Это кто переродился? Книга 4

Глава 18 В Орду? И без меня?

На вокзале.

Посол Орды по имени Бочук всегда любил поезда за умиротворяющий стук колес. Он успокаивал его больное сердце, а нынче ему было из-за чего беспокоиться, ибо с завтрашнего дня у него начинается пенсия, а еще именно посол был в ответе за целый эшелон, готовящийся к отправке — к границе с Царством, а затем и дальше, в Орду.

Великий Хан будет доволен результатом, если все пройдет гладко. По документам состав вез дипломатическую почту, документы и продукты, а на деле… На деле Бочук запрещал себе даже думать об этом.

Это был результат их десятилетней работы в Королевстве. Плоды всех их «золотоносных» трудов. На «тишину» было потрачено достаточно денег в том числе и на самом верху, в самом Совете, и даже кое-где в Инквизиции еще промышляла пара человек. Посол подозревал, что через пару дней их вскроют, но это уже не волновало ни Бочука, ни Едигея, с которым он держал связь.

Все доказательства давно уничтожены, а сам Бочук к утру передаст полномочия своему заместителю Махмуду. Право, он хорошо послужил Великому Хану.

— Что, еще нет их?

Бочук, не оборачиваясь, покачал головой. Затем снова набрал номер Тимура, но тот отчего-то не отвечал. Его Безликие обещались прибыть еще полчаса назад. Вот-вот дадут гудок к отправке, а они…

— Не случилось бы чего?.. — пробурчал Бочук, поглаживая поседевшую бороду. — А то Инквизиция в последнее время бурлит… Эх, все ж зря, Едигей забрал их Магистра. С ней они были куда спокойней.

Вдруг послышался шум мотора, перрон затопил свет фар. Увидев знакомый автомобиль, Бочук выдохнул и, улыбаясь, вышел навстречу.

— Вот и вы! Легки на помине!

Захлопали двери, и люди в черном, щеголяющие золотыми украшениями, направились прямо к послу. В руках у них были тяжелые ящики. Звон изнутри успокоил сердце Бочука. Впереди шагал Тимур — он, как и все Безликие, еще был в маске, но его золотые мечи можно было узнать за милю.

С радостным смехом они заключили друг друга в объятия.

— Брат! Отчего так опаздывать⁈ Совсем смерти моей хочешь!

Остальные четырнадцать человек быстро прошли мимо и скрылись в вагоне. Тимур же с Бочуком последовали за ними. Холод вокзала остался за спиной, они окунулись в теплую обстановку вагона-ресторана, где все буквально сверкало от золота, бархата и резного дерева. Фрукты и вино на столах ждали гостей.

Улыбаясь, Бочук устроил свои телеса в кресле. Их окружили слуги и принялись снимать с Безликих верхнюю одежду. Вскоре из других вагонов пожаловали приближенные Бочука. С ними и был его сын Менгу.

Поезд тронулся, мимо окун поплыл перрон. Через несколько минут они уже мчались на всех парах.

— Прошу, братья! Отдыхайте! Пейте, ешьте, все свежее! Вы это заслужили! Да снимите вы уже этим маски, чего как не родные⁈

— Снимем, — сказал Тимур глухим голосом, когда все как один Безликие расселись в кресла. Улыбающийся Менгу со своими людьми уже наливал себе вина. — Но только перед очами Великого Хана. Как и было условлено.

— Никто не должен видеть лиц Безликих в стране неверных Его воле, — сказал его товарищ. — Или забыл волю Великого Хана? Только те неверные, кого мы собираемся убить, увидят наши лица!

Остальные молча покивали. Менгу фыркнул. Бочук же махнул рукой, открыл бутылку вина и наполнил кубок до краев.

— На все воля Великого Хана, — сказал он, приподняв кубок, и сделал большой глоток, — но здесь неверных нет, уверяю вас, братья. Только свои… Ах! Совсем забыл! Дурная моя голова!

С улыбкой он щелкнул пальцами. Двери вагона открылись и под звон чего-то металлического их окружили фигурки в длинных балахонах с закрытыми лицами. Вскоре они заполнили весь вагон — их было не меньше полусотни.

— Вот! — и Бочук обвел рукой появившийся строй. — Все эти дочери неверных — дары Великому Хану! Неофициальные, конечно же, а лишь те, кого мы смогли забрать, чтобы Он испробовал то, что вскоре станет подвластно его воле. А ну!

И по его жесту они сбросили балахоны. Менгу довольно приподнялся. Его глаза плотоядно заблестели.

— Выбирайте любую, — улыбнулся Бочук, рассматривая строй полуобнаженных прелестниц, скованных золотыми цепями по рукам и ногам. — Сделают все, что пожелаете. Если жизнь дорога…

Расхохотавшись, Менгу схватил первую девушку за цепь на шее. Она повалилась к его ногам. Бончук тоже потащил к себе одну из прекрасных дам — рыжую, он любил рыжих.

— Как тебя зовут, красавица? — спросил посол, погладив ее по голове. Остальные окружили Безликих и расселись у них на коленях. Менгу уже принялся поить вином свою «ненаглядную», елозя рукой у нее под юбкой. Вечно этот щенок спешит…

— Не бойся, — ласково проговорил Бочук своей рыжей, — просто соблюдай волю Великого Хана, и никто тебя не обидит. Так как?..

— Света… — и она заморгала. На ресницах заблестели слезы.

— Светочка, не бойся. В Орде тебе дадут другое имя, и найдут хорошего мужа. Возможно, даже одного из этих смелых людей, которые отказались даже от своих лиц, дабы служить Ему.

Улыбаясь, он отщипнул ей винограда, а затем дал глоток вина. Пока она пила, по ее лебединой шее катились розовые капли и упали в ложбинку между тяжелых грудей. Бочука аж бросило в жар.

Отчего бы и не жениться на такой как она? Будет его десятой женой. В самом деле, а для чего еще уходить на пенсию, как не для любви?

Хохотнув, он откинулся на спинку. Поездка обещалась долгой. Их не посмеют ни остановить, ни задержать — все семафоры и рельсы сейчас благоволят воле Великого Хана. Дипломатический состав не имеют права задерживать даже Инквизиторы.

Вскоре, в вагоне послышался звон бокалов, смех и разговоры. Зазвучала музыка, и несколько самых гибких девиц принялась танцевать. На пол полетели последние тряпки. Хохочущий Менгу заплясал вместе с девушками.

Возбудившийся, Бочук хотел приказать Свете перестать плакать и заняться уже, наконец, делом, как в кармане зазвонил телефон.

— Приветствую, Едигей, — сказал посол, скосив глаза в окно. Вокруг мелькали деревья. — Да продлятся твои года стократно.

— И тебе привет, о смелый Бочук, — сказали на том конце «провода». — На все воля Великого Хана. Выехали? Надеюсь, проблем не было?

— Нет, все прошло как по маслу. Безликие забрали товар. Свидетелей нет, как и желал Великий Хан.

— Славно… Женщин тоже забрали?

— Обижаешь, Едигей, — ухмыльнулся Бочук, поймав на щеке Светы очередную слезинку. — Все кровь с молоком, русые да рыжие, как и заказывали. Отличные матери будут для новых воинов Великого Хана.

— Славно… Но нет, Бочук. Не повезло им. Павел Гедиминович намедни прислал нам еще женщин в дар. Пять сотен отборных красавиц из Царства. Так что…

Услышав это «так что» Бочук покрылся испариной.

— … С этими можешь не спешить. Оставляю их вам. Главное, проследи, чтобы золото покинуло пределы Королевства. Все до последней монеты. Оно пригодится Великому Хану. А женщины… Они не так ценны. Дарю их тебе, Бочук. Подарок на пенсию. Ты славно послужил Орде.

— Слушаюсь, Едигей! Да здравствует Великий Хан!

Попрощавшись, темник отключился. Бочук какое-то время смотрел на трубку, не веря, что Едигей ТАК расщедрился. Пятьдесят женщин? И все его⁈

С улыбкой он повернулся к Свете. Снова погладил ее по щеке, а затем провел пальцем на плетке-семихвостке на бедре.

— Ну-ну, дитя, — надул губы посол. — Не плачь. До Орды еще долгий путь, успеем еще как следует познакомиться. Ты же не боишься старого Бочука?

— Нет…

— А отчего плачешь? Скучаешь, поди, по дому, по матери и отцу?

Она закивала.

— Ах, милая, — покачал головой Бочук и снова схватил Светлану за цепь на шее. — Но не горюй, ибо вскоре мы благополучно доберемся до Орды, а там нет такого слова как «грусть», «слезы» и «тоска». Только радость, воодушевление и счастье. А как иначе? Иначе нельзя. В Орде любят радость на лицах женщин, особенно тех, кто приезжает издалека. За грусть, слезы и неприступность…

Он вытащил плетку и ткнул ее в щеку кнутовищем.

— … Там наказывают. Понимаешь?

Она испуганно закивала.

Остальные начали озираться на них. Даже Безликие — их холодные глаза странно блестели за масками. Вечно спешащий Менгу, схватив свою «даму сердца» за волосы, потащил ее прочь из вагона. Поднялся крик, а затем его несносный сын показал свое истинное лицо. Крик перешел в визг.

— В Орде все просто, — говорил Бочук, держа голову Светы. — Великий Хан любит улыбки, любит песни, любит оды себе. А иначе в чем смысл всех его трудов? Если подданные и гости грустят, значит, он плохо правит и не заботится о народе, а это…

И Бочук дернул цепь. Света закашлялась.

— … Невозможно. Плакать и грустить в Орде — это измена. Понимаешь? А раз народ верен Великому Хану, значит, и слез в Орде не бывает. Понимаешь?

Он потряс ее ошейник, и она закивала. Однако слезы продолжали течь. Бочук вздохнул.

— Не понимаешь… Ну что ж…

Вскочив, он подскочил на месте и дернул цепь. Девушка со стоном упала к его ногам. Расставив ноги в стороны, он вытащил плетку.

— Значит, придется научить тебя ценить любовь и заботу Великого Хана! — зарычал он, схватив ее за волосы. — Ибо это в вашем грязном Королевстве, ты можешь орать, рыдать и жевать сопли, но там… Нет! Только не при Хане!

Он хотел было огреть ее плеткой, но руку что-то остановило. Дернвушись, Бочук оглянулся. Его кисть держал Тимур.

— Пошто обижаешь эту красавицу, Бочук? — сказал он глухим голосом. — Смотри, Хан не любит плачущих женщин.

— Потому и обижаю, что она…

Но пальцы Тимура сжались только сильнее. Вскрикнув, Бочук попытался оттолкнуть Безликого, но тот стоял как скала.

— Пусти! Идиот, больно!

— Как можно везти ее в Орду, если она так несчастна? — спросил Тимур холодным голосом. — Может, ей и не стоит ехать?.. А им?

И повернувшись, он оглядел остальных женщин. У большинства в глазах стояли слезы.

— Не годится таким ревам ехать в Орду, расстаривать Великого Хана, — вздохнул Тимур. — А то он скажет: отчего они такие грустные? Эй, Тимур, почему они не смеются такому счастью? Почему не веселятся, увидев мой золотой дворец?

— Потому что не учили! — выкрикнул Менгу, накручивая косу своей «дамы» на кулак. — Они тут совсем от рук отбились, в своем Королевстве!

— Точно. А кто не учил? Бочук! Кто же еще⁈

И Тимур посмотрел в глаза Бочуку. Тот снова хотел разжать пальцы, но вдруг разглядел за маской глаза Безликого. Зеленые, сверкающие и отчего-то вытянутые как у кошки. Тогда как у Тимура они были…

О, Великий Хан! Это не…

Не успел он осознать эту жуткую мысль, как колеса под ними взвизгнули, а вагон дернулся, будто от боли. По составу прошелся грохот, а затем состав подпрыгнул — а с ним и все, кто были внутри. Все перевернулось, зазвенело и заохало. Свет тоже вырубило.

Бочук очнулся на полу. Вокруг мигали светильники, а рядом на коленях сидела Света. Ее глаза блестели из полумрака. За окном виднелась полная луна.

— Эй ты… тварь… — захрипел Бочук, нашаривая на полу, среди битого стекла и раздавленных фруктов, свою плетку. — Где моя…

Он осекся на полуслове. Под пальцами было мокро. По вагону ходили Безликие — их маски золотисто сверкали в полумраке, в руках были кинжалы.

Вдруг одни из них схватил кого-то и поставил на колени. Это оказался его сын, Менгу. Раздался крик, а затем в свете луны ярко блеснул кинжал. Брызнувшая кровь заляпала глаза Бочуку.

Он попытался заорать, но не смог — нечто обхватило его шею, а затем сдавило. Навалилось и прижало его к полу. Задергавшись, он сделал только хуже — нечто холодное и твердое врезалось в кадык, вырвав из него стон.

Пока он пытался освободиться, в ухо шептали:

— Нет, Бочук, извиняй… Ни ты, ни я не поедем в Орду…

Он попытался закричать, но цепь затянулась только сильнее.

Девчонка оказалась слабачкой. Как она не душила этого жирного ордынца цепью, он только кашлял, хрипел и пытался нащупать ее своими жирными пальцами.

Устав наблюдать это безобразие, я оттолкнул глупышку и схватил Бочука за бороду.

— Пойдем, прогуляемся. Как раз санитарная зона.

Хлюпая сапогами по окровавленному полу, мы выбрались в ночь. А она была свежа, светла и душиста — не то, что в городе, где давно забыли, что такое звезды. А их было полное небо.

Ударом сапога я выбросил толстяка на перрон, и он покатился по нему колбаской. Пыхтящий поезд с темными окнами был окружен клубами пара. К нему со всех сторон сбегались люди в черном.

Сделав еще один оборот вокруг своей оси, Бочук попытался подняться.

— Тимур… Да как ты…

Но увидев меня без маски, он осекся.

— Тимур свое дело сделал, — сказал я, заглянув ему в глаза. — И он ушел. Теперь твой черед, Бочук.

Из поезда появилась еще одна фигура в форме Безликих. Под маской оказался лысый мужчина с татуировками на висках.

— Лаврентий! — зашипел Бочук. — Как ты смеешь! Это дипломатический поезд! Как только Хан узнает!..

Но Инквизитор не ответил — впечатал кулак ему в брюхо. От кашля Бочук едва легкие не выплюнул.

— Ничего он не узнает, — сказал Лаврентий, наблюдая как толстяк корчится. — Поезд поедет так, как ехал. Просто на нем не поедешь ни ты, Бочук, ни твои люди.

Двери поезда раскрылись, и на перрон осторожно принялись выходить дрожащие женщины. Следом появились люди в черном — с тяжелыми ящиками в руках. Их оказалось куда больше тех, что принесли мы с «Безликими». Из каждого напевало так, что меня аж в жар бросило.

— Я… Я посол! — визжал Бочук. — А это собственность Орды! Воры! Воры!

— Не волнуйся, — сказал Лаврентий, закурив. — Собственность Орды не пострадает. Возможно, Великому Хану понравится даже больше обещанной…

Ящики все выносили, а в это время в другую дверь начали вносить другие ящики. Из них ничего не пело.

— А твое посольство, — продолжил Лаврентий, — заканчивается нынче утром. Ты уже передал дела?

— Ублюдок! Великий Хан узнает! И горе вашему гнилому…

Лаврентий снова ударил ему в живот. Судя по звуку, на этот раз он таки выкашлял свои легкие.

— На твое счастье, твой протеже оказался самостоятельным малым.

У него из-за спины вышел еще один Безликий. Сняв маску, смуглый мужчина с бородой широко улыбнулся.

— Махмуд! — охнул Бочук. — Ты крыса! Предатель!

Но тот низко поклонился.

— Предавать тебя, Бочук, было для меня истинным удовольствием. И перерезать глотку твоему сыну тоже… Знаешь, с каким удовольствием я займу место посла?

— Хан тебя уничтожит!

— Возможно… Если узнает, что с тобой сталось…

С криком Бочук попытался вырваться, но тут же попался мне. Мои руки нашли его горло, чуть сдавили, а затем он сам рухнул на колени. Лаврентий с Махмудом оставили нас и отошли наблюдать за погрузкой: из одной двери все выносили «поющие» ящики, а в другую вносили иные, молчаливые.

— Прошу… — захрипел Бочук, пытаясь разжать мне пальцы. — Великий Хан озолотит тебя…

Я наклонил голову.

— В самом деле? У него так много золота?

Бочук жалостливо улыбнулся.

— Да… Целый дворец… Он забит золотом от пола до потолка! Там его сотни… Тысячи тонн!

— Тысячи тонн, — задумался я, сжимая глотку Бочуку все крепче и крепче. — Так много точно не влезет ни в один сундук.

В Орде.

В свободное время Едигей любил сидеть на балконе и наблюдать за хороводом. Это бесконечное вращение масс, грохот тысяч ног, голоса, капли пота на смуглых телах и непрестанное движение — все символизировало непрерывность, непреклонность, неизбежность времени.

А значит, и вечность Орды.

— … Вечное правление Великого Хана, — прошептал он, подняв бокал вина. Блеск золотых стен согревал его уставшие кости. Его глаза защищали темные очки. Все же это непросто — смотреть прямо на Него, и оставаться зрячим.

Каждый из тех, что сейчас шагали вокруг дворца, в своей стране был кем-то. Важным чиновником, дочерью вельможи, королевским отпрыском, князем, самой прекрасной из невест… И даже шефом Инквизиции, как Ника, что вот уже почти месяц думает, что они ее не сломают.

Ха! Каждый из них думал так. Каждый на своей родине повелевал сотнями, а то и тысячами людей, но здесь стал лишь песчинкой в общем потоке поклонников Великого Хана.

— А любую песчинку, можно перемолоть, — прошептал Едигей, гладя по волосам Нику, спящую у него на колене.

За месяц она очень исхудала, но была все так же прекрасна. Ему давно хотелось овладеть ею, но Едигей терпел — он ненавидел слезы, крики и насилие. Очень хотелось, чтобы Ника ему улыбнулась и:

— Я люблю тебя, Едигей… — шепнул он ей на ухо. — Неужели я так никогда и не услышу это из твоих уст?..

Но Ника молчала. Спала, поднимая свою сочную грудь, которую Едигей если и ласкал, то только в мечтах. Ее губы, шея и плечи манили его.

Он вздохнул. Но ничего… Осталось немного.

Из мыслей его вырвала тишина — хоровод снова остановился.

— Да здравствует Великий Хан! Да здравствует Великий Хан! Да здравствует Великий Хан!

Следом ворота медленно начали открываться. В ответ поклонники разразились радостными криками и потянулись к тонкому мосту, что перекинулся через пропасть к дворцу. Если бы их не остановили кэшиктены, они бы точно попадали в пропасть все до одного.

Но они выбрали лишь одного. На этот раз это был старик.

— Славься Великий Хан! — и с прытью, удивительной для своих лет, он кинулся к дворцу по узкому мостику. — Славься Великий Хан!

— Доберется до середины, — послышался голос из углов балкона, где с комфортом расположились остальные темники. — Ставлю своего раба!

— Отвечаю! Рухнет раньше!

Едигей улыбнулся. Ох уж эта молодость. Впрочем, в прошлом он тоже любил делать ставки. И почти всегда угадывал.

Старик мчался по мостику на удивление ровно. Даже ни разу не покачнулся, не оступился, не…

Крик одиноко прозвучал в напряженной тишине.

— Зараза!

— Ха! Говорил, не добежит!

Фигурка визжащего старика исчезла в пропасти, а хоровод снова продолжил движение. Ворота же принялись закрываться.

— Ни в этот раз, друзья мои, — сказал Едигей, отпив вина. — Не в этот раз…

На своем веку ему приходилось видеть лишь единицы тех, кто умудрился дойти до самого конца. И все они сейчас сидели на балконе, с улыбками на устах наблюдая за этим вечным представлением.

Из мыслей его вырвал телефон. Поморщившись, Едигей вытащил трубку. Номер отчего-то был неопределен.

— Слушаю, — сказал он, приняв вызов. — Кто это?

Там секунду стояла тишина, а затем…

— Ты Едигей? Тот самый темник из Орды?

Голос был довольно молодым и даже знакомым, но Едигей никак не мог вспомнить, где он его слышал…

— Да. Кто это?

— Неважно, но мы вскоре увидимся. Скажи, золотой дворец Великого Хана до сих пор стоит? Он до сих пор сверкает как солнце?

Тут Едигей решил, что это какая-то шутка.

— Ты знаешь, кому звонишь?.. — спросил он ледяным тоном, от которого у большинства мужчин душа уходила в пятки. — Навряд ли. Иначе…

Но в ответ послышался веселый смех.

— Дай мне увидеть его, Едигей. Хоть одним глазком. Это очень согреет мне сердце и скрасит мою дорогу в Орду. Вскоре я буду здесь — чтобы забрать его.

Темник опешил. Что он несет? Забрать, кого?.. Дворец⁈

— Ты псих… Что за наглость⁈ Кто ты такой?

— Я? Тот, чье имя вы, люди, до сих пор боитесь произносить. Тот, кого боится даже ваш Великий Хан. Не веришь?

И на «линии» снова издевательски рассмеялись.

— Дай мне посмотреть на тебя, темник Едигей.

От этого голоса Едигею отчего-то стало страшно, но никак не получалось понять, в чем причина? Что это за псих⁈ Он заозирался. Братья-темники продолжали наблюдать за хороводом. Кроме них и еще нескольких уставших наложниц на балконе никого не было.

— Где ты⁈

— Близко. Опусти глаза вниз. Не бойся, я не кусаюсь.

Говорил явно юноша, судя по выговору из северян. Молодых северян Едигей в свое время убил массу, однако отчего-то его лоб весь в ледяной испарине? Он опустил глаза вниз — к Нике.

Женщина лежала с открытыми глазами. И в том, что был золотым, появился…

— Я ВИЖУ ТЕБЯ.

От внезапно нахлынувшего УЖАСА темник заревел и рухнул на пол. Бутылка разбилась, а ничего не понимающая Ника бросилась к стене. Там ее схватили евнухи, но она и не думала убегать. Темники тоже повскакивали с мест. Звякнув, из ножен вылетели сабли.

— Что за черт⁈

Тяжело дышащий Едигей сидел на полу и недоуменно пялился в телефон. Из динамика звучал заливистый хохот, но секунду спустя там послышались быстрые гудки.

Ни на кого не смотря, Едигей поднялся. Ему было страшно даже прикасаться к трубке. А вспоминать, КОГО он увидел в глазу Ники…

— Зараза…

Он не удержался, и вот оно снова вылезло в его памяти. Нечто до такой степени ужасное, что аж коленки задрожали.

— Едигей, — и к нему подошел его брат-темник. — Что ты…

— Ничего!

Заозиравшись, темник нашел Нику. На ее губах лежала улыбка. Свой жуткий золотой глаз она прикрывала ладонью.

— Едигей? — прошипела она. — Отчего ты такой бледный? Или нынче вовсе не хороший День для Орды?

Темник выпрямился. Пригладил волосы и бросил евнухам:

— Нашей Нике пора гулять. Пусть погуляет как следует.

Кивнув, оба схватили женщину и потащили прочь с балкона. Проводив ее ухмылку глазами, Едигей вернулся к своим.

— Все нормально. Нервы.

Дождавшись, пока Нику бросят к поклонникам, он оперся о поручни.

— Раз так, Ника… — прошипел он, не спуская взгляда с ее крохотной фигурки, которую уносила толпа. — Раз ты не хочешь стать моей… Что ж. Значит, тебя ждет мост. И скорее раньше, чем позже.

Он улыбнулся, представив как она несется вперед: как старается не оступиться, как бежит, думая, что ее спасет координация, молодость и быстрые ноги.

Но нет — Великий Хан знает, кого пускать, а кого не пускать к себе. И его гостьей точно не будет стропативая шлюшка из Королевства.

— Ты сама виновата Ника. Надо было принять свою судьбу.

Он еще увидит это. Надежда умрет вместе с ней. Ника обязательно оступится, а потом рухнет вниз, в бездонную пропасть. Ее крик будет долгим, чудовищно долгим. Он ранит Едигея в самое сердц, но… отчего-то ему страшно хотелось услышать его.

Не успел он додумать эту мысль, как его пробрало до самых пяток — опять в голове всплыл тот самый образ! Тот, что он увидел в ее глазу!

…Там жило сущее зло.