Черные Земли


Фандер Хардин

После ливня на улице холодно, сыро, а в комнате на мансарде слишком тепло.

Нимея молча смотрит в окно на серое небо, кутаясь в одеяло, и все больше морщится.

– Не хочу вставать, – вздыхает она.

– Почему?

– Мне кажется, я заболела.

– Какие симптомы?

Фандер переворачивается на живот, ерошит волосы, которые торчат во все стороны и падают на лоб, прикрывая глаза. Ему больно смотреть на Нимею, она кажется источником света, так что приходится щуриться.

– В груди ноет. В животе все как-то скручивается, как при спазме или типа того. И что-то с сердцем. Оно кажется огромным и мешает дышать. Я понятия не имею, что со мной, но это не очень приятно. И тело болит. И я не выспалась.

– Я не доктор… – осторожно начинает он, не зная, как не рассмеяться. – Но кое-кто мне сказал, что это кардиомегалия. Я тоже этим болен, все в порядке, жить можно. Просто болезнь, видимо, заразна.

– Ну, значит, ничем мне сейчас не помочь. Ладно, разберусь, когда покончим со всем. Нам нужен план, – наконец нарушает спокойствие она. – Я не смогу идти вот так. Я буду волчицей.

– Почему?

– В Черных Землях не жалуют женщин. А в Имбарге – фольетинцев. Если пойду человеком, до Имбарга дойдет слух о нас, и тебя не пустят за ворота. Нам нужно, чтобы ты казался им просто мужчиной с волком или собакой…

– Как ты скроешь, что фольетинка? Настоящего волка распознать несложно, любой маг почувствует в тебе человека.

Нимея свешивается с кровати и тянется к рюкзаку Фандера, который валяется тут же. Одеяло соскальзывает, оголяя спину, волосы падают вперед, становятся видны шрамы на коже и ямочки над копчиком. Фандер касается шрамов, даже не отдавая себе в этом отчета. Ему кажется, он выучил их географию наизусть минувшей ночью и поцеловал каждый добрую сотню раз, не меньше.

Он касается Ноки, а она не вопит. О таком можно было только мечтать, но этим утром все кажется ненастоящим, и Фандер свою радость подавляет. Вдруг это все вообще просто сон или горячечный бред? Может, он остался в том лесу под куполом и плавает в предсмертной агонии? Не было друзей, ужина, и не было Нимеи Ноки, пришедшей ночью в его комнату.

Она распрямляется и протягивает Фандеру ошейник из темной бронзы, обмотанный поверх коричневым тонким шнурком, видимо, чтобы скрыть истинный материал, из которого изготовлен артефакт. А в том, что перед ним именно артефакт, Фандер не сомневается, от ошейника распространяется тепло, и одного прикосновения достаточно, чтобы ощутить, как эта штуковина будто высасывает магию.

– Зачем?

– Знаешь что-то про бронзовые браслеты?

– Ты что, доверишься мне? – Он удивлен.

Браслет из серебра не дал бы человеку стать волком. Это то, что носил тот близкий к безумию фольетинец. Однако любой определил бы в нем оборотня. Но бронзовый ошейник на шее волка не даст ему стать человеком. Скроет ото всех сущность оборотня, сделав его просто животным, пока надевший ошейник не пожелает пленника освободить. Серебряный браслет может снять кто угодно, кроме пленника, бронзовый ошейник – только тот, кто его надел.

– А ты сомневался? – спрашивает Нимея так холодно, будто Фандер совсем уж идиот.

– Просто не верю, пожалуй…

Нимея делает вид, что не услышала ответ. Она или нервничает, или хочет поскорее смыться от него.

– Нам нужно идти, – решительно заявляет Нока, садясь в постели. – Уже светает, самое время выходить. Путешествие будет недолгим. Черные Земли… через них час или два пути. Там ворота, вход в резервацию. В общем, думаю, к вечеру все закончится.

– Что потом?

– У нас нет времени на такой долгий путь назад. Я возьму билет на лайнер до Траминера, ты вернешься так же, как мы приехали сюда. Рейв сказал, что раздобудет тебе тачку, а парни помогут доехать, будете сидеть за рулем по очереди, чтобы вам даже ночевать нигде не пришлось. Но… если ты захочешь остаться где-то тут и вообще не возвращаться в Траминер… Это твой выбор. Такое тоже возможно. Можешь выбрать любую страну.

– Нимея, я…

– Брось. Это нормально. Ты имеешь право на новую жизнь.

– И правда.

Фандер кивает. Нимея сжимает губы, отворачивается.

– Я стану волком здесь, и до самого Дома грозы мы не заговорим, так что…

Она морщится, хмурится. Это похоже на борьбу с собой.

– Можно я просто тебя поцелую напоследок и мы пойдем? – перебивает поток ее мыслей Фандер. – Молча. Мы уже все друг другу сказали, разве нет?

Она становится почти испуганной, осторожно ему кивает. Фандер же смело приближается и целует совсем как вечером, ночью, под утро. Ничего не опасаясь…

* * *

Они выходят из дома спустя четверть часа, глядя в хмурое небо с опаской. Волчица ведет носом, человек смотрит вдаль, напрягая слабое зрение, не в пример тому, которым обладает она. Он плохо видит дорогу, растворяющуюся в тумане, но чувствует опасность нутром, так что сильнее зарывается пальцами в густую шерсть на шее волчицы.

Природа замерла в ожидании. Стих ветер, а свинцовое небо не проронило на землю ни слезинки, хотя вот уже около часа грозилось сделать это.

– Знаешь дорогу? – Рейв следует за друзьями, натягивая на ходу свитер. – Проводить до границы?

– Если хочешь.

Рейв кивает и открывает калитку.

– Не хочешь попрощаться с остальными? – спрашивает он у Фандера, но тот только нервно качает головой.

– Нам нужно идти, а все еще спят. Надеюсь, вы не заметите, как мы уже вернемся.

– Да, Якоб едва ли к тому моменту встанет, он вчера, кажется, перебрал.

От дома Рейва до границы, обозначенной резким переходом глиняно-красной земли в сухую черную, всего пять минут ходьбы в мрачной гнетущей тишине.

– А ты знаешь маршрут?

– До Имбарга? – Рейв вопросительно вскидывает брови. – Нет, никто не знает. Они слишком сильно берегут свои границы, чтобы никто к ним не совался.

– Но, если Нимея знает, она может всем рассказать?

– Ей Омала все объяснила, верно?

Фандер кивает и смотрит вниз, на массивную волчью морду.

– Я не уверен, но мне кажется, какая-то магия это знание защищает… Полагаю, она не сможет просто взять и разболтать дорогу каждому встречному. Имбарг – место странное, и что о нем правда, а что вымысел – я не знаю.

Они молчат еще пару минут, и, когда достигают границы Черных Земель, Рейв останавливается.

– Ладно. Удачи. Мы будем вас ждать. – Волчица, проходя мимо, тычет носом в руку Рейва и первой переступает границу.

Теперь по одну сторону от Фандера – волчица на фоне мертвой почвы, из которой не прорастает ни одной травинки, а по другую – Рейв на фоне собственного невероятно уютного и полного жизни дома.

– Вы вернетесь, и мы поедем с тобой в Траминер. А Брайт проводит Нимею по морю.

– Спасибо. Я не знаю…

– Эй, мы тебя никогда не забывали. Даже когда ты остался там – мы поняли. Не вини себя, ладно?

– Ну-у, не забирай у меня последнее, я, можно сказать, держусь на чувстве вины, – посмеивается Фандер. – Если бы я не считал себя ничтожеством, плакала бы моя невероятная сила.

Рейв машет ему на прощание и на секунду становится похожим на себя прежнего. Будто сейчас они переоденутся в белые брюки, дадут друг другу пять и пойдут в яхт-клуб, где выпьют по чашке черного кофе прежде, чем проведут полдня на воде.

Это картина из прошлой жизни, похожая на сюжет книги с плохим концом.

– Уверена, что знаешь, куда идти?

Волчица моргает и ведет носом, будто велит следовать за ней.

* * *

Всего три мили, это не больше пары часов ходу. Вроде просто, но почему тогда так невыносимо? В момент, когда из виду пропадает Дорн – последняя яркая точка, оставшаяся за спиной, – во все стороны простирается черная земля. Она пузырится под ногами, ботинки вязнут, Фандер то и дело спотыкается на ровном месте.

Волчица жалобно скулит, как если бы в ней не было человеческой души. Она кажется по-настоящему испуганным животным, которое прижимает уши к голове и смотрит вперед с опаской. Фандер ее понимает, он нервничает не меньше, и вид бескрайнего земляного моря вгоняет в дрожь. Куда ни поверни – всюду только черная почва, срастающаяся на горизонте со стальным небом. А если они потеряются? Что тогда? Умрут среди этих просторов от голода и жажды?

Одиночество угнетает, потому что нельзя поговорить с Нимеей. Кожа покрывается мурашками из-за того, что от земли веет могильным холодом. Фандеру не по себе, он, хоть не считает себя трусом, боится от незнания, куда идет.

– Нимея, ты можешь на секунду стать человеком и указать дорогу? Я с ума схожу, у меня паранойя.

Вот на что это похоже. Паранойя. На лбу испарина, дыхание прерывистое, частое.

Она мотает головой из стороны в сторону, а Фандер не понимает, почему ей нельзя стать человеком хотя бы ненадолго? Фандеру кажется, что они не туда свернули и скоро просто упрутся в тупик.

– Это земля во всем виновата? Из-за нее я так встревожен? Не сказал бы, что когда-то так боялся.

Голова волка медленно опускается вниз, нос едва не касается земли, а потом снова поднимается. Фандер воспринимает это за знак согласия.

– А ты?..

Он останавливается, и волк тоже, опередив Фандера всего на пару шагов. Сначала ждет, потом поворачивает голову и внимательно смотрит, но вместо ответа Хардин опускается перед Нимеей на колени, будто обессилев. Нимея медленно к нему подходит, волчьи лапы ложатся на плечи, мокрый нос утыкается в сгиб его шеи.

– Нимея, неужели так важно, чтобы я не знал дороги? – Он утыкается лицом в ее шерсть. – Я должен тебе доверять, в этом все дело?

Волчица тихо рычит, отстраняется, и ее нос касается его щеки. Они сидят недолго, но за это время небо успевает еще ниже нависнуть, оно теперь давит, и даже дышать становится тяжелее.

– Я доверяю.

Они медленно двигаются дальше. Земля продолжает навевать ужас, а паранойя не дает успокоить сердце, которое слишком быстро колотится, как при надвигающейся панической атаке. Фандера охватывает удушающий ужас.

Никогда еще не было так трудно переставлять ноги. Страх неестественный – стоит только напомнить себе, что для него нет, в сущности, причин, как он исчезает. И тут же небо светлеет, тут же можно дышать.

Все хорошо, это все ненастоящее.

Вот так, отлично…

А потом из ниоткуда поднимается туман.

– Как ты можешь знать, куда идти, если ни черта не видно на метр вперед?

Она жалобно смотрит на него и еле заметно дергает носом вверх и вниз. Как можно что-то разглядеть в этом густом, словно молоко, тумане?

Фандер чувствует сердце, бьющееся на уровне глотки, но продолжает переставлять ноги. Он хочет, чтобы их путешествие поскорее закончилось, и даже не помнит, зачем и куда идет. В тумане мелькают длинные розовые волосы, а теплый свет разливается под ногами, будто выглянуло солнце и пролило на землю немного жидкого золота.

– Брайт Масон? – бормочет он.

Шерсть волчицы встает дыбом, она преграждает Фандеру путь.

Алле-алле-алле-у…

Песня сирены звучит отчетливо, Фандер не сомневается, что она настоящая. Мозг не может играть с ним такую злую шутку, создавая такие реалистичные галлюцинации. Но и правдой это быть не может.

– Это мои страхи, так? Это все ненастоящее, я понял, но это мой страх, да?

Нимея смотрит на него пристально и жадно, будто ждет, что он сам ответит. На каждом вдохе в его сердце будто вонзается горячий нож. Болезненно и обжигающе.

Снова всполохи розового впереди. Густой туман стоит стеной, ничего не видно на расстоянии вытянутой руки, так что идти приходится практически вслепую. И всякий раз взгляд цепляется за новые детали. Волосы Брайт мелькают справа, заставляют крутануться на месте. Лоб горит, покрыт испариной, а глазам больно от напряжения.

– Я просто буду смотреть вниз, – велит он сам себе, сжав покрепче кулаки.

Метр за метром они продвигаются вперед, а светлее не становится. Фандер почти уверен, что как минимум дважды сворачивал вправо, избегая появившегося из ниоткуда очередного фантома, и теперь пытается держаться левее.

– Твою мать! – вопит он, увидев черную кудрявую макушку на уровне земли.

Это человек. По обе стороны от головы виднеются безвольно раскинутые синюшные, тошнотворно-бледные руки мертвеца.

– Энграм? – Голос Фандера надламывается, как сухая ветка, а ноги подкашиваются, тянутся к земле.

Нимея тут же заслоняет собой мертвеца, чтобы Фандер смотрел на нее, а не куда-то еще.

– Это Энграм…

Она отчаянно качает головой, прижимается к его лбу, глубоко дышит в надежде, что Фандер поймает ритм и успокоится.

– Мне это только кажется, – шепчет он.

Мертвец за спиной Нимеи как ни в чем не бывало встает, потягивается и поворачивается к Фандеру лицом. Его сине-черные губы изгибаются в слишком знакомой, доброжелательной улыбке. Брат исполняет церемонный изящный поклон, согнув одну ногу в колене и вытянув перед собой одну руку. Абсолютно мертвый на вид, даже такой он лучится внутренним светом, а Фандер начинает себя ненавидеть.

– Все хорошо, – кивает он. – К черту, пошли уже.

И снова замирает. Рядом с Энграмом появляется девушка с каштановыми волосами, прикрывающими лопатки. У нее пепельные веснушки, большие карие глаза, и она смотрит на Энга с такой нежностью и любовью, что даже на себя не похожа.

– Да к черту! – Фандер трезвеет за секунду. – Нока никогда ни на кого так не посмотрит! – плюет он.

Волчица поднимает голову и внимательно наблюдает за ним снизу вверх.

– Она цеплялась за любого, кому нужна помощь, черт возьми! Ей это уже не нужно, понял, братец? Она может жить без этого! А если нет… – Он смотрит на волчицу. – Я правда постараюсь, чтобы смогла…

Энграм с хитрой улыбкой уходит, его черные кудри мелькают впереди. Призрачная Нимея остается. Смотрит на Фандера с тем же обожанием, с каким только что смотрела на Энга, потом издевательски хохочет, и ее лицо преображается на глазах. Становится злобным. С такими лицами разбивают сердца.

Фандер делает навстречу фантому шаг, как вдруг рычащая волчица прыгает вперед. В три прыжка она оказывается рядом с призраком, и тот рассыпается, становится частью тумана.

Нимея позволяет пальцам подошедшего Фандера запутаться в шерсти на ее шее, и они идут дальше, но теперь преследуют беззаботного Энга, который со стороны наблюдал за разыгравшейся сценой. Тот иногда пускается в бег, догоняя призрак Брайт, а иногда швыряет в воздух лепестки красных роз; они остаются у Фандера под ногами, словно капли крови, но исчезают, стоит на них наступить.

– Это глупо. – Он не может больше выдерживать молчание. – Я не боялся Брайт Масон. Чушь. Мой страх в тот момент был совсем другим… Я тогда боялся слабого себя, неужели это не ясно? Я в ее доме ночевал, и ничего. Эй, Черные Земли, ну это слишком просто! Как только я понял, какие штуки могу творить с лесом, я перестал быть беспомощным. Может, неделю назад меня бы такое и испугало. Я не боюсь чертову сирену, которая может прикончить моего брата. Я боюсь того, что я ТРУС. Давай что-то покруче! – Его голос разлетается так далеко, будто ему есть от чего отражаться. Он не тонет в тумане, не глохнет в земле.

Покруче… круче… круче…

Фандер тысячей голосов просит добить самого себя.

– Привет, брат. – Энграм снова появляется из тумана, больше не мертцец, кожа ровная, волосы черные, на щеках привычный яркий румянец. – Вот мы и встретились, верно?

Тумана больше нет, есть только розовые кусты их матери, а вот и она сидит у пышной флорибунды с нежными желтыми цветками и, улыбаясь, что-то нашептывает.

– Это же неправда, – шепчет Фандер.

– Конечно, это правда. – Лицо Энграма полно недоумения.

– Нимея! – Фандер вертит головой вправо-влево, ища волчицу, но ее рядом уже нет.

На земле у его ног сидит, скрестив по-турецки ноги, Нимея Нока. Та же, что вышла с ним сегодня из дома. Та же, что проснулась с ним сегодня в одной постели. На ее шее оплетенный кожаным шнурком ошейник, который она то и дело оттягивает, будто это ожерелье.

– Ты же… ты не видишь его, верно?..

Но она с громким восторженным вздохом бросается к Энгу на шею, и он крепко ее обнимает, даже кружит, пока они с хохотом едва не валятся на землю.

– О, Нимея, детка, мы заждались тебя к чаю. Где ты была? – Омала встает к Нимее навстречу, выбирает самый красивый цветок розы и протягивает ей. Нимея тут же вставляет стебель в волосы, убранные в красивую прическу.

– Нимея… тебе можно становиться человеком? – Но Фандера будто никто не слышит. Он приближается к своей семье и ничего не понимает. Их не может тут быть, им нечего делать в… а где он? В Черных Землях? Точно? Или во дворе собственного дома?

– Фандер? – Омала наконец замечает его, и на ее губах появляется полуулыбка. Не особенно радушная, скорее вынужденная. – Ты вернулся?

– Представляешь, мама, Фандер вернулся. Это так трогательно, верно? Нимея, вы с ним, кажется, путешествовали вместе?

– Да, но было скучно. – Она снисходительно поводит плечами и начинает заправлять Энграму волосы за уши, потом убирает пару прядей со лба, а Фандер наблюдает за ней с большим интересом. Больше никакой гипертрофированной любви, никакого обожания, и у Фандера нет причин не верить в то, что прямо сейчас происходит. Они ведут себя скорее как близкие друг другу люди. Это еще более гадко, потому что похоже на правду.

– Скучно, Нимея? – напряженно спрашивает Фандер, не веря своим ушам.

– Да, весьма. А что? Или… погоди… ты думал, что все, что между нами было за эту неделю… ну, что это всерьез? – Она улыбается и похлопывает Фандера по щеке. – Мы были в опасности, думали, что умрем. И секс отлично снимает напряжение, верно? Ты же знал, что я это скажу, как только все закончится? Ты же не подумал… – она поджимает губы, качая головой из стороны в сторону, и поводит плечами, – что между нами что-то большее? Мне жаль, если так, но это смешно. – И она, закатив глаза, идет к кустам флорибунды, рассматривает бутоны, проводит по лепесткам пальцами, пока вдруг не падает на землю, прикрыв голову руками, и вслед за ней то же самое делают Омала и Энграм.

– Ложись! – кричит кто-то из них, но стоит такой грохот, что не ясно, чей это голос.

– Что?

Фандер разворачивается туда, где в реальном мире виднелась крыша дома Ноки, которая теперь проваливается, ее поглощает пыль, дым, в небо летят искры, а потом из-за кустов роз выпрыгивает волчица. Не Нимея, другая. Больше, свирепее, не такая ухоженная и явно не такая молодая. Она злее, взгляд безумнее, он будто полон боли, если только можно рассмотреть боль во взгляде животного, которое несется на тебя во весь опор.

Массивные лапы вспахивают черную землю, и комья ее летят по обе стороны от волчицы. Это мать Ноки, ставшая практически брашем. И она мчится на Фандера, оскалив пасть.

– Стой, стой! – вопит он, пытаясь найти укрытие. Вместо плитки, которая должна быть под ногами, если это сад дома Хардинов, его ботинки вязнут в земле.

Но он все равно бежит. Как может. Уходит вправо от пути, по которому они с Нокой шли, только волчица куда быстрее, и ее лапы все-таки обрушиваются на Фандера, сбивая его с ног. Острая боль пронзает тело, на спине расцветают кровью царапины, подобные тем, что были на теле Нимеи. Фандер переворачивается, чувствуя боль в ранах, и смотрит в полные ярости глаза.

– За что? – кричит он, но волчица только громче рычит. – Да, я взорвал твой дом, очень жаль, но что мне теперь сделать, а? Что?! Убить себя?! Или меня убьешь ты?

Волчица набрасывается снова, но Фандер уворачивается, ее морда бьется о землю, и из груди доносится что-то похожее на полный муки скулеж.

– Если бы я мог, я достал бы вас раньше, но я. Не. Всесилен.

И стоит ему отползти от волчицы на пару шагов, как из земли начинают прорастать стволы мукатов, покрытых красно-рыжими листьями. Черные ровные стволы пронзают небо, отделяя Фандера от развалин дома Ноки, виднеющихся вдали. От собственного дома, во дворе которого сидят, скорчившись, Омала, Энграм и Нимея.

Теперь есть только мукаты и бескрайняя земля. Стволы растут так близко друг к другу, что напоминают стену, ни единого просвета. Фандер хочет обежать ее, но в обе стороны стена одинаково протяженная и он один. Даже если та Нимея, что над ним только что посмеялась, не настоящая, то волчица-то тоже с другой стороны, и до нее не добраться.

– Нимея! – кричит он. Нет ответа.

Спина больше не болит. Болят руки, которые вдруг становятся черными до самых локтей, и из них сочится густой, воняющий гарью, завивающийся в кольца дым. Пальцы болят до того сильно, что из горла вырывается громкий, истошный вой.

– Фандер, – вдруг слышится знакомый голос.

– Нимея? Это ты?..

– Ну конечно нет, дурачок. Ты же надел на меня ошейник. Сам, своими руками.

– Что мне делать, Нимея? – Он опускается на колени, упираясь лбом в ствол дерева.

– Ну даже не знаю… ты же вроде как с деревьями говорить умеешь, разве нет? Поговори, попроси их убраться отсюда, ну, ты же умеешь.

Фандер с ужасом смотрит на собственные руки. Чернота поднимается до локтей и выше к плечам, намекая, что магия земли не станет слушаться, когда тело захватила сила времени.

– Давай, талантливый мальчик Фандер, спаси себя сам… или умри тут, в пустыне. Твоя волчица теперь бродит и никак тебя найти не может. Смотри-ка, ты снова не на той стороне. Ты всегда будешь не на той стороне.

Фандер поднимает голову и видит стальной нож, торчащий между двух стволов. Отливающий серебром, с драгоценностями на рукояти. У отца такой был, и Фандер с самого детства смотрел на него с благоговением. Он берет нож в руку и ровно секунду размышляет, что же с ним делать. Если кто-то решил, что Фандер способен лишить себя жизни, когда на кону жизнь брата, то он полный идиот. Хотя чего уж там. Мысль о том, что смерть ничего не стоит, самому Фандеру и принадлежала. Он возвращался к ней за эту неделю раз за разом. Вот, бери ее, ты же так этого ждал. Но острое лезвие утопает в земле по самую рукоять.

– Вот тебе и выход… Какой смысл жить, если ты всегда выбираешь не то. Ты ничто… ты преступник. Ты всегда. Не на той. Стороне.

Ты недостоин. Ты ничто. Преступник. Ты не на той стороне.

– Та, та сторона, черт бы ее побрал. Я выбрал то, во что верил…

– Ты верил неправильно…

– Да нет же, так нельзя. Черт! НЕЛЬЗЯ верить НЕПРАВИЛЬНО! Вера – это ВЕРА! И она правильна всегда! НЕ СУЩЕСТВУЕТ НЕПРАВИЛЬНОЙ ВЕРЫ!

Он замечает, что туман давно рассеялся, повисла давящая духота.

– ПРОВАЛИВАЙТЕ! НЕМЕДЛЕННО! – вопит он мукатам, которые мелко дрожат, и вокруг них пузырится, вскипая, земля.

Фандер делает назад шаг, еще один и еще, потому что ему кажется, что это угроза от Черных Земель. Мукаты стремительно уходят под землю, но она не успокаивается, продолжает пениться, как закипающая вода в кастрюле, и закидывает ноги Фандера комьями и пылью, корни пытаются тянуться к нему, и остается только бежать.

Это не по-настоящему! Это не по-настоящему! Мне все это только кажется.

– НИМЕЯ!

Ну конечно, она не придет…

ЭТО. НЕ. ПО. НАСТОЯЩЕМУ. Я. ВАМ. НЕ. ВЕРЮ. Я верю в себя.

* * *

Он один. На многие мили вокруг нет волчицы, нет никого живого и ничего отличимого от черной земли. И над головой все стремительнее темнеет небо, его заволокли опасные тучи, свинцовые, грозовые.

– НИМЕЯ!

Он потерялся.

Спина не болит – волка не существовало, видимо, он просто испытал на своей шкуре то, что произошло с Нимеей. Руки не черные, гарью больше не пахнет. Но душно, и тело прошибает пóтом снова и снова. Одежда липнет к нему, противно давит на плечи, на ноги.

– НИМЕЯ!

Никого.

Полная безумия давящая тишина. Он идет вперед, понимая, что это может быть совершенно иное направление. Кто знает, сколько он пробежал, спасаясь от волчицы? Кто знает, не двигается ли он теперь в совсем другую сторону?

– НИМЕЯ-Я!

Голоса вот-вот вернутся, будут опять твердить, что Фандер ничего не достоин, и он зажимает уши руками.

Вот перед ним учитель ботаники, который говорит, что такой мальчишка, как Хардин, никогда в жизни не выживет без своей силы и артефактов, потому что знания о растениях его высокомерной натуре не откроются.

Бездарность! Талант на отцовские деньги не купишь.

Вот учитель древнетраминерского смеется и царапает внизу листка с диктантом жирную пятерку, хотя пять слов из десяти переведены неверно. Он ухмыляется и поправляет на столе стопку новеньких дорогих словарей, пожертвованных мистером Хардином школе.

Ну, будем надеяться, тебе никогда не пригодится этот язык, верно?

Вот Энграм, пятнадцатилетний, заряженный гормонами, как бочка с порохом, кричит, что Фандер ему не брат.

Ты мне никто, ясно? Да мы даже не похожи! Ты такой же, как наш отец!

И бах – Фандер дает брату пощечину, и точно такая же прямо сейчас попадает в сердце, разнося по всему телу острую боль. Вот мать плачет у постели Фандера и просит быть хорошим мальчиком. Вот отец строго велит быть сыном своего отца. Вот Нимея Нока при виде Фандера переходит на другую сторону улицы.

– НИМЕЯ!

Он идет с тупой верой, что направление верное, и ему плевать, что уже дважды он свернул. Один раз вправо, обходя черный валун, другой раз влево, потому что решил, что нужно вернуться на прежнюю траекторию движения.

– НИМЕ-Е-Я-Я!

Хардин шарит взглядом по черной земле, на которой не составило бы труда найти грязно-коричневую шкуру волчицы, но ее нет. Вдруг ему в бок тычется чья-то морда. От облегчения подкашиваются ноги, Фандер падает на бок и закрывает глаза, а влажный язык лижет его щеки и лоб.

– Мне нужно отдохнуть… пару минут… Я очень долго шел.

Волчица тычет его лапами в спину, носом в бок.

– Подожди секунду, я тоже тебе очень рад, но ноги устали. Скоро мы пойдем и спасем Энграма. А у тебя нет воды? Я очень хочу пить. И кажется, я потратил много сил… кажется, я сначала вырастил кучу мукатов, потом заставил их сгинуть, мне кажется, это сделал я сам. Я что-то немного истощен. Минуту. И мы спасем Энга, обязательно спасем.

Брат.

Эта мысль вызывает очередной приступ паранойи.

Энграм может быть уже мертв. Ты думал про Энграма? Ты часто его вспоминал?

– Мне не нужно его помнить, он всегда со мной… – Чувство вины захлестывает по самое горло, мешая сделать вдох.

И Фандер открывает глаза. Небо стало совсем черным. Нимея, уже не жалея сил, пихает его тело вперед, упираясь в него лапами, от чего кожа саднит, за ним остается длинный след примятой земли.

– Энграм! – С этим словом Фандер вскакивает на ноги и приседает от головокружения на колени, но на этот раз хватает пары секунд. – Нимея… ты тут…

Она же не выдумка? Нет? Воздух рябит, мерцает, и перед глазами уже плывут разноцветные пятна.

Я не знаю дороги.

– Я не знаю дороги, Нимея, наверное, я слишком сильно взял влево. Эй! Ты уверена? Иди первой… Я свернул. Мы здесь погибнем, потому что я свернул влево…

Она качает головой и останавливается, ожидая, пока Фандер снова упадет на колени и прислонится к ней.

– Нимея, я не знаю. Куда. Мне. Черт бы тебя побрал. Идти.

Она смотрит ему в глаза так, что можно прочитать «ты справишься». Он читает, а может, выдумывает на ходу, но приходится переступить через себя в очередной раз и кивнуть.

– Убью тебя, когда человеком станешь, честное слово.

Если бы волки могли закатывать глаза, Нимея бы это сделала.

– Значит, просто доверять тебе?

Она качает головой из стороны в сторону.

– Доверять… себе?

Фандер сидит не дольше трех секунд, закрыв глаза и чувствуя в теле волчицы хоть какую-то опору, а потом снова встает на ноги. Окружающее его земляное море кажется попросту издевательски огромным и бездушным.

– Дашь знать, если сверну не туда?

Нимея кивает.

– Я ждал чего угодно, но не этого. – Говорить проще, чем молчать. Ноги переставлять как будто легче и делать вдохи через каждое слово тоже. – Ну, знаешь… Я думал, тут бандиты, головорезы, браши. Монстры из детских страшилок.

Нимея в ответ урчит, это можно принять за смех.

– Никогда еще не чувствовал себя настолько бесполезным. Я такой же, как они. – Фандеру на ум приходят друзья за столом в беседке. – Без сверхсил мутантского токсина я ничто.

Он чувствует спиной прожигающий взгляд Нимеи, так что говорить больше не собирается, зато костерит себя молча, проклиная каждый бестолковый навык. От отвращения к себе у Фандера сводит скулы и волна за волной накатывает отчаяние. Кажется, так люди описывают депрессивное состояние? Панические атаки, паранойя, навязчивые идеи.

О да. Сдайся. Останься тут.

Ноги тут же перестают идти вперед. Фандер разворачивается лицом к волчице в очередной раз, та садится и машет хвостом вправо-влево, тревожа сухую землю.

Ты никогда не будешь ей нужен. Она уйдет, как только сможет.

Его глаза стремительно наливаются чернотой, то же самое происходит с кончиками пальцев и ногтями. Хвост волчицы мечется по земле все быстрее.

– Я никогда не буду тебе нужен, – шепчет он. – Это так бессмысленно – думать о тебе. Я все время думаю… Я всегда о тебе думаю. Я так привык, что теперь это часть меня. Ты всегда в моей голове. – Нимея, вероятно, слышит не каждое слово, потому что Фандер иногда бормочет так тихо, что издает скорее отдельные звуки, а не слова.

Зачем тебе жить? Чтобы спасти брата? А он этого хочет, ты уверен? Может, его жизнь так же бесполезна, как и твоя. Он измучен так же, как и ты. Только у тебя есть любовь, а у него ничего. Ты ему не нужен. Никто ему не нужен. Ты никому не нужен.

Фандер раскачивается с носка на пятку снова и снова, не решаясь сделать новый шаг, потом сдвигает на переносице брови, морщится от самой нестерпимой на свете душевной боли и идет вперед тем же путем.

– Хватит, хватит, хватит.

Она тебя не любит.

Плевать, взаимность для слабаков.

Он не хочет жить.

– И что? Не ему выбирать…

Ты не хочешь жить.

– И мне не выбирать. Нока, если хренов Имбарг сейчас же не замаячит на горизонте, я к чертям разнесу эти Черные Земли.

Нимея тут же прижимается боком к ноге Фандера, и его рука оказывается на ее шее. Пальцы сами собой сжимаются на ошейнике.

– Что дальше? Еще какие-то квесты?

На его плечи уже практически ничего не давит, а черно-серый мир, в котором была только земля и затянутое тучами небо, становится более контрастным. Почва под ногами словно меняет цвет, почти сливаясь тоном со шкурой Нимеи.

– Это еще что? Смотри, земля не черная. Мы что, дошли?

– Парень, ты че, больной? Ты с псиной разговариваешь?

Фандер поднимает голову и встречается взглядом с коренастым мужичком в телогрейке, который сверлит его бусинами черных как смоль глаз.

– Руку! – велит мужичок.

Фандер машинально повинуется, его пальца касается острие ножа, что мужичка совершенно устраивает. Вокруг по-прежнему ничего нет. Ни поста, ни ворот. Просто какой-то человек берет каплю крови Фандера, и до конца не ясно, будет ли что-то дальше, или нет. Он может исчезнуть, как до этого исчез дом Ноки, сад Хардинов, браш, мать и брат.

Мужичок рассматривает нож, которым Фандеру палец, и удовлетворенно хмыкает:

– Псина не сорвется? Хотя шут с ней, но все ж таки придерживай, нам тут блохи не нужны, своих хватает. Добро пожаловать в Имбарг!

Фандер все еще ничего не понимает. Он не видит Имбарга, он в пустыне, и он не знает, куда двигаться дальше. Мужичок в телогрейке явно не понимает, почему парень с собакой так и стоит на месте. Разводит в стороны руки, мол, и что еще вам надо.

– А вы… не подскажете, как пройти к Дому грозы?

– Ну он же у нас тут такой незаметный, что не разглядишь. Не задерживай меня! Шевелись! Если задержишься дольше трех дней, на псину делай документы.

Имбарг вообще существует? Почему я ничего не вижу? Потому что опять в него не верю?

– Ну чего застрял-то? Время теряешь, негоже это у нас.

Я дошел. Я в Имбарге, и это не галлюцинации. Тумана нет. Я на месте.

Он делает вдох, смотрит на волчицу, которая спокойно сидит у его ноги и ждет, а потом смотрит за спину мужичку.

Фандер готов поклясться, что секунду назад там не было никаких ворот, но теперь они есть. Стоят посреди голого поля, огромные, прокалывающие острыми пиками обложенное тучами небо. Фандер протягивает руку и касается пальцами ледяной ручки под недоуменным взглядом мужичка в телогрейке, который уже готов, кажется, Фандера пнуть, чтобы шевелился. Но тот уже открывает ворота, покрепче берет Нимею за ошейник и входит в ворота Имбарга.

Загрузка...