Это кто переродился? Книга 4

Глава 14 Кто звонит так поздно?

Дом и вправду оказался крепостью. Обширной, очень запутанной и мрачной. Чем-то напоминающей мою Башню. И мне здесь сразу понравилось.

Нашу группу немедленно раскидали по комнатам, одели в чистое, а затем пригласили в столовую, где усадили за длинный стол, что буквально ломился от еды. Всех рассадили по краям, а место во главе заняла сама баронесса. Пустовало только два стула, оба с противоположного конца.

— Видимо, мои внуки присоединятся к нам позднее, — со вздохом сказала баронесса и указала она блюда, исходящие паром. — А вы не стесняйтесь, молодые люди.

Несмотря на поздний час, Амалия Тимофеевна наотрез отказалась нас отпускать по кроватям, пока мы не вычистим тарелки дочиста. Мы и чистили, и особенно усердствовал Рэд. Его сердобольная баронесса усадила на детский стульчик.

— Красата! — фыркал он, поглощая один пирожок за другим. — Красата!

— Говорящих питомцев мне еще не приходилось встречать… — заметила баронесса, с интересом поглядывая на Рэда. — И кто же это? Лисичка или ящерица?

— Полагаю, и то, и другое, — сказал я, не сводя глаз с картины за ее спиной.

Еще на входе в столовую мне показалось, будто я спятил. Остальные, судя по удивленным взглядам, тоже, ибо существо на полотне совсем не вписывалось в то, что в Королевстве было принято вешать в столовых.

Амадей тоже заинтересованно приподнял бровь. Пересекшись со мной глазами, он подмигнул мне.

— Нравится? — улыбнулась баронесса, проследив за нашими взглядами. — Его заказал еще мой дедушка, Эдуард Зорин.

Поднявшись с бокалом вина в руке, она подошла к картине и провела ладонью по рамке.

— Почти сто лет назад. Еще при Нем.

— Эмм… А иметь такое в доме не запрещено Инквизицией? — спросила Державина. — Это же…

Она сглотнула.

— Запрещено, конечно, — сказала баронесса, повернувшись к нам. — И, наверное, попади сюда Инквизитор, или кто-нибудь не обделенный «литературным» талантом, мне было бы несдобровать, однако…

Она отпила вина.

— Мне все равно. Пусть жалуются, стучат и плюются. Эта картина висела над камином целый век и будет висеть, пока я жива. Ибо Он не дал роду Зориных погибнуть. И я благодарна Ему за это.

С этими словами она салютнула картине бокалом и отпила. Все удивленно заозирались. Я же неловко улыбнулся.

Мое изображение, конечно, было довольно примитивным. Художник не смог передать не истинного размаха моих крыльев, ни блеска моей кроваво-красной чешуи, тем более моего Взгляда, однако… Очевидно, что тот, кто его заказывал, относился ко мне далеко не так, как привыкли в Королевстве. Картина пусть и неважно, криво, косо, но выражала благодарность моей скромной персоне.

Портрет Эдуарда Зорина тоже, кстати, висел над камином. Но изображение почтенного усатого мужчины было совсем небольшим, словно и не он являлся предком хозяйки усадьбы.

А я.

— … Давным-давно, — рассказывала баронесса, попивая вино. — Мой дедушка Эдуард ехал со своим обозом через темный лес и там на него напали бандиты. Он бы нипочем не сунулись туда, если не «друг» моего дедушки — некто Омаров-Погробельский, который к тому же оказался еще и их коллегой по кличке Барон.

Услышав знакомую фамилию, я удивленно привстал. Баронесса же заметила этот мой жест и улыбнулась.

Знает о нашей родовой войне с Омаровым? Немудрено, ибо о ней даже в газетах писали. Кажется, наша «судьбоносная» встреча в лесу больше не выглядит такой случайной.

— Дедушка было решил, что ему пришел конец, — продолжила баронесса, — но не тут-то было… ибо Он свалился на них с самого неба. Спалил всех, кто сопротивлялся, и сожрал всех, кто молил о пощаде.

Я же тоже отпил вина. Всех да не всех убил я в тот день. Очевидно крыса Омаров-Погребельский умудрился сбежать, чтобы в будущем нагадить еще и предку Бориса.

— А вашего деда? — удивилась Державина. — Он его пощадил?

Амалия Тимофеевна кивнула.

— Отчего?

— Этого, увы, я не знаю. Но вернувшись домой, дед заказал у художника этот портрет. Тот очень удивился, однако сделал все, как договаривались. И в абсолютной тайне…

Она замолчала. Молчали и остальные.

Я бы рассказал ей причину, однако далеко не все тайны следует знать. Особенно семейные.

Причина же была проста — золото. Эдуард пообещал отдать мне все золото, что было в роду, и я позволил этому слюнтаю уйти за ним.

Как забавно… А он всю оставшуюся жизнь был мне благодарен? Неожиданно.

— Моему Семе ужасно не нравится эта картина, — говорила баронесса, — и он еще маленьким мальчиком ужасно боялся одного Его облика. Приходилось закрывать ее полотном во время обеда, чтобы малыш перестал плакать…

Она хихикнула. Ее щеки были все красные — кажется, она была немного пьяна, оттого и говорила много лишнего.

— Может, поэтому он такой непоседливый?.. Всему виной эта картина?

Тяжело вздохнув, баронесса уселась обратно на свое место. Ее прибор стоял нетронутым — за весь вечер она так и не притронулась ни к единому блюду. Пила одно вино.

— Прошу прощения, это все бредни глупой старушки. Кушайте, а то вот-вот принесут десерт.

Тут раскрылась дверь и в столовую вошла девушка в розовом платье. Все тут же повернулись к ней.

— Ага, Агата, вот и ты! — кивнула баронесса. — Где там Сема? Все еще дуется?

— Семен отказывается выходить из комнаты, — проговорила девушка тихим голосом и, сделав реверанс, направилась на свое место. — Я пыталась, бабушка. Но Сема есть Сема.

Та махнула рукой и вновь пропала в своем кубке.

Мне же юная баронесса Зорина показалась смутно знакомой… И где я видел это лицо?..

Вскоре горничные принялись разносить десерт — и это был белый торт. Увидев это чудо кондитерской мысли, все издали измученный стон, ибо и так уже держались за переполненные животы, сонно хлопая глазами. Единственный, кто воодушевился видом кушанья, был Рэд. Вскочив на стол, зверек вразвалочку пошел прямо к цели. За ним тянулась ниточка слюны.

— Бомбоской!

К счастью, я успел раньше. Подхватив обжору на лету, усадил обратно на стульчик и отрезал кусочек побольше.

— Съешь этот, и все. А то такими темпами ты лопнешь.

Тот только фыркнул и ткнулся мордой в крем. Кусок он сожрал в один присест. Остальные же были менее скорыми на пожрать.

Баронесса же была непреклонна:

— Нет, без чистых тарелок я вас не выпущу, молодые люди! Попробуйте, это очень вкусно!

Они с понурым видом взялись за вилки. Я же не спешил уничтожать свою порцию. Давно хотел задать баронессе один вопрос, но Державина меня опередила:

— А вы почему не едите, Амалия Тимофеевна?

— В моем возрасти хватает и завтрака с легким полдником, — махнула она рукой и снова наполнила свой бокал. — Это вам, молодым, жизненно важно хорошо питаться… Господи, где Сема⁈ Сема! Иди есть торт! Тебе оставили самый большой кусочек!

Увы, ответа не было. Баронесса сделала знак горничной и та, поклонившись, кинулась к выходу.

— Вот она, молодежь, — проговорила Амалия Тимофеевна. — Совсем от рук отбилась… Не то, что в прежние времена, когда даже электричества не было…

— Может, вы излишне строги с ним? — спросила Державина. — Все же не каждый может выдержать такой темп жизни?

— Да, не каждый. Но что делать? Все эти богатства, — и баронесса обвела комнату рукой, — добыты потом и кровью моего отца, а до него деда, а до этого и его деда… Ради чего? Ради того, чтобы Сема просто прожрал это в столице? О, нет!

И ее глаза сурово заблестели. Смотрела она на Агату.

— Мой отец всегда говорил мне: Амалия, ты живешь в лучшее время из всех возможных. Пусть угроза Изнанки растет, а друзей к Королевства меньше с каждым днем, но вместе с магией мы получили право на такую жизнь, о которой наши предки и не могли мечтать. Неужели мы имеем право просто так отпустить пояса? Неужели расслабимся, чтобы люди из какой-нибудь Орды или Царства, взяли нас тепленькими? А, Агата? Что скажешь?

— Конечно, нет бабушка. Мы должны быть благодарны нашим предкам за…

Вдруг за столом послышался громкий зевок. Захлопнув рот, Орлов покраснел. На него тут же зашикала Державина, а баронесса осуждающе покачала пальцем.

— Нет, нет, нет, молодые люди! Вам нужно жить своим умом, это правда, но только если вы будете готовы в любой день взять оружие в руки. Ибо иначе, все это богатство ничего не стоят.

В двери снова появилась горничная. Поймав взгляд баронессы, она отрицательно покачала головой.

— Зараза… — вздохнула Амалия Тимофеевна. — Ну в кого он такой? В кого⁈ В моего сына? Но тот по молодости был боец, это потом…

И она повернулась ко мне.

— Вот вы, сир Обухов. Вы заслужили право быть рыцарем не обманом и не хитростью, как мой Сема. И это в… сколько вам?

Я задумался. А и правда, сколько Ивану лет?

— Девятнадцать, — сказал я первое, что пришло в голову. Кажется, именно в этом возрасте люди еще не совсем мелкие, но и еще не старики. Этот ответ удовлетворил баронессу.

— Скажите, в чем ваш секрет?

И снова пришлось задуматься. Ну не говорить же ей правду?

Я покосился на портрет. Улыбнулся.

Было бы очень заманчиво, однако нет. Узнай она правду, думаю, тут же примется целовать мне руки, и мне это даже польстит, однако… Нет, старое сердце этой дамы просто не выдержит такого счастья.

— Я просто привык брать все сам, — сказал я. — Не рассчитывать ни на род, ни на привилегии, ни на хитрость. Только на меч.

А еще на Взгляд, но нет, об этом мы умолчим.

Глаза баронессы сова блеснули.

— Хорошо сказано. А эти молодые люди? Кажется, вы тренируете их для какой-то цели?

Поглядев на учеников, я кивнул.

— Мне дана задача сделать из них сильнейших магов. Пока получается не шатко, не валко, но в последствии…

— А почему вы не хотите взять Семена? Почему взяли этих молодых людей⁈ — и баронесса кивнула на остальных. — Потому что он слаб, капризен, лжив и несносен, а они нет?

Я задержал взгляд на Державиной, а она только фыркнула в ответ. Орлов при этом как мог пытался подавить зевок, да и остальных явно вот-вот грозился унести сон, но они из вежливости не покидали своих мест. Рэд, кстати, тоже зевал во всю свою зубастую пасть.

Единственный, кто сидел с абсолютно ровной спиной, была Агата. На бабушку она смотрела как-то странно — словно искоса. Торт же стоял перед ней не тронутым. Она пила одну воду, а еще то и дело поглядывала на часы.

И при этом ее лицо. Никак не мог вспомнить…

— Нет… не в этом дело, — ответил я на вопрос баронессы… — Тут нужны… особые способности.

— Физически Семен не так слаб, как кажется. Он, конечно, слаб, но…

И Амалия Тимофеевна откинулась на стул. На ней лица не было.

— Ладно, забудьте, Иван Петрович. Не обращайте внимания. Просто я… — и она часто заморгала, борясь с подступающими слезами. — Это я виновата. Нельзя было мне отпускать его в город. Там из него сделали то, чем он является. Просто очередной глупый мажорчик…

Всхлипнув, она ненадолго замолчала.

Я не привык жалеть людей, но отчего-то мне было ее жаль. Все же она пытается сделать своего внука сильным, чтобы это ничтожество не позорило их род каждым своим шагом и действием, но увы…

Позорин куда сильнее Зорина. Может, мне все же заняться им?..

Я хмыкнул. Еще чего не хватало. Если родная бабушка не может вбить в его тупую голову очевидное, то я тем более.

Остальные, казалось, вообще нас не слушают — все терли глаза, зевали во весь рот, уже не стесняясь, и изо всех сил старались не заснуть. Увы, тщетно, ибо головы клонились все ниже.

Зорина же придвинулась поближе ко мне. Она все больше пьянела, и ее глаза блестели как два изумруда. Сережки оказались совсем близко, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не сорвать их у нее с мочек.

— Скажу откровенно, Иван Петрович, иногда я очень жалею, что Олаф убил Его. Нет, вру! — и она принялись шептать: — Я никогда не понимала, как такое вообще стало возможным, учитывая, насколько могущественным было это существо. Вот так взять и… покинуть нас.

Я вздохнул. Нет, эту правду ей точно знать не следует. Она умрет вместе со мной.

— Вы хотели бы, чтобы Он вернулся?

— А вы нет⁈ — и баронесса кивнула на учеников. которые едва сдерживались, чтобы не рухнуть в остатки торта лицом. — Скажите, что мы приобрели без него? Магию⁈ Ха! Она сделала людей только слабее, физически, морально да и интеллектуально с ней мы деградируем. И доказательство перед вами!

Она указала на «учеников».

— Пусть вы их готовите к борьбе с Изнанкой, но ясно же, что они не бойцы. Не воины и не аристократы с той точки зрения, с какой я еще помню старую гвардию. Мы были не просто богатыми наглецами, вооруженными Даром и шпагой, а теми, кто воевал за совесть и рисковал жизнью ради покоя Королевства. Наши предки вовсе привыкли решать вопросы руками, а не какими-то фокусами.

И она принялась вспоминать «славные» деньки. Даже своего любимого Эдуарда описала чуть ли не богатырем, который был готов умереть в схватке с бандитами, но не отдать свой обоз.

Мне ужасно хотелось заметить, что все это, мягко говоря, далеко от истины, ибо похоже, ее дедушка был лютый враль. Почти как Позорин, только его ложь, похоже, была иного рода.

Он, наверное, искренне хотел стать больше, чем он был со всем этим селедочным обозом. К тому же, рассказы о славных деяниях предков, явно распаляли в баронессе лучшие ее качества. Вели ее всю жизнь.

Я дал ей закончить.

— Увы, те дни давно позади… В Королевстве больше не осталось рыцарей…

Я хотел было рассмеяться, однако решил сдержаться. Ей, похоже, эти клоуны страшно нравились, да и какие-то полезные функции они выполняли. Не только лазали в мою Башню, но, похоже, реально кого-то защищали.

— А теперь, — сказала она, — нет ни рыцарей, ни Его.

— А как же Инквизиция?

На это она отмахнулась.

— От них больше вреда, чем пользы. Что могут эти наглые псы? Запугать кучку разжиревших аристократов и закрыть пару никчемных порталов? Если Изнанка решил обрушиться на нас изо всех сил, никакая Инквизиция не устоит. Нет, без рыцарей нам…

Плюх! — и мы все повернулись к Орлову. Он лежал лицом в своей грязной тарелке. Кажется, не выдержал этого томного вечера.

— … Не обойтись, — закончила Амалия Тимофеевна и, оглядев еле державшихся на стульях аристократов, сказала. — Ладно, молодые люди. Кажется, детское время и впрямь кончилось. Можете расходиться по комнатам, а то мое старческое, брюзжание, похоже…

Плюх! — и в тарелку шлепнулась Державина. Ее бокал с вином разлился и окрасил скатерть в кроваво-алый цвет. Ее соседи посмотрели на нее так, словно лежать лицом в торте, это само собой разумеющееся.

Едва слезши со стульев, они начали расходиться, а затем… падать.

Один за другим. Кто-то растянулся на столе. Кто-то упал прямо на пол. А Амадей — он рухнул у самого порога. Рэд тоже шлепнулся под свой стульчик.

Сидеть остались трое. Я, недоумевающая баронесса, а еще ее молчаливая внучка Агата, сидевшая перед так и не начатым куском торта.

— Бабушка… — улыбнулась она. — Кажется, твои россказни страшно утомили наших гостей…

И приложив ладошку ко рту, она захихикала.

Тут я и узнал ее. Мы и вправду пересеклись и совсем ненадолго — у уничтоженной усадьбы Омарова. Кажется, Артур вытащил ее из торта, всю в ленточках и в креме.

Да точно, она и была той самой «подарочной девушкой». Той, что преподнесли на юбилей Омарову.

Заскрипел стул, и Агата взяла тарелку. Перешагивая через лежащих тут и там аристократов, она пошагала к Амалии Тимофеевне. Та молча смотрела на нее, не двинув даже бровью.

— Ешь, бабушка, — сказала Агата, поставив перед ней тарелку с тортом. — Это твой кусок. Съешь все до конца, иначе…

Повсюду открылись двери, и в помещение вошли горничные. Было их ровно пятнадцать, и у всех в руках было оружие. Я оглядел их стройные ряды и узнал пятерых — тех самых, что когда-то безжалостно расправились с родом Омаровых. Возглавляла их все та же одноглазая девчонка. У нее в руке был тяжелый топор.

— … Всех этих юных, красивых, молодых людей убьют у тебя на глазах.

Баронесса хотела ответить, но тут у нее в кармане зазвенел телефон.

— Ответь бабушка. Это он, — и личико Агаты стало каменным. — Коллекционер. И ему нужны мы, Зорины. Все до одного.

— Почему? — спросила баронесса, вытаскивая телефон. — Почему, Агата?

— Ответь, — сказала внучка. — Он скажет. А ты…

Она посмотрела на меня.

— Лучше не вмешивайся. Ты здесь лишний, Обухов. Сиди на месте и уйдешь с миром.

Я огляделся — а эти милашки явно были не согласны. Одноглазая вообще смотрела на меня волком. Видать, не забыла нашей стычки. Остальные были рассержены не меньше.

Баронесса молча сидела в трубкой у уха. Я уловил фразу:

— … Кровью добытое богатство. Сколько родовых войн ты развязала? Сколько жизней забрала?..

Но та слушала Коллекционера без страха. Наконец оборвала его словесное недержание:

— Если думаешь, что я просто так будут сидеть и есть этот сраный тор…

Щелк! — и у нее в шее появился дротик. Охнув, она посмотрела на другой край стола — там сидела та мелкая любительница хлопать шарики. У нее во рту была духовая трубка.

— Плохая тетя! Много войн развязала!

Амалия вскочила в тот же миг — и тут же получила еще один дротик, уже от одноглазой горничной. Еще шаг, и у нее в руке сверкнул кинжал, но очередной дротик поразил ее в бедро. В руках у всех горничных появились трубки, и они все разом плюнули в баронессу по дротику.

Последним в нее плюнула ее внучка Агата. Задрожав, баронесса упала на колено. В ней было два десятка дротиков, но она еще держалась.

— За что, внучка?..

А та с улыбкой подошла к ней. Нагнулась и проговорила:

— Бабушка. Все эти твои тренировки… Охота, войны… Испытания… Бедный-бедный Сема… За что ты его так?

— За что⁈ За что? — и баронесса скрипнула зубами. — Ах ты, мелкая…

— Неужели непонятно, что рыцари давно мертвы?

Амалия рванула к ней так быстро, что глаз едва различил это движение. И оно было хлестким.

На щеке Агаты вспыхнул след пощечины.

— Дура…

И баронесса рухнула на пол.

— Выпороть бы тебя, дуру…

Она затихла.

Приложив ладонь к щеке, Агата попятилась. Ее взгляд скользнул по мне.

— А ты?.. Ты почему не уснул?

Я пожал плечами и встал.

— Наверное, ваш торт пролез не в то горло, — и я вздохнул полной грудью. Хрустнул шеей. — Ну что ж, девушки. Поиграли и будет.

Но у них было другое мнение — на подняли оружие.

— Нет! — подняла руку одноглазая. — На него нет ориентировок! Пока…

Вдруг раздался телефонный звонок. У меня в кармане.

— … Пока он не позвонит.

В Изнанке.

Аристарх смотрел за боем с трибун.

Схватка была яркой, жестокой и отчаянной — Дарья с Мастером сражались так, словно ненавидели друг друга всю жизнь. Ни раз и ни два, тесаки Мастера едва не касались тела Королевы, а ее огромный меч почти достал до шеи противника. Сталкивались они с оглушающим скрежетом. Каждый удар трибуны встречали оглушительным ревом.

Но это была лишь игра. В самый последний момент оружие часто находило лишь воздух, а попадания, если они были, никогда не приводили к травме. Только синяки, порезы, рассечения и порванные бинты. Искры. Не больше.

И этот «прискорбный» факт замечали лишь двое. Аристарх и…

— Вы действительно думали, что меня удасться обмануть? — спросили на соседнем месте, Аристарх повернулся к своему собеседнику, которого всего обволакивал дым от трубки. — Реально думали, что сможете достать меня здесь? В МОЕМ царстве?

Аристарх не ответил. Он продолжил наблюдать за битвой. Ему страшно не хотелось, чтобы она заканчивалась.

Дарья наступала, а Мастер вынужден был обороняться. Поймав Королеву на ошибке, он перехватил инициативу. Удар! — и меч вылетел из руки Дарьи. Трибуны ахнули, а Мастер с ревом кинулся в бой. Два удара, и все мимо. Дарья покатилась по песку и вновь вскочила с оружием в руках.

Бой заполыхал с новой силой. Вернее, лишь игра.

Сосед тяжело вздохнул. Наполнив бокал вина, он протянул его Аристарху.

— Как глупо… Хотя признаю, отчаянно. Такого финта с вашей стороны я не ожидал.

Ответа он не дождался — но все так же терпеливо держал вино перед лицом Аристарха.

— Пей, старик. Вернее, бывший старик, — улыбнулся сосед, и тот, нехотя, взял кубок. — Не бойся, не отравлено. Ты мне сегодня еще пригодишься.

Не успел Аристарх допить и половину, как на арене все было конечно. Ударом из рук Мастера выбило оба тесака, и он рухнул в песок. Дарья наскочила на него как коршун. Несколько секунд борьбы, и кровь окропила песок. Мастер со стоном упал под ноги Дарье. Она направила острие ему в шею. Сама тяжело дышала — на ней тоже было множество ран, бинты висели на ней рваными клочьями.

Трибуны замолчали, но лишь на миг, а затем разразились овациями, да такими неистовыми, что, казалось, вся эта арена сейчас рухнет в бездну.

— Убей! Убей! Убей! — ревели трибуны, но Дарья не спешила обрывать жизнь Мастера.

Она смотрела на ведущего, который вот-вот предложит ей взять соперника в рабство взамен награде. Именно за этим они сюда и явились.

Однако…

— Слишком просто, — сказал собеседник Аристарха и, отставив бокал, подался вперед — прочь из затененной террасы, где они сидели с самого начала боев. Свет голубого солнца упал на его лицо. Там лежала мягкая улыбка.

Стоило ему показаться на свету, как трибуны затихли. Все в один миг.

— Славная была битва, Вдова! — разнесся его голос по арене. — Ты показала себя достойнейшим бойцом. Наверное, лучшим за все годы, что существует эта арена.

Дарья не ответила. Стояла, прижав клинок к шее мастера, подняв глаза наверх. Как и все, она увидела говорившего. Бинтов еще было слишком много, о Аристарх чуял — в ней все кипит, ибо она узнала того, кто вышел на свет.

— … И тебя, несомненно, ждет награда, — сказал он, опершись на поручни. — Но сначала, моя дорогая чемпионка, сними эти уродливые бинты и назовись.

Ему не ответили, однако Василий Олафович не торопился.

— Не бойся, — сказал он. — Это всего лишь традиция, которая существует здесь с незапамятных времен. На пике своей славы боец должен поднять забрало, или ему не видать ни награды, ни раба. Ни жизни.

Молчание сковало арену. Дарья мешкала.

Опустив глаза, она поймала взгляд Мастера — он вновь смотрел на нее со всей возможной любовью. Однако… глубоко в его влюбленных глазах жил страх.

Она начала снимать бинты.