Двуглавый. Книга первая

Глава 22 Перемены к лучшему и к худшему

Наше заключение с обучением продолжалось пока что без особых изменений. На занятиях с Александром Ивановичем тёзке всё так же приходилось совершенствоваться в телекинезе и телепортации, причём телепортацию он отрабатывал именно для обеспечения проникновения через различные преграды других людей и предметов. Нет, определённо тут готовили какое-то криминальное предприятие, причём довольно масштабное, других объяснений у нас не находилось, а спрашивать у Александра Ивановича — не такие мы с тёзкой идиоты.

Одновременно продолжались и наши с тёзкой личные, я бы даже сказал, сепаратные, упражнения. У меня уже пару раз выходило телепортироваться не только в соседнее помещение, но тёзка всё равно справлялся с этим намного лучше. Что ж, стало быть, ему и карты в руки. Нам же с ним не славой меряться, нам выжить надо, а в данный момент ещё и свободу себе вернуть, желательно поскорее и без осложнений, а уж под чьим именно руководством оно произойдёт — это, как говорится, по обстоятельствам. Вот мы и занимались, хоть и пришлось нам, обдумав и обсудив один вопрос, побег пока ненадолго отложить.

Вопрос состоял в том, каким образом нам забрать с собой Анечку. По идее, особых затруднений в том не предвиделось — нам с тёзкой казалось, что дворянину Елисееву достаточно будет взять свою даму за руку и тот самый шаг сделать, как на строевых занятиях, вместе, и лучше бы даже в ногу. Но это по уму и по логике, а в жизни оно могло обернуться по-всякому, и потому мы подумали и всё-таки решили подстраховаться. В итоге первоначальный план был пересмотрен — теперь мы хотели сперва просто на минуту-другую вывести Аню в комнату дома в Посланниковом переулке, чтобы на практике проверить саму возможность такого действия, а уже в следующую нашу встречу бежать отсюда окончательно и бесповоротно. Возможный при таком раскладе риск того, что Анечка выдаст себя и нас поведением или оговоркой, тёзка клятвенно обещал исключить, и зная уже, как ловко умеет он пудрить женщинам мозги, я с ним спорить не стал.

Вышло, однако, так, что поход к Анне Сергеевне по воле здешнего начальства состоялся нескоро, даже не знаю, почему. Выходные тёзке устраивали, но отдыхать ему приходилось исключительно в моём обществе, к Ане его не допускали. Мы уже начали было предполагать всякое, по большей части нехорошее, но долгожданный день всё же однажды настал и дворянину Елисееву дозволили провести ночь с подругой. В положении госпожи Фокиной за это время произошли, как оказалось, некоторые перемены. Во-первых, апартаменты, занимаемые Анной Сергеевной, при появлении дворянина Елисеева покинула не стрёмная деваха Даша, что так не нравилась нам с тёзкой и которую побаивалась Аня, а какая-то Ульяна. Ульяна эта старательно и местами небезуспешно пыталась выглядеть этакой миловидной простушкой, однако же внимательный взгляд и выверенные движения выдавали в ней девицу крепкую и ловкую, так что сомнений в том, что главная её задача — стеречь пленницу, у нас не оставалось. Во-вторых, Анна Сергеевна встретила дорогого гостя празднично принаряженная и даже с новой причёской. Ну, и в-третьих, в её комнате поменяли мебель, тоже на куда более презентабельную.

— Откуда всё это? — тёзка даже слегка обалдел.

— Одежда моя, мне из дома доставили, — с заметным самодовольством ответила Аня. — Причёску тут и сделали. А мебель они свою откуда-то принесли. Но согласись, Витенька, теперь намного уютнее стало!

Тёзка, понятно, согласился, но ему, как и мне, такое обновление особой радости не доставило. Кажется, хозяева захотели сделать своё принудительное гостеприимство более привлекательным не только для Анны Сергеевны, но и для дворянина Елисеева, раз уж отдыхать ему будет позволено в этих апартаментах. Но при улучшении вкусовых качеств пряника стоит ожидать и удлинения кнута, иначе такое однобокое стимулирование вообще теряет смысл. Осталось только дождаться, когда Александр Иванович разъяснит тёзке все эти изменения, как произошедшие с госпожой Фокиной, так и ожидающие Виктора Михайловича лично. Или не дождаться, если получится свалить отсюда раньше, нам-то с тёзкой от тех изменений ни холодно, ни жарко. Однако же заметное улучшение условий содержания Анечки на фоне полного отсутствия не то что перемен, а даже и разговоров о таковых в положении дворянина Елисеева несколько озадачивало.

Но сейчас особо озадачиваться было некогда, и уже далеко за полночь тёзка заставил ничего не соображающую Аню подняться, надеть домашний халат и вывел её в ванную. Получилось у тёзки прямо как в сказке — только с третьего раза, но получилось же!

— Эт-то что⁈ — свет в комнате мы включать не стали, но даже в темноте Аня сумела разглядеть, что находится совсем в другом месте.

— Это, Анечка, наша с тобой свобода, — с гордостью, по мне, вполне заслуженной, ответил тёзка. — Сейчас мы вернёмся обратно, а в следующую нашу встречу я тебя заберу, верну домой и сделаю всё, чтобы больше никто и никогда тебя не похитил.

— А как ты это сделал? И где мы сейчас? А ты правда вернёшь меня домой? А вернуться опять туда, где были, мы сможем, а то у меня там вещи? — вопросы посыпались на тёзку как из мешка, это я не все их перечислил.

Терпеливо дождавшись, пока поток вопросов не иссякнет, тёзка принялся отвечать. Приводить тут его многословные разъяснения я не стану, туману дворянин Елисеев напустил от души, но закончил свою речь совсем в другом ключе, короткими рублеными фразами втолковав подруге, что её дело сейчас — во-первых, молчать, а во-вторых, быть готовой к побегу.

— А когда? — Аня спросила таким убитым голосом, что тёзка растерялся и не успел сразу ответить. Я тут же воспользовался его замешательством, перехватил управление и ответил вместо него:

— Как только, так сразу.

Тут уже впала в замешательство Аня, и я снизошёл до разъяснения, впрочем, тоже довольно туманного:

— Аннушка, ну какая, в сущности, разница? Просто будь уверена, что осталось недолго.

— Да-да, я поняла, — она даже пару раз кивнула. — Хорошо, я буду готова.

Дальше всё пошло вообще как-то скомканно. Нет, с возвращением в ванную комнату апартаментов, отведённых госпоже Фокиной, тёзка не подкачал, зато потом… Затащить Анечку в постель тёзке удалось, но толку от того оказалось чуть — настолько вяло подруга себя вела и видно было, что обычной радости ей сейчас эти телодвижения не приносят. На таком фоне и тёзка не проявил особого усердия, кое-как доведя дело до завершения, после чего Аня его и выпроводила, сославшись на плохое самочувствие. М-да, дела…

— Это что было? — спросил я, пока мы топали к себе. — Ты же с ней давно знаком, не знаешь?

— Без понятия, — тёзка успел нахвататься от меня разных словечек и оборотов. — Что-то я такого вообще не припомню… Не понимаю, что с ней такое, но мне это не нравится.

— Не тебе одному, — даже не знаю, стали эти мои слова для тёзки утешением или дополнительной порцией соли на рану. — Лишь бы не проболталась.

— Это вряд ли, — всё-таки некоторое сомнение в словах тёзки ощущалось. — Сама же всё время спрашивала, когда мы отсюда выберемся. Но, похоже, зря мы эту тренировку устроили…

— Да ладно тебе, — напоминать тёзке, что это было именно его предложение, я дипломатично не стал, — зато теперь точно знаем, что всё пройдёт как надо.

— Знаем, — с явным облегчением согласился тёзка. — Но бежать отсюда, или, как ты выражаешься, делать ноги, уже надо, и чем скорее, тем лучше.

— Кто бы спорил, — поддержал я товарища. — Кто бы спорил…

Впрочем, в следующие дни особых последствий непонятного поведения госпожи Фокиной мы не увидели. Всё так же продолжались занятия с Александром Ивановичем, где отрабатывались всё те же действия в разных вариациях. Дурить нашего тренера мы прекратили, чтобы до поры не вызывать у него каких-либо подозрений, сам он никак своей обычной манере поведения с её показной доброжелательностью не изменял, в общем, сплошная тишь да гладь.

Мы с дворянином Елисеевым, кстати сказать, уже не раз и не два задавались вопросом: неужели Александр Иванович так до сих пор ничего и не заподозрил? По всему выходило, что нет, не заподозрил, и мы переключились на осуждение возможных причин такого непонятного благодушия, сойдясь в итоге на том, что Александр Иванович, конечно, знает о паранормальных способностях куда больше нас с тёзкой, но у него самого эти самые способности развиты намного меньше. Тёзка, правда, поначалу недоумевал, как такое вообще возможно, пришлось поинтересоваться, уж не считает ли он, что тренер футбольной команды должен быть так же хорош на поле, как и его подопечные, вот после этого у нас трогательное единодушие и настало.

Удивительно, но мало того, что очередной выходной ждал нас непривычно скоро после прошедшего, так ещё и Александр Иванович объявил о том заранее, чего прежде не делал, сообщая о выходных лишь за день. Мы с тёзкой, понятное дело, обрадовались, ведь именно на ближайший выходной и был у нас назначен побег. Радость, увы, оказалась, как показали дальнейшие события, преждевременной…

Как раз закончилось последнее перед выходным днём занятие, мы уже ждали пожелания Александра Ивановича хорошо отдохнуть, превратившегося в своего рода ритуал, когда в складское помещение, где тёзка упражнялся в телекинезе с телепортацией, вошли те самые основательно уже подзабытые два мордоворота, что участвовали в похищении дворянина Елисеева.

— Имейте в виду, Виктор Михайлович, в случае вашей попытки телепортироваться охрана будет стрелять, — совершенно не подходящим к смыслу его слов мягким голосом сказал Александр Иванович. — Пока только в ноги, — добавил он со столь же неуместной доброй улыбкой. — Сейчас вас отведут в вашу новую комнату, и, прошу вас, не пытайтесь по пути сделать какую-нибудь глупость, вам всё равно этого не позволят.

Безразличие на физиономии одного мордоворота и нескрываемое злорадство второго показывали, что Александр Иванович не шутит. Правда, наставленные на тёзку револьверы смотрелись в этом смысле куда более убедительно.

— Пытаться применить против меня или охраны телекинез тоже не советую, — продолжил он, когда на тёзкиных запястьях защёлкнулись наручники. — С этим я справлюсь. А теперь пойдёмте, поговорим более предметно. В одиннадцатую, — это уже охранникам.

«Одиннадцатой» оказалась одиночная камера в подвале. Конечно, и та комната, откуда тёзка пришёл на это занятие, тоже являлась фактически камерой-одиночкой, но теперь всё было по-настоящему, без прихожей, сортира и душевой. Унитаз и умывальник прямо тут и находились, душа не имелось вообще, маленькое давно не мытое окно под самым потолком отделялось от остального помещения решёткой, мебель представляли собой узкая кровать, стол и табуретка. Добавляем толстую железную дверь с окошком и получаем полный тюремный набор.

Нет, не полный. Полным он стал через пару минут, когда с тёзки сняли наручники и пиджак, а потом надели наручники другие, браслеты которых соединялись длинной, никак не меньше полутора метров, цепью. Один браслет защёлкнули на тёзкином левом запястье, другой — на раме железной кровати.

— На вашем месте, Виктор Михайлович, я не стал бы проверять, оторвёт вам при попытке телепортироваться руку или же просто ничего не получится, — мрачно усмехнулся Александр Иванович. — Впрочем, можете и попробовать, если готовы пожертвовать собой во имя науки.

— Пожалуй, последую вашему совету и не стану, — тёзка показал, что держать удар умеет.

— Что ж, это радует, — превратившийся в тюремщика тренер довольно кивнул. — По крайней мере, разум вы сохранили, и это уже хорошо. Смотрю, вам перемена условий содержания не по нраву?

Отвечать тёзка не стал, смысла не было.

— Но вы можете вернуть и даже улучшить прежние условия, — тут Александр Иванович выдержал прямо-таки театральную паузу, должно быть, ожидая, что тёзка спросит, каким же образом можно такое устроить, но не дождался и ответил на незаданный вопрос сам: — Как только при свидетелях дадите честное слово отказаться от побега.

— Я подумаю, — а тёзка молодец, и соглашаться не стал, и злить местного главного тоже.

— Подумайте, Виктор Михайлович, подумайте, — миролюбиво согласился Александр Иванович. — Только постарайтесь надолго с этим не затягивать. А чтобы вы, не приведи Господь, не посчитали, будто я пытаюсь вас купить, оплату вашего участия в наших делах мы с вами обсудим позже, уже после того, как вы от побега откажетесь. На том пока и попрощаюсь. Будете готовы дать слово — постучитесь в дверь и пригласите меня через охранника.

— Чёрт его побери, откуда он узнал-то? — ворчливо вопросил тёзка, усевшись на кровати.

— Анька сдала, почти наверняка, — на мой взгляд, это было очевидно.

— Ты что⁈ — м-да, кажется, только на мой… — Ей-то зачем⁈

— Думаю, уже скоро мы это узнаем, — спорить мне совершенно не хотелось, да и тёзка тоже не стал.

Дальше сколько-то времени мы уделили изучению наших новых условий. Начали, ясное дело, с цепи. Не толстая и не особо тяжёлая, но вполне себе добротная, порвать её можно было разве что в мечтах, и то дурных. С длиной тюремщики угадали — доступ к табурету, столу, унитазу и умывальнику она обеспечивала, однако же комфорта, понятно, не добавляла. Хорошо хоть браслет на руке был не той гадской системы, что сильнее сжимается при резких движениях — уж не знаю, это такой местный гуманизм или здешняя техническая мысль до этакой пакости просто ещё не додумалась.

Сама по себе камера не то что особым, а и вообще каким-либо уютом не отличалась. Небрежно выкрашенные в серый цвет стены, цементный пол, стол и табурет к тому полу прикреплены, на потолке забранная железной решёткой лампа — в общем, тюрьма, она тюрьма и есть. Впрочем, нашлись и два приятных исключения — во-первых, в камере не было холодно, а, во-вторых, какой-то ну очень, видать, добрый человек приделал к стене деревянную вешалку о двух рожках, на один из коих тёзка тут же и повесил пиджак.

Уже минут через двадцать выяснилось, однако, что потребность Александра Ивановича в тёзкиных услугах оказалась столь велика, что он решил воздействовать на дворянина Елисеева и с другой стороны. Дважды провернулся ключ в замке, и дверь открылась, пропуская в камеру госпожу Фокину.

— Это ты нас выдала? — честно говоря, я надеялся, что это тёзка спрашивал о нас с ним, а не о нём с Анной. Ну да, не выдавать же ей саму себя?

— Витя, ну что ты! — Аня картинно всплеснула руками. — Что значит выдала⁈ Я просто помогла тебе удержаться от совершения большой ошибки!

— Вот как? — с горечью спросил тёзка. — И какой же, будь добра разъяснить?

— Как это какой? — хм, кажется, Анечка всерьёз решила самого же тёзку выставить виноватым. — Ты что же, собирался бежать отсюда без денег, которые тебе готов заплатить Александр Иванович⁈ Без очень больших, между прочим, денег!

— Ты-то откуда знаешь? — тёзка натуральным образом удивился.

— Мне Александр Иванович сам сказал! — Анечка аж приосанилась. — И если ты дашь слово не бежать, то жить тут мы с тобой будем вместе!

Тёзкино удивление сменилось его же обалдением. Не так плохо, конечно, я о нём думал, чтобы действительно испугаться, что он готов уступить, но на всякий случай подсказал товарищу, что за прошедшие пятнадцать-двадцать минут Александр Иванович просто не успел бы загрузить Анечку всеми этими обещаниями, а раз так, то на свою сторону он госпожу Фокину перетянул заранее, что и подтверждалось столь заметным улучшением условий её содержания. А сделать уже из этого выводы тёзка смог и сам, не дурак всё-таки. Предательство подруги тёзка принял, понятно, с тяжёлым сердцем, но спорить с доводами разума не стал.

— Уйди, — только и смог он сказать.

— Но как же так, Витя⁈ — возмутилась Анна. — Я же хотела как лучше!

— А получилось как всегда, — криво усмехнувшись, ответил тёзка. С наследием Черномырдина [1] я его познакомить уже успел. — Уйди!

Аня даже не нашла, что ответить. Ещё несколько секунд она чего-то ждала, затем фыркнула и вышла из камеры.

[1] Виктор Степанович Черномырдин (1938–2010), председатель Совета Министров, затем Правительства Российской Федерации в 1992–1998 гг., непревзойдённый мастер косноязычных афоризмов. Его фраза «Хотели как лучше, а получилось как всегда» стала своеобразным девизом девяностых годов.