– Перебрать горох. А в моем случае была альтернативная версия гороха! Да за одно только правильное произношение его названия людям медаль нужно присваивать! – пыхтела я, усердно драя огромное овальное зеркало в позолоченной раме. – Посадить сорок розовых кустов!
Сдув со лба прядь волос, возмущенно потрясла в воздухе тряпкой:
– Ну, вот нафига его сделали таким огромным?! Чтобы издеваться над клининг-менеджерами, а в моем случае – горничными?
– Ой, ну что ты снова скулишь? – лениво вклинился в мои стенания наглый артефакт, сверкнув розовыми искорками.
– О, активизировался, да? Молчал бы дальше в тряпочку! Хочу и скулю, хоть какое-то разнообразие, – недовольно шикнула на горе-напарника.
– Э-э, поаккуратней со своей тряпочкой! Мы – Блайдмайеры, нежные, хрупкие создания, нас нужно ценить, а не тряпкой перед майном размахивать!
Презрительно фыркнула.
– И не фыркай мне тут! Меньше разговоров – больше дела, через полчаса должна прийти с проверкой твоя любимая надзирательница, а унитаз все еще стынет без твоего особого внимания.
– Очень смешно, – недовольно скривилась, приглаживая встопорщенные на висках волосы и вздыхая.
Вот ей-богу, за эти три дня, что я нахожусь в не совсем гостеприимном мире Ердар, Блайд успел надоесть своими чаще не к месту лениво-язвительными комментариями до оскомины. А уж кто бы знал, как мне осточертела роль горничной-уборщицы и девочки принеси-подай!
Это я еще молчу про вездесущую мадам Дию! Девчонка служанка, разбудившая в первый день моего попадания в этот мир (кстати, позже я узнала, что ее звали Рыяна), не зря ее опасалась.
Ох, сколько я за эти три каторжных дня успела вылизать комнат, вспомнить страшно. И нет, не потому, что я такая услужливая пай-девочка. Как раз наоборот. Та самая госпожа Дия с первого взгляда отчего-то именно меня невзлюбила.
Не знаю, что ей во мне не нравилось, но Блайд не раз предупреждал, что женщина, внешне похожая чем-то на бабу Ягу, только чопорную и закованную в черно-серое добротное платье, как я ни пыталась молчать, находила, за что оскорбить. А уж когда я сама не удержала язык за зубами… Даже мне в тот момент стало не по себе от ее торжествующего блеска в маленьких глазках. М-да, работой меня быстренько загрузили по самую макушку, заявив, что за непочтительное обращение вычтут из жалования.
Ну, ладно об этом.
Оправив «монашеское» платье, невольно взглянула на свое отражение и с непривычки дернулась, смотря в свои два одинаковых глаза. Ну, не привыкла я их одинаковыми видеть, не привыкла! Разноцветные мне были родней. А в этом мире и у этой версии мои глаза имели одинаковый оттенок.
Впрочем, на этот раз галиум с моей, эм, душой, выглядел куда лучше, чем в первый раз. Несмотря на то, что я вообще смутно понимала, кто на самом деле эти галиумы, как они устроены и как в них попадаю я, ощущала себя вполне человечной. Только в этот раз лет так на восемь младше моего настоящего возраста.
Все-таки Блайд был прав, хотя еще бы оно было по-другому, от психического состояния много чего зависит. Главное, чтобы я к концу своего путешествия превратилась не в старуху и не совсем в молодуху.
Лучше вообще о таком не думать. Жутковато как-то.
А!
Кстати, о глазах. Темно-синие глаза незнакомца короля еще сутки мне мерещились по всем углам и не только, словно плод моей фантазии, кем, собственно, и был этот мужчина, неустанно за мной наблюдал.
В один момент я даже грешным делом подумала, что плод моего свихнувшегося от болезненных последствий перехода воображения отнюдь не плод, а очень даже реальный и находится в этом мире. И он каким-то образом узнал, кто именно бесцеремонно вторгся в его святая святых и теперь следил за мной, аки кот за маленькой оборзевшей мышкой.
К тому же, не зря «нас», горничных, наняли именно на время прохождения отбора. А тот самый кареглазый Дарри говорил с моим визави именно об отборе невест.
Эх, надежды и мечты. Не оправдались! Разбившись о суровую реальность.
Когда мне не без усилий удалось-таки увидеть его величество Миласа, меня настигло самое страшное разочарование в жизни. Вот без утрирования говорю. Правитель Еринбарга был похож на моего короля как затюканный петух на жар-птицу. В общем, никак. Совсем.
Я так расстроилась, что даже не вякнула, когда заставшая меня за подглядыванием Дия отчитала и со злорадной ухмылкой заявила, что в наказание за возмутительный проступок я иду драить темницу. Одна и без магии.
Надо было видеть ее вытянувшееся лицо, когда я, вместо того чтобы возмутиться, спокойно подобрала свой инструментарий: швабру и ведро, и с гордо выпрямленной спиной потопала куда отправили. На следующий день Дия меня даже не трогала, лишь задумчиво поглядывала, да странно похмыкивала, но длилось это затишье всего лишь сутки.
В последний раз махнув тряпкой по раме, плюхнулась на попу возле идиотского зеркала, подперла кулаком подбородок, тоскливо обводя взглядом покои одной из претенденток на руку, селезенку, мужское достоинство и другие не менее важные органы Миласа Тигивальда.
Эх, вот имя у повелителя ничего такое, а вот он сам… Мама дорогая.
Белокож до ненормальной синевы, худой как палка, дунь – и его снесет, глаза огромные на пол-лица, но какие-то мутные, подрагивающие тонкие обветренные губы, однако внешность удивительно не соответствовала голосу, а точнее – его зычному громогласному басу.
Раздумывая о том о сем, я дошла до туалетной, даже не удивившись тому, что увидела в унитазе. Иногда принцессы вели себя совершенно не как принцессы, опровергая присказку, что принцессы как бы не какают. Ложь и заблуждение! Еще как гадят, даром что высокородные.
– Что ж, Софа, стоит признать: принцессой быть все же приятней, они не драят зеркала и сортиры, по крайней мере, я таких не видела.
Ага, наивно я вот в тот момент думала. Очень наивно.
Закончив, устало привалилась к косяку двери, мрачно оглядывая проделанную работу. Артефакт подозрительно помалкивал, что ему было не свойственно, но я была рада этой маленькой минутке спокойствия.
Эта комната, к счастью, была на сегодня последней, долгий изматывающий день подходил к концу, и совсем скоро я смогу прилечь в хоть немного жесткую, но постельку.
Ура! А там, может, и незнакомец приснится. На радостях я даже покружилась, тихо хихикнув, затем покривлялась своему отражению и удовлетворенно вздохнула.
– Слушай, иногда ты меня пугаешь своим поведением. Если бы я не знал, что тебе стукнуло двадцать пять годиков, решил, что мой носитель – несовершеннолетнее безголовое существо.
– Сам ты существо, – беззлобно огрызнулась и уже более серьезно ответила: – Слушай, ну как, по-твоему, должна вести себя девушка моего возраста, а?
Судя по плеснувшим от артефакта волнам, Блайд растерялся.
– Не знаю, – озадаченно протянул он. – Но точно не так, как ты. Сдержанней, спокойней, более взвешенно принимать решения, адеква-а-а-тно, знаешь ли, и уж точно не прыгать и скакать как умалишенная.
– Фи, – сморщила нос. – Бред. Возраст – это всего лишь возраст. Цифра. Возраст не отображает поступки. Можно и в семьдесят радоваться жизни, как ты сказал – как умалишенные скакать и танцевать, смеяться над шутками близких, шутливо стенать, что что-то не сделал, а можно быть сдержанным и холодным, величавым, а еще, как вариант, в зависимости от ситуации. Все это не зависит от возраста. Зависит от человека. Зачем ограничивать себя в чем-то, боясь, что другие не поймут?
Улыбнувшись, легонько стукнула артефакт по майну, тот обиженно засопел, но волны от него шли довольные.
– Вот и получается, что оглядываясь на мнение окружающих, человек понапрасну тратит свою жизнь, растрачивает положительную энергию и уж точно не добавляет себе приятных эмоций.
Я вздохнула.
– Но, знаешь, важно, чтобы тебе самому нравилось быть тем, кто ты есть. Важно принимать себя таким, какой ты есть. Веселым, неадекватным, адекватным, глупым, умным, и так далее. А другие… А что другие? Те, кому больше всех надо, что бы ты ни сделал, найдут, о чем поговорить и как перемыть кости. При своей работе не раз замечала, что люди любят, нет, не так, обожают! Приходить в социальные сети и выливать свой скопившийся негатив на кого-то или что-то по принципу: сделал гадость, на сердце радость. Меня подобное всегда улыбало. Неужели они думают, что их мнение действительно кому-то важно?
– Может, и важно.
Утверждающе кивнула:
– Может, и важно, чтобы было на кого слить ответный негатив. Но не в этом смысл, дело в том, как ты сам к этому относишься. Что именно ты позволяешь себе. Наилучший вариант в конкретно этой ситуации – написать в ответ нечто хорошее, позитивное, тебе приятно, а другому человеку… А вот тут уже зависит опять-таки от человека.
Мы с Блайдом задумчиво помолчали, и через несколько минут он тихо ответил:
– Я рад, что ты это поняла. Однако пора заканчивать с философскими темами, прямо на нас надвигается шторм, возможны осадки в виде звездюлей.
Посмотрела на браслет и широко улыбнулась.
– Слушай, заканчивай тырить фразочки из моего мира. Они плохо на тебя влияют.
– Ой-ой-ой.
Хмыкнув, я вновь задумалась о том самом, философском.
А ведь действительно, все это я поняла только сейчас. Раньше я часто злилась, когда мне выговаривали откровенные гадости, справедливые и нет, но злость и ответные язвительные гадости, кроме головной физической боли и отвратительного настроения, ничего не приносили. Осознание простых истин отразилось приятным теплом в груди.
Даже вскоре пришедшая, по обыкновению мрачная, с вечно скорбно поджатыми губами баба Яга со своей проверкой не испортила мне приподнятое настроение.
Понимание, к сожалению, совершенно не означало, что я по щелчку перестану злиться, выдавать порции яда и начну какать веселыми ромашками, но все-таки кое-что очень даже дало. Примирение с собой.
Блайдмайер оказался вновь прав, ген Ходящей, несмотря ни на что, – отличная штука. Он поможет найти мне себя. Со временем. И правда, довольно о философском.
В приподнятом настроении вернувшись в комнату, я не без удовольствия стянула с себя платье и, захватив из шкафа полотенце с кусочком мыла, уже собралась отправиться в женский душ, как мой взгляд мельком скользнул по кровати, натыкаясь на то, чего там вообще не должно было быть.
Остолбенев, недоуменно уставилась на небольшую карточку.
– А это здесь откуда?
– Что там у тебя снова не так?
Проигнорировав ворчание Блайда, медленно, словно на кровати лежала не фотокарточка, а не меньше чем граната, приблизилась, нерешительно замерла, с изумлением таращась на знакомое изображение.
– Откуда оно здесь? Блайд? Твои проделки?
– Что сразу я? – искренне возмутился артефакт. – Что ты там такое увидела?
– Черно-белая карточка, – тихо пробормотала, осторожно прикасаясь к краю плотной бумаги. – Я такую уже видела в том, другом мире. Но откуда эта вещь могла взяться здесь? Ты знаешь?
Блайдмайер молчал, до меня доносились его волны напряжения и тщательно скрываемой досады. Та-а-ак, это еще что за новости!
– Блайд? – требовательно позвала артефакт. – Ты знаешь, кто на нем изображен. Почему эта женщина так похожа на меня? Это очередной галиум, да?
– Нет, – нехотя отозвался Блайдмайер. – Не галиум. Ну, вообще так-то да… Точнее, не совсем. Если по-простому, эта женщина, как и ты – Ходящая, Софи.
Что-то такое я, если честно, предполагала.
– Эм, ладно. В смысле… А как… Где она сама? И, кстати, если уж зашел разговор, ты мне так толком и не рассказал, куда вообще подевались все Ходящие? Должно же, в конце концов, у нас быть какое-то пристанище. Или я чего-то не понимаю. Блайд?
Блайдмайер затих и, как мне показалось, закрылся от меня. Не знаю, как и что он сделал, но отражения его эмоций ощущать я перестала. Молчание затягивалось, я уже начала подозревать, что мне ничего не скажут, и даже готовила гневную тираду, но артефакт неожиданно ответил, но совершенно не то, что я могла ожидать. Совершенно не то.
Он тяжело «вздохнул». Ох уж эти имитированные эмоции. Ужас.
– Тут такое дело… – как-то заискивающе пролепетал он, настолько неправдоподобно, что меня кольнуло дурным предчувствием.
– Да-а-а?
– Их всех уничтожили, Софа. Таких, как ты, не осталось.
У меня от изумления отвисла челюсть. Пальцы, держащие карточку, ослабли, изображение бесшумно упало на кровать, а я приземлилась рядом с ним.
– Э-эм, это что, шутка, да? Скажи – да!
– Нет, – сухо припечатал Блайд, да так, что я сразу поняла: правда, не шутит. И шутки, похоже, кончились. – Увы, отнюдь не шутка.
Растерянно забегала глазами по покрасневшему майну, шепча:
– Но кто? Кто это сделал? Зачем?
Блайдмайер немного помедлил, прежде чем ответить:
– Доподлинно неизвестно, как это произошло. Однако известно, кто виновен в практически полном истреблении Ходящих.
По спине прошелся неприятный холодок. Кажется, даже волосы на затылке зашевелились.
– И кто же? – с трудом сдерживая волнение, с любопытством уточнила, заранее почему-то ощущая, что на самом деле знать ответ совсем не хочу. Очень не хочу. Он мне точно не понравится.
Что ж, я оказалась не права. Ответ меня просто убил наповал.