто огромное рухнуло прямо в воду и Кирову обрызгало с головой. Она оглянулась.

В воде стоял один из гвардейцев, что охранял ее днем и ночью. Он был в глухой черной маске. Глаза синие, как у мертвеца.

— Нет!

Но он был сильнее. Схватив ее, поволок прямо в руке евнухов. Ударив его, она с яростью сдернула с него маску, и обмерла, увидев его лицо. Это был один из парней, которые погибли у фонтанов. Кажется, младший Илларионов.

— Ты⁈ Как ты…

Но ее уже поволокли прочь, а Илларионов, поправив маску, молча направился вслед за ней. Он был на голову выше ее…

ЕЕ! Кировой!

— Что они с ним сделали⁈

Никто ей не ответил. Но все пятеро евнухов улыбались.

Еще с первого дня ей ужасно хотелось передушить всех до одного, но увы — Дар здесь ей не помощник, ибо и на запястьях, и на щиколотках у нее были золотые браслеты. Антимагические, естественно.

В другом помещении их уже ждали рабыни, которые должны были приготовиться Кирову для «встречи с Великим Ханом». Какое-то время ее расчесывали, намазывали ароматным маслом, облачали в самые лучшие шелка…

Когда Едигей обещал, что тут она станет царицей, он не соврал: кормили Магистра только самыми лучшими яствами, почивала она на воздушных подушках, одевали ее только в самые лучшие полупрозрачные воздушные ткани, а драгоценностей на ней было столько, что сама Королева позавидовала бы…

Увы, завидовать было нечему. Ее ни на минуту не оставляли одну. Пусть евнухи и были слепы, но во дворце ориентировались по лучше зрячих — спасибо украшениям, которые звенели каждый шаг.

Наконец рабыни разошлись, и Кировой принесли зеркало. Себя она не узнала — так ослепительно прекрасна она была. Единственно, что портило ее облик — это глаза. Из-за недосыпа они были как у вампира, и одна из рабынь пшикнула в них какой-то ароматной водой.

Зажмурившись, Кирова выругалась. Грязно — это еще сильнее подпортило общее впечатление.

Вдруг в зеркале появилась знакомая улыбка. У нее за спиной стоял Едигей.

— Ты прекрасна, Ника, — зазвучал его голос ей в ухо, — как никогда…

И его губы сомкнулись у нее на плече. Магистр поморщилась.

— День давно прошел, Едигей. Ты обманул меня.

— Как же⁈ — удивился он. — День в самом разгаре!

Хохотнв, темник скакнул к окну.

— Видишь! Как светло! Нынче день!

— И вчера был день, — поклонились евнухи. — И позавчера. И еще неделю назад. Нынче великий день для Орды! Вам страшно повезло, госпожа Кирова. Отчего вы не хотите признать власть Великого Хана?

Едигей улыбался. Как ребенок.

— Я бы признала, но… — прошипела Кирова. — Я подданная Королевы Дарьи…

Евнух вздохнул. Едигей тоже — но с той же улыбкой.

— Печально… Выводите ее. Возможно, она одумается на свежем воздухе.

Озверев, Кирова плюнула Едигею в лицо. Он даже не поморщился. Лишь покачал головой.

Ее повели к выходу — сначала по мраморным ступеням, потом по длинному коридору, где была спасительная тень и полумрак. Наконец-то… Глаза сами закрылись.

Она очень любила этот коридор: он был длинным и в нем даже получалось немного поспать. Тело же научилось двигаться само по себе.

Увы, длилось это блаженство недолго.

— Проснись и пой, Ника, — вновь ворвался в уши голос Едигея. — Если Он увидит тебя с закрытыми глазами, нам обоим конец.

— Нам? Думаешь, мне есть дело до тебя, сволочь?

— Конечно. Ибо ты до сих пор жива только благодаря мне. Не будь меня, такая строптивая сука давно была бы казнена.

Они были уже у порога хрустальных дверей. Свет вновь коснулся ее уставших век. Ей очень не хотелось, но она страшным усилием воли переборола себя. Открыла глаза и расправила уставшие плечи. Так было надо, ибо начиналось самое страшное.

Евнухи толкнули двери, и вот вдалеке снова дворец. Они же идут сквозь кольцо тысяч кэшиктенов, личной гвардии Хана, что и днем, и ночью охраняли бесконечный хоровод полубезунмых душ, куда и вели Кирову. На нее глаза мертвецов смотрели без эмоций.

— Все же толика жизни в них, — говорил ей Едигей еще в первый раз, когда ее точно так же вели среди этих рядов, — сохранена волей Великого Хана. И смерть придет за ними тоже по его воле.

Кирова печально улыбнулась, вспомнив эту фразу. Все в этом городе жили в вечном сиянии воли Великого Хана. Даже небо приобрело рыжий оттенок — оно тут никогда не темнело.

Они миновали кэшиктенов и подошли к хороводу. Толчок в спину, и Кирову увлекла эта бесконечная волна, понесла на себе, закружила. На ее плечи и бедра легли руки. Она тоже была вынуждена обнять идущего впереди.

Тут были сотни и тысячи гостей Великого Хана: мужчины, женщины, старики и даже дети — с кожей и волосами всех цветов и оттенков. Сотен народов, покоренных Ордой.

Они все были молоды, божественно красивы, они улыбались, смеялись и вскидывали руки навстречу золотому дворцу. Их лица сверкали от пота, а из ртов исходило горячее дыхание. Шли они быстро, и Кировой приходилось идти с ними шаг в шаг. Это и было главным испытанием, ибо одно неверное движение, и она рухнет вниз, под ноги всем этим смеющимся массам.

Она терпела. Шаг за шагом. Ей нужно было пройти каких-то тысячу шагов, а потом…

Один шаг, второй… третий.

Избегая света, Магистр смотрела себе под ноги, где то и дело попадались останки тех, кто не выдержал общего темпа. Тогда она думала о чем-то другом: о своем доме, о том, как там без нее — во дворце, в Королевстве, в тронном зале, где, наверное, уже идут жаркие дебаты, как вытащить ее из западни.

Десятый… Одиннадцатый…

Кирова улыбнулась. Ага, как же! Половина Совета все пятнадцать лет ее службы только спала и видела, как бы убрать чересчур рьяную Магистра с дороги. Другая половина думала о том же — но им нужно не просто убрать ее, а еще, должно быть, смести всю Инквизицию, вернув старые порядки, когда аристократия вертела Короной как хотела.

Сто пятнадцать… сто шестнадцать…

Как там принцесса Марьяна? Ох, должно быть за те дни, что Кирова считает эти глупые шаги, ее точно возьмут в оборот те, коих они с Дарьей Алексеевной всячески пытались приструнить — Волгины, Державины, Орловы, Илларионовы, Верховенские и остальные дворянские рода, что из кожи вон лезут, дабы забраться повыше. Желательно на трон, конечно же.

Сто сорок девять… пятьдесят…

А еще этот Обухов… Темная лошадка, о которой она не знала, что и думать. Должно быть, их с Марьяной связывает нечто очень близкое, раз она так за него держится. Глупая, по социальному статусу он по-прежнему никто, и ни Волгины, ни Державины, ни, тем более, Орловы, никогда не примут его как равного.

Такого же охочего до власти ублюдка.

А сам он? Разве не такой? Нет, с каждым днем, что этот парень попадался ей на глаза, она все меньше верила, что его преследует желание стать влиятельным аристократом.

Двести… двести один…

Но что же? И кто этот Обухов? Да, он чем-то напоминает Василия Олафовича в юности, но даже будь он бастард, как предполагал Лаврентий, — и что с того? Прав на престол у Обухова нет, по крайней мере, пока жива принцесса Марьяна. А избавляться от нее он совсем не спешит…

Даже наоборот. Старается ради нее, а сам… Все рычит, вздыхает и явно мучается во дворце. Словно такое высокое положение ему в тягость.

Тысяча двести пятьдесят четыре… тысяча двести пятьдесят пять…

Должно быть, он агент Королевы. Она точно ведет какую-то свою игру, в которую ее величество словно и не собирается посвящать Магистра. Даже ее внезапный уход в тень — явно часть этой игры. Но как с этим связан Обухов? Ох, голова начинает болеть, как много загадок…

— Не могу… не могу… — вдруг кричит кто-то сквозь смех, слезы и песни. Кричат спереди, и вдруг Кирова видит глаза, полные слез. — Я больше не могу!

Но никто не помогает этой чернокожей бедняжке. Кроме Кировой:

— Терпи! Терпи, дура! — шипит она и прижимает ее к себе: — Еще каких-то десять шагов!

— Вы поможете мне?.. Я не знаю сколько… Сколько еще идти?

Кирова улыбнулась.

— Много, дорогая… Много…

Они пошли дальше. Ей тоже становилось идти все тяжелее, и чтобы хоть как-то выдержать эту пытку, приходилось думать хоть о чем-то хорошем… О Лаврентии, конечно.

Ее лучший сотрудник был ее любовником, и, наверное, единственным в целом мире мужчиной, кто не боялся Магистра. Кто видел в ней женщину, а не «мессира», страха и ужаса всего Королевства. Это так, однако…

Любил ли он ее? Не был ли с ней только ради карьеры?

А если любил, то за что? Точно не за все эти бесконечные выволочки, смертельно-опасные задачи, недовольство, интриги и ругань… Точно не за те краткие минуты близости, ибо на большее у них никогда не было времени.

Все работа, работа, работа… Во имя Королевства, Королевы Дарьи, народа и…

Она сбилась с шага. Сколько она прошла? Сколько осталось?..

Девушка тоже еле шла, а эти вокруг… Они были словно неутомимы. Еще один шаг, и девчонка впереди покачнулась. Вот-вот упадет…

— Сука, держись!

Каким-то чудовищным усилием воли ей удалось поставить ее на ноги, а затем толкнуть вперед.

Они шли, а в голове тяжелой гирей засел вопрос. Если Лаврентий ее любит, то отчего его до сих пор нет? Почему он не вытащит ее, если любит?

Потому что она тогда приказала ему не вмешиваться? Всего лишь?..

Кирову осыпало мурашками. Ей стало так холодно, что даже жар отступил. Лаврентий — где ты, любимый?..

И тут впереди все встало. Так резко, что Кирова едва не сбила девушку с ног. Она была вся мокрой от пота. Еле держалась на ногах…

— Дошли… дошли…

Кирова огляделась — вокруг по-прежнему тысячи людей, что грелись в сиянии Великого Хана. С их лиц ни на мгновение не сходило выражение бесконечной любви, преданности и обожания.

Кирова сглотнула. Десять тысяч шагов. Колонна встала.

И вот настал тот блаженный момент, когда она могла перевести дыхание, прижаться к чужому плечу, даже украдкой закрыть глаза, чтобы…

Снова подумать о том, какой ошибкой было остаться на день в Орде, ибо…

— … Вам оказана великая честь, — говорил евнух еще вначале этого долгого-долгого дня. — Провести целый день в Орде и увидеть Тень самого Великого Хана. Радуйтесь, ибо этот день длится уже месяц. И закончится он только тогда, когда Великий Хан сочтет нужным закончить его!

…Тогда во дворце ей снова нужно было решать вопрос здесь и сейчас. И в горячке событий она совсем забыла, что во власти Великого Хана были не только войска, кэшиктены, тысячи слуг, евнухов, тонны золота, сотни городов, помыслы миллионов подданных и то, что называлось Орда. Но и время, что тоже идет по повелению Великого Хана. И даже этот день, что грозил затянуться на месяцы…

А может, и на годы… Такое уже бывало, когда Кировой было всего двенадцать. Она с остальными наложницами запомнила этот день на всю жизнь — 15 сентября. День, который шел три года. День, который страшно измотал Орду. Тогда ей и удалось сбежать.

И вот, она снова здесь. В хороводе. А этот день… Казалось, он и не думал заканчиваться.

Хоровод набрал в грудь воздуха и гаркнул:

— Славься Великий Хан! Славься Великий Хан! Славься Великий Хан!

Молчала лишь Кирова, обнявшая уставшую девочку. А эти вокруг — они все кричали, доводя себя до исступления.

Вдруг послышался треск, и все голоса разом замолкли. По земле прокатилась дрожь, и ворота во дворце Хана начали медленно открываться. К ним вел всего один мост — очень тонкий, и по такому едва можно пройти одному. Шириной он был всего в полшага. Под ним зияла головокружительная пропасть.

Прямо у моста появился один из евнухов. К нему тут же потянулись люди, и он, схватив случайную руку, выдернул из толпы мужчину, стоявшего прямо перед Кировой. Сдерживать остальных кинулась гвардия.

Мужчина тут же рухнул на колени, крича о своей верности Великому Хану, а затем, завывая от счастья, кинулся вперед по мосту. Все провожали его, затаив дыхание.

— Он избран! Избран!

Повторяли они, но не Кирова. Закрывшись девочкой, она с удовольствием зажмурилась, уже зная, что будет дальше.

Секунда сменяла секунду, а она как могла, пыталась продлить этот миг, пока этот несчастный не…

Увы… Он и до середины не добрался. Его крик быстро утонул в пропасти.

Скоро колонна продолжила путь.