Двуглавый. Книга первая

Глава 28 Помощь следствию

— И что тебе не так-то? — прицепился я к тёзкиному вздоху.

— Да опять законопатят в золотую клетку, — проворчал он. — Осточертело уже, сказать по чести…

— Могут и законопатить, — признал я. — Но далеко не факт, что так и сделают.

— Да? Ты правда так думаешь? — затеплилась у тёзки надежда.

— Ну, сам посуди, — я взялся развивать тему. — Это же не какие-то непонятные злодеи типа Шпаковского и Субботина, это государство. А у государства рычагов воздействия на тебя и без того достаточно, чтобы ещё и взаперти держать.

— Пожалуй, — без особого энтузиазма согласился дворянин Елисеев. — Но лучше бы вообще оставили меня в покое…

— А вот на это даже не надейся, — снова вернул я тёзку с небес на землю. — Никто в здравом уме от такого подарка судьбы, как человек с твоими способностями, не откажется. Поэтому думать надо, как нам с тобой извлечь из этой неизбежности пользу и выгоду.

— Выгоду? — тёзка, похоже, заинтересовался.

— Её самую, — подтвердил я. — Деньги, положение в обществе, образ жизни, да мало ли что ещё. Пойми, избежать применения своих способностей на благо государства тебе уже не удастся, и даже мечтать о таком не пытайся. А вот получить госслужбу по этой части и быть на своём месте самым ценным специалистом — это уже совсем другой расклад. Так что я бы тебе всячески советовал свои способности развивать и совершенствовать, тем более, ты на собственном опыте убедился, что толк в этом развитии есть.

Надо было бы быть дураком, чтобы оспаривать такую постановку вопроса, а уж тёзка-то не дурак ни разу, пусть и не хватает товарищу жизненного опыта и основанной на нём практичности. Поэтому спорить со мной дворянин Елисеев даже не пытался, хотя и правоту мою признал без большой радости. Ну да ничего, главное — признал.

Да, развивать тёзкины способности надо. Тут, правда, вставали вопросы, где и как это делать, причём если с вопросом «как» тёзка мог уже и сам разобраться, кое-какой опыт всё-таки наработал, то ответ на вопрос «где» зависел больше от господина Денневитца. После недолгого обсуждения мы с тёзкой, как это было в прошлый раз, когда искали подходы к Михайловскому институту, решили, что не следует дворянину Елисееву выступать в малопочтенной роли просителя, и лучше подождать, пока обстоятельства сложатся так, что или Карл Фёдорович сам попросит свидетеля применить свои способности на пользу следствия, или со стороны тёзки будет уместно предложить коллежскому асессору помощь и сделать его таким образом нашим должником. Да, в тот раз такая стратегия привела к похищению дворянина Елисеева, но от государственных мужей мы подобной подлянки как-то не ждали.

Пока же, однако, тем самым государственным мужам хватало других забот. Судя по вопросам, что задавали тёзке периодически забегавшие Денневитц и Воронков, дворцовая полиция усердно разматывала клубок вопросов с деятельностью той самой «экспедиции», пытаясь прояснить, что именно там затевалось, и какими-то большими успехами в этом деле похвастаться ещё не могла. То ли и в самом деле всё там знал один лишь беглый Александр Иванович, то ли его сообщникам пока удавалось всё на него валить и отговариваться своим незнанием, а у следствия не хватало улик как следует их прижать и разговорить, но что так, что этак дело старательно топталось на месте. Нас такое положение совсем не радовало, потому что начало очередного семестра тёзкиной учёбы в университете неумолимо приближалось, а никаких перспектив покинуть Троицкую башню так и не просматривалось. Самое поганое, повлиять на ход расследования мы никак не могли, а ведь хотелось… Но хотелки наши к делу не пришьёшь, вот и приходилось мириться с текущим положением. От безысходности я уже начал было прикидывать, что мы могли бы вспомнить или даже «вспомнить», чтобы дело сдвинулось с мёртвой точки, но тут сами сыщики со своей дотошностью и въедливостью дали нам за что уцепиться.

Обычно Денневитц и Воронков приходили порознь, а тут заявились вдвоём, да ещё какие-то очень уж довольные.

— Виктор Михайлович, тут у нас господин Вольцев в показаниях путается, — Денневитц вроде бы делился с тёзкой своей проблемой, но выглядел при этом довольным и предвкушающим нечто для себя приятное. — Я вот подумал, что вы сможете помочь нам в этой путанице разобраться.

— Да я бы с радостью, — тёзка выразил полную готовность. — Но как именно могу я помочь?

— Для начала внимательно прочтите, — он кивнул Воронкову и тот подал несколько листов бумаги. — Мы с Дмитрием Антоновичем отойдём пока…

Вольцевым, как выяснилось, оказался ассистент Шпаковского, которого я, было дело, заподозрил в противоестественных наклонностях. И да, путался в показаниях он знатно. В протоколе, точнее, копии протокола, что вручил тёзке Воронков, того Вольцева допрашивали на предмет выявления способностей господина Шпаковского, а заодно и пытались выяснить, где этот самый Шпаковский может прятаться, вот Сергей Петрович и принялся выписывать словесные вензеля, старательно уклоняясь от какой бы то ни было определённости в ответах. В целом ему это более-менее удавалось, но даже такой недоучившийся юрист, как дворянин Елисеев, парочку зацепок обнаружил.

Что ж, такую старательность стоило только приветствовать, но я задумался о другом. В чём вообще смысл такого захода Денневитца? Тёзку постепенно вовлекают в работу дворцовой полиции или просто проверяют его навыки по юридической части? Ну, второе, это вряд ли — кому выискивать в показаниях Вольцева нестыковки по чисто следственной части, и без дворянина Елисеева найдётся, значит, получается первое. А это тот самый шанс, пусть пока и без разговора о способностях по части необъяснимого, и шанс этот надо хватать обеими руками. Я обратил на всё это тёзкино внимание и настоятельно посоветовал товарищу показать себя господам сыщикам в лучшем виде, однако, подгонять тут тёзку никакой надобности не было, он уже и сам рвался в бой, даже сдерживал себя, когда сыщики вернулись, чтобы не казалось, будто он сам напрашивается им в помощники.

… — Итак, господин Вольцев, вы утверждаете, что Шпаковский не имел способностей к телепортированию, между тем как господин Елисеев показал, что именно Шпаковский учил его этому, при вашем, замечу, участии, — участие тёзки в допросе Карл Фёдорович решил устроить в виде очной ставки. — Потрудитесь дать пояснение!

— Покорнейше прошу простить, господин коллежский асессор, но я правду говорил! — затрепетал Вольцев. — Александр Иванович в самом деле не умел!

— Да неужели? — с ехидной улыбочкой поинтересовался Денневитц. — И как же тогда, позвольте узнать, он мог учить этому других? Уж просветите, господин Вольцев, не стесняйтесь!

— Александр Иванович говорил, что ежели знать, что делать надобно и иметь представление, как оно делается, самому уметь и надобности нет, научить и так можно, — бывшего шефа Сергей Петрович цитировал чуть ли не с восторженным придыханием. Но вообще слушать господина Вольцева было как-то странновато — не особо сочеталась его холёная и даже лощёная внешность с почти что простонародной манерой изложения…

— Это каким же образом? — недоверчиво спросил Денневитц.

— Да уж вот таким, — похоже, Вольцева распирало от гордости, что он состоял при столь выдающейся личности. — Александр Иванович, ежели ему чего требовалось, только посмотрит на человека и видит сразу, способен он на такое или же нет. Вот прямо как насквозь!

— А почему же тогда вы, господин Вольцев, раньше о том не показывали⁈ — в голосе дворцового сыщика чувствовалось сильное недовольство.

— Так, помилуйте, господин коллежский асессор, вы же и не спрашивали! — кажется, удивление Сергея Петровича было искренним. Или он старался, чтобы оно таким казалось.

— Я-то не спрашивал, — к недовольству в голосе Денневитца отчётливо добавились угрожающие нотки, — да только вот вы, господин Вольцев, как я погляжу, и рады? Не хотите, стало быть, облегчить свою участь полными и развёрнутыми показаниями, надеетесь лишь ответами на мои вопросы отделаться⁈ Зря вы так, честное слово, зря! Если о снисхождении в суде беспокоитесь, вы отвечать раньше должны, чем я спрошу!

Напоминание о судебных перспективах правильного поведения на следствии, похоже, подействовало — Вольцев глубоко вздохнул и заговорил:

— Касательно господина Елисеева ежели, про него Александр Иванович в институте у себя узнал, но искал такого способного давно уже. Говорил, должен быть такой человек, просто обязан, и он такого обязательно отыщет, рано или поздно, но лучше бы пораньше.

— А каким образом он узнал о господине Елисееве в институте? — спросил Воронков.

— Не могу знать, господин коллежский секретарь, — развёл Вольцев руками. Воронков что-то черкнул у себя в блокноте, не иначе, чтобы не забыть прояснить вопрос позже. Правильно сделал, нас с тёзкой этот вопрос тоже оч-чень интересовал. Пусть и грешили мы оба на Николашу Михальцова, но лучше же точно знать, кому тут тумаков, ой, простите, конечно же, благодарностей отвесить…

— Ну хорошо, господин Вольцев, — Денневитц с показным удовлетворением кивнул, — вот нашёл Шпаковский господина Елисеева. А не нашёл бы — как бы выходил из положения?

— Уж Александр-то Иванович вывернулся бы! — уверенно ответил Вольцев. — Уж как именно, и угадать не возьмусь, но вывернулся бы обязательно! Даже не сомневайтесь, господин коллежский асессор!

— Всегда, стало быть, выворачивался? — спросил сыщик.

— Всегда, господин коллежский асессор! — подтвердил Вольцев.

— Ну, об этом мы с вами ещё поговорим, — пообещал Денневитц. — Другие дела Шпаковского мне тоже интересны… Но вернёмся, господин Вольцев, к вашей особе. Вот господин Елисеев показал, что именно вы в большинстве случаев ассистировали Шпаковскому в его учебных занятиях. Не поделитесь, почему именно вам он так доверял? — этот вопрос тёзка по моей наводке подсказал Карлу Фёдоровичу перед очной ставкой. Денневитц, правда, поначалу такой подсказкой не вдохновился, сказав, что причина тут наверняка кроется в том, что Вольцев больше отличался верностью главарю, нежели умом, но всё же решил поинтересоваться и мнением на сей счёт самого фигуранта.

— Аккуратный я очень и памятливый, — похвастался Вольцев. — Никогда такого не было, чтобы я забыл что из реквизита или в ненадлежащем состоянии представил!

— Реквизитор, значит, — хмыкнул Денневитц.

— Именно так, господин коллежский асессор, всё верно вы сказали, — свои слова Вольцев дополнил несколькими энергичными кивками.

— Автомобили грузовые, что господин Елисеев двигал, тоже вы доставляли? — вопрос свой сыщик задал подчёркнуто нейтральным тоном. — И ящики с людьми внутри?

— Не сам, но отвечал за это, — похоже, ассистент Шпаковского даже обиделся, что его приняли за шофёра или грузчика.

— Врёт, — мысленно возмутился тёзка. — Врёт, мерзавец! — и тут же принялся отчаянно строить рожи Денневитцу, стараясь, чтобы для Вольцева это оставалось незаметным.

— Как прокомментируете, господин Елисеев? — спросил дворцовый сыщик. Ага, тёзкины старания даром не пропали…

— У вас же и другие обязанности были в ассистировании, не так ли? — тёзка честно пытался придать своему вопросу самое обыкновенное звучание, но скрыть некоторое ехидство, как я заметил, не смог. — Ведь были же? Я даже представляю, какие именно…

— Откуда вам известно? — растерялся Вольцев.

— О том я господина Елисеева сам спрошу, когда сочту необходимым, — Карл Фёдорович напомнил, что главный здесь он. — Вас же, господин Вольцев, прошу немедленно ответить господину Елисееву.

— Я должен был следить, легко даётся обучаемому исполнение заданий Александра Ивановича, или нет, — да, Вольцев явно не обрадовался раскрытию своей истинной роли в учебном процессе, откровенно боялся последствий, которые за этим разоблачением могли последовать, но несмотря ни на что, определённая гордость в его голосе замечалась. Тщеславие, оно, знаете ли, такое тщеславие…

— Вот опять вы пытались уйти от полноты ответов на вопросы следствия, господин Вольцев, в который раз уже, — укоризненно напомнил Деневитц. — Суд такое ваше поведение на следствии оценит, конечно же, по достоинству, но совсем не так, как вам это было бы полезно. А потому советую вам хорошо подумать, прежде чем я начну снова вас спрашивать, где может укрываться Шпаковский. Очень хорошо подумать, господин Вольцев. Увести! — скомандовал Денневитц конвойному.

— Это вообще что сейчас было? — принялся я допытываться у тёзки, пока дюжий конвойный защёлкивал на запястьях Вольцева наручники и уводил его из допросной. — Ты что, правда почуял, что он пытался скрыть, или просто взял его на понт?

Ответить тёзка не успел, потому что Вольцева увели и Денневитц обратился к дворянину Елисееву:

— Что же, Виктор Михайлович, очень вам признателен за содействие. Ловко вы Вольцева подловили, ничего не скажешь! Как, кстати, вам это удалось? Вы что, мысли читать можете?

— Да что вы, Карл Фёдорович, нет, конечно же, — тёзка позволил себе улыбку. — Просто Сергей Петрович так громко молчал… Простите, — поправился он, — но я в его присутствии на занятиях у Шпаковского ощущал как будто некий надзор… не глазами. Тогда не понимал, в чём суть, на самого Шпаковского думал, а теперь вот увидел, что не в нём дело было, а в самом Вольцеве.

— Громко, говорите, молчал? — переспросил Денневитц. Не сразу переспросил, какое-то время тёзкины слова обдумывал. Пока сыщик размышлял, мы с тёзкой успели-таки пообщаться, и он мне поведал, что на самом деле всё обстоит немножко иначе. — Хорошо сказали, Виктор Михайлович, очень хорошо, — сыщик снова перехватил тёзкино внимание. — А молчание остальных подследственных не желаете послушать?

— Да, но, с вашего Карл Фёдорович, позволения, не прямо сейчас, — тёзка явно собирался осмыслить свой успех и обсудить его с умным человеком — угадайте, с кем.

— Устали, Виктор Михайлович? — Денневитц всё понял правильно. — Хорошо, отдыхайте пока, нам с Дмитрием Антоновичем найдётся, чем заняться. Когда вы будете готовы продолжить?

— Часа через два, наверное, — на самом деле никакой особой усталости тёзка не чувствовал.

— Тогда до скорой встречи, — Денневитц выбрался из-за стола, Воронков последовал его примеру.

— Давай уже, рассказывай, — пристал я к тёзке, едва он скинул пиджак, обувь, снял жилет и завалился на кровать, чтобы и впрямь выглядеть уставшим, если за ним сейчас наблюдают. Молодец, соображает!

— Тогда я ничего не чувствовал, да ты же и сам помнишь, — ну да, это он вспомнил занятия у Шпаковского. — А сейчас вот послушал этого Вольцева и понял, что с ним тогда на самом деле было. Просто понял, безо всякого чтения мыслей. Знаешь, меня самого это немного пугает… В кого я так превращусь⁈

— Ну, в какого-то монстра вряд ли, — поспешил я успокоить товарища. — А так — сами увидим. Ты, главное, с остальными на допросах постарайся, чтобы мы могли скорее отсюда выйти.

— Тебе хорошо говорить, — пожаловался тёзка. — А стараться мне придётся…

— Ну так давай и я попробую, — вызвался я добровольцем. — С телекинезом же у меня, если помнишь, получалось, глядишь, и здесь что-то смогу. А нет — так ты меня сменишь, Денневитц с Воронковым один хрен ничего не заметят.

— Хм, — на пару мгновений призадумался тёзка. — А и давай!

Да уж, правильно говорят: ум хорошо, а два лучше. Вот как специально для нас с тёзкой пословица придумана…