Двуглавый. Книга первая

Глава 23 Леди, дилижанс и свобода

Остаток дня и ещё половину следующего мне пришлось исполнять обязанности психотерапевта. Не скажу, конечно, что у тёзки была какая-то прямо большая и чистая любовь, которую коварная изменщица злобно растоптала лакированными туфельками, но за два-то с лишним года там выросла и окрепла вполне реальная привязанность, и предательство подруги дворянин Елисеев переживал, мягко говоря, тяжело. Соответственно, и потрудиться мне пришлось немало, чтобы вернуть тёзку в нормальное душевное состояние. Но я старался…

— Знаешь, как в переводе с английского звучит известная пословица «Баба с возу, кобыле легче»? — спросил я тёзку, отчаявшись упражняться в уговорах, утешениях и прочих техниках размазывания и вытирания соплей.

— И как же? — вяло поинтересовался он, даже не возмутившись столь грубым сравнением.

— «Леди, покинувшая дилижанс, несомненно заслуживает благодарности упряжных лошадей, особенно, если сделала это своевременно», — процитировал я.

Тёзка самым непристойным образом заржал, прямо как только что упомянутые лошади. Честно говоря, столь резкий переход от тоскливого уныния к безудержному хохоту мне поначалу не особо понравился, но, похоже, тёзка где-то в глубине души уже был готов к перемене настроения. На таком фоне меня эта его реакция даже порадовала — если человек способен воспринимать юмор, значит, уж точно не всё у него потеряно, и возвращение в нормальное состояние остаётся лишь вопросом времени.

— А почему своевременно? — отсмеявшись, спросил тёзка.

— А ты представь, что никакого разговора с ней не было, что мы все отсюда благополучно слиняли, и рядом с тобой отирается шпионка, докладывающая куда не надо о каждом твоём шаге, — предложил я.

— Да уж, — тёзка представил, и ему ожидаемо не понравилось. — Но ведь теперь у неё будут сложности, раз она не справилась с заданием…

— Будут, — признал я. — Но не такие уж и большие.

— Разве? — тёзка удивился. — Почему ты так полагаешь?

— А какие сложности? — настала моя очередь удивиться. — Убьют, чтобы молчала? Да она и так молчать будет, это в её же интересах, и какой тогда смысл её убивать? Не забудь, что полиция уже наверняка её ищет, так что придётся Ане как-то объяснять Грекову своё отсутствие, вот это да, это сложность. Да и потом, что-то мне кажется, что твои способности настолько уникальны, что рискни она проболтаться про телепортацию, ей не поверят даже те, кто в этом что-то понимает.

— Пожалуй, — тщательно обдумав мои слова, согласился тёзка. И снова в моих глазах это пошло ему в плюс — способность разумно мыслить, она тоже, знаете ли, неплохой показатель душевного здоровья. — Но всё-таки… Жалко её.

— Ну, во-первых, я тебе уже объяснил, что повода жалеть особо и не будет, — блин, жалко ему! Она-то его не пожалела! Ну, или пожалела очень уж своеобразно… — А, во-вторых, это теперь вообще не твоя и не наша с тобой забота. Женщина она взрослая, вполне самостоятельная, это был её выбор, и выбор осознанный. Стало быть, и последствия этого выбора тоже исключительно на ней. Наша с тобой сейчас забота — экстренная эвакуация отсюда. Побег, проще говоря.

— С этим? — тёзка тряхнул левой рукой, цепь немузыкально звякнула.

— Телекинез применить тебе религия не позволяет? — съехидничал я.

— Религия-то тут при чём? — не сообразил тёзка. Пришлось растолковывать ему смысл этого оборота в речи моего мира, после чего оба дружно посмеялись.

Посмеяться-то посмеялись, но дальше нам стало не до смеха — разжать браслет телекинезом ни у тёзки, ни у меня никак не выходило. С ним-то понятно, полностью пока что в себя после Аниной выходки не пришёл, а почему не получилось у меня, даже не знаю. Тоже, конечно, и за товарища переживал, и вдовушка меня слегка подбесила, не без того… Тут тёзке принесли обед, и за поглощением пищи мы решили отложить попытки освобождения до ночи, заодно и выспаться на сытый желудок, чтобы легче было ночью бодрствовать.

Какой-то особый режим дня тёзке не установили, однако часы оставили, и за проведённые в камере неполные сутки мы выяснили, что день и ночь тут всё-таки различаются — освещение в полную силу включают в семь утра, а в одиннадцать, которые двадцать три, свет приглушают, но совсем не гасят, должно быть, чтобы не лишать охрану возможности подсматривать. Тоже вот проблемка с этим подсматриванием… Как-то совсем не хотелось, чтобы та самая охрана взялась исполнять обещание Александра Ивановича стрелять в ноги. Да, избавиться от цепи можно и под одеялом, но после этого надо же надеть штаны, носки и ботинки, прихватить пиджак и сделать тот самый шаг, что запустит телепортацию, то есть времени для стрельбы, причём прицельной, у охранника будет более чем достаточно. Это, конечно, если он будет добросовестно подглядывать и заметит попытку побега вовремя, но именно из такого неблагоприятного варианта следовало исходить, чтобы разработать хороший план. Но мы умные, мы придумали…

Выспавшись после обеда, мы с дворянином Елисеевым, не вылезая из-под одеяла, с новыми силами принялись по очереди разжимать стальной браслет. Силы-то новые, а вот результат так пока и оставался старым, то есть нулевым.

— Погоди-ка, — остановил я тёзку, в очередной раз безуспешно проявлявшего усердие. — Похоже, мы делаем не то и не так.

— Да неужели? — возмутился он. — А как, по-твоему, надо? Мы же грузовые авто двигали!

— Они на колёсах, — напомнил я. — И с тормозов, если помнишь, их снимали. То есть твою сверхспособность мы прикладывали, чтобы они катились, как это и должно с ними быть.

— Ну да, и что с того?

— А то, что наручники разжиматься не должны, — вообще-то, я мог бы и раньше додуматься, но правду говорят, лучше поздно, чем никогда. — Там защёлку держит пружина, вот к ней и надо прилагать силу, а не к браслету. — Я представил конструкцию наручников, какой она мне казалась, чтобы тёзка лучше меня понимал.

— Хм, я как-то об этом не думал, — честно признался он. — Давай, что ли, сам и попробуй?

Я попробовал. Не вышло. Попытался представить, где там должна быть эта чёртова пружина и как я на неё давлю. Опять мимо. Но почему? В чём тут дело? А если так?..

Повернувшись на бок, я подогнул руку, чтобы самому видеть браслет, но для того, кто будет смотреть в глазок, он оставался прикрытым одеялом. Может, не получалось у меня потому, что я пытался действовать вслепую? Ещё сколько-то времени и попыток ушло на то, чтобы понять, что причина не в этом. Чёрт, но в чём, мать её в перемать⁈

— Попробуй как будто бы ключ повернуть, — подсказал тёзка. Вообще, советов, как говорится, под руку я терпеть не могу, но тут всё равно никак не получалось, так что попробовал последовать тёзкиным словам.

Да-а-а… Тело у нас, конечно, общее, и способности, по идее, должны быть такими же, но нет — не с дворянином Елисеевым мне в них тягаться! Когда я снова несколько раз потерпел неудачу, он перехватил управление телом и принялся за дело сам. С первого раза не вышло и у него, но уже при следующей попытке браслет с негромким щелчком раскрылся и тёзка едва успел его схватить, чтобы цепь не утянула разомкнутый наручник на пол и наш успех никто не смог увидеть. Мне оставалось только мысленно аплодировать.

Нет, не только. При всех тёзкиных талантах он не всегда быстро соображает, что и как делать в непривычных обстоятельствах. Нет, так-то он умный, но жизненного опыта товарищу не хватает, вот и пытается иной раз либо пороть горячку, либо уходить куда-то не туда, приходится поправлять. Справившись с браслетом, дворянин Елисеев уже собрался было прямо тут же и бежать, а потому мне пришлось слегка охладить его пыл, напомнив про ненулевую возможность стрельбы по нашему с ним организму. Тёзку такое напоминание в должной мере отрезвило, и мы с ним принялись за тщательную подготовку побега. Ну, то есть планировал я, а вот честь стать главным и единственным исполнителем моего плана выпала как раз дворянину Елисееву.

Начали мы с того, что тёзка снова защёлкнул браслет, не на руке, а просто так, вхолостую, и снова его открыл, уже с первого раза. Проделав эти манипуляции раз, кажется, семь или восемь, ещё трижды повторили их на руке. Я объяснил тёзке, что для полного успеха сбросить оковы нам нужно в строго определённый момент, и мы должны быть уверенными, что когда этот момент наступит, всё пройдёт, что называется, без сучка и задоринки.

Когда тёзку вели сюда, я обратил внимание, что в этом закутке подвала имелись четыре одинаковых двери, каждая из которых, надо полагать, вела в такую же камеру, как и наша, а охранник дежурил один-единственный. С одной стороны, это, конечно, плохо — если остальные камеры пустовали, а они, скорее всего, пустовали, всё своё внимание этот охранник мог уделять единственному постояльцу, и, не исключено, прямо сейчас подглядывал в глазок. С другой же стороны, оно и хорошо — только его одного тёзке и придётся вырубить.

Откинув одеяло, тёзка принялся надевать носки, брюки и ботинки. Закончив с одеванием-обуванием, он вплотную подошёл к двери и принялся со всей дури бить в неё кулаком. Правым, ясное дело — охранник до последнего должен был считать заключённого одноруким.

— Чего надо? — окошко с лязгом открылось и в нём появилась недовольная морда надзирателя.

Ох, и шарахнул его тёзка телекинезом!.. Душу, можно сказать, в удар вложил, бедолагу аж впечатало спиной и затылком в дверь камеры напротив, и он сразу же безжизненно завалился на пол. Разбираться, что там с ним, нам было недосуг — не может помешать, и ладно. Тёзке осталось разомкнуть и сбросить браслет, схватить пиджак и сделать широкий шаг, завершившийся уже в комнате дома госпожи Волобуевой.

Там он тоже надолго не задержался — забрал остававшиеся деньги, парабеллум, покидал в портфель нехитрое имущество в виде свежего и так и не отданного в стирку белья, носков да мыльно-рыльных принадлежностей, и снова широко шагнул, на этот раз в свою комнату в родительском доме, а оттуда сразу в домик садовника…

— Так, — только и сказал подполковник Елисеев, выслушав сына. Отдам тёзке должное, докладывал он ясно, чётко и сжато, не утаивая ничего важного и упоминая вскользь или вообще опуская неважное. Не иначе, в кадетском корпусе такому научился. — Ну-ка, покажи, как ты это делаешь.

Предлагать отцу пустую чашку было со стороны воспитанного молодого дворянина, конечно же, невежливо. Но не на пол же сбрасывать, — подумал тёзка и подвинул её по столу к отцу.

Чем хороши люди военные, так это накрепко вбитой в них привычкой в любой непонятной ситуации действовать если и не по уму, то хотя бы по уставу. Вот и подполковник Елисеев, вернув на место отпавшую челюсть, принялся оценивать обстановку и готовить меры по должному на неё реагированию.

— Тебя я пока к себе в батальон заберу, — что ж, это было ожидаемо, а в нашем положении ещё и желательно. — И Елену с Натальей, — ну да, о жене и дочери Елисеев-старший тоже подумал. — На сборы и Ольга с Антоном прибудут, тоже хорошо, тем более, Ольга в этих делах что-то понимает.

— Фёдора Сергеевича надо бы в известность поставить, — с некоторым сомнением продолжил тёзкин отец, — что речь идёт о титулярном советнике Грекове, мы с тёзкой вспомнили не сразу. — Но что ты ему скажешь? — нотки сомнения в голосе подполковника усилились.

— Да всё и скажу, — отмахнулся тёзка. — И так скажу, что он после этого либо землю будет рыть, причём так, что мы с того тоже немало поимеем, либо бочком-бочком отойдёт в сторонку, что для нас тоже не бесполезным окажется.

Вообще-то пользу в общении с начальником Покровской полиции тёзка имел в виду исключительно свою собственную, но упоминать о том в разговоре с главой семейства было бы не лучшим вариантом.

— Это как же? — заинтересовался Михаил Андреевич.

— Либо захочет раскрыть такое дело, за которое ему чин уж точно дадут, а то и орден, и тогда меня прикрыть и семью нашу защитить для него жизненно важным станет, либо побоится связываться и потому придираться ко мне не станет, чтобы не поднимать лишнего шума. В любом случае того, что с Ольгой тогда было, не повторится, — отца тёзке важно было иметь на своей стороне, поэтому говорил он уверенно и даже с некоторым нажимом, пусть сам полной уверенности в успехе нашей затеи и не имел.

— Вот ты как повернул, — кажется, подполковник Елисеев удивился такому поведению сына. — Не боишься, значит?

— Отбоялся, — тут тёзка душой не кривил. На него столько всего свалилось, начиная с того случая на дороге, что страх за себя несколько притупился, а уж предательство Анечки и успешный побег только добавили дворянину Елисееву бесстрашия. Надо будет, пожалуй, как-то вернуть его с небес на землю, а то совсем страх потеряет и втащит нашу общую тушку куда не надо.

— Отбоялся, говоришь? — старший Елисеев недоверчиво хмыкнул. — Ну ладно. Без Фёдора Сергеевича нам тут так и так не обойтись, так что сей же час ему и позвоню. А ты давай иди приведи себя в порядок. Матери и Наташке не говори пока лишнего, подумаем с тобой потом, что и как им рассказать.

Привести себя в порядок тёзка и сам был рад, вот сразу и отправился на помойку, то есть, прошу прощения, на помывку. Не люблю чувствовать себя тупым, но именно такое неприятное ощущение пришлось мне пережить, когда тёзка, старательно отмываясь, вдруг уставился, как баран на новые ворота, на свою левую ногу. Я сразу и не сообразил, что именно он пытается там высмотреть, и потому какое-то время бессмысленно пялился вместе с ним, пока на память не пришла разгадка — на положенном месте чуть выше колена напрочь отсутствовал шрам, напоминавший о неудачном падении в далёком детстве и целительском искусстве старшей сестры.

— И как прикажешь это понимать? — вопросил дворянин Елисеев, уловив, что я разобрался с причиной его недоумения.

— Как некую данность, — с лёгкой задумчивостью ответил я. — Хотя не думаю, что по этому поводу следует так уж сильно переживать. Если, конечно, этот шрам не был дорог тебе как память.

— Да обойдусь уж как-нибудь и без такой памяти, — отмахнулся тёзка, — но всё равно же интересно, куда он делся…

— Думаю, интересно тут на самом деле не куда, а почему, — уточнил я. — Нет никаких соображений?

— Никаких, — тёзкин ответ отдавал лёгким недоумением. — А ты как полагаешь?

— Вообще, связка «после этого — значит, вследствие этого» частенько проходит как один из элементов демагогии… — начал я.

— Да, нас этому учили, — нетерпеливо прервал меня тёзка. Чёрт, всё время забываю, что качество гуманитарного образования тут куда выше привычного мне.

— Но в нашем случае, боюсь, именно её придётся принять как объяснение, — продолжил я. — Как я понимаю, это побочное действие наших с тобой упражнений.

Тут пришлось растолковывать тёзке, что такое побочное действие, он быстро мои объяснения понял, и ещё быстрее после того согласился с моим предположением. А что, ничего другого ни ему, ни мне больше не оставалось… Но нам обоим такая побочка понравилась. Очень, знаете ли, полезная побочка, в отличие от того, что обычно этим словом называется. Однако же следовало поторопиться, тем более, обсуждать тут было больше нечего. Если такие побочки пойдут у тёзки по всему организму, а не только по его поверхности, это вообще будет тот самый праздник, который всегда с тобой. Я, например, был бы только за, да и тёзка уж точно не против…

Отмывшись, дворянин Елисеев прошёлся по щекам безопасной бритвой, хоть по мне оно и было излишним, обмакнул щёки одеколоном и принялся одеваться, начав, понятно, со свежего белья. Ну вот, теперь не стыдно появиться и перед всей семьёй…