Дотянуться до звёзд

25 апреля в ходе миссии МА-3 была предпринята первая попытка с помощью ракеты-носителя «Атлас» (серийный номер №100D) вывести «Меркурий» №8 на орбиту и выполнить одновитковый полёт, для проверки всех систем корабля, средств посадки и эвакуации, а также сети наземных станций. В конструкцию ракеты были внесены необходимые изменения по результатам предыдущих пусков. В капсуле летал «механический астронавт» – манекен, имитирующий дыхание и тепловыделение человека. Однако, NASA продолжали преследовать неудачи. На 43.3 секунде полёта носитель не выполнил программный разворот по крену и тангажу, и был подорван радиокомандой офицера безопасности полигона.

После анализа телеметрии, поиска и исследования обломков носителя, причиной аварии MA-3 признали «загрязнение контактов программатора системы управления, которое, в сочетании с факторами полёта (вибрация и перегрузки),привело к неправильному срабатыванию механизма». По результатам расследования была проведена модификация системы управления для повышения ее «отказоустойчивости».

Названная комиссией причина отказа – «посторонняя частица», стала впоследствии классической «отмазкой» в расследовании аварий, и не только для американцев. Точно так же часто объясняли аварии при неудачных запусках и у нас.

В ходе полёта была проверена и признана эффективной работа системы ASIS для обнаружения неисправностей носителя и обеспечения спасения корабля. На 40-й секунде полёта система автоматически отключила двигатели ракеты и задействовала САС. Капсула была спасена, отремонтирована и повторно использовалась в полёте МА-4.

Лишь третья попытка испытания системы аварийного спасения в конце активного участка выведения, проведённая 28 апреля, оказалась успешной. При этом, из-за отказа одного из восьми твердотопливных двигателей ракета «Литл Джо» шла низко. Отстрел корабля с помощью САС произошел в намного более плотных слоях атмосферы, чем расчётные, на высоте 7300 метров, при скоростном напоре почти вдвое выше заданного. В миссии LJ-5B повторно летала капсула №14, восстановленная после полёта 18 марта. Успешное испытание системы аварийного спасения наконец-то открыло возможность совершить первый пилотируемый полёт, но, пока что, только по суборбитальной траектории, с помощью ракеты «Редстоун». Очередная авария «Атласа» поставила крест на планах NASA уже в мае достойно ответить на советский вызов.

Подготовка к пилотируемому полёту в NASA велась параллельно с испытаниями. Корабль с заводским номером 7 для полёта MR-3 (Mercury Redstone 3) целенаправленно готовили с лета 1960 г. на заводе фирмы McDonnell в Сент-Луисе. 9 декабря капсулу доставили на мыс Канаверал для предстартовой подготовки. Ракета с заводским номером 7 была доставлена на мыс Канаверал 30 марта. В первых числах апреля её вывезли на старт. Когда Шеппард узнал, что ему предстоит лететь на корабле №7 и на ракете №7, он назвал свой корабль «Freedom 7» («Свобода-7»). Семёрка – в честь ракеты, корабля и семерых астронавтов, и как счастливое число, «свобода» – по идеологическим соображениям. (как известно, «свобода» является фетишем для англосаксов, любые споры с ними об истинном значении этого слова абсолютно бессмысленны). Старт предварительно назначили на утро 2 мая 1961 г.

В задачи полёта входило:

- Ознакомление пилота с условиями полёта в космос, включая старт, выведение, невесомость, торможение, посадку;

- Оценка человека как функциональной составляющей системы корабль-пилот в режиме ручной ориентации при пассивном полёте, во время и после торможения; радиосвязь с пилотом;

- оценка способности человека выполнять функции квалифицированного наблюдателя;

- Изучение физиологических реакций человека на условия полёта;

- Отработка операций по спасению пилота и корабля.

Шепард и Гленн вместе с испытателями изучали работу системы ориентации, испытывали систему жизнеобеспечения капсулы в барокамере, отрабатывали план полёта в тренажерах-имитаторах. 18-20 апреля Алан Шепард отрабатывал посадку в корабль на старте и «полёт», а 28 апреля был проведен пробный предстартовый отсчет.

Но тут неожиданно испортилась погода. Американский космодром расположен, как известно, на берегу океана, а Атлантика – далеко не самый спокойный сосед.

Пуск всё равно готовили на утро 2 мая, рассчитывая, что гроза стихнет и дождь над Канавералом закончится, а в районе приводнения перестанет бушевать шквальный ветер. Около часа ночи подполковник Уильям Дуглас, врач астронавтов, разбудил Шепарда, Гриссома и Гленна. Астронавты позавтракали, после чего на Шепарда надели скафандр.

Алан сидел на первом этаже ангара S и ждал команды к отъезду на старт. Но погода и не думала улучшаться. В итоге пуск отменили. Толпа из нескольких десятков репортёров перед зданием так и не дождалась появления астронавта. Так родилась традиция американской космонавтики: пилотируемый корабль не улетает с первой попытки. Вторую попытку назначили на раннее утро 5 мая 1961 г.

Сообщение Королёва о том, что летом планируется первый запуск новой ракеты-носителя среднего класса «Днепр» (АИ), вызвало у Первого секретаря не только взрыв энтузиазма, но и немалое беспокойство. Как истинный прагматик, Никита Сергеевич хотел знать, какие полезные нагрузки для этой ракеты уже разработаны:

– Сергей Палыч, а что мы на вашем «Днепре» запускать будем?

– Ну, как что… В первую очередь, «Днепр» позволит выводить спутники разного назначения на геостационарную орбиту, это, между прочим, впервые станет возможно, у американцев такой возможности пока нет, – ответил Королёв. – У нас уже разработан и изготавливается спутник связи для размещения на геостационаре. В будущем, когда станет возможно снимать фотографии высокого разрешения в цифровом виде и передавать их на Землю по радиоканалу, мы сможем вывести спутник наблюдения за погодой. Он будет постоянно фотографировать всё восточное полушарие, и по смещению облаков метеорологи смогут предсказывать погоду более точно.

На низкую орбиту мы сможем выводить модули орбитальной станции. Сам по себе «Днепр» выходит не слишком дорогим при серийном изготовлении, хотя он, конечно, дороже, чем «Союз-2.3». Зато он позволит собрать на орбите крупногабаритную станцию или тяжёлый межпланетный корабль для полёта к Марсу. Варьируя компоновку, мы сможем из отдельных УРМов «Днепра» собирать конфигурации под самую различную полезную нагрузку.

– Это я помню, – нетерпеливо ответил Хрущёв. – Я хочу сказать, что стыковку нам ещё только предстоит отрабатывать, то есть на орбитальную станцию мы прямо вот так, сразу, не попадём, а ракета уже начинает испытания. Не макеты же на ней запускать, как их… габаритно-весовые! Ну, в первом, втором пуске – макеты, на случай, если рванёт, а потом? И что, кстати, у нас с орбитальной станцией?

– Первый экземпляр орбитальной станции «Алмаз» сейчас изготавливается на заводе № 23, – ответил Королёв. – Тут Володька (Челомей) вам более подробно сможет рассказать, и даже всё показать в натуре. Наше ОКБ-1 в последнее время очень плотно занято подготовкой пилотируемых полётов.

– Понял вас, Сергей Палыч, у Челомея я сам обязательно побываю, – решил Первый секретарь.

К Челомею, Мясищеву и Бартини он выбрался в конце апреля 1961 года. На заводе №23 (позднее – завод им. Хруничева) Владимир Николаевич Челомей показал Никите Сергеевичу все свои космические наработки за последние несколько лет.

Вначале Хрущёв осмотрел маневрирующие боеголовки серии МП.

(http://www.planeta-zemla.info/bzv_136.html В реальной истории успешный пуск МП-1 состоялся 21 декабря 1961 г, пуск МП-2 – 21 марта 1963 г на БРСД Р-12. В АИ эти работы были начаты раньше. )

– Вот эти боевые части у нас уже ставятся на ракеты Р-12, Р-14, и Р-9 (АИ), – пояснил Челомей. – В ближайшем будущем сделаем модификацию для МБР Р-16 товарища Янгеля. Маневрирующие боеголовки с самонаведением на конечном участке траектории позволяют в несколько раз повысить точность попадания, которая у нас средствами инерциальной навигации пока ещё получается недостаточная для поражения точечных целей, например, шахтных ракетных позиций и заглублённых сооружений.

– Так она у вас в землю втыкается, что ли? – спросил Никита Сергеевич. – Я думал, боеголовки только в воздухе взрываются…

– Подрыв можно сделать как воздушным, так и подземным, в зависимости от характера цели, – пояснил Челомей. – Урановый внутренний корпус заряда достаточно прочен, чтобы обеспечить проникновение в грунт на несколько десятков метров. Даже если ракетная шахта не будет разрушена взрывом или испарена огненным шаром, её либо выбросит из земли на поверхность, либо так тряхнёт, что вся электроника внутри выйдет из строя, а ракета в шахте получит серьёзные повреждения, несмотря на системы амортизации.

– Так, хорошо, – одобрил Хрущёв. – Эту работу обязательно продолжайте.

Следующим экспонатом был гиперзвуковой управляемый боевой блок «Кувшинка» для баллистической ракеты подводного базирования 3М23 (АИ).

– Эту систему мы только начали испытывать вместе со штатной ракетой, – рассказал Челомей. – Пока был произведён один пуск с полигона Капустин Яр, два из четырёх боевых блоков упали в полукилометре от намеченных целей, ещё два промахнулись на несколько километров. Систему управления ещё предстоит доводить.

– Понятно, с первого раза оно всегда получается не так, как хотелось бы, – согласился Никита Сергеевич. – Работайте дальше. Эта система нам очень пригодится.

– А вот это – спутники разрабатываемой в настоящее время системы морской разведки «Легенда», – Владимир Николаевич подвёл Хрущёва к двум длинным цилиндрическим аппаратам. – По ним ещё предстоит много работы, так как целевые системы только создаются. Спутник пассивной разведки УС-П, скорее всего, подготовим первым, года через два. Радиолокационный активный УС-А будет попозже.

– Вот их бы, как раз, пораньше надо, – посетовал Никита Сергеевич. – Мы же, помню, решили на УС-А обойтись без атомного реактора, Стирлингом?

– Да, с реактором мы бы ещё дольше провозились, уж очень непростая это штука, – подтвердил Челомей.

– А это что? – спросил Хрущёв, глядя на небольшой спутник, кажущийся ещё меньше рядом с длинными корпусами УС-А и УС-П. Он, казалось, весь состоял из сферических баков и шар-баллонов.

– Это ИС – истребитель спутников. Он будет сближаться с вражеским спутником на орбите и взрываться, если будет такой приказ. Пока это только корпус с макетами основных систем, работы предстоит ещё много, это тема интересная, но сложная.

Владимир Николаевич повёл гостя дальше. Посреди цеха статических испытаний, где была организована временная экспозиция для Первого секретаря, на ложементах лежали три больших зелёных цилиндра – один, «ступенчатый», заканчивающийся на меньшем диаметре сферой шлюзового отсека с несколькими стыковочными узлами, с крупной красной надписью «Алмаз» на белом прямоугольном поле, второй – заметно большего диаметра, со стыковочными узлами на обоих концах, и третий – с расширяющейся конической «юбкой» на одном конце, и большим оживальным спускаемым аппаратом, напоминающим увеличенный спускаемый аппарат «Севера» – на другом.

– Вот она, наша будущая орбитальная станция, – удовлетворённо представил свою разработку Владимир Николаевич. – Она полностью модульная, можно составлять из отдельных блоков любые конфигурации, как из детского конструктора.

– Это та, что вы разрабатывали вместе с Тихонравовым? – уточнил Хрущёв.

– Она самая. Мы её делаем совместно с заводом № 88, они поставляют основные системы, унифицированные по компонентам с системами кораблей «Север» и «Союз», а мы делаем проект в целом, собираем гермокорпуса, силовой интерьер, устанавливаем целевое оборудование и поставляемые заводом № 88 системы, осуществляем окончательную сборку, испытания и подготовку к запуску, – рассказал Челомей. (По такой же схеме делали ОС «Салют-1» – ДОС-1)

Хрущёв с интересом обошёл вокруг станции, затем поднялся по приставленной к стыковочному узлу лестнице и заглянул в открытый люк.

– Что-то тесно тут у вас, – заметил Первый секретарь.

(Внутренняя компоновка ОС «Алмаз» https://s00.yaplakal.com/pics/pics_preview/8/1/5/9943518.jpg)

– Так военные своим фотоаппаратом всё место заняли, – пояснил Челомей. – В гражданском варианте станции здесь будет монтироваться отсек научной аппаратуры. Сейчас у нас изготовлено четыре таких корпуса, один используется для статических испытаний, один – для динамических и вибрационных, и два – полётные. Станция имеет два стыковочных узла на торцах, и ещё четыре – сбоку на сферической поверхности шлюзового отсека.

(Подробная статья об устройстве ОС «Алмаз» https://www.yaplakal.com/forum2/topic1622123.html В АИ станцию доработали почти до уровня основного модуля станции «Мир» – добавлен шлюзовый отсек с дополнительными стыковочными узлами)

Никита Сергеевич задумчиво рассматривал станцию:

– А почему у этого модуля диаметр такой маленький?

– Потому что, когда станцию начали проектировать, «Днепр» был ещё даже не в чертежах, а в эскизах и развесовках, – пояснил Челомей. – Поэтому массу и габариты основного модуля рассчитывали на вывод на «Союзе-2.5», с четырьмя дополнительными первыми ступенями Р-9, даже ещё не ГР-1. Пока делали проект станции, товарищ Глушко успел отработать двигатель РД-33, а Сергей Палыч поставил его на удлинённую первую ступень Р-9 и получил ГР-1, а из неё уже – «Союз-2.3» и «Союз-2.5» в том виде, как он сейчас существует (АИ). Когда документация на «Днепр» уже была выпущена, и началось изготовление деталей ракеты, Сергей Палыч предложил нам с Михаилом Клавдиевичем не переделывать весь проект, а приделать к нему ещё один модуль, большего диаметра, сделанный из второй ступени «Днепра» – вот этот шестиметровый цилиндр, – Владимир Николаевич указал на самый большой из трёх модулей. – В нём будет жилое помещение для космонавтов и часть научной аппаратуры. На модуле меньшего диаметра, в военном варианте станции снаружи могут подвешиваться гиперзвуковые боевые блоки – до восьми единиц.

Хрущёв, уже поднахватавшийся кое-каких знаний из бесед со специалистами и книг, присланных в посылке, сообразил, что предложенный Королёвым «большой модуль» сделан по тому же принципу, как будущая американская орбитальная станция «Скайлэб», но является не самостоятельным космическим аппаратом, а модулем в составе орбитальной станции.

– То есть, даже, если «Днепр» почему-либо не полетит, или его отработка затянется, мы всё равно сможем сможем запустить станцию, только собрать её из модулей меньшего размера? – уточнил Никита Сергеевич.

– Да. Основной модуль можно вывести на «Союзе-2.5», даже без водородной третьей ступени, – подтвердил Челомей. – Дополнительные модули могут быть либо такие же, как основной, но на пару тонн легче, за счёт отсутствия сферического стыковочного отсека, либо немного меньшего размера и массы, примерно по 11 с половиной тонн, – он указал на третий модуль, с большим спускаемым аппаратом.

– А это у вас что? – поинтересовался Первый секретарь.

– Это – транспортный корабль снабжения (ТКС, изделие 11Ф72) для орбитальной станции, – ответил Владимир Николаевич. – Он тоже имеет модульную конструкцию. Грузовой модуль массой 11 с половиной тонн, из них 5 с половиной тонн приходится на доставляемый груз. Если при этом не использовать спускаемый аппарат, то корпус можно удлинить, и поставить либо второй стыковочный узел, либо целевую научную аппаратуру, а также увеличить массу груза до 7-8 тонн. Если не перегружать, то выводить его на орбиту можно будет на уже отработанном и дешёвом «Союзе-2.3», полтонны массы уйдёт на переходник с диаметра носителя на диаметр модуля. (См. реально летавший ТКС-М, он же «Космос-1686»). Из его корпуса можно будет делать дополнительные модули для орбитальной станции.

(Как, собственно, и происходило в реале – ТКС-М на ОС «Салют-7», «Квант-2» «Спектр», «Природа» и «Кристалл» на ОС «Мир», модуль «Заря» на МКС – сделаны на основе ТКС конструкции Челомея)

Собственные двигатели ТКС пришлось расположить в задней части, вокруг заднего стыковочного узла, а баки с топливом и газовые баллоны закреплены снаружи на корпусе и прикрыты щитками.

При выводе на «Днепре» к нему крепятся два вида спускаемых аппаратов со своими переходными отсеками. Лёгкий (возвращаемый аппарат ВА, изделие 11Ф74), диаметром 2,8 метра, с массой при спуске с орбиты 3800 килограммов, двухместный, с общей массой, вместе с тормозной двигательной установкой и приборно-переходным отсеком примерно 7300 килограммов – на нём мы отрабатывали новое многоразовое теплозащитное покрытие, – Челомей указал на стоящий отдельно конус с длинным цилиндром штанги тормозной двигательной установки. – И тяжёлый, восьмиместный, с общей массой около 15 тонн, и собственным стыковочным узлом. Сейчас он пристыкован к ТКС. (Аналог КК «Заря» 14Ф70 http://www.buran.ru/htm/gud%2034.htm)

– Вот эта закруглённая штука? – спросил Хрущёв, показывая на внушительную, четырёхметрового диаметра, «фару» на переднем конце ТКС.

– Да, он самый. По сути, вместе со своим приборным отсеком-переходником это самостоятельный космический корабль, способный доставить на орбиту до 8 человек, или 2-3 человека и 1-2 тонны груза, либо до 2 с половиной тонн груза в беспилотном варианте, – Челомей торжествующе наблюдал, как у Первого секретаря отвалилась челюсть. – Основные системы корабля позаимствованы у «Севера» и строящегося «Союза», а двигатели для него разработаны в ОКБ Алексея Михалыча Исаева (АИ).

– Восемь человек? – переспросил Никита Сергеевич. – Эта штука вытащит на орбиту восемь человек?

– Да, вытащит. Кроме того, у него будет система мягкой посадки на двигателях, а не на парашютах, – Владимир Николаевич показал на ряд отверстий в боковых стенках, опоясывающий «фару» по периметру. – Вот эти отверстия – 24 посадочных двигателя. В космосе они используются для ориентации и мелких манёвров. Для схода с орбиты и орбитальных манёвров на корабле установлены два двигателя в навесном приборном отсеке. Первые посадки, конечно, будем проводить на парашютах, для подстраховки, всё-таки, это уже испытанный способ. Своими двигателями корабль может также поднять орбиту станции, если она будет слишком сильно тормозиться об атмосферу.

– И что, этот новый корабль уже готов к полёту? – изумился Хрущёв.

– Не совсем готов, его ещё предстоит отрабатывать, и на стендах, и во время беспилотных пусков, но, сами видите, корабль уже сделан в железе, то есть, в алюминии.

– И он действительно многоразовый?

– Да, мы провели три полётных эксперимента, пускали возвращаемые аппараты по суборбитальным траекториям, без замены теплозащиты. Выдержала. По нашим расчётам, теплозащита выдержит до 10 спусков с орбиты, а если в будущем перейти на теплозащиту, разрабатываемую для аэрокосмического самолёта, то она выдержит от 30 до 50 запусков, – рассказал Челомей. – Но та теплозащита – хрупкая, из кварцевой керамики, плюхаться на землю с ней будет нельзя, придётся какое-то шасси приделывать.

Важная особенность обоих новых спускаемых аппаратов – у них есть защищённые люки в тепловом щите, через которые космонавты могут попадать из спускаемого аппарата в грузовой отсек ТКС, заднюю шлюзовую камеру, и через неё – в орбитальную станцию. По поводу этого люка было много сомнений, не прогорит ли аппарат при спуске, но в нескольких испытательных пусках мы убедились, что найденные технические решения вполне надёжны.

(В реальной истории возвращаемые аппараты ВА 11Ф74 успешно прошли испытания в период 1976-78 гг, люки в теплозащитном экране доказали свою надёжность. См. «Мировая пилотируемая космонавтика» стр. 221)

– У него ещё и шлюзовая камера есть?

– Да, в заднем конусе корпусов ТКС и орбитальной станции. Все баки и баллоны расположены на корпусе ТКС снаружи, а почти весь внутренний объём можно занять полезным грузом. Для быстрого спуска на Землю отснятой плёнки или продукции орбитального завода ТКС может брать на борт до 8 капсул спуска информации (КСИ, изделие 11Ф76).

– Это что? – тут же спросил Никита Сергеевич.

– Небольшая капсула с твердотопливным тормозным двигателем и теплозащитой, сбрасываемая с орбиты. Станция несёт одну такую капсулу в специальном отсеке шлюзовой камеры, ещё 8 запасных капсул хранятся в грузовом отсеке ТКС, – рассказал Челомей. – В капсулу вмещается 2 километра плёнки или до 120 килограммов возвращаемого с орбиты груза.

– Ничего себе! – Хрущёв был в тихом ауте. – Это когда же вы успели столько всего наработать? Это ж придумать надо было!

– Так пока Сергей Палыч своей тематикой занимался, мы сидели и работали, – улыбнулся Владимир Николаевич. – Нам на ТАСС работать не нужно, мы делом занимаемся. Хотя товарищ Устинов и говорит, что мы на унитаз работаем, но, как видите, он немного неправ. Ну, понятно, тут общее техническое творчество, всё-таки станцию мы вместе с Михаилом Клавдиевичем Тихонравовым проектировали, над крылатыми кораблями вместе с товарищами Мясищевым и Бартини работаем... К тому же из ВИМИ Роберт Людвигович приносит очень много полезной информации.

Там, у них, в ВИМИ, работает один очень талантливый теоретик, Ари Абрамович Штернфельд, он нам, в частности, составляет подборки различной информации, по разработкам как наших институтов и предприятий, так и западных фирм, и дополняет своими собственными проработками. Я бы вам рекомендовал обратить на него внимание. Уж не знаю, где Мстислав Всеволодович его откопал, но товарищ Штернфельд – специалист милостью божьей, на уровне Циолковского.

– Обязательно про него разузнаю, и подумаю, как его талант лучше использовать, – заинтересовался Никита Сергеевич. – А крылатые корабли покажете?

– Конечно, вон, Владимир Михалыч с Робертом Людвиговичем уже дожидаются, – Челомей обратил внимание Первого секретаря на Мясищева и Бартини, скромно стоявших у двери цеха. – АКС у нас в другом помещении выставлены.

– Ведите! – решительно заявил Первый секретарь.

Бартини, Мясищев и Челомей провели его в другой цех. Здесь, ближе к входным воротам, на опорах, напоминающих кильблоки для катеров, лежал небольшой, тупорылый летательный аппарат со складными крыльями, напоминающий по форме лапоть.

– Это – разработка Павла Васильевича Цыбина, – пояснил Владимир Николаевич. – Мы её использовали для отработки теплозащиты, запуская на ракетах Р-5 и Р-12. Павел Васильевич очень большую работу проделал, но мы с ним, к сожалению, не сработались. Он у товарища Королёва, заместителем поработал, а потом Сергей Палыч откомандировал его в помощь товарищам Бартини и Мясищеву.

Челомей имел в виду «тандем» из ОКБ-52 и ОКБ-23, занимавшийся под общим руководством Бартини разработкой аэрокосмического самолёта (АИ). Параллельно похожую работу по теме «Красная звезда» (аппараты Ту-130 / Ту-136) вёл Туполев, но его аппарат не имел двигателя и представлял собой гиперзвуковую боевую часть для увеличения дальности ракет Р-5 и Р-12 более чем на 4000 километров. (См. «Космические крылья» стр. 124)

– А вот это – уже наша разработка, – вступил в разговор Мясищев, показывая на более крупный самолёт похожей формы, но с крылом большей стреловидности, тоже складным. – Это – аналог будущего орбитального самолёта, в нашей документации он обозначается как изделие 50-11. Мы его используем для отработки атмосферного участка полёта, пока материаловеды работают над теплозащитой нового поколения. Сбрасываем его с бомбардировщика 3М, чтобы изучить особенности его поведения в воздухе на этапе снижения и посадки.

– Похож на цыбинский, – заметил Хрущёв, внимательно разглядывая плоский «лапоть» с выступающим «фонарём» кабины, с двумя окошечками из толстого стекла.

– Условия полёта диктуют похожую форму, – пояснил Бартини. – Самолёт будет тупоносым, чтобы обеспечить допустимые тепловые нагрузки при входе в атмосферу. Складные крылья на этапе торможения находятся в аэродинамической тени плоского фюзеляжа, и раскрываются только когда скорость упадёт ниже предельно допустимой для их раскрытия.

– Умно придумано, – согласился Никита Сергеевич.

– Это ещё Цыбина идея, мы её лишь творчески развили. Пока что, к сожалению, наши аэрокосмические самолёты ещё далеки до готовности, с ними ещё нужно немало поработать, до начала их полномасштабной эксплуатации.

– А такую же теплозащиту, как на спускаемых аппаратах вашего ТКС, сюда не поставить? – спросил Первый секретарь.

– Сейчас именно такая и используется, – ответил Челомей. – Но она позволяет совершить до 10 полётов без замены теплозащиты, а разрабатываемая плитка на основе кварцевой керамики будет выдерживать от 30 до 50 полётов. Там ещё очень много работы предстоит. (очень подробно о создании теплозащиты для орбитального самолёта системы «Спираль», аналог которого в АИ делают Челомей и Мясищев, рассказано в книге «Космические крылья» стр. 222-226)

– Понятно. И что этот ваш самолётик сможет делать? – поинтересовался Хрущёв.

– Фактически, это – полноценный космический истребитель, способный в широких пределах менять орбиты и уничтожать вражеские космические аппараты ракетами класса «космос-космос», – пояснил Владимир Николаевич.

– Ого! – Первый секретарь был впечатлён.

– В то же время для нас этот орбитальный самолёт важен как ступень к более тяжёлому и продвинутому проекту воздушно-космического самолёта для доставки экипажей на орбитальную станцию.

Мясищев взял с выставочного стенда модель будущего орбитального корабля, она напоминала вытянутый конус, с расширяющимися к кормовой части наплывами и маленькими складными крыльями, покрытый, как рыбьей чешуёй, плитками теплозащиты. (http://www.buran.ru/htm/str124.htm)

За образец взят МТК ВП, проект НПО "Энергия"

– Что-то крылышки у него совсем маленькие, как он садиться-то будет? – с сомнением разглядывая модель, спросил Никита Сергеевич.

– Крылья ему нужны только для маневрирования в атмосфере, – ответил Бартини. – В космосе крылья для корабля – не более, чем лишняя масса. В этой связи мы прорабатываем возможность полёта корабля в атмосфере на раскрывающемся из грузового отсека надувном крыле, подобном крылу дельтаплана. (Так называемое «крыло Рогалло», изобретённое в 1951 г Фрэнсисом Мелвином Рогалло http://globalphysics.ru/news/147-ikary-xx-veka.html До 1962 г изобретение Рогалло не имело практического применения)

Садиться он будет вертикально, на многокупольной парашютной системе и амортизированном лыжном шасси. В этом случае мы не зависим от аэродромов, потому что для посадки на крыльях нужны очень длинные полосы с высококачественным бетонным покрытием. Сейчас разрабатываются многокупольные системы для десантирования бронетехники, и наша парашютная система будет работать по похожему принципу.

– А я думал – вы крылатый аэрокосмический самолёт делаете... – Первый секретарь был в некотором недоумении. – А взлетать эта штука как будет?

– А вот взлетать она может как угодно – и сверху на ракете, и сбоку, и с помощью самолёта-разгонщика, который сейчас Роберт Людвигович делает, – ответил Челомей. – Система получается очень универсальная, именно за счёт небольшого складного крыла, и что особенно хорошо – такой корабль мы можем сделать уже на современном уровне технологий, а для полноценного аэрокосмического самолёта достаточно больших размеров потребуются годы, если не десятилетия исследований и дорогостоящей экспериментальной отработки. Можно сначала запускать его с помощью обычной ракеты-носителя, того же «Днепра», а когда будет готов самолёт-разгонщик, корабль можно будет запускать с его помощью.

– Мы уже закончили продувки моделей в аэродинамических трубах, и в ближайшее время приступим к запускам моделей на гиперзвуковой скорости, с помощью доработанной противоракеты В-1000 конструкции товарища Грушина, – добавил Мясищев. – Как только будут получены данные по поведению моделей на гиперзвуковой скорости, можно будет приступать к строительству полномасштабного экспериментального образца.

– А кстати, как ваш А-57 поживает, Роберт Людвигович? – спросил Хрущёв.

– Вашими молитвами, и с помощью Владимира Михайловича дело продвигается даже быстрее, чем представлялось прошлым летом, – ответил Бартини. – Мы закончили строительство опытного образца, хотя некоторые второстепенные системы ещё не установлены. Товарищ Зубец, Прокофий Филиппович, поставил нам двигатели М16-17, из опытной партии. Самолёт уже делает пробные пробежки, со дня на день поднимем его в воздух.

– На доводку потребуется года два-три, – добавил Мясищев. – Но когда доведём его, это будет очень передовая машина, лучше американской «Валькирии» (опытный сверхзвуковой бомбардировщик XB-70 «Валькирия»)

– В Ле Бурже не успеем его выставить? – поинтересовался Первый секретарь.

– Я бы не рисковал, – покачал головой Бартини. – Потеря первого опытного образца может сорвать всю программу.

– Так покажем его только на земле, летать он не будет, – предложил Хрущёв.

– Только, если на земле, – Бартини явно опасался за судьбу своего детища. – Слишком передовая техника. Американцы могут пойти на крайние меры, вплоть до диверсии.

– Так, товарищи, а теперь покажите мне самое интересное, – Первый секретарь заговорщицки оглянулся. – Где у вас «Орион»?

– Гм... «Орион»? – Челомей, Мясищев и Бартини переглянулись. – В общем-то, как единое целое он ещё не существует. Пока идёт только стендовая отработка его основных узлов...

– Владимир Николаич, ты мне зубы-то не заговаривай, – погрозил пальцем Хрущёв. – Показывай, что сделано!

– Прошу за мной, – пригласил Челомей.

Ангар, где шла отработка и сборка компонентов атомно-импульсного корабля, охраняли автоматчики. Меры безопасности были приняты беспрецедентные. Помещение было такое же чистое и светлое, как и цеха, где собирали орбитальную станцию, но здесь было шумно. Посреди ангара, на башне из стальных балок, высилось огромное сооружение, похожее на многоярусную карусель, только вместо игрушечных лошадок для детей в неё были загружено множество небольших цилиндров, напоминающих стальные бочонки. Это чудовище лязгало и грохотало. Из его центральной части ежесекундно вываливался вниз очередной цилиндр, он падал на амортизирующую подушку и откатывался на транспортёр, по которому отъезжал в сторону.

– Идёт отработка кассетного хранилища тяговых зарядов, – объяснил Челомей, перекрикивая грохот и лязг чудовищной машины. – А вон там отрабатываем в вакуумной камере амортизаторы, – он показал на длинную трубу, лежащую вдоль стены на подставке из стальных уголков.

Вакуумная камера на вид была неподвижна. Хрущёв подошёл к ней и заглянул в иллюминатор. Внутри камеру освещали несколько лампочек. По центру камеры проходил могучий стержень амортизатора, он бесшумно скользил вперёд и назад, с той же частотой, с которой работала кассета в центре цеха.

– Для создания пригодного к полёту корабля ещё предстоит решить много технических проблем. Корабль тоже будет модульный, в его конструкции можно будет использовать уже отработанные модули орбитальной станции, с их системами жизнеобеспечения, – пояснил Владимир Николаевич. – Сейчас работаем, в частности, над установкой для приготовления водно-графитовой суспензии и способами её нанесения на плиту.

– Я так понимаю, что в ближайшие лет пять эта штука никуда не полетит, – Первый секретарь кивнул в сторону громыхающей «карусели».

– К сожалению, да, хотя работа продвигается успешно, но количество проблем, которые ещё предстоит решить, очень велико, – подтвердил Бартини.

– Эта штука полетит нескоро ещё и потому, что все атомные заряды ещё долго будут использоваться только военными, – добавил Челомей. – Товарищ Гречко уже нам как-то сказал: «Да вы ох...ели, мужики, для одного полёта этой вашей дуры нужно зарядов, как на полноценную ядерную войну!». Так что, раньше окончательной победы коммунизма и решения о всемирном ядерном разоружении, о полётах «Ориона» и думать нечего. Если только не случится какого-нибудь вселенского 3,14здеца, вытащить из которого всю цивилизацию сможет только «Орион».

– Ладно, посмотрим, дело новое, неизведанное, – решил Хрущёв. – Работайте дальше, и держите меня в курсе дела. Разведка вас информирует, как обстоят дела по этой теме у американцев?

– Всю информацию товарищ Серов нам сообщает незамедлительно, – заверил Бартини. – Сейчас, если Кеннеди действительно объявит о начале лунной программы, как предсказывают аналитики в разведке, американцам придётся сконцентрировать на ней все ресурсы и позакрывать большинство других дорогостоящих проектов.

– Есть такое мнение, – согласился Никита Сергеевич. – Поживём-увидим.

Посещение завода №23 подняло уверенность Первого секретаря в правильности выбранного направления. Работа по созданию орбитальной станции продвигалась даже успешнее, чем он рассчитывал, и если Королёв успешно отработает «Днепр» и стыковку, то после этого можно будет запускать станцию на орбиту.

Лариса вошла в библиотеку посольства, намереваясь почитать что-нибудь из свежих журналов. Переводчику необходимо постоянно работать с текстами, общаться с носителями языка, чтобы не забывался словарный запас. Назначение переводчиком в советское посольство в Японии оказалось для неё неожиданным.

Она остановилась у столика с журналами, и вдруг услышала сзади какой-то звук. Лариса обернулась.

В углу библиотеки примостилась за столом девочка-японка, на вид – старшеклассница. Перед ней лежала раскрытая книга. Девочка во все глаза смотрела на Ларису.

– Конничи-ва. Дошите коко ни хаиримашита ка? – Лариса улыбнулась. (Привет. Ты как сюда просочилась?)

После сентябрьского «штурма» посольства в прошлом году (АИ, см. гл. 05-19) к японским школьницам здесь относились с опаской.

– Здравствуйте... мне разрешири. Я в вашу бибриотеку записалась, чтобы читать Ренина... – девочка ответила по-русски.

Как обычно у японцев, она заменяла непривычную для для неё букву «Л» на «Р», но получалось у неё неплохо.

– Ты читаешь Ленина? – Лариса взглянула на полку, где стояло собрание сочинений.

Одного тома действительно не хватало, он сейчас лежал перед японкой.

– Как тебя зовут?

– Сигэнобу Фусако. (https://ru.wikipedia.org/wiki/Сигэнобу,_Фусако )

– А лет тебе сколько?

– Шестнадцать.

– Обалдеть... – Лариса взяла журнал и присела за соседний стол. – А я – Лариса.

– Я вас видера, по TV, на пресс-конференциях, – девочка набралась храбрости и спросила. – Риса-сан, а правда, что вы – кицунэ? Девочки говорири...

Лариса подавила смех и многозначительно приложила палец к губам:

– Это очень-очень личный вопрос...

– Гоменнасаи!... (Простите!)

Лариса улыбнулась и издала звук, который очень долго тренировала – смех лисы. (https://www.youtube.com/watch?v=e9UoUJzSZZg) Миндалевидные глаза Фусако стали похожи на пятикопеечные монеты.

– А ты неплохо по-русски говоришь. Только букву «Л» надо научиться выговаривать.

– Я стараюсь. Осень-осень срозная буква, – от волнения у Фусако усилился японский акцент. – У меня язык так не встаёт, чтобы она поручирась. Я говорю по радио с советскими шкорьниками, учу рюсский.

– По радио? Ты радиолюбитель? Радиостанцию сама делала?

– Нет. Я пока в радио не понимаю, мне подруга сдерара.

– А ты знаешь, что твой разговор по радио передаётся через спутник, который сделали наши дети, сами, в пионерском лагере?

– Да, мне говорири... Вот бы нам тоже так сдерать, свой спутник. Торько я в технике не очень понимаю. Но у меня есть подруги, которые разбираются.

– Гм... Свой спутник, говоришь...

Они проговорили почти два часа. О беседе Лариса доложила посольскому особисту, как положено в таких случаях. Вечером её внезапно вызвали к резиденту Первого Главного управления КГБ:

– Интересный контакт вы нашли, Лариса. Мы тут навели справки. Очень интересный. Продолжайте. Центр приказал взять разработку этой девушки на контроль.

После поездки на завод №23 Хрущёв ещё раз вызвал Королёва и Келдыша, чтобы обсудить с ними увиденное.

– Посмотрел я разработки товарища Челомея... Ну, знаете, успел он немало, учитывая его работы по противокорабельным ракетам...

– Так разработку УР-200 ему отменили, всю доступную информацию по этим объектам он получил, и по полигонам на каждый старт ему мотаться не надо было, – ответил Королёв. – Опять же, станцию он вместе с Тихонравовым проектировал, аэрокосмические самолёты – вместе с Мясищевым, да и цыбинское наследие использовал грамотно. Но вообще, Вовка молодец, я думал – он дольше провозится. Ну, и авиационная культура проектирования и производства, конечно, чувствуется.

– Вот насчёт информации я как раз хотел спросить. Владимир Николаевич упоминал некоего товарища Штернфельда, который, вроде бы, в ВИМИ информационные подборки составляет?

– Есть такой товарищ, – подтвердил академик Келдыш. – Только работает он у меня в МИАН, занимается, в том числе, расчётом орбитальных манёвров. В ВИМИ он дополнительно занят, и ещё по выходным выступает с лекциями о космосе, от общества «Знание». Написал несколько книг научно-популярного характера. Вообще-то, очень талантливый учёный Ари Абрамович, только не повезло ему.

– Сидел?

– Нет, бог миловал, но после событий в РНИИ его уволили и по специальности очень долго работать не давали. Как только я о нём узнал – сразу же пригласил в МИАН, жаль, что только в 1955-м году это было (АИ, в реальной истории А.А. Штернфельд получил признание только в начале 60-х, незадолго до выхода на пенсию) Вообще, товарищ Штернфельд – специалист, близкий по уровню к Циолковскому, но неудачно попал под кампанию против «космополитизма».

– То есть, он составляет информационные подборки по космосу? Насколько он осведомлён?

– Не более, чем необходимо. В полной мере его никто в «Тайну» не посвящал, все материалы он получает без дат, названий и национальной принадлежности проектов, как концептуальные проработки.

– Понятно. М-да, жаль, что с ним так получилось, хотелось бы более полно его способности использовать.

– Ну, по основной работе, по расчёту орбит он очень хорошо работает, – заверил Келдыш.

Справа от Первого секретаря мигнула лампочка селектора, Никита Сергеевич нажал кнопку, и голос Шуйского произнёс:

– Товарищ Хрущёв, тут товарищ Серов подошёл, узнал, что Сергей Павлович с Мстиславом Всеволодовичем у вас, и просится обсудить пару вопросов, касающихся их тематики.

– Пусть заходит.

Вошёл Серов, поздоровался, присел у конца длинного стола.

– Чего хотел, Иван Александрович?

– Да есть тут у меня пара идей. В нашем посольстве в Японии в библиотеку ходит одна японская девушка. Мы навели о ней справки, – Серов вытащил лист бумаги, передал Хрущёву.

Первый секретарь надел очки, долго вчитывался в текст:

– Однако... Ей в Коминтерн прямая дорога! Ценный кадр.

– Оно так, – согласился Серов. – Её бы энергию – да в мирных целях... У девушки неплохие лидерские способности, желательно бы их развить. Я вот тут подумал – наши пионеры сделали спутник, для себя. А представьте, какого мы могли бы навести шороху, если бы, к примеру, вывели на орбиту спутник-телеретранслятор, который собрали японские школьницы? При этом он мог бы передавать программы советского телевидения на японском языке, на всю территорию Японии. Параллельно с чисто японским телевидением, конечно.

– А японское правительство будет на это безучастно смотреть? – спросил Королёв.

– А мы сделаем хитрее. Через союзных нам японских коммунистов организуем компанию кабельного телевидения. Поначалу они будут транслировать только японские каналы. Компания частная, всё законно. Потом они купят у нас станцию системы «Орбита» и, опять же в частном порядке, запустят с нашей помощью собственный спутник. Причём соберут этот спутник японские школьницы. Вы только представьте реакцию японского населения, когда они приходят домой, включают кабельное, а там пара новых каналов, и им объявляют, что трансляция идёт через спутник, собранный подростками.

– Ещё стоит представить реакцию официальных властей... Запретят, как пить дать...

– Компания частная. Транслирует то, что хочет, – ответил Серов. – А уже когда этот спутник будет работать, мы сможем увеличить количество транслируемых каналов. Заодно и девушкам работа найдётся, будут делать японские версии наших телепрограмм. Распространить наше культурное влияние на соседнюю страну – это, считайте, полдела сделано.

– Сергей Палыч, это технически возможно? – спросил Хрущёв.

– Технически – да, в Японии используется та же система NTSC, что в Америке. Если мы гоним сигнал через спутник на Кубу и в Венесуэлу (АИ), то и в Японию сможем, – ответил Королёв. – Я думаю, пусть они сначала соберут целевую ретрансляционную аппаратуру, техническое задание мы им предоставим. Компоненты, которых им будет не хватать – тоже. Если они с этой задачей справятся – можно будет пригласить их в Союз, здесь они с помощью наших инженеров установят свою аппаратуру в спутник, и, когда он будет готов, можно будет его запустить. Если не справятся – ну, значит, не справятся.

– Иван Александрович, ты тогда насчёт сборки аппаратуры распорядись, чтобы твои люди этим девушкам такой расклад предложили, и если они возьмутся – помоги, – распорядился Хрущёв.

– Само собой, – ответил Серов. – У меня тут ещё одна идея появилась. Мы выяснили, что с прошлого года в США готовится в частном порядке отряд женщин-астронавтов. В прошлом (1960) году независимый исследователь Уильям Рэндольф Лавлэс помогал составлять программу тренировок и медицинских тестов для NASA, и предложил независимо от NASA пройти подготовку к полёту нескольким опытным лётчицам, имеющим более 1000 часов налёта. Программа получила название «Меркурий-13» (https://ru.wikipedia.org/wiki/Меркурий_13). Сейчас они начали тренировки.

– Хочешь сказать, что они могут опередить наших космонавток из женского отряда? – спросил Никита Сергеевич.

– Нет, мы проверили, по документам Веденеева. NASA отнеслось к идее полёта женщин негативно...

– Всё-таки в NASA есть умные люди, – проворчал Королёв.

– …в общем, никто из этих женщин не полетел, тем более, что программу «Меркурий» свернули раньше, и даже не все семеро астронавтов-мужчин слетали, – закончил Серов. – Притом, что как минимум три из этих женщин – Джеральдина Кобб, Рея Херрл и Фанк Уолли, прошли все фазы подготовки, по той же программе, что и космонавты из первой семёрки NASA.

Вот я и подумал, а что, если мы запустим одну из этих американок сами? Конечно, после того, как наши женщины слетают.

– Гленн летит 20 февраля 1962 года, если не будет серьёзных изменений, – Королёв тут же полез в свою записную книжку. – Мы не сможем подготовить свои женские экипажи, и запустить их так, чтобы они слетали раньше Гленна, а потом ещё и американку на орбиту отправить. Опять же, они готовились для полёта на «Меркурии», обращаться с нашим «Севером» их ещё учить надо.

– Я так понял, что они общую подготовку проходили, никто их к «Меркурию» и близко не подпускал, – ответил Серов. – Опережать Гленна в общем, не обязательно, он всё же мужчина. Следующий астронавт – Карпентер, полетит только 24 мая 1962 года. В этот промежуток можно будет воткнуть запуск астронавтки. Кстати, у нас есть возможность запустить их и в «Меркурии», если очень понадобится.

– Это как? – удивился Хрущёв.

– Элементарно. «Меркурий» делает корпорация «Макдоннел». Частная фирма. Если к ним в частном порядке обратится любой американский гражданин, или гражданка, и за наличный расчёт закажет у них ещё один корабль – с чего бы мистеру Макдоннелу им отказывать? – ухмыльнулся Серов. – Сбор средств женщины-астронавтки могут организовать сами. Их поддерживает известная американская лётчица Жаклин Кокран, если она, так сказать, «бросит клич» и попросит помощи у нации, деньги соберут быстро.

– «Меркурий» весит 1350 килограммов, – тут же прикинул Королёв. – Р-9 его на орбиту не вытянет, а вот «Союз-2.1», ГР-1, то есть – может.

– С чисто идеологической точки зрения если и запускать американку, то на нашем корабле, на советском, – покачал головой Хрущёв. – Какой смысл возить американский корабль на нашей ракете?

– Правильно, это я на всякий случай говорю, если Сергей Палыч опасается, что подготовить их к полёту на «Севере» или «Союзе» не успеем, – ответил Серов.

– Я ещё могу понять, если бы этот полёт американки на нашем корабле опередил хотя бы Гленна, – заметил академик Келдыш. – Если же нет – то это бесполезно, по-моему.

– Мы могли бы разыграть идеологическую карту, вроде того, что в США женщин отказались запускать из-за дискриминации по половому признаку, как оно, собственно, и случилось, – пояснил Серов, – а у нас женщинам все пути открыты.

– Мою позицию вы знаете, я в принципе против этого цирка с женщинами на орбите, – проворчал Королёв. – Тем более, ещё и американок возить... Вот, запустим орбитальную станцию, тогда можно будет вернуться к этому разговору. Вообще надо серьёзным делом заниматься, а не покатушками на орбиту для всех желающих. Сейчас пускаем Финштейна, и надо нам сделать перерыв, Никита Сергеич. Люди устали, им отдых нужен. Летом и осенью предстоит большая работа – пуск «Днепра», отработка стыковки, мне нужны здоровые, отдохнувшие сотрудники.

(В реальной истории весь состав ОКБ-1 и космонавты отправились в отпуск в апреле-мае 1961 года, после полёта Гагарина)

– Сейчас решать не будем, – предложил Хрущёв. – Насколько я помню, у американцев первые женщины в космос полетели только на шаттлах, то есть запас по времени у нас есть. Если не пытаемся запустить эту Джеральдину раньше Гленна, то и нет смысла торопиться. Пусть наши девушки на орбиту слетают, поработают там, может, кто из союзников тоже женские экипажи составит, а там – посмотрим.

Предложение сформировать команду для сборки собственного спутника-телеретранслятора Фусако Сигэнобу приняла с радостью. Через несколько дней она привела в посольство нескольких подруг. Помещение для их занятий, по просьбе посла Андропова, выделила Коммунистическая партия Японии. Те же японские коммунисты нашли в своих рядах квалифицированного инженера, который взялся руководить разработкой и сборкой телевизионного ретранслятора по техническому заданию, разработанному НИИ-380 и ОКБ-1. Большую часть требуемых компонентов купили на месте, недостающие детали переправляли из СССР дипломатической почтой.

#Обновление 15.10.2017

9. «Спутник мчится по орбите с перигея в апогей...».

К оглавлению

«…фату вам привезут совместно с платьем.» (с) А. Розенбаум

С момента звонка премьер-министра Израиля Бен-Гуриона в сентябре 1960 года (АИ, см. гл. 05-19) Никита Сергеевич долго и напряжённо размышлял, что с него слупить. Самым логичным вариантом представлялось мирное урегулирование конфликта на Ближнем Востоке. Он несколько раз советовался с Серовым и Ивашутиным, обсуждал разные варианты с министром иностранных дел Громыко, начальником НИИ прогнозирования маршалом Соколовским, утрясал военные аспекты проблемы с министром обороны Гречко и военно-морским министром Кузнецовым.

Где-то через месяц-полтора у привлечённых к обсуждению вопроса товарищей постепенно сложился коварный план. Начались консультации с руководством ОАР и предварительные дипломатические контакты с МИД Израиля.

Переговоры проходили сложно, мнения в израильском руководстве разделились. Премьер Бен-Гурион и министр иностранных дел Голда Меир сначала и слышать не хотели о самой возможности переговоров с ОАР, несмотря на безоговорочную поддержку идеи мирных переговоров видным израильским дипломатом Моше Шаретом, ранее – министром иностранных дел Израиля. У израильских военных чесались руки отомстить, но вот незадача – всё ещё болела жестоко выпоротая на Синае задница. (АИ, см. гл. 02-14).

Однако внутри израильского общества были и сторонники мирного урегулирования. Помимо Моше Шарета, идею договориться с арабами мирным путём поддерживал министр финансов Леви Эшколь, а также ряд израильских левых лидеров.

Существование в Израиле достаточно мощного левого политического направления в СССР не афишировалось, однако там существовала коммунистическая партия (МАКИ – ха-Мифлага ха-коммунистит ха-исраэлит), и партии социалистического и социал-демократического направления, например, (МАПАЙ – «Партия рабочих Земли Израильской»), стоявшая на позициях социалистического сионизма, но придерживавшаяся прозападной ориентации, её основателем был премьер-министр Бен-Гурион. Была и более левая, придерживавшаяся до 1952 года просоветской позиции партия МАПАМ (Объединённая рабочая партия).

Экономика Израиля представляла собой сочетание государственного и частного секторов. Сельскохозяйственные поселения – кибуцы – жили по правилам коммуны, напоминающей советские колхозы. В стране также существовал весьма влиятельный профсоюз «Гистадрут» («Всеобщая федерация рабочих Земли Израильской»). Он не только защищал интересы рабочих, но и являлся собственником множества предприятий, и самым крупным работодателем в стране. С 1959 г. в «Гистадрут» начали принимать и арабов.

(В 1983 году «Гистадрут» насчитывал 1,6 млн человек, что составляло 1/3 от населения Израиля, и около 85 % всего экономически активного населения. На 1983 год имел в своём составе 170 тыс. арабов. На 1989 год являлся работодателем 280 тыс. человек. https://ru.wikipedia.org/wiki/Гистадрут)

Коммунистическая партия Израиля и профсоюз не особо влияли на политические решения правительства, но имели достаточно весомые позиции в экономике. На позицию израильских коммунистов весьма негативно повлияли «борьба с космополитизмом» в СССР и, особенно, «дело Сланского» в 1952 году в Чехословакии, вызвавшие в руководстве МАКИ серьёзный разлад, едва не приведший к расколу (https://ru.wikipedia.org/wiki/Сланский,_Рудольф ).

В период подготовки операции Хрущёв убедил чешское руководство, и в конце 1960 г Сланский и остальные жертвы процесса 1952 года были реабилитированы. Отбывавшие пожизненное заключение Эвжен Лёбл, Артур Лондон и Вавро Гайду были освобождены, и прошли курс реабилитационного лечения. Президент Антонин Новотный официально извинился перед ними от имени государства и коммунистической партии Чехословакии, и вручил ордена Республики. Остальные реабилитированные по процессу Сланского также были награждены орденами Республики – посмертно. Помочь им это уже не могло, но отношения с компартией Израиля несколько улучшило.

В то же время умеренная тональность выступления Хрущёва на 20-м съезде, когда он не стал начинать кампанию по осуждению Сталина, а ограничился расследованием репрессивных действий органов внутренних дел и взвешенной реабилитацией без огульного всепрощенчества (АИ, см. гл. 02-01) предотвратили раскол в мировом коммунистическом движении, что отозвалось и в среде израильских левых. Ультралевые социалисты из МАПАМ не стали переходить в МАКИ, партия МАПАМ в целом сохранила просоветскую ориентацию, не скатываясь вправо.

Поражение Израиля в Суэцком конфликте 1956 г (АИ) тоже не добавило взаимопонимания. Однако в ишуве (израильском обществе) в результате синайского разгрома возникло серьёзное недовольство и разочарование политикой правых. Израильские левые тут же этим воспользовались. При обсуждении «доктрины Эйзенхауэра» коммунисты из МАКИ и социал-демократы из МАПАЙ и МАПАМ несколько неожиданно заняли согласованную позицию, высказав опасения, что янки доверять нельзя, и в случае серьезного конфликта есть большой шанс остаться один на один с ОАР и её союзниками. Серьёзное укрепление армий арабских государств только подчеркнуло их правоту (АИ). После воссоздания Коминтерна контакты на уровне партий постепенно начали восстанавливаться.

На выборах 1959 года левые партии МАПАЙ, МАПАМ и МАКИ выступили объединённым левым фронтом, получив даже больше мест в кнессете, чем рассчитывали сначала. Воспользовавшись народной поддержкой, коммунисты из МАКИ и левые социалисты в МАПАМ довольно агрессивно пропагандировали переход к более тесное сотрудничеству с СССР и социалистическими странами, оказывая серьёзное давление на правительство Бен-Гуриона (АИ).

Образование в марте 1960 года Средиземноморского экономического пространства, с его более чем лояльными и свободными принципами и правилами сотрудничества привлекло внимание не только израильских левых, но и руководства «Гистадрута» (АИ). Сам по себе «Гистадрут», подобно крупным западным профсоюзам, давно уже переродился в кормушку для узкой верхушки профсоюзных лидеров, которые «имели гешефт» на привлечении гастарбайтеров, «торговали классовой борьбой» и получали отступные от капиталистов, задавливая по их заказам создаваемые рабочими независимые профсоюзы, но, как самый большой профсоюз в стране, сохранял немалое влияние на политиков.

С момента образования СЭП руководство «Гистадрут» на всех уровнях, от низового до самой верхушки, натурально потеряло покой и сон, видя, сколько денег проплывает мимо носа, и начало упорно искать подходы и лазейки, пытаясь без мыла влезть в создаваемую средиземноморскими соседями Израиля межгосударственную кооперацию и торговую сеть. В отсутствии регулярных межгосударственных контактов с СССР руководители «Гистадрут» пытались действовать по линии «обмена опытом», через ВЦСПС и неформальные связи, параллельно оказывая мощное давление на премьер-министра Бен-Гуриона и министерство иностранных дел, и требуя «помириться с красными и арабами, пока они между собой всё бабло без нас не поделили». (АИ). При этом советское руководство от контактов с израильской стороной не отказывалось, но чётко разделяло экономические и политические связи, приветствуя первые, и ограничивая вторые. То есть, допуская экономическое сотрудничество с компаниями, входящими в «Гистадрут», и контакты на уровне ВЦСПС, советская сторона в то же время настаивала на том, чтобы держать социалистов из МАПАЙ, МАПАМ и даже коммунистов из МАКИ как можно дальше от «профсоюзного гешефта». В израильском политическом гадюшнике такой подход имел принципиальное значение.

(Спасибо Михаилу Белову за консультацию об особенностях израильской политики)

Израильских левых политиков советская линия «Разделяй и властвуй», разумеется, не радовала, и они, в свою очередь, тоже прессовали Бен-Гуриона и Голду Меир, используя любой предлог для пропаганды нормализации отношений с СССР (АИ).

Идеи мирного урегулирования арабо-израильского конфликта поддерживали генеральный секретарь компартии Израиля Шмуэль Микунис, а также депутаты кнессета от коммунистической партии Меир Вильнер (настоящее имя – Берл Ковнер) и Моше Снэ (Кляйнбойм). С ними установили связь через Коминтерн, с которым компартия Израиля поддерживала контакты наравне с компартиями других стран. Кто из них – «Гистадрут» или левые политики – «дожал» Бен-Гуриона и заставил его позвонить Хрущёву в Нью-Йорк во время сессии Генеральной Ассамблеи ООН (АИ, см. гл. 05-19), оставалось тайной, но сам факт звонка и проявленного израильским руководством интереса к космической программе свидетельствовал о немалой подвижке в мнениях, как в кнессете, так и в ишуве в целом (АИ). Космический энтузиазм конца 50-х не мог не захватить и относительно консервативное израильское общество.

Для усиления эффекта в Израиль в частном порядке, по приглашению вице-президента Израильской академии естественных и гуманитарных наук Аарона Кацира прибыл Ари Абрамович Штернфельд.

(Израильская академия наук официально была основана в 1961 году, но Аарон Кацир числится одним из первых израильских академиков с 1959 года, т.е. ещё до официального основания академии https://ru.wikipedia.org/wiki/Кацир,_Аарон)

В Израиле Штернфельд выступил с курсом лекций о проблемах освоения космоса, а также, что ещё более интересовало местных жителей – о роли учёных еврейского происхождения в освоении космоса и советской науке в целом. Для ишува стало едва ли не откровением, что один из ближайших соратников и заместителей академика Королёва, Борис Евсеевич Черток – еврей, при этом ему никто не препятствует заниматься научной деятельностью и работать в одной из важнейших отраслей оборонной промышленности.

Конечно, Ари Абрамович не имел права называть многих засекреченных учёных, иначе бы жители Израиля удивились ещё больше, узнав, к примеру, что советские авиационные ракеты разрабатываются под руководством Матуса Рувимовича Бисновата, а ИК ГСН к ним делает ОКБ, которым руководит Давид Моисеевич Хорол. Но и тех примеров, что привёл Штернфельд, оказалось вполне достаточно. Он лишь зачитывал на лекциях фамилии десятка советских академиков еврейского происхождения, известных авиаконструкторов – Миля, Гуревича, Лавочкина, коротко называл их работы и рассказывал о льготах и поощрениях, введённых правительством СССР для учёных.

В Израиле об этом и так было многое известно, но не все жители Израиля имели родственников в СССР, чтобы узнавать подробности из переписки, да и официальная израильская пропаганда не афишировала такие факты.

У советского руководства, разумеется, не было иллюзий относительно возможности построения социализма в Израиле, достаточно было бы только мирного урегулирования арабо-израильского конфликта. Тем более, что предпосылки к этому имелись.

Смерть Насера в ноябре 1956 г (АИ, см. гл. 02-14) стала ощутимым ударом по экстремистской версии националистической идеологии, призывавшей «сбросить Израиль в море», которую он проповедовал. Сменивший его на посту президента Египта Али Сабри, хоть и обещал на словах придерживаться «победного курса Насера», на деле проводил намного более умеренную и взвешенную прокоммунистическую политику.

Сабри провёл чистку в рядах армейского командования, убрал бывших нацистов, которых в Египте привечали в период правления Насера. Затем Египет вместе с Сирией и Иорданией образовали Объединённую Арабскую Республику. Сабри и здесь не стал перетягивать все полномочия на себя, а предложил конфедеративное устройство. Постоянным органом управления стал Объединённый Совет министров, в который вошли министры всех трёх объединившихся государств, а ключевые вопросы решал Государственный Совет из трёх лидеров – Сабри (Египет), Шукри аль-Куатли (Сирия) и Сулеймана Набулси (Иордания). Подобная схема управления уже была обкатана на уровне ВЭС, она неплохо масштабировалась и показала себя жизнеспособной, так как все участники её были равноправны. В случае ОАР схема работала даже лучше, так как развитие входящих в неё стран было примерно на одинаковом уровне. Стороны с самого начала договорились о национальных квотах во всех общих организациях и строго соблюдали эти соотношения.

(АИ, в реальной истории Насер пропихивал на все посты египтян, чем очень скоро достал сирийцев, что и привело, в итоге, к выходу Сирии из ОАР).

Во внешней политике Сабри, по рекомендации советского правительства, отошёл от насеровской линии на постоянную конфронтацию с Израилем, и убедил сирийского президента Шукри аль-Куатли перейти к политике «молчаливого сдерживания». Стороны держали на границе с Израилем достаточный для обороны воинский контингент, сами военных инцидентов не провоцировали, а на провокации со стороны Израиля отвечали без излишнего энтузиазма, научившись вовремя останавливаться (АИ).

(В реальной истории в 1958-1960 гг на сирийско-израильской границе часто происходили артиллерийские перестрелки, причём зачинщиком чаще была Сирия)

В публичных выступлениях лидеры ОАР перестали агитировать всех арабов «объединиться и сбросить Израиль в море». Напротив, они теперь призывали поддерживать «бдительный мир» и не поддаваться на провокации (АИ).

В Сирии Шукри аль-Куатли периодически проводил в армии чистки, устраняя националистов и радикалов, постоянно пытавшихся устраивать заговоры. Наиболее стабильной из трёх стран оказалась Иордания.

Премьер-министр Сулейман Набулси, уставший от безобразий, учиняемых в Иордании палестинскими беженцами, собирался уже без лишнего шума депортировать их из страны, и убеждал партнёров прекратить поддержку палестинской диаспоры. Однако, при помощи Коминтерна, удалось найти лучшее решение. После того, как эмиссарам Коминтерна удалось убедить Али Сабри, что военное решение палестинской проблемы невозможно, и лишь приведёт к консервации конфликта, египетский лидер принял предложение Коминтерна задействовать палестинцев в масштабном строительстве Асуанской плотины и переноса памятников культуры и археологии по плану «Исида» (АИ, см. гл. 04-08). Условием предоставления помощи Коминтерна было дальнейшее расселение палестинцев в Египте, но не компактное, в виде лагерей беженцев, а рассредоточенное, для упрощения будущей ассимиляции. В дальнейшем предлагалось трудоустроить беженцев после окончания строительства на сельскохозяйственных объектах, отвоёвываемых у пустыни по плану терраформирования (АИ).

Этот план был принят не без труда, однако арабские лидеры вскоре заметили, что после переселения палестинцев в Египет, криминогенная обстановка в Иордании заметно улучшилась. Шукри аль-Куатли вскоре последовал примеру иорданского лидера. В Египте Сабри обращал особое внимание на недопущение образования населённых только палестинцами анклавов, намеренно расселяя их отдельными семьями в окружении местных жителей (АИ).

Часть палестинцев оставалась в Иордании, в основном это были люди, наиболее лояльно настроенные к режиму Набулси, на которых он опирался сразу после прихода к власти. Об их переселении речи не шло, наоборот, премьер Иордании по полной программе задействовал их в собственных сельскохозяйственных проектах, также базировавшихся на советских технологиях терраформирования и капельного орошения (АИ частично). Основным местом их расселения оставался Западный берег реки Иордан.

(В целом, в реальной истории, проблема палестинских беженцев поддерживалась арабскими странами искусственно. Ассимиляция беженцев не допускалась, с целью использовать сам факт их существования как обвинение против Израиля, и как «пятую колонну» в ходе предстоящей войны, если Израиль согласится на их возвращение. В Израиле, однако, дураков не было, возвращать беженцев никто не собирался.)

В то же время арабы, остававшиеся в Израиле, пользовались в основном теми же правами, что и евреи. (http://nnm.me/blogs/offline/araby-v-izraile-o-chem-molchat-smi/page1 этот факт тщательно замалчивается большинством мировых СМИ. При этом авторы стараются не упоминать названий этих территорий — Иудея и Самария, чтобы у потребителей СМИ не возникли вопросы типа: «Иудея, оккупированная иудеями?»)

С 1960-го года, после похищения «Моссадом» Эйхмана и достижения договорённости о сотрудничестве прокуратур Израиля и СССР в расследовании по делам Эйхмана, Бандеры и украинских националистов, отношения между СССР и Израилем начали понемногу улучшаться. Для начала был налажен обмен важными для каждой из сторон протоколами допросов. То есть, если кто-то из живущих в Израиле свидетелей обвинения упоминал факты, свидетельствующие против украинских националистов или Бандеры, израильская прокуратура передавала советской стороне копию протокола допроса. Если при допросе кого-либо из националистов или свидетелей их преступлений выявлялись факты уничтожения евреев, эту информацию передавали израильской стороне. Об объединении дел Бандеры и Эйхмана в одно делопроизводство речи не шло, но в обоих делах быстро нарастала перекрёстная доказательная база (АИ).

Сотрудничество прокуратур периодически освещалось как в советской, так и в израильской печати. До окончания расследования никакие факты не обнародовали, однако публиковали, например, количество переданных каждой стороной документов, количество опрошенных свидетелей, и сама эта открытость при ведении следствия постепенно формировала благоприятное общественное мнение в обеих странах. Это отчасти улучшало шансы на достижение дипломатического компромисса.

Однако в Израиле тоже хватало упёртых радикалов, не желавших мира с арабами. К сожалению, к ним относились и сам премьер-министр Бен-Гурион, и министр иностранных дел Голда Меир. После нескольких месяцев бесплодных переговоров стало ясно, что договориться обычным дипломатическим путём не удаётся, о чём Хрущёву и доложил министр иностранных дел Громыко:

– К сожалению, Никита Сергеич, вынужден признать, что переговоры о мирном урегулировании на Ближнем Востоке застопорились.

– А в чём причина? Кто упирается – арабы или евреи?

– Да там и те и другие хороши, если честно, но арабов нам всё-таки удалось убедить. Сабри всё же намного более адекватен, чем Насер, – сообщил Громыко. – А вот с израильтянами сложно. Все наши инициативы и предложения по отдельности они вроде как одобряют, но как только мы предлагаем перейти от слов к делу, к согласованию текста договора – начинается что-то непонятное.

Израильские дипломаты мнутся, тянут время, не дают никаких определённых ответов, выдвигают заведомо невыполнимые условия, мы тратим недели, чтобы хоть как-то привести их требования к удобоваримому для сторон компромиссу...

Вообще, их тактика, если честно, напоминает мне поведение чиновника, вымогающего взятку, – заключил Громыко. – Во всяком случае, очень похоже.

– Понятно. И что будем делать, Андрей Андреич? – спросил Первый секретарь.

– Предлагаю направить в Израиль, для переговоров на высшем уровне товарища Зорина. Он – специалист высокой квалификации, – ответил Громыко. – Визит нами предварительно согласован, инструкции и «реквизит» товарищ Зорин получил.

– Давайте, – разрешил Хрущёв.

23 апреля, когда в Нью-Йорке шли переговоры министра иностранных дел Громыко и госсекретаря Раска (АИ), израильскому премьер-министру Давиду Бен-Гуриону позвонил директор разведки «Моссад» Иссер Харель. (Иссер Харель‎, настоящая фамилия Гальперин, 1912, Витебск — 18 февраля 2003, Израиль — руководитель служб разведки и безопасности Израиля с 1948 по 1963 годы.)

Харель сообщил, что в Израиль на один день прибыл заместитель министра иностранных дел, представитель СССР в ООН Валериан Александрович Зорин.

Давид Бен-Гурион прекрасно понимал, что в обычных условиях советский дипломат подобного ранга не покинул бы свой пост, чтобы отправиться с визитом в Израиль.

– Где он сейчас? – спросил премьер.

– В зале ожидания для VIP-персон в аэропорту, – ответил Харель.

– Он высказывал какие-нибудь пожелания относительно места встречи?

– Нет, только попросил, чтобы встреча была насколько возможно более секретной.

Бен-Гурион на несколько секунд задумался.

– Отвезите его ко мне домой, – распорядился он. – Я немедленно выезжаю.

Когда он вошёл в гостиную, Зорин поднялся ему навстречу, протягивая руку и широко улыбаясь.

– Шалом, господин премьер-министр, – произнёс он традиционное приветствие.

– Шалом, господин Зорин, – ответил Бен-Гурион. – Вы – еврей?

– Я – русский, господин премьер-министр, – улыбаясь, ответил Зорин.

– А я – польский, – в тон ему ответил премьер Израиля.

(Многие ведущие политики Израиля того периода были уроженцами бывшей Российской империи, либо потомками выходцев из неё, поэтому русский язык в большей или меньшей степени знали.)

– Да что вы, я не говорю даже на идиш, тем более – на иврите!

– А это не важно, – улыбнулся премьер-министр.

Оба рассмеялись, Бен-Гурион пригласил гостя присесть и располагаться поудобнее.

– Зовите меня просто Давид, – сказал он.

– Валериан, – ответил Зорин, и оба политика ещё раз обменялись рукопожатием.

– Рад приветствовать вас на Земле Обетованной, – премьер был сама любезность. – Догадываюсь, что вы прибыли обсудить возможности мирного урегулирования?

– К сожалению, переговоры наших с вами дипломатов, похоже, зашли в тупик, – сообщил Зорин. – Советское руководство считает, что, возможно, удастся быстрее договориться, если мы с вами обсудим возможные варианты между собой.

– Я вас внимательно слушаю, – ответил премьер.

– Я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться, – произнёс Зорин.

– Э-э... Я весь – сплошное внимание...

– Мир с Египтом, Иорданией и Сирией, советскую защиту от нападения других арабских государств, возможно, даже определённое научно-техническое сотрудничество, – без тени улыбки заявил Зорин. – Кажется, вы спрашивали Первого секретаря, чтобы «один из ваших» в ближайшее время полетел в космос? Советское руководство рассмотрело этот вопрос, и решило, что это возможно. На определённых условиях, конечно.

– Ви таки шутите, или пытаетесь обмануть бедного еврея? – недоверчиво поинтересовался Бен-Гурион. – И щто ви таки хотите взамен?

От сильного волнения премьер-министр Израиля заговорил, как местечковый еврей, каковым он, в сущности, и являлся.

(Бен-Гурион родился в городке Плоньск, в Польше)

– Я сейчас более искренен, чем когда-либо за свою дипломатическую карьеру. – покачал головой Зорин. – Я передаю вам обещание советского лидера Никиты Сергеевича Хрущёва: «Я уговорю египтян, сирийцев и иорданцев заключить мир с Израилем, если Израиль, в свою очередь, откажется от захватнической политики на Ближнем Востоке.»

– И как Хрущёв собирается это сделать? – Бен-Гурион был настроен скептически.

– Э-э... Зная решительность Никиты Сергеевича, могу предположить любое развитие событий, – ответил Зорин. – Но, полагаю, никаких экстраординарных мер принимать не понадобится. Вы же понимаете, что Сабри – далеко не Насер. Он вполне разумный человек, умеренный политик, его реформы плотно завязаны на научное и технологическое сотрудничество с СССР. То же самое – и Куатли. Он весьма обязан Хрущёву за фактическое спасение Сирии от турецкого вторжения в 57-м, (история реальная, см. гл. 02-44), и прислушается к рекомендациям Первого секретаря. А уж Набулси – самый умеренный из трёх лидеров ОАР, с ним и вовсе проблем быть не должно.

– Допустим… допустим… – задумчиво пробормотал Бен-Гурион. – Я, разумеется, в курсе всех ваших предложений. Они вполне разумны. Но, помимо Сабри и Куатли в Египте и Сирии достаточно тех, кто спит и видит, как бы уничтожить Израиль. Что, если в ОАР случится переворот, или ещё каким-то образом поменяется политическая линия?

– Вы же понимаете, Давид Викторович, полную гарантию может дать только страховой полис, – ответил Зорин. – Но подумайте сами – много ли было за прошедшие четыре года пограничных инцидентов, которые начали сирийцы или египтяне? Почти всегда зачинщиками были либо палестинские федаины, либо преследующие их израильские войска. Часто ли Сабри или Куатли обещали сбросить Израиль в море, как об этом то и дело кричал Насер?

– Да… Выступления нынешнего руководства ОАР заметно спокойнее, чем у Насера, – нехотя признал израильский премьер. – Но вы же понимаете, что слова – это всего лишь слова.

– Если Израиль сам не станет провоцировать Египет и Сирию, и прекратит перевооружение армии наступательным оружием, нам будет проще убедить Сабри и Куатли в вашем миролюбии, – ответил Зорин. – Разумеется, соглашение между Израилем и ОАР будет совершенно секретным. И общая риторика выступлений, как арабских, так и израильских, не изменится. Но войны не будет, если вы не начнёте её первыми.

Кроме того, у нас есть ряд предложений, которые вы даже могли бы реализовать совместно с Сирией и Египтом. Мы рассчитываем, что в ходе их реализации и они и вы поймёте, что вам необходимо научиться сотрудничать.

(Принцип простейший: Ничто не скрепляет семейные узы так крепко, как совместно взятая ипотека :) )

– Ваш артистичный монолог убедил меня по самое небалуйся, – иронически произнёс Бен-Гурион. – Но таки я судорожно опасаюсь, щто, когда дойдёт до реального гешефта, арабы обратно кинут бедных евреев, как их кидали все, начиная с Навуходоносора.

– Ви таки не поняли без второго слова? Покричите мине «бис», и я вам повторю, – усмехнулся Зорин.

Он уловил манеру речи израильского премьера и начал отвечать в тон. Опытный дипломат должен уметь и не такое.

– А щто от того переменится? – спросил израильский премьер. – Сабри начнёт читать Тору? Нет, ви таки поймите мине правильно, Израиль очень хотел бы мира с арабами, но хотят ли арабы мира с Израилем?

Зорин достал из кармана блокнотик, написал на листке: «Комната прослушивается?» – и подвинул блокнот израильскому премьеру.

Тот прочитал и отрицательно покачал головой:

– Таки как можно! Говорите свободно, дорогой Валериан!

– Хотите поговорить с ними лично? – усмехнулся Зорин. – Я могу устроить вам встречу с Сабри, Набулси и Шукри Аль-Куатли.

Бен-Гурион задумался. Чувствовалось, что он отчасти поверил советскому дипломату, но осторожничает и опасается принять неправильное решение. Однако у Валериана Александровича был «туз в рукаве», чтобы склонить мнение израильского премьера в нужную сторону.

Пользуясь паузой, Зорин достал из кармана пиджака самый обычный спичечный коробок, приоткрыл его, осторожно достал оттуда двумя пальцами что-то маленькое и положил на полированную столешницу. Бен-Гурион настороженно следил за его рукой. Зорин слегка театральным жестом убрал руку.

На столе искрился десятками полированных граней довольно крупный, чистой воды бриллиант. Бен-Гурион произнёс: «Гм!», – и с невольным вожделением уставился на камень.

– Давид, ну щто вы замолчали, как мышь об крупу?

– Таки ви хотите дать мине взятку? – спросил Бен-Гурион.

– Таки я хочу простимулировать ваши выдающиеся мыслительные способности, дорогой Давид, щтобы вы, наконец, поняли, с какой стороны ваши настоящие союзники, – ехидно ответил Зорин. – Это не более, чем образцы.

Он положил бриллиант на стол перед премьером, достал из коробка ещё один алмаз, неогранённый, но побольше, и положил рядом с первым.

– Образцы чего? – с интересом спросил Бен-Гурион.

– Добываемого в Советском Союзе сырья и готовой продукции. Сейчас мировую торговлю алмазами, как вы знаете, держат «Де Бирс» и голландские торговцы. Почему бы нам с вами совместно их не подвинуть?

Советский Союз может тайно поставлять в Израиль алмазы. Обработанные или необработанные или и те и другие, по вашему желанию. Мы уже сотрудничаем по линии ювелирных изделий с Индией, и некоторыми другими поставщиками драгоценных камней.

Говоря о некоторых других поставщиках, Зорин имел в виду Читрал, где советские геологи уже нашли немалые запасы самых разных драгоценных камней, но произносить конкретные названия вслух посчитал излишним.

– В Израиле, так же, как и в Индии, хорошие ювелиры, владеющие искусством огранки бриллиантов, – продолжил Валериан Александрович. – Кроме того, у вас налажены связи по всему миру с евреями-ювелирами, а также бизнесменами, создающими технику, в которой используются алмазы, или просто занятыми скупкой и перепродажей этих «лучших друзей девушек». Через них вы сможете без шума реализовывать бриллианты или необработанные алмазы, разумеется аккуратно, чтобы не обрушить цены на мировом рынке, а также сохраняя в тайне их происхождение, что в наших общих интересах. Прибыль будем распределять в соответствии с затратами каждой из сторон...

Глядя на разгоревшиеся глаза Бен-Гуриона, мгновенно оценившего какой доход пойдёт с таких сделок в казну Израиля, а также тем, кто будет контролировать этот «алмазный поток», Зорин, убедившись что наживка проглочена, подсёк как опытный рыбак:

– Впрочем, вы можете отказаться. У нас в Советском Союзе тоже есть хорошие огранщики. А о реализации мы можем договориться с нашими индийскими и китайскими друзьями...

Израильский премьер был опытным политиком и умел делать морду кирпичом. Но сейчас, при всём его самообладании, на его лице ясно читалось:

«Щьто?! Упустить ТАКОЙ гешефт?!! Да за кого этот поц мине держит?!!!»

Бен-Гурион с интересом вытянул шею, пытаясь заглянуть в коробок.

– Э-э-э... Дорогой Валериан, я таки жутко извиняюсь, а у вас их там ещё есть, или только два?

– Таки у нас их ещё целая кимберлитовая трубка в Мирном, – ухмыльнулся Зорин.

– Нет, ви меня не с того конца поняли, – уточнил Бен-Гурион. – Раз наша беседа таки перешла в абсолютно деловую плоскость, мине бы хотелось пригласить моих партнёров Шимона и Голду, от которых многое зависит в политике Израиля, присоединиться к нашему празднику жизни. У вас с собой ещё есть?

– Таки конечно приглашайте, – согласился Зорин. – Хватит и на Голду и на Шимона.

Бен-Гурион схватился за телефонную трубку и лихорадочно набрал номер.

– Алло, Шимон? Это Давид. Нет, это ты послушай! Тут такие интересные возможности нарисовались, щто если ви с Голдой прямо сейчас ко мне не приедете, то я буквально не переживу!

Тель-Авив тогда был относительно небольшим городом. Да и Израиль в целом – очень небольшое государство. Приехавшие через полчаса Шимон Перес и Голда Меир застали своего премьер-министра разглядывающим в лупу бриллианты и мило беседующим с советским представителем при ООН.

Зорин ещё раз повторил свои предложения для вновь прибывших. Сначала ему, разумеется, не поверили. Тогда он достал из коробка ещё по бриллианту и положил их на стол перед Меир и Пересом.

Израильские политики не сводили глаз со сверкающих бриллиантов.

– Ну-с, дамы и господа, не молчите, вы делаете мне страшно, – подбодрил их Зорин.

Голда Меир, не говорившая по-русски, что-то добавила на иврите. Зорин вопросительно взглянул на Бен-Гуриона и Переса.

– Голда говорит, щто хотела бы обратить ваше внимание, – перевёл Перес, – щто у него таки два, – он показал на Бен-Гуриона, – а у нас – по одному.

Зорин достал из коробка ещё два бриллианта и положил перед ними.

– Теперь поровну.

– Таки теперь ми готовы слушать, щто, где и почём с вашей стороны, – удовлетворённо сказал Шимон Перес.

– Сабри, Куатли, и Набулси согласны заключить с Израилем договор о мире и сотрудничестве, – ответил Зорин. – Теперь дело за вами.

– Нет, ну то, щто ви предлагаете, нам, безусловно, со всех сторон чрезвычайно интересно, – задумчиво произнёс Перес. – Но я таки имею смутные подозрения, щто эти арабские шлимазлы опять собираются нас кинуть. Сначала они прикинутся белыми и пушистыми, а как только мы отвернёмся, они снова захотят убить всех евреев...

– Они не сделают этого, – ответил Зорин. – Хотя бы потому что не захотят потерять поддержку ВЭС. ОАР развивается в основном благодаря ВЭС, его проектам. Как вы знаете, у нас существует Договор о коллективной защите: нападение на страну-члена Альянса равносильно нападению на Альянс в целом, а значит и на нас. Но если член Альянса сам совершит неспровоцированную агрессию, он лишится всякой поддержки и, возможно, даже самого членства в Альянсе. Мы ясно дали понять это Сабри и другим. Вы думаете, они столь безрассудны, чтобы поставить на карту будущее своей страны ради того, чтобы уничтожить вас? Кому будет нужна та же ОАР, если поссорится с нами? Американцам? После агрессии против вас – однозначно нет: ваши соотечественники в Штатах обладают большим влиянием, они не допустят этого.

Советский Союз готов выступить посредником в переговорах Израиля с его арабскими соседями и гарантом мирного соглашения между Израилем и ОАР, если оно будет заключено. Можно привлечь и другие страны ВЭС, и дружественные нам державы. Мы провели консультации с руководством ОАР и убедили их, что мирное решение вопроса в долгосрочной перспективе для них может быть выгоднее, чем продолжение конфронтации.

– Таки да, но я ещё не видел ни одного посредника, который не взял бы свой процент от любого гешефта… – заметил Бен-Гурион.

– Дорогой Давид, не стройте из себя скаредного поца, я же не переворачиваю вас вверх ногами, щтобы вытряхнуть из ваших штанов последний шекель, – ответил Зорин, и продолжил, снова переходя с одесского говора на нормальный дипломатический язык. – Заметьте, СССР и ОАР понимают, что Израиль является ключом к мирному сосуществованию в регионе, а потому оказывают вам уважение. И не забывайте, что без активной помощи и участия СССР, и товарища Сталина лично, Израиля как такового сейчас бы и в природе не было.

– Ваше уважение ми, безусловно, ценим, но арабы говорят о мире, а сами продолжают вооружаться, – всё ещё сомневался Бен-Гурион.

Голда Меир что-то добавила на иврите.

– Голда говорит: «И вооружает их Советский Союз», – перевёл Перес.

– Так и ведь и Израиль продолжает наращивать свои наступательные возможности, – ответил Зорин. – Эта ситуация может быть разрешена только одним способом – обе стороны должны договориться между собой и остановиться.

Голда Меир снова что-то сказала. Перес вновь перевёл:

– Мы бы предпочли, чтобы гарантом мирного соглашения выступали Соединённые Штаты.

– Вы щто, таки доверяете англосаксам? Доверяете тем, кто в 38-м в Мюнхене слил Гитлеру Чехословакию? – криво усмехнулся Зорин. – И после того ви таки называете себя евреями?

Господа, не делайте мне смешно. Любое соглашение с участием англосаксов – не более, чем листок бумаги. Они недоговороспособны. Вы только вспомните, как они в 58-м слили Турцию (АИ, см. гл. 03-11). А ведь турки и греки – обе стороны были членами НАТО. И оно пальцем не пошевелило, чтобы прекратить войну. Вы всерьёз думаете, что англосаксы станут вас защищать? Вы только вспомните, когда Гитлер пришёл к власти – американцы и англичане запрещали въезд евреям, спасавшимся бегством из Германии и оккупированных стран!

Вас они просто ещё не обманывали по-настоящему. Вы, конечно, рассчитываете на помощь еврейского лобби в Америке. А вы знаете, что они о вас говорят? «В Израиль уезжают неудачники, у которых не хватило денег на билет до США!»

Бен-Гурион, Перес и Меир переглянулись, Перес перевёл слова Зорина на иврит, и Голда Меир возмущённо выпрямилась, но сдержалась и промолчала. Израильские политики, конечно, знали об таком отношении к ним в США, но одно дело знать самим, и совсем другое – когда об этом знает оппонент.

– Англосаксы дружат с вами только до тех пор, пока у вас есть деньги. Дружба с англосаксами – явление преходящее, – продолжал Зорин. – А бриллианты – вечны. Что до вооружения – его вам может поставлять и Советский Союз, только платите.

– Щто-щто? Позвольте мине оттопырить ухо, повторите! – удивлению Бен-Гуриона не было предела. – Ви таки готовы поставлять нам оружие? Но ви же поставляете его ОАР?

Перес перевёл его слова Голде Меир, и она что-то спросила на иврите.

– Голда интересуется, ви таки будете продавать оружие и нам и им? – уточнил Перес. – Но это.... это же... безнравственно, чёрт подери!

– Почему же безнравственно, если вы не будете воевать? – классически ответил вопросом на вопрос Зорин. – Безнравственно было бы, если бы вы с ними затеяли всё-таки войну, а мы бы продолжали продавать и вам и им оружие. Но такого не будет. Если между вами начнётся война – той стороне, которая начнёт первой, мы продавать оружие точно не будем. Советский Союз не приемлет агрессии и не помогает агрессорам, мы признаём лишь оборонительную войну. Гитлеровцы, напав на нас 20 лет назад, убили 20 миллионов моих соотечественников: как вы думаете, можем мы терпимо относиться к агрессорам после этого? Если же будет непонятно, кто жертва, а кто агрессор – мы просто введём эмбарго и не будем поставлять оружие никому из вас.

– Таки да, но ви нам тут так красиво говорите, щто англосаксы готовы в любой момент кинуть бедных евреев через поц, а почему ми вам должны доверять? – поинтересовался Бен-Гурион. – У нас, пока щто, не было случая убедиться в вашей честности.

Голда Меир что-то вставила на иврите.

– Голда говорит, что советская прокуратура и контрразведка за последний год предоставили очень много доказательных материалов по преступлениям нацистов против еврейского населения Украины, Польши, и оккупированных во время войны территорий РСФСР, – перевёл Перес. – Она говорит, что русские делают свою часть работы очень добросовестно. Наши следователи ещё ни в одной стране не встречали такой поддержки, как в СССР. Иногда нам даже бывает неудобно, что мы не можем предоставить русским такое же количество доказательств против задержанных ими нацистских преступников.

– Как видите, мы сотрудничаем с вашими специалистами, и действуем предельно честно, – ответил Зорин. – Однако в бесчестности англосаксов не раз убеждались и вы сами, и вся Европа.

Бен-Гурион в задумчивости почмокал губами:

– Гм... Я слежу за процессом, но эти подробности упустил...

– Кстати, раз уж речь зашла об этом, нельзя ли позвать господина Хареля? – спросил Валериан Александрович. – Мой опыт подсказывает мне, что он где-то неподалёку. Я хотел бы предложить кое-что, касающееся его деятельности

– Извольте, – Бен-Гурион снял трубку телефона, набрал номер и произнёс короткую фразу на иврите.

– Харель сейчас будет, – сказал он, неопределённым жестом указывая на разложенные на столе бриллианты.

Голда Меир и Перес тут же кинулись прятать камушки. Перес второпях схватил вместо своего один из камней Голды. Она тут же шлёпнула его по руке и прошипела что-то на иврите. Зорин с невероятным трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться в голос – израильские политики донельзя напомнили ему кота Базилио и лису Алису. Бен-Гурион степенно убрал свои камни в небольшую коробочку и спрятал в ящик стола.

– Таки прошу нас извинить. На чём мы остановились? – спросил израильский премьер.

– Допустим, мы с вами решимся таки поверить друг другу и договориться, – продолжил Зорин. – Советский Союз в этом случае берёт на себя обязательство удерживать своих арабских союзников от нападения на Израиль, а Израиль обязуется не нападать на ОАР. Если стороны ведут себя тихо и мирно, Советский Союз готов рассмотреть возможность поделиться с Израилем некоторыми сельскохозяйственными технологиями. Сейчас у нас начинается большая работа по терраформированию пустынь. Исследования начаты относительно недавно, но уже получены обнадёживающие результаты, – Валериан Александрович разложил на столе несколько цветных фотографий, сделанных в совхозах Средней Азии, где отрабатывались технологии капельного полива, закрепления сыпучих песков, их озеленения, и формирования на них плодородного слоя почвы. – Полагаю, вам это будет интересно. Советский Союз готов поделиться этими технологиями с Израилем, и, может быть, даже проводить совместные научные исследования в этой области. Всё будет зависеть от вашего миролюбия. Процветание Израиля в ваших руках, господа.

В начале 60-х Израиль далеко ещё не был таким центром высоких технологий, как в конце 20-го века, всё было куда беднее и печальнее. Шимон Перес и Голда Меир несколько минут с интересом перебирали снимки, обмениваясь короткими репликами на иврите.

– Это было бы очень полезно для нашей экономики, – согласился Перес. – Господин премьер, советские предложения весьма щедры, я бы рекомендовал их принять.

– Гм… допустим… А если ми не согласимся? – проворчал Бен-Гурион. – Знаем ми их... И вас тоже...

– Господа, нашей разведке известны ваши планы насчёт строящегося центра ядерных исследований и производства ядерного оружия в Димоне, – ответил Зорин.

Израильские политики обменялись взглядами, в которых явственно читалось беспокойство.

– Мы понимаем, что в случае войны вы рассчитываете применить ядерное оружие, если арабы будут побеждать, – продолжал Валериан Александрович. – Я бы, на вашем месте, на этот вариант не рассчитывал.

Он вытащил из своей папочки ещё две фотографии. На одной была изображена пусковая установка с ракетой 9М76 «Темп-С», стоящая в положении готовности к пуску на фоне пирамид, на другой – её боевая часть. Рядом стояли люди в комбинезонах химической защиты – для масштаба.

Израильские политики судорожно сглотнули.

– Таки обратите внимание на фон, – улыбнулся Зорин. – Нет-нет, дорогой Шимон, не хватайтесь за телефон, посылать самолёты поздно, снимок сделан неделю назад, ракеты уже несколько раз сменили позицию. Они перемещаются по всему Египту. Кстати, внимательно посмотрите на боеголовку. Она имеет мощность в одну мегатонну. Если такая штука долбанёт над Тель-Авивом, результат будет примерно такой, – он вытащил ещё одну фотографию.

На фотографии, снятой в руинах Хиросимы, были изображены белые человеческие силуэты, отпечатавшиеся на обугленной стене.

– Ви таки продали Сабри ядерные ракеты? – в ужасе спросил Бен-Гурион. – Боже, спаси народ твой...

(Договор о нераспространении ядерного оружия был заключён лишь в 1967 году)

– Разумеется, нет, – ответил Зорин. – Ракеты под контролем наших специалистов, занятых обучением египетских войск.

Зорин лгал. Ракета на снимке не была ядерной. Но при необходимости установить на размещённые в Египте ракеты «Темп-С» ядерные боеголовки, хранившиеся на авиабазе Файид, было недолго.

– Как видите, ваши арабские противники отнюдь не беззащитны, – заключил советский дипломат. – И им нет необходимости тратить собственные деньги на разработку ядерного оружия.

Израиль – страна небольшая и достаточно уязвимая. Лучшая гарантия её благополучного развития – мирные отношения с соседями и уважение к странам, стоящим у истоков её создания. Я рекомендую вам воспользоваться удачным моментом, пока в руководстве ОАР возобладали миролюбивые настроения, и заключить с ней соглашения, которые, при их соблюдении обеими сторонами, смогут стать залогом мира во всём регионе.

Израиль окружён территорией ОАР со всех сторон. Если вы будете вести себя достаточно мудро, не ссорясь с соседями, ОАР послужит для Израиля надёжным «забором» от разного рода исламских радикалов. Если же нет – пеняйте на себя.

Бен-Гурион крепко задумался.

– Что, если мы предложим разместить на границе между Израилем и ОАР миротворческий контингент, но не из ООН, а от кого-то из наших союзников по ВЭС? – предложил Зорин. – Например, войска Индонезии или Индии?

– Индии – возможно, – ответил Перес. – В Индонезии такие же мусульмане, их тут и так полно.

– Ми би предпочли видеть среди миротворцев французский контингент, – заметил Бен-Гурион.

– Обещать участие французов сразу – не могу, но передам ваши пожелания советскому правительству, – ответил Зорин. – Если де Голль согласится поучаствовать в мирном урегулировании – почему бы и нет?

Голда Меир что-то спросила на иврите. Перес перевёл:

– А как быть с террористами из числа перемещённых лиц.

– Причина возникновения лагерей палестинских беженцев – действия самого Израиля, – холодно ответил Зорин. – Сами создали проблему на свою голову – сами с ней и разбирайтесь. Впрочем, – он тут же смягчил позицию, – арабские страны, после долгих уговоров, согласились расселить беженцев вдали от границ Израиля. Убедить их было очень непросто. Процесс переселения уже идёт.

Очень многое будет зависеть от доброй воли обеих сторон. Сумеете наладить деловые отношения с ОАР, заинтересовать их, к примеру, совместным гешефтом – у арабской стороны не будет оснований эти отношения портить.

– Гешефт с арабами? – скептически поморщился Бен-Гурион. – Какой? Разводить верблюдов нам неинтересно.

– Вы слишком недооцениваете ваших потенциальных деловых партнёров, – усмехнулся Зорин. – Вы тут сидите, фигурально выражаясь, на золотой жиле, и не можете договориться по элементарным вопросам. Да будь вы хоть немного более сговорчивы, вы бы уже озолотели!

Его израильские собеседники тут же заинтересованно повернулись к нему. Одно упоминание о деньгах или золоте в беседе с израильскими политиками буквально творило чудеса.

– И не изображайте мне тут вопрос по всему лицу, – глядя на Переса и Голду Меир, продолжал Зорин. – Вы лучше на карту посмотрите. У вас тут сплошное пляжно-курортное побережье, полторы тысячи километров пляжей от сирийской Латакии до Эль-Салума в Египте. Это же золотое дно! И это я ещё побережье Красного моря не посчитал – ещё почти полторы тысячи километров (От границы Египта с Суданом до Эйлата). А миллионам европейцев, между прочим, надо где-то отдыхать. Море у них если есть, то холодное, а лето дождливое. Европейцы уже сейчас хотят свои фунты, франки и марки где-нибудь потратить. Так почему бы не здесь?

– Египет и Сирия с нашей помощью уже несколько лет развивают индустрию туризма. СССР уже вовсю производит серийно турбовинтовые и реактивные пассажирские самолёты. Лет через пять, если грамотно вложить деньги в развитие пассажирских авиаперевозок, строительство гостиниц и туристический бизнес, вы сможете совместно раскрутить такой гешефт, что вся Ницца и прочий Лазурный Берег вымрут от зависти! У вас же тут куда ни плюнь – везде исторические реликвии! Но пока у вас тут в любой момент может начаться война – какой дурак к вам отдыхать поедет?

Голда Меир что-то сказала на иврите, Перес ответил, они заспорили, экспрессивно размахивая руками. Бен-Гурион не вмешивался, но слушал внимательно. Зорин терпеливо ждал.

– Таки в вашем предложении есть для нас немалый интерес, – признал израильский премьер. – Но ещё лучше, если бы ви помогли при вашем посредничестве заключить договор с ОАР о совместном пользовании водными ресурсами рек Литани, Иордан, и озера Кинерет. Наше сельское хозяйство испытывает очень большую нужду в воде, а арабы препятствуют в доступе к ней. В этом случае ми можем пойти на переговоры.

– Заранее обещать результат не могу, но этот вопрос на переговорах будем обсуждать, – пообещал Зорин. – Советская сторона готова посодействовать в достижении компромисса.

– Тогда ми готовы встретиться с руководством ОАР, – ответил Бен-Гурион. – Нам нужно только несколько дней, чтобы сформулировать и согласовать нашу позицию.

– У вас – неделя, – коротко сказал Зорин. – Не затягивайте. А то знаю я вас – будете торговаться из-за пустяков до посинения.

Голда Меир снова что-то спросила на иврите.

– Почему именно неделя? – перевёл Перес.

– Да-да, таки я тоже не совсем понимаю, – поддержал его премьер-министр. – Щто в нём такого срочного, щто ми должны всё бросить и, как бешеные тараканы, бежать подписывать этот договор с арабами?

– У вас сейчас есть уникальная возможность положить начало мирному сотрудничеству с ОАР красивым жестом, который, к тому же, покажет всему миру, что ваши страны находятся на острие научно-технического прогресса, – ответил Валериан Александрович. – Сейчас на советском космодроме готова к старту очередная ракета. Мы собираемся запустить её не позднее 2-го, крайний срок – 3-го мая, чтобы опередить американцев. К полёту у нас подготовлены два экипажа. Если вы с Сабри, Куатли и Набулси договариваетесь между собой – у вас есть великолепная пропагандистская возможность подтвердить, что вы способны мирно сотрудничать. Что может продемонстрировать всему миру готовность к сотрудничеству лучше совместного полёта в космос?

– Постойте… Таки ви всё же хотите послать в космос еврея? – лицо Бен-Гуриона осветила довольная улыбка. – Еврей полетит в космос раньше американцев? Ви это серьёзно?

– Если вы договоритесь с ОАР – полетит еврей и двое арабов – египтянин и сириец, – ответил Зорин. – Они уже почти год тренируются для совместного полёта. Если не договоритесь – полетит дублирующий русский экипаж. Руководители ОАР готовы к диалогу. Выбор за вами.

Израильские политики недоверчиво переглядывались. В этот момент в сопровождении охранника в комнату вошёл директор израильской разведки «Моссад» Иссер Харель. Премьер церемонно представил его советскому дипломату.

– Рад встрече с вами, господин Харель, – заявил Зорин. – Наши страны за последний год оказали друг другу немало услуг в плане наказания нацистских преступников.

– Благодарю вас, – ответил Харель. – Мы действительно весьма плодотворно сотрудничаем с советской прокуратурой и другими органами внутренних дел.

– Вот как раз об этом я и хотел поговорить. Не секрет, что наши с вами интересы в большинстве случаев противоположны, – улыбнулся Зорин.

– Мне искренне жаль, но, боюсь, вы правы, – учтиво ответил шеф «Моссада».

– Однако, есть одно направление, где наши интересы практически полностью совпадают, – продолжал Валериан Александрович. – Поиск по всему миру, поимка и наказание нацистов и их пособников, пытающихся избежать справедливой кары.

Лица четверых израильтян вытянулись, выражая крайнюю степень удивления.

– Ви таки хотите помочь нам ловить этих шлимазлов? Я не ослышался? – уточнил Бен-Гурион.

– Это невероятное предложение... – пробормотал Харель.

– Скажем так... Едва ли наши разведки будут в ближайшее время сотрудничать настолько плотно, – улыбнулся Зорин. – Однако, мы могли бы, скажем, обмениваться информацией, например, по дипломатическим каналам. Сами понимаете, Коминтерн едва ли будет напрямую работать с «Моссадом», а, скажем, американские евреи едва ли станут сотрудничать с Кей-Джи-Би. Но раз уж наши страны имеют возможность задействовать такие крупнейшие сети добровольных информаторов – грех этим не воспользоваться.

– Это возможно, – подтвердил Харель. – Раз уж мы и так вовсю сотрудничаем по изобличению Эйхмана, Бандеры, и других, уже задержанных нацистов... Почему бы не расширить обмен информацией на тех, кого ещё не поймали?

– Есть ещё один момент, – заметил Зорин. – Много нацистских пособников из числа украинских националистов нашли убежище в США. Работать там нашей разведке бывает непросто. Вам намного проще было бы к ним подобраться. С другой стороны, наши органы внутренних дел выявляют немало преступников из числа тех же бандеровцев, совершавших свои преступления против еврейского населения, например, на территории Польши.

Тех, кто замешан в преступлениях против советских граждан, независимо от их национальности, мы наказываем сами, и наказываем очень сурово. Вот, к примеру, в прошлом году была приговорена к высшей мере наказания некая гражданка Макарова, участвовавшая в массовых расстрелах мирного населения (АИ, см.гл. 05-13). Но когда преступления совершались, к примеру, против польских евреев, польская сторона, скажем так, не всегда проявляет должную настойчивость при их наказании.

Мы можем передавать этих преступников Израилю, чтобы вы могли судить их сами. В обмен мы хотели бы, чтобы «Моссад» передал нам некоторых украинских националистов, скрывающихся в настоящее время в США. Сами понимаете, если две самые лучшие спецслужбы мира объединят свои усилия ради такой благородной цели… – Зорин намеренно не закончил фразу, как бы приглашая премьера продолжить.

– …то итох будет не безрадостный, – заключил Давид Викторович.

Расчёт был точен. Бен-Гурион, по происхождению – польский еврей, не мог пройти мимо такого шанса. Он что-то спросил у Хареля на иврите. Тот ответил явно утвердительно.

– Ми согласны, – торжественно заявил премьер-министр. – По всем пунктам. А кстати... нельзя ли, скажем, в виде исключения... разрешить вашему космонавту еврейского происхождения иметь двойное гражданство? Ви таки понимаете, дорогой Валериан, щто для Израиля иметь своего собственного космонавта раньше, чем в США, было бы более чем престижно...

«Давид Викторович без мыла пролезет», – молча усмехнулся Зорин.

– Я не уполномочен принимать такие решения, но передам ваш запрос советскому высшему руководству, – сообщил он вслух. – Однако, наш космонавт – типичный советский человек, коммунист, и едва ли будет счастлив, если его имя будет упоминаться в связи со всякими политическими интригами. Я бы предложил другой вариант.

Думаю, было бы правильно после полёта пригласить экипаж посетить с визитом дружбы ОАР и Израиль. Пусть космонавты выступят с рассказами о полёте, пообщаются с народом, и в ходе визита вы можете, к примеру, присвоить космонавту звание почётного гражданина Израиля. Против такого признания заслуг никто возражать не будет, а народ Израиля в любом случае признает его «своим», просто по происхождению.

Израильские политики обменялись несколькими фразами на иврите.

– Считайте, щто ми договорились, – торжественно произнёс Бен-Гурион. – Где состоится встреча с руководством ОАР?

– В принципе, где угодно, но чтобы далеко не летать, что вы скажете относительно острова Кипр, например? – предложил Зорин. – Предварительная договорённость с товарищем Папаиоанну у нас уже есть.

Голда Меир что-то сказала на иврите, её интонация звучала утвердительно.

– Голда говорит, щто Кипр – вполне разумный выбор, – перевёл Перес.

Встреча делегаций ОАР и Израиля состоялась 29-30 апреля 1961 г на Кипре (АИ), в обстановке строгой секретности, в основном – во избежание срыва переговоров фанатиками с обеих сторон. Арабский мир в целом был резко негативно настроен к Израилю, и разрекламированное подписание договора между ОАР и Израилем было бы воспринято большинством арабов как предательство (См. «Кэмп-Дэвидские соглашения»). Поскольку Хартумская резолюция, перечеркнувшая более чем на 10 лет все попытки мирного урегулирования, ещё не была принята, политическая позиция арабского мира ещё не получила единого юридического оформления.

(Т.н. «принцип трёх нет» — «нет» миру с Израилем, «нет» — признанию Израиля, «нет» — переговорам с Израилем. Сформулирован в Хартумской резолюции 1967 года. https://ru.wikipedia.org/wiki/Хартумская_резолюция).

В этой ситуации у ОАР ещё была возможность для политического маневрирования. Стороны договорились признать «трагической ошибкой» войну 1948-49 гг, начатую арабскими странами сразу же после образования государства Израиль, и непризнание ими резолюций ООН.

В то же время заключённые на Кипре соглашения не были полноценным мирным договором. Они лишь подтверждали прекращение огня и устанавливали зоны разграничения для египетских и израильских войск на Синайском полуострове, а также вдоль границ Израиля с Сирией и Иорданией. В то же время стороны договорились о праве прохода израильских судов по Суэцкому каналу, а также о деблокировании Тиранского пролива. Частичная морская блокада Израиля, продолжавшаяся с 1956 года, закончилась.

Было заключено соглашение о приграничной торговле, и о принципах совместной экономической деятельности, но дипломатические и культурные отношения в полном объёме не восстанавливались. Для решения дипломатических вопросов стороны договорились о взаимодействии на уровне Временных поверенных в делах, но дипмиссии разместились не в столицах государств, а в Иерусалиме (АИ).

(Египетско-Израильский мирный договор 1979 года, вопреки Хартумской резолюции, восстановил дипломатические и культурные отношения Египта и Израиля в полном объёме, включая обмен послами. Это было воспринято в арабском мире как предательство, и привело в итоге к убийству президента Садата. В АИ процесс внешне выглядит более «половинчатым», однако вместе с Египтом в нём участвуют Сирия и Иордания, что создаёт вокруг Израиля и Ливана «пояс мира»)

Важнейшим достижением встречи стал договор о принципах мирного решения территориальных и политических споров. Договаривающиеся стороны обязались воздерживаться от прямой агрессии и поддержки незаконных вооружённых формирований.

Удалось также договориться о совместном использовании водных ресурсов региона. Спор о воде был очень сложный, но соглашение всё же было достигнуто.

К разделению сторон по существующей границе Израиля пришлось привлечь миротворческий контингент Индии. С участием французов сразу договориться не получилось – де Голль был занят ликвидацией последствий очередного мятежа в Алжире. Однако предложение об участии в миротворческом процессе на Ближнем Востоке президент Франции принял. Небольшой контингент Французского Иностранного Легиона появился на границе Израиля и Западного берега реки Иордан в конце 1961 года.

Для упрощения размежевания был произведён обмен территориями. Иордания уступила Израилю часть Западного берега и некоторые территории по восточному берегу Иордана, где компактно проживало местное христианское население, получив взамен часть Галилеи (на Севере Израиля), где преобладали мусульмане.

В результате Иордания становилась более однородной, а премьер Набулси получил поддержку, как «освободитель единоверцев от израильского ига». Израиль вместо недружелюбных мусульман получил более лояльных и не склонных к джихадам христиан.

Вторым этапом процесса мирного урегулирования был намечен обмен территориями между Сирией и Ливаном. По предложенному плану Ливан уступал Сирии районы компактного проживания шиитов, суннитов, алавитов, получая взамен соседние места компактного проживания христиан у восточной и северной границы и друзов в районе Джебель-Друз – Голанские Высоты. Таким образом, Ливан должен был стать более устойчивым, христианско-друзским, а Сирия менее суннитской – что снижало угрозу исламизма и усиливало поддержку светского государства.

В Иерусалиме, в рамках обмена территориями, Иордания передала Израилю исторический еврейский квартал Иерусалима (на юге Восточного Иерусалима) со Стеной Плача. После войны 1948 года этот квартал лежал в руинах и оставался не заселён. Мусульманский,христианский, а также армянский районы Иерусалима и Харам-аль-Шериф (район мечети аль-Акса и других мусульманских святынь) по соглашению оставались за Иорданией.

Израильтяне получали свободный доступ в Восточный Иерусалим, а арабы – в Западный, в религиозных целях, и для коммерческой деятельности. Статус Иерусалима был определён как «международный город», при этом Западный Иерусалим оставался под контролем Израиля, а Восточный – под контролем Иордании (АИ).

Об итогах переговоров решено было сразу не объявлять, реализуя достигнутые соглашения поэтапно. Как предложил премьер Бен-Гурион: «Давайте будем считать эти договорённости внутренним делом ОАР и Израиля». Для внешнего мира и населения ОАР и Израиля всё должно было какое-то время оставаться по-прежнему, меняясь постепенно и последовательно, без излишней спешки. Просто войска обеих сторон, стоящие на границе, получили новые приказы – воздерживаться от любых агрессивных действий. Следующими шагами становились размещение миротворцев, урегулирование водных проблем между Израилем и его арабскими соседями и наконец обмен территориями и официальное утверждение мирных соглашений и новых границ, в том числе и решение вопроса Иерусалима, восточная и западная части которого становились автономными единицами, соответственно Иордании и Израиля, со специальным статусом гарантировавшим свободу передвижения и права всех религиозных общин. Ситуация была настолько взрывоопасной, что нужно было сначала приучить население к мирной жизни, а оно затем уже само договорится между собой и начнёт приграничную торговлю.

Советские дипломаты рассчитывали, прежде всего, именно на постепенное увеличение приграничной торговли. Нормальным людям свойственно жить в мире с соседями, и если политики с обеих сторон перестанут мутить воду, то дальше соседи по обе стороны границы договорятся друг с другом сами.

Третий космический полёт по программе «Интеркосмос» предполагалось выполнить на одном корабле. Программу для него сделали также трёхсуточной, но эксперименты предполагалось провести совсем другие, чем в предыдущем двойном полёте. В этот период шло накопление первоначального опыта подготовки к длительным полётам. ОКБ-918 работало над комплексом жизнеобеспечения, который позволил бы космонавтам находиться на орбитальной станции от двух недель до нескольких месяцев.

Полёт Титова подтвердил опасения медиков, невесомость оказалась коварнее, чем ожидалось. Основным скафандром в этот период был СК-1, в котором летали Гагарин, Титов, и другие космонавты. Но в ОКБ-918 велась работа над новым облегчённым скафандром, для защиты космонавтов от внезапной разгерметизации при спуске (аналог скафандра «Сокол», http://www.zvezda-npp.ru/ru/node/114 разработанного в 1973 г после гибели Добровольского, Волкова и Пацаева, и используемого на настоящего времени, после ряда модификаций https://ru.wikipedia.org/wiki/Сокол_(скафандр)).

Разработанный ранее скафандр СК-1 защищал от разгерметизации как минимум не хуже (автономность 5 ч против 2-х у «Сокола»), но космонавт в нём был более неуклюжим и неповоротливым. В предстоящих переходах с корабля на орбитальную станцию и обратно, через узкие люки стыковочных узлов, это могло стать проблемой.

Помимо скафандра, в ОКБ-918 был также разработан нагрузочный костюм «Пингвин», обеспечивавший имитацию гравитационной нагрузки на мышцы космонавта. (http://www.zvezda-npp.ru/ru/node/105). Нагрузка создавалась комплектом упругих элементов, проще говоря – резиновых шнуров. Человеку в костюме «Пингвин» приходилось при каждом движении преодолевать создаваемые ими усилия, что помогало сохранить привычное для земных условий тренированное состояние мышц – пусть не всех, но хотя бы части из них.

В разработке находилась ещё одна система, предназначенная для сохранения физической формы космонавтов – вакуумная установка «Чибис» (http://www.zvezda-npp.ru/ru/node/106). Она представляла собой герметичные «штаны», в которых создавалось разрежение. В невесомости кровь приливает к голове и верхней части тела, из-за чего космонавты чувствуют дискомфорт. «Чибис» позволял им хотя бы недолго отдохнуть от этого непривычного состояния. Эта система ещё дорабатывалась, да и испытать её в тесном спускаемом аппарате «Севера» едва ли было возможно.

Одним из заданий для экипажа было испытание нового скафандра. Испытывать его должен был командир экипажа, старший лейтенант Финштейн (АИ). Его коллеги – египтянин Хосни Мубарак и сириец Хафез Асад – использовали уже испытанные и несколько доработанные после полётов Гагарина и Титова скафандры СК-1.

Нагрузочные костюмы «Пингвин» в этом полёте надевались под скафандры, так как переодеваться в спускаемом аппарате «Севера» было слишком тесно. При этом «Пингвины» для этого полёта были изготовлены без внешней декоративной оболочки, и выглядели как системы регулируемых ремней с пряжками и резиновых шнуров. Они надевались поверх нижнего комбинезона голубого цвета. Завод-изготовитель N918 заявлял срок пребывания в нагрузочном костюме до 45 суток.