Дикая Омега

Глава 32

АЙВИ

Я выплываю из сна вместе с бледным светом рассвета, просачивающимся в пещеру. Веки тяжёлые, будто склеенные засохшими слезами и изнеможением. Постепенно стены, камни, тени становятся резче — и я осознаю жаркую, неподвижную массу за своей спиной.

Призрак.

Его рука лежит на мне, тяжёлая, обнимающая, удерживающая возле себя. Я вздрагиваю автоматически, каждая мышца натягивается, как тетива на луке. Но он не шевелится. Не реагирует. Просто лежит, неподвижный, немигающий.

Смотрит.

Эти бледные глаза впиваются в мои, сверкая из-под тени его капюшона. Грудь у него поднимается и опускается с каждым хриплым, механическим вдохом, но больше он не делает ни единого движения. Каменная статуя.

Замершая.

Как будто боится, что малейшее движение разрушит ту хрупкую паузу, что повисла между нами.

Мой взгляд скользит вниз к свежей повязке на руке — серый бинт уже пропитан ржаво-коричневыми пятнами запёкшейся крови. Боль теперь отдаёт не только в предплечье: она пульсирует на всей руке, тяжёлой, тупой, гулкой волной, бьющейся в такт сердцу.

Лихорадка?

Инфекция?

Я не могу себе ни того, ни другого позволить. Не здесь, в этой беспощадной дикой глуши. Особенно когда моим единственным «напарником» является необузданное чудовище в человеческом теле.

Взгляд Призрака идёт за моим, задерживаясь на ране. Мышца дёргается у него на скуле, дыхание становится глубже. Я почти вижу, как внутри него бурлит конфликт — инстинкт и контроль бьются в одной клетке.

Я медленно, осторожно пытаюсь приподняться. Каждое движение — вспышка огня, разрезающая нерв за нервом. Воздух вырывается из лёгких, чёрные точки закрывают обзор. Я падаю обратно — прямо на его грудь, сбитая дыханием.

Из глубины его тела выходит низкий рык — но мягкий, низкий, почти вибрирующий. Звук где-то между звериным предупреждением и… мурлыканьем? Его рука чуть сильнее обнимает меня, притягивает ближе, словно закрывает собой от невидимой угрозы.

Я должна бояться. Должна драться, царапаться, выгрызать себе путь к свободе, вырываться из этого железного захвата.

Но не боюсь.

Потому что, каким бы зверем он ни был…именно он — причина, по которой я всё ещё дышу. Причина, по которой я не лежу мёртвой в снегу или с простреленной головой.

Он спас меня.

Осознание накрывает мягко, тихо, почти нежно — словно тёплое одеяло. Этот монстр, этот кошмар на двух ногах, выбрал меня не убить. Выбрал защитить. Перевязал рану. Дал тепло. Дал шанс выжить.

Я никогда не смогу вернуть ему долг.

Грудь сжимается от странного ощущения, непривычного, чужого. Что это? Доверие? Привязанность? Что-то крошечное, хрупкое. И пугающе-реальное.

Но меня пугает это чувство сильнее, чем сам Призрак когда-либо сможет.

Потому что довериться альфе, позволить ему пробраться под кожу…это смертный приговор. Это капитуляция. Отказ от всего, за что я билась зубами и когтями — от границ, от стен, которыми я обложила своё сердце, чтобы держать чудовищ подальше.

Из моих губ вырывается тихий, хриплый выдох. Призрак чуть склоняет голову на звук, его бледный взгляд снова пронзает меня с пугающей внимательностью.

Я не могу отвести глаза.

Не могу разорвать эту хрупкую, странную тишину между нами.

Но утренний воздух разрезает протяжный вой. Далекий, но отчётливый, будто кто-то рвёт саму тишину когтями.

Призрак замирает моментально. Каждая мышца у него натягивается, словно стальные тросы. Голова резко поворачивается к выходу из пещеры — и из его груди вырывается низкий, звериный рык, когда он поднимается на ноги.

Я вскрикиваю: резкое движение дёргает мою раненую руку, и боль прожигает меня раскалённым прутом. Мир качается, стены пещеры расплываются.

Но Призрак, кажется, меня не слышит. Он уже идёт к выходу — огромный, сутулый, кровавый, с кулаками, готовыми разнести горы. Каждая линия его тела — чистая угроза, дикость, опасность, от которой мои инстинкты вопят: беги, прячься, исчезни.

Ещё один вой, ближе. За ним — шорохи. Глухие шаги по снегу. Голоса.

Призрак рявкает снова. Низко, громко, почти инфернально. Он встаёт прямо в проёме — огромная тень на фоне тусклого зимнего света.

Я пытаюсь подняться, преодолевая новую волну дурноты. Что бы там ни было, оно запустило в его мозгу какой-то первобытный рубильник, столкнув его обратно в ту тёмную бездну, откуда он вчера вылез ради меня.

Мне должно быть страшно.

Должно быть.

Но я чувствую только… облегчение. Этот зверь выбрал встать передо мной, а не над мной. Выбрал защитить. Голоса становятся громче. Ближе. Я судорожно цепляюсь за землю пальцами, когда из-за деревьев появляется знакомая фигура.

Виски.

Широкоплечий альфа двигается по склону, держа винтовку наготове. Его взгляд мечется между деревьями — пока не цепляется за Призрака.

Лицо Виски искажается яростью. Он вскидывает оружие одним резким движением.

— Ты сука такая! — рычит он, палец ложится на курок. — Отойди от неё, пока я…

Я не даю ему договорить. Адреналин взрывается в венах — горячий, обжигающий — и дарит мне рывок силы, о котором я даже не подозревала. Я бросаюсь вперёд, протискиваясь мимо исполинской туши Призрака, и встаю прямо перед стволом винтовки Виски.

— Нет! — хриплю я, поднимая руки, будто могу телом остановить пулю. — Не стреляй!

Виски замирает, глаза распахиваются так, будто он увидел призрак — иронично, учитывая, кто стоит у меня за спиной. Его челюсть судорожно двигается, он пытается найти слова.

— Айви? — наконец выдавливает он, голос хрипнет от шока. — Какого хрена ты творишь?

— Он спас меня, — выдыхаю я, цепляясь за остатки сил, пока мир бешено кренится вокруг. — Не вреди ему.

Призрак нависает позади, огромная тень, от которой веет угрозой и подавленной яростью. Если бы не жар лихорадки, я бы, возможно, уже упала в обморок от чистого ужаса. Но сейчас я вижу только Виски — его разбушевавшуюся ярость.

— Спас тебя? — прорычал он, пальцы скрипнули на цевье. — Ты хочешь сказать, что этот ебанутый отморозок сделал что-то, кроме того, чтобы попытаться тебя прикончить?

— Хочу, — хриплю, сжав зубы, чтобы не застонать от боли. — Он мог… но не стал. Он перевязал мне рану. Согревал всю ночь. Если бы не он… — слова застревают в пересохшем горле.

Грудь Виски ходит ходуном, воздух выходит тяжело, грубо. Он сверлит меня взглядом, будто пытается определить — брежу ли я, или говорю правду. Между нами над снегом висит тяжёлое, натянутое молчание.

Потом — медленно, словно через силу — он опускает винтовку. Напряжение из тела, однако, никуда не исчезает.

— Ты ранена, — рычит он, взгляд падает на окровавленную повязку. — Дай посмотрю.

Он делает шаг, рука тянется ко мне — и Призрак вибрирует позади, глухо, угрожающе, так что вибрация идёт прямо мне в спину.

Челюсть Виски каменеет.

— Да ёб твою мать, Призрак, — рычит он. — Я не собираюсь причинять ей вред, ты, сука, психованная…

Он обрывается — потому что я покачнулась, ноги подломились. Мир сорвался вниз белым водоворотом.

Виски успевает подхватить меня прежде, чем я падаю.

— Тише, маленькая дикая кошка, — бормочет он, подхватывая меня на руки. — Я держу.

Я хочу возразить. Хочу сказать, что могу идти сама. Но язык наливается свинцом, мысли тонут, и лишь жалобный стон вырывается наружу.

Виски бросает взгляд на Призрака — взгляд, полный вызова и предупреждения.

— Мы возвращаем её на базу, — рычит он, уже поворачиваясь. — Не заставляй меня валить тебя, ублюдок.

Призрак отвечает рыканием — но не двигается. Просто стоит в тени пещеры, его бледные глаза горят, следят за каждым моим вздохом, пока Виски устремляется по тропе обратно.

Я роняю голову ему на плечо, слишком обессиленная, чтобы держать её. Ритм его шагов убаюкивает, тянет в темноту.

— Да ты легче пушинки, знаешь об этом? — бормочет он, потрясая меня лёгким толчком, чтобы я не вырубилась окончательно. — Я тащил Валека весь грёбаный склон после того, как ты вырубила его. Ты — пол его веса.

Уголок моих губ дрогнул. Мысль о поверженном Валеке от моей руки тёплым комочком шевельнулась внутри.

— Он меня убьёт за это, — шепчу, каждый звук выгрызается изнутри.

Виски фыркает.

— Да хрен там. Скорее всего, ты его впечатлила. Не помню, чтоб кто-то хоть раз так застукал его врасплох.

Я едва слышно мычу в ответ.

Боль отступает.

Лихорадка убаюкивает.

— Просто… пыталась выжить, — выдыхаю я.

— И, чёрт побери, справилась, маленькая дикарка.

Его голос становится глухим, далёким. Снег хрустит под его ботинками. Где-то сзади — тяжёлые, медленные шаги ещё одного альфы.

И я наконец проваливаюсь в темноту.