Дом грозы

Сестра Нока

Нимея Нока

– Так. Еще немного. Все хорошо, ты мне можешь не… помогать. Блин. Я понимаю… что ты хочешь… как лучше… но просто расслабься, окей? Почти пришли… Ох, мать твою, это было непросто. В следующий раз я пристегну тебя к себе и буду волочить по земле. Как тебе такое? Эй, не теряй сознание.

Фандер пытается что-то ответить.

– Все хорошо.

– Где мастерская? – Фандер еле выдавливает из себя эти два слова.

– Нет мастерской. – Нимея сдувает со лба выбившуюся прядь и страдальчески улыбается. – Нет… никакой мастерской. Вернее, она была, но больше нет. К счастью, я поймала охранника из аптеки, которая до сих пор существует. Он сказал, что мастерская давно закрыта, остался только пустой ангар. Но есть и хорошая новость – он передаст утром в ближайший автосервис, чтобы машину забрали. Как-то так.

– И куда мы идем?

– Уже пришли.

Фандер открывает глаза и щурится. Они стоят возле высокого деревянного ангара, рядом с ним притулилась аптека, на которую оценивающе смотрит Нимея.

– Ты же не будешь грабить аптеку? – еле слышно спрашивает Хардин.

– О, еще как буду, и никто не посмеет меня судить. А ты пока полежишь тут.

Она толкает дверь и помогает Фандеру войти в пустое помещение. Там пахнет пылью и прогорклым маслом, но это лучше, чем лес и ветер. На улице поднимается настоящий ураган – ничего хорошего для человека с дырой в ноге и отбитыми ребрами.

– Так. Жди.

Нимея быстро осматривает ангар в поисках угла для пригодного ночлега, пока Фандер сидит на земляном полу, стиснув зубы. Она начинает открывать все двери подряд.

– Есть! Смотри-ка, тут диван. – Нока разводит руками, будто только что сотворила чудо. – Не-не-не, ну-ка, не заваливайся. Котик, я знаю, что тебе плохо, но не время умирать, понял меня? Тут даже нет врача. Только я, а я хреновый врач. Давай, соберись.

Нимея, пыхтя, перетаскивает Фандера в крошечный кабинетик, в котором стены обшиты белыми панелями, стоит рабочий стол и диван, обитый мягкой плюшевой тканью.

Нимея за пару секунд прикидывает, что делать с последним, и в итоге раскладывает до полноценной кровати.

– У бабули в Лавалле был такой же, с таким же механизмом, – тараторит она, пока Фандер еле держится, прислонившись спиной к косяку. – Знаешь, это были очень популярные… дешевые… диваны. – Нока теперь шарит по старому встроенному шкафу, где только коробки с документами и запасная канцелярия. – Есть! – На нижней полке она находит пару подушек и старое одеяло. – Это не пуховая перина, но потерпишь. Все-таки лучше голой земли. Так, вот тут, принцесса, ты и полежишь. Ладно? Я быстро. Одна нога здесь, другая там.

– Я могу все сделать… просто скажу, что найти, я же…

– Я знаю, что ты маг земли, сладкий, и что умеешь всякие штуки, но мы не будем делать мази от ран, я просто пойду и вломлюсь в аптеку. Возьму там пару чудных средств, и дело с концом. Договорились?

Он кивает, а Нимея быстро уходит, оглянувшись напоследок. Нока не может понять, почему так торопится, но ей кажется, что это необходимо. Все хладнокровие куда-то испарилось, стоило увидеть, как Фандер Хардин падает перед группой разбойников. Почему-то она была уверена, что такого не произойдет. Она привыкла видеть траминерцев на месте злодеев, привыкла, что, даже будучи слабыми, они из последних сил держат лицо и не соглашаются на поражение. Он подставился. Не попытался сбежать. Шансов было немного, но он же мог попробовать. Позвать на помощь, как она ему велела.

Почему он не позвал?

Неужели так сильно не хотел помощи от фольетинки? Но Хардин как будто смирился. Он совершенно разбитый и раскаявшийся, ненавидящий себя. Она была уверена, что это не более чем притворство, но вдруг с шокирующей ясностью понимает, как сильно ошибалась.

– Придурок, – бормочет Нимея себе под нос, заглядывая в окна аптеки. – Даже конченые ублюдки не заслуживают смерти. – Она по-настоящему злится на него.

Нимея вскрывает в два счета хилый замок и засовывает нос в открытое окно. От зверей почти всегда есть защита, так что Нимее приходится оставаться собой, а как человек она не отличается ни силой, ни магическими способностями. В чем-то Фандер был прав. Бесполезный маг.

Она подтягивается на руках и перелезает через подоконник. В аптеке тишина, темнота и пахнет травами. Нимея понятия не имеет, что брать. Фандер или Рейв наверняка бы сейчас остановились, принюхались и сказали что-то вроде: «Пахнет шалфеем, это нам пригодится, идем!»

Когда-то Нимея проучилась почти год на целителя, но так им и не стала. Им не преподавали ничего особенного, кроме контроля дыхания и тонны теоретических знаний, которые полагалось записывать в тетрадку, а потом благополучно забывать после зачета. Никакой полезной информации им не давали, ничему вроде препарирования мозгов лягушек их не обучали. Поэтому Нимея совсем не разбирается в баночках, что стоят за стеклянной витриной аптекаря.

Она не из тех, кто лечится по любому поводу, и даже не может похвастаться ни одной преследующей с детства болячкой. Сопли, кашли, мигрени, воспаленное горло – все прошло мимо. Она в теории понимает, как лечить разбитые коленки, так что подумывает первым делом схватить бутыль антисептика, если найдет.

Вид страдающего в офисе мастерской Фандера придает сил, приходится спрыгнуть на пол и, на секунду зажмурившись, переждать, сработают ли защитные сети. Такое часто бывает в магазинчиках, она помнит, как бродила по Бовале после революции и то и дело натыкалась на подобную ерунду. Владельцы магазинов уходили из столицы, забывая снять защиту от воров, и она взрывалась под ногами. Слабая, лишенная подпитки сеть становилась не более чем ловушкой для хулиганов, но то, что могло быть в действующей аптеке, – другое дело.

Нока облегченно выдыхает и идет шариться по полкам с непонятными составами и названиями. Порошки, мази, микстуры.

– Зелье от прыщей? – хмурится и подходит к отделу, где, на ее взгляд, стоят лекарства поприличнее.

Бутыли с антисептиками находятся на самом видном месте, и Нимея запихивает две в сумку, а дальше собирается брать все наугад и надеется, что не нахватает ерунды.

Мечется перед полкой и узнает только противную жижу от головной боли, потому просто начинает сгребать всего помаленьку в рюкзак. Позже оставляет на стойке примерную сумму за награбленное и уносит ноги. Все-таки охранник показался ей хорошим человеком, не стоит устраивать ему проблемы.

Нимея успела управиться за четверть часа и ждет, что Фандер так и лежит на диванчике в том же виде, но ему явно стало чуть хуже. Сердце сжимается от его жалкого вида, и от паники невероятно сохнет в горле.

– Эй, ты жив?

– Жив, – хрипит Фандер, глядя на Нимею из-под полуопущенных век.

Он плох. Разбит лоб, кровоточит порез на ноге. То, что час назад казалось ей прилично обработанной раной, теперь воспалилось. Видимо, гомеопатические мази – это и правда ерунда. Фандер явно не в силах разогнуться, его тело покрыто ссадинами, а ладонь на правой руке из-за ужасного ожога похожа на месиво.

– Я принесла все, что было, – после заминки выговаривает она, чувствуя, как распух во рту еле ворочающийся язык.

– Прекрасно.

– Но я не разбираюсь и хватала все, что есть.

– Восхитительно.

– А ты же почти настоящий врач. Да?

– Да, чтоб тебя. – Хардин со стоном переворачивается на спину и открывает глаза. – Честное слово, я сейчас чуть не умер.

– От чего?..

– Рука затекла. – Фандер смотрит на Нимею и улыбается, а она посмеивается в ответ, потому что чертовски рада, что он может веселиться после такого кошмара.

– Ты придурок, знаешь? – Нимея быстро выворачивает сумку и расставляет все, что украла, так, чтобы Фандер видел и руководил.

– Ничего нового я от тебя и не ждал… услышать. – Его, кажется, простреливает очередным приступом боли.

– Ты не защищался и не сбегал! – Она быстро ищет, где помыть руки, и обнаруживает дверь в крошечную туалетную комнату.

– Ты просто позволил себя избить, – кричит она уже оттуда. – Какого черта, Хардин?

– А смысл…

– Ты меня не позвал!

– Фольетинец против фольетинки… это было опасно.

– Да не должно тебя волновать, что для меня опасно!

Хардин смотрит ей в глаза так долго и с таким хмурым видом, что Нимее становится не по себе.

– Давай тебя лечить, принцесса-жертва, – вздыхает Нимея, скидывает толстовку и садится на край дивана. Горячий бок Фандера теперь прижимается к ее бедру, зато можно быть уверенной, что этот храбрец жив, раз еще не остыл.

– Ладно, показывай, что принесла.

– Так, ну… вот… Читать или как?

– Я сам, подавай по одной.

Нимея нервно окидывает взглядом баночки, а потом начинает быстро показывать их Фандеру, который, кажется, не в силах поднять голову.

– Вот это оставь, это восстановит кожу. – Он кивает на красную пасту, сильно пахнущую мятой. – Вот этот порошок… найди воды, это хорошее противовоспалительное. Разведи его в воде один к одному и дай мне выпить.

Нимея начинает метаться, но Фандер ловит ее за руку и останавливает.

– Что? – спрашивает она.

– Сначала дочитаем, вдруг там есть что-то получше. Не торопись, я уже точно не умру, это все ерунда.

Он смотрит ей в глаза, и его взгляд такой ясный, словно он притворялся, что ему плохо.

– Так, вот это покажи… это болеутоляющее, капни четыре капли в противовоспалительное. Дальше… эта штука поможет от ссадины на ребрах. В общем-то больше мне точно ничем не помочь. Остальное собери, пригодится. А теперь лечите меня, сестра Нока. – Он начинает смеяться, но быстро прекращает, хватается за ребра и издает мученический стон, а в уголке рта появляется капля крови.

Его взгляд мутнеет, и это подстегивает Нимею действовать быстро.

– Если ты рассчитываешь подохнуть – даже не думай.

– Потому что тогда не выкарабкается Энг?

– И это тоже. Но вообще-то смерти никто не заслужил, даже такое дерьмо, как ты.

Нока морщится, ей кажется, что она только что солгала. Что Фандер не такое уж и дерьмо, но не говорить же об этом вслух.

Его лицо кривится, глаза закрываются. Ему явно очень больно, она могла бы назвать десяток парней, которые с такими ранениями катались бы по кровати в агонии.

– А ты не такая размазня, как я думала, – вздыхает Нимея.

– Я тоже.

– Что?

– Не думал… что я не размазня.

Он снова хочет засмеяться, но Нимея шипит на него:

– Лежите смирно, больной.

– Доктор, а вы точно знаете, что делать? – Фандер смотрит на Нимею сквозь полуопущенные веки и улыбается. – Вы же не воспользуетесь моей беспомощностью?

– Конечно же воспользуюсь. – Нимея собирается с силами, стараясь отвлечься от мысли, что может напортачить. – А ну-ка тише, больной, иначе я что-то не то вам зашью. – Шутка не кажется смешной из-за мрачного тона. Адреналин от недавней схватки, успешно найденного укрытия и кражи испаряется.

– Футболку сними сначала, – хрипит Хардин кое-как, ему снова становится очень больно, он морщится, закрывает глаза и лежит так, неглубоко дыша.

– С меня, – уточняет он, приоткрывая один глаз, будто надеется, что Нока покраснеет, но она только кривит губы.

Лишь спустя секунду, когда Фандер снова жмурится, Нимея позволяет себе улыбнуться.

* * *

Нимея осторожно берется за футболку Фандера.

– Может, лучше разрезать? – шепчет она. – А то тебе придется подниматься и…

– Режь, да. – Фандер выдыхает. – Сначала обработай, потом все пероральные средства.

– М-м… окей. Так, хорошо. – Нока трясет кистью, и ногти становятся острыми когтями. Одним она поддевает ткань, потом распарывает футболку до самого горла и приглушенно ахает.

– Все не очень? Или ты восторгаешься моим телом?

– Не очень, – шепчет Нимея и сглатывает вязкую слюну. Если раньше у Фандера и было красивое тело, его сейчас не рассмотреть из-за ран и черных синяков.

– К утру пройдет, не парься. – Фандер прикрывает глаза рукой, даже тусклый свет причиняет боль.

Нимея набирает из банки немного мази от ссадин и, закусив кончик языка, аккуратно втирает ее в кожу Фандера, от которой сразу начинает идти пар, а из его рта сквозь стиснутые зубы вырывается рычание.

– Тише-тише, котик, – шепчет она, поднимается с дивана и встает перед ним на колени, чтобы подуть на ребра.

– Почему… ты зовешь меня… котиком?

Она не отвечает, потому что снова дует на кожу. Синяки становятся багрово-красными и выглядят жутковато, а Фандеру наверняка невероятно больно, так что Нимея делает что может, облегчая его страдания.

– А… – хрипит он. – Это потому, что ты псина… а псины ненавидят… котиков?

Она смеется так, что невольно наклоняется, прислонившись лбом к боку Хардина, а он, взвыв, матерится в голос.

– Прости, прости. Очень смешно. Все. Продолжаю. Ужас, выглядит кошмарно, не хочу быть врачом.

– Жаль. У тебя хороший… потенциал. Продолжай… обещать мне… что все… будет хорошо.

Фандер выдыхает и открывает наконец глаза, отняв от них руку. Капилляры полопались, белки жутковато алеют под опухшими веками.

– Лучше?

– Жжет неимоверно, но лучше. Давай с ногой разберемся, по ощущениям, я бы ее уже ампутировал, чтоб не мучиться. Так, там был дезинфицирующий раствор, я видел. Залей им хорошенько.

Нимея кивает, хватает бутыль и щедро плещет на рану Фандера, которая сочится кровью. Сразу после этого раздается невероятный вопль, и из раны начинает хлестать кровь.

– Воды, живо! Ты что, не разбавила антисептик?

– А надо?

– Недоучка, черт, р-р-р. – Хардин снова откидывается на диван и сжимает спинку с такой силой, что ткань трещит.

– Ох… – Нимея опять усиленно дует в надежде, что это поможет, но безуспешно.

– Мажь пастой, той… черт, ну ты поняла… я надеюсь.

– Ага, да, красная такая.

– Да, красная. Нет, покажи сначала! Нет, не эта, другая. Да, эта. Мажь. Мажь… Да… – Он успокаивается, а Нимея очень быстро обрабатывает края рваной раны и украдкой поглядывает на лицо Хардина. Он стал еще бледнее за последние пару минут, если это вообще возможно.

– Надеюсь, тебе крови хватит, чтобы доказать в Имбарге, что ты маг времени? – посмеивается она.

– А ты из меня еще не всю выпустила? Удивлен.

– Эй, я хорошая медсестра. – Нимея в последний раз дует на рану и переползает к лицу Фандера. – Ну что, самое сложное?

– Почему? – Он еле шевелит губами, но находит силы на улыбку. – Сначала дай мне болеутоляющие. Уже можно.

Нимея кивает, но прежде, чем начать метаться из стороны в сторону, включает мозги и вспоминает про бутылочку, купленную в пробке. Та все еще холодная, не обманул торговец, на дне оранжевая жижа, которую Нимея выливает в высохший цветок.

– А воду где возьмешь?

– Тут туалетная комната, уже забыл? – отвечает она и идет к двери.

Нимея быстро моет бутылку и набирает туда воды. Подумав, идет за антисептиком и, отлив немного средства в колпачок, на глаз разбавляет, надеясь, что этого хватит. Потом возвращается, засыпает порошок и четыре капли болеутоляющего.

– На случай если от этого я поплыву… Все, что на лице, обрабатывай тем же, чем дыру в ноге. А синяки – дрянью, которой мазала ребра.

– А ты поплывешь?

– Да, скорее всего. Это очень сильное болеутоляющее, поэтому его нужно пить в последнюю очередь, чтобы до этого я мог тобой руководить. Так, помоги, у меня тело онемело от мази, не смогу голову поднять.

Нимея засовывает руку ему под голову и приподнимает ее, пока Фандер пьет окрасившуюся в красный жижу. Он морщится, из уголка губ стекают несколько капель, и, повинуясь сиюминутному желанию, Нимея их тут же вытирает пальцем, за что получает заинтересованный взгляд Фандера.

– Я немного опьянею, – шепчет он.

– Что?

– Просто не слушай меня. – Он откидывается назад, а рука Нимеи так и остается под его головой.

Она, кажется, целую минуту ничего не делает, просто сидит, зарывшись пальцами в его волосы, и отмечает, какие они пушистые и мягкие. И густые.

– Ты работать будешь, медсестра? – тихо спрашивает Хардин.

– Да. – Руку приходится достать, и ее обдает холодом. До этого было явно лучше. – Будет больно, готов? – Она приближается, чтобы протереть ссадины дезинфектором, но на этот раз обходится без криков боли. Фандер тянется к ее руке с зажатой в ней ваткой – видимо, средство охлаждает израненную кожу.

– Тише, котик, почти все. – Он кивает, плотно сжав губы. Одна из ран в самом их уголке, и Нимея осторожно прижимает к ней бинт с капелькой пасты.

Фандер стонет, а Нимея дует на это место.

– Тише, почти все, да? Ты же молодец. Защитил большую страшную волчицу…

Она привстает, нависая над Хардином, чтобы не касаться локтем раненых ребер. Нока обрабатывает лоб, ссадину на скуле и кожу под подбитым глазом. Она дымится, и Нимея шипит вместо Фандера, который уже не в силах даже стонать от боли.

– Ты перестала дуть. И забыла еще одну ранку на губе.

– Где? – Она приглядывается с удовлетворением, изучая на свою работу, будто лицо Фандера – ее произведение искусства.

– Вот тут. – Он поднимает руку, машет ею в воздухе, стараясь прицелиться, и палец падает на губы Нимеи, которая не успевает отстраниться.

– С ума сошел?

– Перепутал, – серьезно отвечает Фандер, – вторая попытка. Тут. – Теперь палец падает на его губы, тыча в несуществующую ранку.

– Там ничего нет.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Присмотрись.

– Да точно.

– Пожалуйста.

– Я ничего не вижу.

– Для умирающего… – Фандер не говорит, что именно должна сделать Нимея для умирающего, но она, кажется, понимает – и зажмуривается. В груди недовольным ворочающимся маленьким зверем давно засело чувство недосказанности. А еще в ушах стоят недопонятые слова из машины про девушку, любовь, Энга и всю ту чушь, что она додумала после, но ни за что не признается.

– Спать хочу, – бессознательно хрипит он.

Нимея всхлипывает и пару раз кивает, потом тянется к пасте, увидев еще один мелкий порез над бровью, быстро обрабатывает его, дует, потому что Фандер начинает стонать.

– Тише, котик, тише, это последний.

– Руки…

– Ты не рассказал, что делать. – Она в панике смотрит на месиво, в которое превратилась его ладонь.

– Я же говорил, ты пропустила ранку…

– Паста или мазь? Паста, да?

– Мне будет очень больно.

Эта рана выглядит кошмарно. И ее явно нужно сначала обеззаразить. Нимея несмело берет колпачок с антисептиком и весь выливает на руку, а потом ласково шепчет Фандеру, что все будет хорошо. Затем быстро-быстро обрабатывает окровавленную руку.

– Тише, дружок, котик, тише.

Из-под его закрытого века стекает одна-единственная слезинка, а у Нимеи глаза застилает пеленой.

– Тише, тише…

Хардин кивает, но ему, кажется, так больно, что он даже не понимает, в какой части тела локализовалась эта боль.

– Тише.

Нимея касается подушечками пальцев его скул и гладит их.

– Тише, все закончилось, прости.

– Нет, спасибо, спасибо.

Он говорит это так тихо, что приходится приблизиться, чтобы расслышать.

– Спасибо, – повторяет он уже слишком близко, а потом болезненно выдыхает, когда губы Нимеи касаются его губ. Ей даже кажется, что она неверно поняла посыл Фандера, и Нока хочет отпрянуть, но едва только пытается это сделать, как слышит протестующий стон.

Ее глаза заволакивает. Губы Фандера такие мягкие. Нимея не знает, но ей важно его успокоить, до боли в груди и животе, наполненном жужжащим роем неизвестных ранее насекомых. Может быть, он и сам бы этого хотел?

Ей кажется, что да. По крайней мере, Фандер наконец выдыхает в ответ, смешивая их дыхание, и даже пытается притянуть Нимею к себе, но одна рука слишком болит, а другой он только беспомощно касается ее лица. Неловкий и слишком сладкий поцелуй, совершенно неправильный. Его не должно было быть, но он есть, навсегда останется и в памяти, и на губах.

– Поверить не могу, что не запомню это, – бормочет Фандер Нимее в губы. – Поклянись, что расскажешь утром…

Нимея молча целует его в кончик носа, в скулы, глаза и лоб – это на удивление приятно делать снова и снова, а потом она встает с дивана и уходит в туалет, чтобы постоять там немного, вцепившись в раковину и глядя на льющуюся из крана воду.

Она борется с собой, чтобы не вернуться и не сторожить сон Хардина.

* * *

Идея не спать всю ночь терпит крах к трем утра. Завывание ветра, переходящее в шум дождя, и мерное посапывание Фандера делают свое дело: глаза Нимеи начинают слипаться.

Она пытается спать на полу, но он слишком жесткий, так что приходится обращаться волком, а волку в офисе слишком мало места, да еще обостряются запахи. Хочется уже лечь на улице, чтобы не дышать вонью бывшей мастерской и забытыми кем-то в шкафу грязными носками, но Нимея оставлять Хардина не собирается. В какой-то момент это просто перестало входить в ее планы.

Минут через десять сквозь полусон Нимея начинает переживать, что у больного поднялся жар, и вскакивает на ноги человеком, проверяет его, ложится снова, и так по кругу. Ей кажется, что она проснется рядом с хладным трупом, увидит, как его губы посинели, глаза впали, а тело так и окоченело, скорчившись на этом диване. Она закрывает глаза, проваливается в сон и выныривает с очередной мыслью, что звуки разбивающихся об пол капель – это не дождь, а вытекающая из Фандера кровь, покидающая мертвую оболочку.

К четырем утра это надоедает, и Нимея наконец устраивается на диване у стенки рядом со своим пациентом. Она несколько раз пыталась перетащить его подальше, хотя бы на центр дивана, но он будто специально перебирался спать к ней.

Фандера немного лихорадит, но новоиспеченная медсестра понятия не имеет, как снимать жар, ей спокойнее, если она по крайней мере будет рядом. Нимея трогает лоб Хардина, зачем-то проверяет пульс, а он в ответ на прикосновения только ворочается и ложится удобнее.

Ему что-то снится, его веки дрожат, и он иногда вздрагивает. Нимея улыбается, вспомнив его слова про посттравматический синдром, и осторожно обнимает его воспаленное тело руками, стараясь шевелиться с максимальной осторожностью, она боится, что из-за резких движений его рана на бедре может снова открыться.

– Тише, – в который раз за день повторяет Нока.

Натягивает на него одеяло и утыкается лбом Фандеру в горячее плечо, как будто сквозь сон сможет почувствовать, если он начнет стремительно остывать. Тревога в ней не проходит, но тело расслабляется и отключается. Однако стоит Хардину пошевелиться, и Нимея тут же просыпается.

В конце концов он переворачивается на бок и притягивает ее к себе.

– Хардин.

– Тс-с… Хватит дергаться. Я уже боюсь шевелиться.

– Я боялась, что ты подохнешь.

– Бойся потише.

Фандер засыпает, судя по тому, как медленно и ритмично начинает дышать, а Нимея остается прижатой к его груди и какое-то время старается не шевелиться, быть незаметной, но тело быстро затекает.

– Я сейчас поудобнее лягу, если ты не против. Потом можешь продолжать меня лапать, если тебе так хочется, – ворчит она в тишину, надеясь, что Хардин уже спит, но он усмехается.

– Только поживее, – просит он, отпускает ее плечи, и Нимея переворачивается на другой бок, лицом к стене, с облегчением выдыхая.

Руки Хардина ложатся на ее талию, словно ему так можно. Он сгибает в коленях ноги, прижимаясь к Нимее всем телом. Два-три движения – и они уже разместились с совершенным комфортом, будто так всю жизнь и спали.

– Спи спокойно, я уже точно не умру, – бормочет он в ее волосы, утыкаясь в них лицом, дыханием касаясь ее шеи. – Через пару часов буду здоров.

– Обещаешь?

Нимея жмурится, морщится от почти болезненного ощущения в животе: там горячо пульсирует чувство, похожее на – она распахивает глаза – трепет?

Но руку Фандера не убирает, потому что не готова себя обманывать. Она замерзла, а сейчас ей тепло. И глубоко плевать, что правильно и что неправильно, потому что уже четыре часа утра и нужно отдохнуть. Если оба вот так будут спать – черт с ним, это ничего не значит. Нимея проваливается в темноту мягко и легко, соскальзывает туда за один вдох и растворяется во сне. Когда Нока открывает глаза, ей кажется, что прошла минута. Но за крошечным грязным окошком уже светло, только свинцовые тучи по-прежнему давят на землю.

Нимея обнаруживает себя лицом к Хардину, ее взгляд на уровне его ключиц, и она рассматривает ямку между ними, как что-то интересное, хотя на самом деле просто чертовски боится поднять глаза. Она почему-то уверена, что он не спит.

– Эй. – Не спит.

– Что?

– Ничего.

И они продолжают молчать, но Нимея думает о том, что он улыбается. Ей так кажется.

Его широкая ладонь лежит на ее плечах и кажется слишком горячей. Фандер одет кое-как: футболки нет, одна штанина оторвана. Не то чтобы Нимею смущал вид мужского тела, скорее факт того, что перед ней тело Хардина, заставляет нервничать.

– Эй. – На этот раз она зовет его и все-таки запрокидывает голову.

Фандер лежит с закрытыми глазами. Вблизи отчетливо видно, что его лицо, оказывается, уже давно заросло мелкой щетиной. Брови в кои-то веки не сведены на переносице, губы и правда искривлены в слабую расслабленную улыбку.

– Не хочешь поговорить о произошедшем? – серьезно интересуется Нока.

– Нет. – Его голос кажется беззаботным.

– Хорошо. Тогда пошли?

Хардин притворно задумывается.

– Еще пять минут.

Он не хочет об этом поговорить. Значит, в его мире это было нормально.

– Точно не хочешь… поговорить? Просто на всякий случай. Впереди еще несколько дней, и я хотела бы…

– Ты такая зануда, – вздыхает Фандер и резко меняет положение.

Он приподнимается на локте, Нимея сразу же падает на спину, беспомощно поднимая руки.

Его тело нависает над ней, ей приходится контролировать каждый вдох в страхе, что она коснется кожи Фандера.

– Ну? – Он рассматривает лицо Нимеи.

– Не пялься.

– Почему?

– Не нравится мне это.

– А мне нравится.

– Что?

– Пялиться.

Нимея не знает, что сказать.

– О чем поговорить хотела? – напоминает Фандер.

– О… вчера.

– Что было вчера?

– Ну… ты попал в переделку. – Нимея Нока теряется. Она и сама в это не верит, но щеки вот-вот загорятся от смущения. – Потом я спасла твой зад, а ты спас мой. И… я тащила тебя на себе, помнишь? Потом я тебя лечила. Потом…

– Да? – Он с плутоватой улыбкой дергает подбородком, поощряя Нимею продолжать.

– Потом я вроде как тебя поцеловала.

– Та-ак. – Он поглядывает в окно, потом снова на нее. Кивает. Дважды.

– И ты просил рассказать об этом утром, потому что сокрушался, что забудешь. Если бы я не знала тебя, то решила бы, что ты, черт возьми, влюбился.

– В кого? – Он уже давно сбавил тон и говорит тихо. Звучит ужасно, потому что слишком – опять это слово – трепетно.

Фандер все так же ее рассматривает. Его взгляд затягивает ее, словно в болото, и Нимея силится выбраться, но никак не выходит.

– В кого-то… в кого-то.

– Нока. Ты что, трусишь?

– Н-нет.

– Нока, а что, если я тебя поцелую? Сам.

– Я проломлю тебе башку.

– И все?

– И что-нибудь откушу.

– А если я согласен? – Хардин нервно сглатывает, и его лицо становится преисполненным решимости. Нимею это до ужаса пугает, как и его парализующий взгляд.

– Зачем тебе меня целовать? – Ей кажется, она сейчас расплачется, настолько тяжело пережить этот момент. В груди сердце так неровно бьется, что уже становится больно, а веки тяжелеют сами собой.

Уже даже не кажется странным, когда его лоб прижимается к ее, напротив – вполне допустимо, потому что это лучшее из двух зол. Если поцелуй сейчас стоит на вершине списка кошмаров, которые могут с ней приключиться, то соприкосновения лбов – сущий пустяк.

– Зачем тебе это?.. – шепчет Нимея, глотая воздух и уже не думая о том, как ее дыхание касается кожи Фандера, а по ней от этой ласки бегут мурашки. Почему он так на нее реагирует? Неужели ему все происходящее между ними настолько нравится? До мурашек?

Губы тяжелеют – странное наблюдение, так вообще бывает? – в животе горячие хищные бабочки, не порхают, а с остервенением кусают органы. Что тут может быть приятного? Это больше похоже на патологию.

– Ты же знаешь ответ.

– Не делай этого.

– Почему? – Он уже так близко, что его губы касаются ее.

Нимея дрожит, пытается убедить себя в том, что ей все безразлично. Поцелуи – ерунда, если ничего не чувствуешь к партнеру. Внушает себе, что он может делать с ее телом что захочет – это никак не тронет ее. Но, к большому сожалению, трогает.

– Я не уверена, что понимаю.

– Подсказать?

– Не стоит. Ты же там в кого-то влюблен… ее и целуй. – Последний шанс отрезвить Хардина терпит крах. Он быстро и коротко прижимает свои губы к ее и отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. Сложно назвать его жест поцелуем, скорее таким образом он заявляет о своих намерениях.

– Еще раз я тебе это сделать не позволю. Рискнешь?

– Значит, сейчас или никогда.

– Сейчас и больше никогда, – хрипло отвечает Нимея, зная, что бежать ей некуда, но, может быть, есть шанс договориться на ее условиях.

– Посмотрим. – Хардин наклоняется снова, но Нимея удерживает его за плечи.

– Я серьезно.

– Это. Мы. Еще. Посмотрим, – с расстановкой произносит Фандер и качает головой, умоляя прекратить сопротивляться.

Нимея разжимает руки, потому что жжение в животе давно перешло на грудь, а потом в губы, и их будто колет иголками в предвкушении настоящего поцелуя. Не такого, как тот, что был ночью. Тогда она его совсем не предвкушала, а приняла как данность, он должен был случиться, так было нужно. Как дать анестезию больному или воды умирающему.

Сейчас это никому к чертям не нужно, а просто происходит. Фандер наклоняется и вместо того, чтобы вгрызться в ее губы, касается ее носа кончиком своего. Нимея умирает за это время трижды, потому что успевает подумать: «Вот сейчас это случится», – а потом разочаровывается.

– Торопишься? Брось. Если это первый и последний раз, я хочу, чтобы все было правильно.

Он проводит своими губами по ее слишком нежно, чтобы это было похоже на ласки такого, как Фандер. Хотя, какой он, Нимея не может с уверенностью сказать.

Хардин делает все медленно и мучительно. Будь он резок, все бы быстро началось и так же быстро закончилось. Раз – и можно стыдиться до конца жизни своей слабости. Но Хардин будто врезает себя в память Нимеи ножом.

– Не первый, – хрипит она.

– Для меня – первый, я тебя не целовал.

Приподняв ее голову за подбородок, чтобы было удобнее, Фандер целует Нимею так, что у нее дыхание перехватывает.