Глава 34

Судя по прикиду, Петруха либо уволился из органов, либо пытался внедриться в какое-то очень интересное место. Но я бы поставил на первое, в девяностые годы многие офицеры уходили на вольные хлеба.

Я сидел за столиком в небольшом кооперативном кафе, потягивал кофе, довольно дрянной и явно не стоивший тех денег, которые пришлось за него заплатить, и смотрел, как давний знакомый выбирается из припаркованного у обочины «кабана». Удивительно, но в эти времена машины можно было оставлять практически в любом месте, даже в центре Москвы, и никто за это не штрафовал. И тем более не эвакуировал.

И самое удивительное, что это не только «кабанов» касалось.

Говорят, что именно поэтому город и превратился в одну большую пробку, но усилия моих современников со всеми этими штрафами, эвакуаторами и всякими активными гражданами ситуацию все равно не спасали.

Петруха и сам раскабанел. Не до размеров покойного майора, конечно, но все равно довольно внушительно, и его малиновый пиджак явно был размера XL, и на солидной шее висела массивная золотая цепь. Он степенно вошел в кафе, огляделся по сторонам, радостно просиял, увидев меня, и направился к моему столику.

— Здорово, Чапай, — мы обменялись рукопожатиями. — Давно не виделись.

— Все относительно, — сказал я.

— Четыре года — солидный срок, — сказал он. — Но ты, я смотрю, совсем не изменился.

— Зато ты изменился, — сказал я.

— Здесь многое изменилось, — слегка помрачнел Петруха. — Мы всего лишь пытаемся подстроиться под эти перемены.

— Не стоит прогибаться под изменчивый мир, — сказал я. — Неплохая тачка, кстати. Вам зарплаты подняли или…

— Или, — сказал Петруха. — Отдел Х был официально ликвидирован в девяносто первом, вместе с комитетом, нас всех попросили на выход. Кого-то потом позвали в новые структуры, а кого-то, как ты понимаешь, не позвали.

— Тебя не позвали?

— Как оказалось, я слишком неудобный, — сказал Петруха. — Да и та история с Шубиным… В общем, такие защитники стране не нужны.

Я почувствовал укол совести. История с Шубиным — это и моя история, и похоже, что моя гениальная затея с попыткой прихватить хронодиверсантов на горяченьком сломала карьеру нескольким офицерам, которые этого совершенно не заслуживали.

— Не грузись, — сказал Петруха. — За мной и без Шубина косяков хватало. Да и, в целом, мне это, наверное, на пользу пошло. Живу неплохо.

— Бандитствуешь, значит?

Я думал, он станет отрицать, но не стал.

— Иногда приходится, — сказал он. — Времена первоначального накопления капитала, сам понимаешь, ни в одной стране без подобных инцидентов не обходятся. Я бы и рад как-то по-другому вопросы решать, но, увы, не умею. Нет у меня дипломатических талантов.

— У меня тоже, — сказал я.

— Да и вообще, с волками жить…

— Не начинай, — попросил я. — А то ты сейчас договоришься до «не мы такие, жизнь такая».

— Хорошо, ну буду, — сказал Петруха. — Так где тебя носило-то, Чапай?

— В будущем, — сказал я.

— И как же ты в него попал, я стесняюсь спросить?

— Чувака, который пришел меня останавливать, затащило в портал, а я прыгнул следом.

— План, насколько я помню, состоял не в этом.

— Не первый план, который пришлось корректировать после столкновения с этой чертовой реальностью, — сказал я.

— И как там в будущем?

— Уже никак, — сказал я. — Оно оказалось тупиковой ветвью, которая отпала, и пески времени поглотили ея.

— Что-то как-то все сложно, — сказал Петруха.

— Долгая история, — сказал я.

— Как будто бывают короткие истории, — вздохнул он. — Как кормят в этом славном заведении?

— Еще не выяснял, — сказал я. — Но кофе паршивый.

— Тогда поехали в другое место, — предложил он. — Там и еда вкусная, и кофе хороший, да и другие напитки на уровне, там все и обкашляем. Или ты против?

— В принципе, я не против, — сказал я. — Но, прежде чем мы с тобой сядем в одну машину, хочу предупредить, что на спине у меня нарисована мишень, а стрелков куда больше одного.

— Времена меняются, а Чапай — никогда, — сказал Петруха. — Судя по тому, что тебя тут четыре года не было, ребята не местные, и проблемы ты притащил с собой. Или ты успел влипнуть уже здесь? Ты когда вернулся вообще?

— Вчера, — сказал я. — Или сегодня ночью, как-то так.

— Значит, все-таки, с собой, — сказал Петруха. — Но как это может быть, если ветвь отпала?

— Это как раз часть той долгой истории, — сказал я. — Если вкратце, они с других веток сыплются.

— И все на твою голову?

Я развел руками. Так уж получилось.

— Почему? — спросил Петруха. — Что в тебе такого важного?

— Они толком не объясняли, — сказал я. — Но похоже, что я — источник нестабильности, который постоянно путает все расклады.

— Допустим, — сказал Петруха. — Но почему? В смысле, почему именно ты?

— Вообще без понятия. Но кто-то же должен.

— Когда эти слова произносишь ты, они звучат логично, — сказал Петруха. — Так чего, поедем?

— А если нападут?

— Отобьемся, — сказал Петруха. — Кстати, сколько уже было инцидентов?

— Э… сказал я. — Трудно сосчитать.

На самом деле, трудно. Работало то явно несколько команд, и толком не разберешь, где продолжение одной попытки, а где уже следующая началась.

— Даже так? И где трупы?

— В будущем, наверное, — сказал я. — И частично в Люберцах, если у кого-то эвакуация не сработала. Они сразу после моего возвращения навалились. Ну, не совсем сразу, минут через десять.

— Ясно-понятно, — сказал Петруха. — А отвалились когда?

— Я не уверен, что они насовсем отвалились, — сказал я. — Но попыток с ночи никто не предпринимал.

— Возможно, они тебя потеряли, — сказал он.

— Если так, то найдут, — сказал я. — Это просто вопрос времени, а времени у них полно.

— Ладно, разберемся, — сказал Петруха.

Я допил кофе из чистого жлобства не потому, что хотелось, а потому, что за него было уже заплачено, и мы покинули кафе, переместившись в Петрухину машину. Поскольку Петруха стал уважаемым бизнесменом, сидеть самому за рулем ему уже было невместно, и мы оба устроились на заднем сиденье.

— На «Дачи», — сказал Петруха, доставая из спрятанного за подлокотником бара бутылку коньяка и два бокала. — А мы пока начнем, да, Чапай?

— Я воздержусь, — сказал я. Для коньяка было слишком рано, да и вообще настроение неподходящее.

— Тогда и я не буду, я же не алкоголик какой-нибудь, чтобы в одно рыло пить, — вздохнул Петруха, убирая коньяк. — Где жить планируешь, Чапай?

— Не решил еще.

Я четыре года не платил за коммуналку, и совершенно не помнил, что с такими неплательщиками делали в девяностые. Но вряд ли отбирали сами квартиры, так что, чисто теоретически, жильем я обеспечен, а долги смогу постепенно погасить. Наверное.

Сложность была в другом. Квартира — это то место, где меня легче всего найти. И я не верю, что она не под наблюдением. Так что стоит мне там появиться, и эскалация насилия выйдет на очередной виток, и хотя я понимал, что этого, скорее всего, не избежать, хотелось хотя бы оттянуть начало конфликта.

Виталик по доброте душевной предложил первое время перекантоваться у него, но так подставлять Сашкиного сына я не хотел. Когда за мной придут, я предпочел бы быть один.

— Что-нибудь придумаем, — сказал Петруха. — Значит, ты побывал в будущем, да?

— В одном из, — сказал я. — И те ребята, с которыми я там познакомился, никакого отношения в почившему отделу Х не имели.

— Да мы уже доперли, что будущих несколько, — сказал Петруха. — Или даже больше, чем несколько. Непонятно только, почему их эмиссары работают друг против друга.

— Потому что должно остаться только одно, — пояснил я. — Как выяснилось, Боливар времени не вынесет двоих. А такую толпу уже точно не вывезет.

— Почему?

— Потому что грядет какой-то глобальный катаклизм, — сказал я. — Который сметет все побочные линии.

— А основную, значит, не сметет?

— Все так.

— И поэтому все они пытаются стать основной?

— Похоже на то. А ваши кураторы, в смысле, бывшие кураторы, как раз сидели в основной и пытались этого не допустить.

— В схему укладывается, — согласился Петруха. — А они там в будущем не думали, что вот этой вот повышенной активностью в прошлом сами катаклизм и накатаклизмили?

— Сие мне неведомо.

— А ведомо ли тебе, как выглядит тот катаклизм?

— В будущем, в которое я был, его называли хронштормом, — сказал я. — Выглядел он, как песчаная буря, которая поглотила весь мир, что-то типа того. В общем, спецэффекты впечатляющие.

— Когда это произойдет?

— В сорок втором. Еще при нашей жизни.

— Не факт, что доживем, — сказал Петруха. — Но время еще есть.

— Время есть, — согласился я. — Но я думаю, что попытки влияния будут только нарастать.

— Только этого не хватало, — сказал Петруха — В стране бардак, а теперь еще и хронопидоры атакуют…

— Не вовремя вы отдел Х ликвидировали.

— Такова была высшая политическая воля, — сказал Петруха, но по его тону я понял, что это не так.

— А на самом деле?

— На само деле партийная верхушка стала использовать отдел для получения инсайдов, которые позволили бы ребятам не только подготовиться к переменам, но и устроиться получше, — сказал Петруха. — Оно, конечно, уже давно так было, но в начале девяностых вышло на какой-то новый уровень, и товарищи из будущего решили прикрыть лавочку. Если все так серьезно, как ты рассказываешь, я не сомневаюсь, что они продолжают свою деятельность, но уже без нас. Может, какую-то другую контору нашли, может быть, пытаются какую-то новую структуру с нуля выстроить. Но официально — все, аллес.

— А что с майором?

— Убили майора, — снова помрачнел Петруха. Как бы по итогам нашей беседы он вообще в черную меланхолию не свалился. — Ну, это ты и сам должен знать, ты ж с его сыном общался.

— Кто?

— Там мутная история, — сказал Петруха. — Но, похоже, что не по нашему ведомству. В смысле, я думаю, что без провальней обошлось, и с его службой это никак не связано.

— А кто тогда?

— Да масса вариантов, — сказал Петруха. — У нас тут Дикий Запад, тебе ли не знать?

— Но расследование хоть было?

— Было, — подтвердили Петруха. — Но у нас тут в последнее время так себе расследуют.

— А ты сам не пытался?

— У меня в то время соответствующего ресурса не было, — сказал Петруха. — Честно говоря, все силы только на выживание и уходили. Я, конечно, пытался по горячим следам что-то выяснить, но безуспешно… А теперь-то, сам понимаешь, ни свидетелей не найти, ни…

— Понятно, — сказал я.

— Мрачные времена настали, Чапай, — сказало Петруха. — И вроде бы, мы в отделе знали о том, что надвигается, но все равно оказались ни хрена к этому не готовы. Иногда уже кажется, что ничего не исправить, вся надежда только на твой хроношторм. Вот скажи мне, Чапай, будет хоть какой-нибудь просвет впереди?

— Ну, если случится тот вариант будущего, из которого я пришел, то да, какой-то должен быть, — сказал я.

— Не факт же, что случится, — сказал Петруха. — Как я понимаю, здесь и сейчас все очень неопределенно.

— Может, в этом есть особая прелесть, — сказал я, хотя из меня тот еще утешитель. — И вообще, будущее творим мы сами.

— Это и пугает, — сказал Петруха. — Ведь это настоящее мы уже сотворили. Хотя на самом деле уже не очень-то и понятно, кто тут чего сотворил.

Поскольку он погрузился в философское молчание, я не стал его отвлекать и уставился в окно, за которым проносилась Москва, в чем-то знакомая, а в чем-то не очень. Сомнительная архитектура нулевых вместе с точечной застройкой, еще не проявилась, зато на каждом углу громоздились ларьки и все было увешано кричащими рекламными баннерами. Даже не кричащими, а вопящими.

Как же все-таки похорошела Москва при Собянине…

— Выходит, то будущее, из которого приходила часть диверсантов, схлопнулось прямо при тебе, да?

— Да, — сказал я. — Но, учитывая структуру вот этого вот всего, это не значит, что больше оттуда никого не будет.

— Я понимаю, последние мозги не пропил еще, — сказал Петруха. — Но это было не то будущее, ребята из которого скидывали нам инфу?

— Похоже, что нет.

— Тогда ради чего все это было?

— Общая картина стала понятнее, — сказал я.

— Но практической пользы в том нет.

— Практической нет, — согласился я. — Однако, сам процесс познания…

— Мы здесь не в академии, чтобы опыты исключительно из научного интереса ставить, — сказал Петруха. — И знание о будущем нужно нам для того, чтобы понять, а чего делать-то. Я так понимаю, что ни с кем из других хронопидоров тебе побеседовать не удалось. В смысле, из тех, что на тебя уже в нашем времени напрыгнули?

— Как-то не до того было, — сказал я.

— Несколько команд, говоришь?

— Как минимум, две, — сказал я. — Причем, если одни были вполне на понятном мне уровне, плюс-минус, вторые оказались весьма технически продвинутыми. Бластеры там, защитные комбезы, все дела.

— Бластеры — это что-то типа «пиу-пиу» из «звездных войн»?

— Ну да.

— И как ты отбился?

— Как всегда, — сказал я.

— И какой у тебя план?

— Еще не успел придумать.

— Ясно-понятно, — сказал он.

Я уже пожалел, что попросил Виталика ему позвонить. Конечно, мне все еще была нужна помощь, но Петруха давно отошел от тех дел и было видно, что возвращаться к ним ему не очень-то хочется. Перед ним теперь стояли совсем другие задачи, «кабан», цвет пиджака и толщина золотой цепи не дадут соврать.

Страна, которой он давал присягу, которой он служил, отправила его в отставку. Что ему теперь до ее будущего, ему бы о собственном позаботиться…

Но вообще, он неплохо так поднялся и за довольно короткий срок. У некоторых на это и десяток лет уходил, а многие пытались, но вообще не смогли. И поскольку Петруха мне, в общем-то, нравился, я не хотел узнавать, какой ценой это все ему досталось.

Раздался телефонный звонок. Петруха протянул руку, и водитель вложил в нее трубку встроенного в «мерседес» телефона.

— У аппарата, — сказал Петруха. Голос его собеседника был мне едва слышен, и слов разобрать я не мог. — Нет, сегодня на меня не рассчитывай, я занят буду. До вечера занят, может, и дольше. Ничего, как-нибудь без меня разберетесь, а с коммерсом этим потом порешаем… Если у Арсена будут вопросы, забей ему стрелу на завтра, я подскочу. Хорошо. Хорошо. Ладно, бывай.

Он отдал трубку водителю, и тот убрал ее на штатное место.

— Хорошая комплектация, — сказал я. — Бронированный?

— Не, — сказал Петруха. — Я узнавал, бронированный невыгодно. Бензина много жрет.

— А этот сколько?

— Как ездить, — вздохнул Петруха. — В среднем, около тридцати. Как «камаз».

— Шестилитровый?

— Я хотел три и пять, но пацаны бы не поняли, — сказал Петруха. — У нас тут, не поверишь, статусная система почти как у дикарей. Цепи, гайки, пиджаки… Я вот перстни носить не люблю, они за оружие цепляются и драться мешают, так меня каждый второй при встрече спрашивает, чо я как лох. Вот ты бы на такое как ответил?

— По ситуации, — сказал я. — И в зависимости от того, какие у меня с вопрошающим отношения.

— А давай ко мне в бригаду, — предложил Петруха. — Я тебя своим консильери назначу.

— Надеюсь, что это не то предложение, от которого нельзя отказаться, — сказал я.

— Нет, серьезно, — сказал он. — Ну а куда ты пойдешь? Обратно в школу, что ли? Ты знаешь, что сейчас на учительскую зарплату купить можно? Да и нельзя тебе в школу, если на тебя охота идет. Стрелять будут в тебя, а зацепят кого-нибудь из детей.

— Твоих пацанов тоже из-за меня зацепить могут, — сказал я.

— Так у них профессиональный риск, который и на зарплатной ведомости от отражается, — сказал Петруха. — Кстати, занятный факт. Мы уже полчаса едем, и нас еще до сих пор никто не попытался убить.

— Не накаркай, — попросил я.

— Я в такую ерунду не верю, — сказал он.

Загрузка...