Другие грабли. Том 2

Глава 49

Охранник аккуратно, но твердо препроводил Аллу обратно в кабинет и вышел за дверь, плотно ее за собой закрыв. Не удивлюсь, если он с той стороны еще и спиной к ней привалился на случай, если гадалка вдруг захочет повторить.

— Ну и что это за перфоманс? — осведомился Петруха. — Откровенно говоря, когда мы заключали сделку, и я платил вам деньги, я надеялся на более профессиональный подход. Как там Чапай говорил? Что было, что будет, на чем сердце успокоится. А мое сердце, например, после этого представления вообще не успокоилось, даже близко. А как у тебя дела с сердцем обстоят, Чапай?

— На последней медкомиссии сказали, годен.

— С тобой все ясно. Ирина?

— Я заинтригована, — сказала она. — И хотелось бы ясности.

Цыганка медленно обвела нас взглядом исподлобья. Вероятно, по ее мнению, это должно было выглядеть угрожающе, но выглядело затравленно. Петруха наклонился, подобрал брошенный Аллой конверт, заглянул внутрь, убеждаясь, что деньги все еще там и это не какой-нибудь трюк. Судя по выражению его лица, деньги были на месте.

Петруха протянул конверт цыганке.

— Заберите, — сказал он. — И скажите нам то, что мы хотим знать.

— Ты не захочешь знать то, что я скажу, — заявила Алла и перевела взгляд на Ирину. — А тебе не понравится эта ясность.

— Завязывайте с этими туманными намеками и позвольте нам самим решить, — сказал Петруха.

— Все уже решено, — сказала она. И конверт из его рук так и не взяла.

Попросить цыганку обойтись без туманных намеков это все равно, что попросить Папу Римского выпить текилы из пупка стриптизерши. Теоретически возможно, что оба они это сделают, но на практике маловероятно и трудноосуществимо.

— Я не сторонник детерминизма, и в любом случае мне бы хотелось большей конкретики, — заявил Петруха, озвучивая наше общее мнение.

Цыганка вновь одарила нас взглядом, меня — гораздо более коротким, чем остальных, а потом затравленно посмотрела на закрытую дверь.

— Второй этаж, — на всякий случай напомнил я. — На окнах решетки.

С учетом сконцентрированной в здании и вокруг него охраны, сбежать из кабинета мог бы только жидкий терминатор из второй серии. Конечно, классический терминатор наверняка попытался бы проложить себе дорогу силой, но Алла не являлась ни тем, ни другим, поэтому шансов избежать продолжения разговора у нее не было.

Я лишь надеялся, что она не станет играть в молчанку и испытывать наше терпение. Я человек миролюбивый, но простой, и несмотря на мое практически безграничное уважение к прекрасному полу, колено в случае необходимости я прострелить все равно могу.

Но при Ирине бы не хотелось.

— И что вы будете делать? — поинтересовалась Алла.

Петруха тяжело вздохнул. На мой взгляд, излишне театрально, но черт его знает, чему их там в их КГБ учили. Может, это такое психологическое воздействие, делающее людей более сговорчивыми.

— Времена сейчас лихие, сама понимаешь, — отстраненно сказал он. — Люди пропадают вот просто так. Уходят куда-то, говорят, что на деловую встречу, что дело прибыльное и есть хорошие варианты, а потом их больше никто никогда не видит. Вообще.

Я знал, что он блефует. Я был практически уверен, что он блефует, потому что для данной ситуации угроза была уж слишком людоедской, и за все время нашего с ним общения Петруха ни разу не производил впечатление человека, способного воплотить эту угрозу в жизнь, но Алла знала его недостаточно хорошо и ее проняло.

Она посмотрела Петрухе в глаза и ее снова перекорежило. Не так, как от взгляда в мои зеркала души, но все же. Какое-то мгновение она колебалась, и я увидел у нее на лице отражение внутренней борьбы, которое постепенно сменилось на отчаянную решимость.

— Тебя вообще не должно здесь быть, — сказала она Петрухе. Голос у нее стал куда более глубокий и низкий, нежели во время истерики, и еще в нем добавилось торжественности. Она не говорила, она вещала и пророчествовала. Ну, по крайней мере, так мог бы подумать какой-нибудь простодушный идиот, который верит во всю эту фигню.

— Но я здесь, — возразил он.

— Завтра тебя не будет.

— Ну да, — сказал Петруха. — Завтра я буду у себя, а потом мне по делам в Воронеж нужно смотаться…

Одним взмахом руки дав Петрухе понять, что он ей более неинтересен, она повернулась к Ирине и вытянула в ее сторону указующий перст с несколько облупившимся красным лаком на длинном ногте.

— Ты проживешь долгую и интересную жизнь, — сказала она. — Кто-то назовет тебя великой, кто-то назовет тебя ничтожной, одни будут считать тебя спасительницей, другие — величайшей преступницей. Но счастливой ты не будешь, и сердце твое не успокоится никогда.

— Ну, хоть так, — сказала Ирина.

— Все это безумно интересно, — сказал Петруха и махнул конвертом в мою сторону. — Но вообще-то идея была не в том, чтобы нагнать тут пурги и свалить в туман. Мы хотели бы услышать что-нибудь вот про этого персонажа, и что-нибудь более конкретное, чем дальняя дорога, которая его ждет, и казенный дом, который по нему плачет.

Цыганка перевела взгляд на меня и покачала головой. Палец свой она в мою сторону выставлять не стала и вообще убрала его от греха подальше.

— Будущее твое туманно, — изрекла она.

— Черт с ним, с будущим, — сказал я. — Что там по поводу прошлого?

— Прошлое твое…

— Туманно? — подсказал я.

— Слишком запутано, — сказала она.

— Спасибо, — сказал я. — Это нам очень здорово помогло.

— Я вижу… что-то, — сказала она. — Но я не понимаю, что я вижу.

— Знакомо, да? — спросил я у Ирины. — Наверное, половина твоих учеников может заявить такое, глядя в учебник.

— Ну, я все же не ядерную физику преподаю.

— Ну, лично для меня французский язык и первичный нуклеосинтез одинаково загадочны.

— Нуклео-что? — спросил Петруха.

— Это с теорией Большого взрыва связано, — объяснил я. — Процесс начался через три минуты после него, длился всего около семнадцати минут, и в результате в барионной массе вселенной стали доминировать водород и гелий. Но вопрос в том…

— Так это фантастика, — сказал Петруха и задумчиво посмотрел на меня.

— Физика, — сказал я.

— А ты у нас как раз физрук, — сказал он. — Поэтому тебе такие вещи знать и положено, да?

— Для общего развития не помешает. Никогда не знаешь, что в жизни пригодится, — сказал я.

— Угу, — согласился он. — Что ж, спасибо за эту минутку просвещения, но давайте вернемся к нашим баранам. Алла, скажите мне, как предприниматель предпринимателю, вам нужны деньги?

— Я уже сказала, что никаких денег от тебя не возьму.

— Что ж, это несколько усложняет переговорный процесс, — сказал он. — Тем не менее, мне хотелось бы получить чуть более исчерпывающие комментарии…

— А мне вот уже и не хочется, — сказал я.

Цыганка снова перевела взгляд на меня.

— Ты здесь и одновременно не здесь, — сказала она. — Здесь тебя не должно быть, а там, где ты должен быть, тебя нет.

— Именно это я и имел в виду, — сказал я.

— А где, я стесняюсь спросить, он должен быть? — поинтересовался Петруха.

— Я не знаю тебя, потому что ты и сам себя не знаешь, — продолжала она, не обращая на коллегу-предпринимателя никакого внимания. — Ты сейчас на распутье, но когда ты вспомнишь, кто ты есть на самом деле, ты поймешь, что тебе надо делать.

— Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста.

Но, по законам всемирного свинства, как раз в этот момент коса и нашла на камень.

— Ничего больше не скажу, — заявила цыганка. — Вот хоть ножом меня режь.

— А если…

— Режь, — сказала она. — Начинай.

Лицо Петрухи искривила гримаса, словно у него внезапно заболели все зубы разом, но я все равно ни на секунду не поверил, что он всерьез раздумывает над ее предложением. Швырнув конверт с деньгами на стол, он приоткрыл дверь и достаточно громко, дабы быть услышанным охраной в приемной, возвестил об окончании сеанса ясновидения. Увидев, что путь свободен, цыганка сразу же ретировалась.

— Ну и вот что это было? — поинтересовался Петруха. — Честно признаться, я не особенно рассчитывал на успех, но все равно несколько разочарован. Или кто-нибудь что-нибудь понял?

— Там нечего понимать, — сказал я. — Она просто несла какую-то чушь.

— Не сходится, — сказал Петруха. — Чушь они обычно несут, чтобы выманить все твои деньги, а эта оплаты не взяла.

Я пожал плечами.

— Люди странные.

— И это твоё объяснение?

— По крайней мере, оно рациональное, — сказал я.

— А что по поводу того, что Ирина станет великой, а нас с тобой тут вообще не должно быть?

— По другой версии я буду ничтожной, — сказала Ирина. — И в любом случае, проживу долго и буду несчастной.

— И что ты об этом думаешь?

— Я еще могла бы поверить в гипноз, — сказала она. — Но гипнотизер оказался шарлатаном. А это… это просто цирк какой-то.

— Только клоуны в нем не смешные, — сказал Петруха.

— Как и везде.

— Ладно, давайте возьмем паузу на осмысление всего этого, а заодно обдумаем наш следующий ход, — сказал Петруха. — Чапай, вас подвезти куда-нибудь?

— Нет, я на колесах, — сказал я.

То ли причиной подавленного состояния была очередная неудача и отсутствие дальнейших планов, то ли перфоманс Аллы таки сделал свое черное дело и поселил в наших душах сомнение, но из кабинета мы выходили в молчании, и каждый думал о своем.

Заявление цыганки о том, что Петрухи не должно здесь быть, можно было с большой натяжкой соотнести с полученной от куратора информацией о том, что предыдущее покушение должно было стать для него фатальным. Но информация от куратора была непроверенной, и проверить ее не было уже никакой возможности, и совсем не факт, что Алла говорила именно о нем. Это вообще очень удачная стратегия, которую используют многочисленные шарлатаны — говорить как можно более расплывчатыми фразами, чтобы жертва сама их расшифровывала и подгоняла ситуацию под себя, преисполняясь верой в мудрость пророков.

А меня здесь почему не должно быть? Потому что я не из этого времени, и в моем времени меня нет? Предсказание же насчет будущего Ирины было наиболее сомнительным. Что значит «кто-то назовет великой, кто-то ничтожной»? Мало ли, кто там кого как назовет, мало ли, какие у кого представления о величии или ничтожности. Что для одного спасение, для другого вполне может быть и великим преступлением, тут все от точки зрения зависит, а о носителе этой точки зрения Алла нам ничего не сказала. Нет, без конкретных фактов это все чушь собачья…

Я поймал себя на мысли, что всерьез рассуждаю о словах якобы ясновидящей, и мне даже стало немного стыдно.

— Где ты вообще ее нашел? — спросил я.

— Не по объявлению же, — сказал Петруха. — Поспрашивал среди знакомых. Они, конечно, удивились такому интересу, потому что знакомые у меня по большей части нормальные люди, но кто-то ее посоветовал. Откуда ж я мог знать, что это все вот такой фигней закончится?

— Никто не мог, — согласился я. — В любом случае, надо завязывать с этим антинаучным подходом. Мракобесие еще никого до добра не доводило.

— Смутные времена всегда привлекают ложных пророков, — сказала Ирина.

— Да, наверное, — сказал Петруха. — Но откуда она знала, что Чапай на распутье?

— Разве все мы не стоим на распутье практически в каждый момент наших жизней? — спросила Ирина. — Мы оказываемся там в любой момент, когда нам нужно принять решение, даже если это решение о том, заказывать ли тебе курицу или рыбу. Меня же куда больше заинтересовало, кто же такой Василий на самом деле.

— Интересный вопрос, кстати, — согласился Петруха. — Чапай, мы пока по лестнице спускались, ты часом не вспомнил, кто ты есть на самом деле?

— Я — физрук.

— Или ты только так думаешь, — сказал он. — По мнению Аллы. Хотя, не будь среди нас дамы, я бы тебе в подробностях рассказал, где я это особо ценное мнение вертел.

— Можете не продолжать, я догадалась, — сказала Ирина.

Мы спустились на первый этаж и добрались до ведущей на улицу двери, около которой нас ожидала очередная порция Петрухиных охранников.

— Все чисто, босс, можем выходить.

По моему скромному мнению, они слегка переигрывали в серьезных профессионалов, какими их рисует американское кино. Слишком театральные движения, слишком сосредоточенные лица. Да, конечно, на дворе девяностые и всякое может случиться, но рожи-то можно и попроще сделать. В конце концов, Петруха — не президент, да и они не кевины костнеры, а они себя так ведут, как будто им важно не дело сделать, а максимально круто выглядеть в процессе.

Как будто кто-то за ними наблюдает и оценки за артистичность выдает.

Нормальный человек бы как сделал? Нормальный человек просто бы дверь открыл, показывая, что путь свободен и безопасен. А эти рисуются: «Все чисто, босс, можем выходить».

Я, собственно говоря, почему так возмущаюсь? Потому что в тот самый момент, когда один из этих мордоворотов в деловом костюме на серьезных щах заявил, что все чисто, меня посетило ощущения грядущего бардака. Очередного грядущего бардака. К сожалению, предчувствие так и осталось на уровне ощущений, и сформулировать его более внятно я не мог.

— Стой, — сказал я Петрухе, и он остановился с зависшей над порогом ногой.

— Стою, — сказал он. — Вспомнил чего?

— Нет, — сказал я. — Просто у меня ощущение, что на улице нас ждут неприятности.

Для кого-то, может быть, это и не аргумент, но я привык к своим ощущениям прислушиваться. Это не всегда помогает, и далеко не всегда предчувствия оправдываются, но пару раз они меня все-таки выручали.

Петруха был конторским профессионалом, пусть и в отставке, и тоже привык доверяться чутью. Немного помедлив, он занес ногу обратно в помещение и закрыл массивную металлическую дверь.

— Да все чисто, босс, — чуть обиженным тоном заявил мордоворот. — Ребята же проверяли.

— Значит, пусть еще раз проверят.

Мордоворот сунул руку в карман, вытащил оттуда рацию и принялся раздавать команды тем, кто дежурил снаружи. Там засуетились, а машину Петрухи, которая стояла в нескольких метрах, подогнали к двери вплотную.

Я подумал, что если они ничего не найдут, то я буду выглядеть дураком и перестраховщиком. Может быть, даже паникером. Но если это поможет избежать неприятностей, то я в плюсе. А так-то мне глубоко плевать, как я со стороны выгляжу.

— Забавные вы мужчины, — сказала Ирина. — Значит, то, что говорит цыганка — это все бред и суеверия и не надо ее слушать, а то, что…

— Тут другое, — сказал я. — Тут на опыте замешано.

— Ты на улицу даже не выглядывал, — напомнила она. — Так что я не вижу никаких объективных предпосылок для повышенной тревожности.

— Между прочим, леди права, — сказал Петруха.

— То есть, ты мне не веришь?

— Я не об этом, — сказал Петруха. — Я к тому, что если мы доверяем твоим предчувствиям, то можем ли мы бездумно отмести в сторону то, что нагадала нам эта цыганка? Есть многое на свете, друг Василий, что и не снилось нашим мудрецам.

— Допустим, я не бездумно отметаю, — сказал я. — А отметаю после некоторого размышления. Это меняет дело?

— Кто бы знал.

Суета на улице продолжалась минуты три, после чего в руках мордоворота снова затрещала рация и ему доложили, что на улице по-прежнему все чисто, спокойно и безопасно.

И вот тут дилемма. Потому что несмотря на доклад охраны, мое предчувствие грядущий фигни никуда не делось, но что я мог по этому поводу предпринять? Забаррикадироваться в чужом офисе и ждать, пока фигня не обойдет этот район стороной? И сколько ждать? И что, если я ошибаюсь?

Когда ты имеешь дело с хронодиверсантами, одна из проблем заключается в том, что предварительная проверка местности ничего тебе не гарантирует. Ведь они могут устроить засаду уже после того, как ты удостоверился в ее отсутствии.

— Твое решение, Чапай?

— Ладно, выходим, — сказал я.

Мы вышли.

И случилась фигня.