Деревенщина в Пекине 4

Глава 9

Внезапное откровение До Тхи Чанг о её модельном прошлом серьёзно удивляет меня. У неё есть приличные по меркам Пекина деньги, планируется открытие магазина, который только увеличит доходы, плюс обучение на языковых курсах при университете. На фоне всех этих перспектив стремление к модельной карьере выглядит как минимум странным и нелогичным. И ладно, будь она уже известной моделью — такие девушки действительно зарабатывают серьезные деньги. Но ведь придется начинать практически с нуля.

Одно я знал точно — девушки как До Тхи Чанг, никогда не делают ничего просто так, без веской причины. У всего обязательно есть скрытый мотив.

Как только Бай Лу покидает террасу кафе, растворившись в вечерней толпе, я поворачиваюсь к вьетнамке с прямым вопросом:

— Если ты хочешь попасть в модельное агентство, я тебе помогу, но скажи честно — тебе что, приключений в жизни недостаточно? Пойми меня правильно: стажерши работают за сто долларов по четыре часа в день. И я сейчас говорю именно про реальную, изнурительную работу, а не развлечения. А у тебя каждый день языковые курсы в университете. Ответь честно — для чего тебе это нужно?

До Тхи Чанг медленно складывает руки на груди и демонстративно поворачивает голову в сторону, словно не желая смотреть мне в глаза.

— Я же женщина, в конце концов! — произносит она после долгой паузы. — Ты отказался от секса со мной, и знаешь, насколько моя самооценка после этого упала? А подиум прекрасно её поднимает и возвращает уверенность в себе.

— Что⁈ — возмущаюсь я, не веря услышанному. — Да ты сама мне отказала!

— Я тебе давала, ты не взял, — спокойно парирует она. — Просто то, что я тебе предложила, оказалось не тем. Неправильный рецепт и неподходящая сервировка. Я была не против близости, и ты это прекрасно видел. Так что окончательное решение отказаться было твоим. Не перекладывай ответственность на других.

Я задумываюсь над её словами, признавая определённую логику в рассуждениях.

— Ладно, в этом моменте я с тобой соглашусь. В конце концов, у меня могут быть свои требования и предпочтения.

— Твои требования в умных книгах по психологии называются завышенными ожиданиями, — смеется До Тхи Чанг, поворачиваясь ко мне лицом. — Рассказать тебе, что коучи и психологи рекомендуют в таких ситуациях обеим сторонам конфликта — и мне, и тебе?

— Не стоит заморачиваться, — отмахиваюсь я. — Я тебе сам на эту тему много чего могу рассказать. И всё-таки, неужели это единственная причина твоего стремления на подиум?

— А разве может быть другой повод? — уклончиво отвечает она.

— Именно это я и хочу выяснить, — настаиваю. — Пускай ты и делаешь вид, что всё абсолютно нормально, но этот взгляд киллера на задаче тебя полностью выдает.

— Взгляд киллера?

— Он самый. Такой взгляд я видел у тебя за всё время нашего знакомства всего несколько раз.

— Приведи конкретный пример, — с интересом просит вьетнамка.

— Один из них самый яркий и запоминающийся — когда сын вьетнамского министра ударил тебя по лицу при всех. Вот сейчас у тебя такие же оттенки этого взгляда, пускай и немного смягченные. Магазин успешно строится, в университете ты учишься, на модные показы тебя наверняка возьмут. Так что стряслось?

Лицо До Тхи Чанг заметно меняется и становится значительно менее уверенным, чем она пыталась выглядеть до этого момента.

— Давай закроем эту неприятную тему, — просит она, опуская взгляд. — Мне так стыдно. Проблема яйца выеденного не стоит, но что-то меня так сильно зацепило и расстроило.

— Давай, колись уже.

— Я тебе никогда не рассказывала, но меня полностью воспитывала бабушка.

— А где были родители? — удивляюсь я.

— Мать предпочла строить карьеру, а отец не хотел от неё отставать, — спокойно отвечает вьетнамка, давно смирившаяся с таким положением дел. — Так что я оказалась в их жизненных планах третьей лишней. Они редко появлялись дома, обычно предпочитали откупаться от меня дорогими подарками и деньгами.

— Довольно распространенная история для крупных мегаполисов, где женщины предпочитают работать, а не заниматься семьей, — замечаю я.

Вьетнамка кивает с грустной улыбкой:

— Моя бабушка, пускай и была неграмотной, но она не была невежественной женщиной. Она многое повидала в своей жизни, именно она всему важному меня научила, поднимая глубокие темы и объясняя многие явления в природе и человеческих отношениях.

— Не ходи вокруг да около, — прошу. — Скажи прямо, что конкретно случилось.

— Бабушка завещала никогда не отдавать крупные деньги людям, которых я в глаза не видела, — начинает объяснять До Тхи Чанг. — Это железное правило у неё появилось с распространением интернета, онлайн-банков и всевозможных электронных доверенностей, которые она принципиально никогда не подписывала.

После этих слов я начинаю догадываться, что именно произошло, но сначала решаю выслушать вьетнамку до конца, надеясь, что мои подозрения окажутся неверными. Я беру чашку с остывшим чаем и жестом прошу ее продолжать рассказ.

— Она учила меня понимать, что есть сумма денег, которая не имеет для меня никакого практического значения — например, три или пять долларов. Что они есть в кошельке, что их там нет — разницы никакой. А есть тридцать тысяч долларов — эта сумма уже имеет серьёзное значение. Такие деньги могли бы обеспечить меня на продолжительное время. Бабушка просила не отдавать крупных денег тому, кого я не видела лично, а я взяла и нарушила это правило.

— Куда именно ты отправила деньги?

— Есть одна сингапурская криптовалютная биржа, сейчас они официально зарегистрированы в Дубае, хотя у основателя китайские корни… — начинает объяснять вьетнамка.

— ByBit? — перебиваю её, сразу догадавшись, о чём идет речь.

До Тхи Чанг поднимает на меня виноватые, полные раскаяния глаза:

— Да.

— Сколько?

— Тридцать пять тысяч долларов, — тихо признается она. — Не все накопления, что у меня были, но ровно половина. Самое печальное, что там были и твои деньги.

Я откидываюсь на спинку стула и задумываюсь над ситуацией. Как раз несколько недель назад по всей сети пронеслась новость о том, что биржа ByBit была взломана северокорейской группой хакеров. Им удалось украсть колоссальную сумму — полтора миллиарда долларов, которые биржа торжественно обещала восстановить из собственных резервов.

— Подожди, но ведь они официально обещали вернуть деньги всем пострадавшим пользователям?

— Не всем, к сожалению, — лицо вьетнамки заметно мрачнеет. — Сама виновата, что оказалась такой дурой! У меня же два паспорта: служебный, поскольку я была невестой министра, и обычный общегражданский. А я так привыкла размахивать служебным документом и пользоваться привилегиями, что на бирже верифицировалась именно под ним. Я тогда даже не думала, что наши отношения с ним изменятся.

— А служебный паспорт аннулировали после разрыва? — предполагаю я.

— Верно. Наверняка это первое, что этот урод сделал после того, как я от него сбежала! Я даже ни одного официального уведомления об аннулировании не получила! С одной стороны, этот паспорт мне сейчас не особенно нужен — я из Китая никуда уезжать не планирую. Более того, я стану здесь своей, если ты на мне женишься.

От неожиданности такого заявления я давлюсь чаем и забрызгиваю им террасу.

— С другой стороны, — До Тхи Чанг не обращает внимания на мою реакцию, — данные об аннулировании паспорта были немедленно отправлены в реестры Интерпола и всех пограничных служб региона. Информация дошла и до биржи, так что мои тридцать пять тысяч долларов они теперь возвращать отказываются из-за проблем с документами и подтверждением личности.

— Ладно, успокойся. Я на эти деньги никогда не претендовал, так что выдохни и расслабься. Потерянную сумму можешь мысленно делить на два — считай, что потеряла только половину. Бог всё видит, и твоему бывшему этот аннулированный паспорт когда-нибудь в глотке встанет.

За нашим столиком нависает тягостное молчание. Я, как и моя собеседница, погружаюсь в размышления о произошедшем.

— Я пыталась договориться кое с кем через бабушку, чтобы мне временно восстановили паспорт, — наконец признается До Тхи Чанг. — Но оказалось, что восстановить его они технически не могут — только выдать новый. И это будет уже другой номер, другая дата и другое место выдачи. Фактически совершенно новый документ.

— Это понятно, — бормочу я в ответ. — Если паспорт официально объявлен утерянным или признается недействительным государством, обратного пути нет. Международный обмен информацией между странами не предусматривает возможности отозвать заблокированный паспорт. Спросила бы у меня заранее — я бы помог сэкономить ваше с бабушкой время на переговорах.

— Ты был слишком занят делами, да и, честно говоря, я думала, что сама справлюсь с проблемой, — тяжело выдыхает вьетнамка. — Это бы всё равно не изменило главного.

Я достаю из кошелька несколько купюр и кладу на стол, полностью закрывая наш счет в кафе:

— Ладно, пошли отсюда. Поговорим по дороге домой.

Шагая по вечерней аллее в направлении общежития, освещенной мягким светом фонарей, решаю вернуться к предыдущей теме:

— Если тебя действительно волнует вопрос, почему у нас ничего не произошло в ту ночь, я могу честно тебе объяснить.

— Попробуй.

— Был у меня далеко отсюда хороший товарищ, мы вместе занимались спортом, выступали за сборную провинции.

— Ты не говорил, что занимался спортом, — удивленно моргает глазами До Тхи Чанг.

— А ты об этом и не спрашивала, — отвечаю её же словами. — И была у моего товарища одноклассница. Красивая, но глупая как пробка. Впрочем, это её особенно не портило — она была очень приятным и добрым человеком. Сколько лет с тех пор прошло…

— И много ли лет прошло, мой старый восемнадцатилетний друг? — ехидно ловит меня на противоречии вьетнамка.

Я досадливо щелкаю зубами, поняв, что чуть не проговорился. Не сказать же ей правду о том, что я попаданец — это прямая дорога в психушку.

— Так вот, ему не исполнилось ещё семнадцати лет, когда его девушка-одноклассница неожиданно забеременела, — продолжаю рассказ.

— А как же контрацепция?

— Ты же знаешь, откуда я. Место далёкое и отсталое, народ там весьма своеобразный. В школах полового воспитания не было, родителям тоже не до объяснений. Презервативы в единственной местной аптеке были редким и дефицитным явлением. В общем, в семнадцать лет он официально женился по залету, как говорится.

— Я, конечно, слышала, что у вас на севере всё плохо, но не до такой же степени, — искренне удивляется вьетнамка.

Я пожимаю плечами и продолжаю свой рассказ:

— Через восемнадцать лет у него был взрослый сын, отличная жена — она, кстати, поумнела с годами. Суть истории в чём: в свои семнадцать лет он категорически не хотел ни жениться, ни заводить ребенка, но его отец — здоровенный сталевар — был лучшим другом отца той одноклассницы. Так что он быстро прижал своего сына к стене, поскольку нравы тогда были патриархальные. Товарищ с грозным отцом спорить не решился — тот запросто мог кулаком стену пробить, если она была в один кирпич.

— Лян Вэй, если бы мы не жили с тобой в одной комнате и не спали под одним одеялом, я бы решила, что ты сошёл с ума, — приподнимает бровь вьетнамка. — Какие восемнадцать лет? Ты вообще о чем говоришь? Как ты в свои нынешние годы мог прожить целых сорок лет?

— Слушай молча, женщина, и не задавай лишних вопросов.

— Ладно, обещаю, что сделаю правильные выводы из твоего рассказа, — устало прикрывает глаза ладонью До Тхи Чанг. — Только давай сразу перейдем к сути. Я заранее с тобой соглашусь, что бы ты ни сказал. Какая мораль?

— В семнадцать лет он женился по залету, а потом неожиданно оказалось, что у них друг к другу любовь, — продолжаю я. — В тридцать шесть лет он развелся, но оставил ей дом, продолжал полностью обеспечивать детей. Она, кстати, больше замуж так и не вышла, а он взял себе молодую жену — прости за прозу жизни. В итоге получилось что-то вроде исламской семьи.

— Если не ошибаюсь, на такой образ жизни нужны большие деньги, чтобы обеспечивать двух женщин одинаковыми условиями, — замечает До Тхи Чанг.

— Денег ему хватало. Первая жена жила в большом доме, а вторая — в другом, не менее комфортном. Время он старался проводить с ними примерно одинаковое, справедливо деля внимание. Из-за брака и ребенка он был вынужден рано начать двигаться по жизни. В двадцать два года открыл вместе с несколькими товарищами собственный магазин, сравнимый по масштабам с супермаркетом, который вы сейчас строите. Только если у твоего партнера есть мозги, ресурсы и полезные связи, то у моего товарища тогда были только рабочие руки и немного стартовых денег. Они даже фундамент сами заливали, экономя на рабочих.

— И к чему ты ведешь этой длинной историей? — нетерпеливо спрашивает До Тхи Чанг.

— А к тому, что для меня подобная жизненная стратегия кажется вполне разумной, — объясняю ей. — Я задал себе принципиальный вопрос: что мне действительно нравится в жизни? Учиться — это понятно, но это проходящее. Женщины — куда же без них, это основа.

— Ближе к сути дела, — требовательно настаивает вьетнамка.

— Если вступать в отношения, то только с серьёзным содержанием и перспективой, — продолжаю я. — И я хочу ребёнка в свои восемнадцать-двадцать лет, чтобы к его двадцати пяти годам мне было всего сорок два года — и быть относительно свободным молодым отцом, который честно отдал перед природой все биологические долги.

До Тхи Чанг резко останавливается посреди аллеи и пристально смотрит на меня с округлившимися от удивления глазами:

— Ты сейчас шутишь или нет?

— Сам не знаю, — честно пожимаю плечами. — Можешь считать, что во мне одновременно живут два разных человека. Один — тот, которого ты видишь перед собой, а второй — сорокалетний мужчина, которого уже не интересует многое из того, что обычно волнует молодых парней. Он знает, какие дороги куда ведут, и может заранее избежать тупиковых путей.

— Удивительно, что ты решил поднять эту тему именно со мной, — признается вьетнамка, продолжая неспешно шагать в направлении общежития.

— А почему бы и нет? Ты родом из Юго-Восточной Азии. А чем традиционно славятся женщины оттуда? Правильно — покорностью мужу и верностью семье. Если такая женщина, как ты, по-настоящему любит и ценит отношения, это самая лучшая, преданная, добросовестная и искренняя партнерша до последнего вздоха.

— Где-то я с тобой соглашусь, — кивает До Тхи Чанг. — Но я же тебе уже неоднократно говорила, что любовь — это совершенно не ко мне.

— Если существует тьма, то обязательно должен быть и свет, — философски констатирую я. — Когда у тебя мелькал тот самый взгляд киллера, я заметил в твоих глазах абсолютно чистую, искреннюю ненависть. Если такой человек, как ты, способен так глубоко и сильно ненавидеть, значит, способен с той же силой и любить.

Вьетнамка слегка улыбается, но в улыбке чувствуется скептицизм:

— Я бы с тобой на эту тему серьезно поспорила с точки зрения биохимии, физиологии головного мозга, выработки дофамина и серотониновых цепочек, — говорит она. — Ненависть — мощная биохимическая буря в организме, связанная с выбросом кортизола, это совершенно отдельная тема. А вот дофамина у человека может быть хронический дефицит, что влияет на способность к привязанности и любви. Но ладно, спорить сейчас не буду.

Мы переходим через оживленную дорогу, неспешно направляясь к сверкающему огнями небоскребу.

До Тхи Чанг задумчиво смотрит на вечерний горизонт.

— Ребёнок — это большая ответственность, — продолжает она. — Допустим, он родится у тебя в восемнадцать лет — это же все равно что кирпич себе на шею повесить. Или ты наивно рассчитываешь, что скинешь всю заботу о ребенке на женщину и никаких проблем у тебя не будет? Как поступили мои родители, например?

— Да, честно признаюсь — рассчитывал нагло проехать за счет жены, пока строю карьеру и получаю образование, — откровенно отвечаю. — Роль женщины в этой схеме действительно незавидная и заслуживает глубокого сочувствия.

До Тхи Чанг заливается смехом и хлопает меня по плечу:

— Дарю тебе бесплатный практический совет. Как вариант решения проблемы, можно нанять филиппинскую няню с английским языком, которая уже не один десяток детей воспитала. Все это стоит около девятисот долларов в месяц в стране, где я беру говядину.

— В Казахстане?

— Да. Такая работница будет жить у тебя круглосуточно, не считая одного выходного дня в неделю. Ещё на ней будет лежать готовка и уборка всего дома. Согласись, частные занятия английским языком для детей в Китае стоят практически столько же. А тут ты получаешь няню, домработницу и преподавателя иностранного языка в одном лице. Причём она всегда находится на твоей территории под контролем. На мой взгляд, очень выгодное вложение, главное — иметь достаточно большую квартиру, чтобы выделить ей отдельное место.

— И где обычно ищут таких работниц? — заинтересованно уточняю я.

— В специальных агентствах, которые несут полную ответственность за качество своей работы. У них работают настоящие монстры рекрутинга, которые моментально вычисляют и отсеивают неподходящих кандидаток. И очереди там на подобную работу просто огромные.

— Потому что девятьсот долларов для филиппинцев — это действительно огромные деньги, — соглашаюсь. — Квалифицированный рабочий там получает всего триста-четыреста долларов в месяц, а за шестьсот работает дипломированный инженер со знанием трех языков из аэрокосмического института. Так что такая привлекательность предложения вполне объяснима. Хм.

— Вот именно. И это не такая большая сумма, можно спокойно пережить трудности первых трех лет ребенка. Она с тем же энтузиазмом будет нянчить и второго малыша, и третьего. Обычно они приезжают с планом заработать несколько десятков тысяч долларов за контракт, но уже не возвращаются на родину. Да и зачем? Живут на полном пансионе, их кормят, покупают одежду, обеспечивают комфортные условия.

— На самом деле, такой вариант мне действительно более чем подошел бы, — размышляю я вслух. — Сплошные плюсы и никаких минусов.

— Только в твоем пассаже не хватает одного важного момента, — замечает вьетнамка.

— Какого?

— Где твоё предложение руки и сердца? — прямо спрашивает До Тхи Чанг, останавливаясь и поворачиваясь ко мне лицом. — Или ты в своих мечтах планируешь заделать ребёнка без всяких обязательств, а потом меня пинком под задницу выгнать?

Её неожиданно прямые слова удивляют меня.

— Неужели ты до сих пор не разобралась, что я не такой человек?

— Разобралась, — спокойно отвечает она. — Но у меня, как у любой женщины, могут быть свои взгляды на жизнь и понимание того, что правильно, а что нет. Для меня появление ребенка идёт в комплекте с неким романтическим предложением. И я говорю сейчас не про банальный секс без обязательств или простое совместное проживание под одной крышей. Хотя мы и так уже живем вместе. Ладно, жду от тебя конкретных предложений по вопросу моей легализации в Китае. Если ты вдруг не понял — я сейчас деликатно намекаю на женитьбу.

— Я бы давно уже предложил, —признаюсь вьетнамке. — Ты мне действительно нравишься, с тобой спокойно и приятно проводить время. Уже молчу про тело и внешность.

— Тело лет через пятнадцать состарится, — бормочет До Тхи Чанг.

— Вот именно поэтому стоит думать о более долгосрочных вещах, — соглашаюсь я. — Но ты же сама постоянно утверждаешь, что любовь для тебя — запретная тема и ничего не значит.

— Ты мне только что убедительно доказывал, что я способна на любовь даже больше, чем ты сам, — вьетнамка толкает меня локтем. — Давай, раскачивай меня, разбуди во мне что-нибудь настоящее!

— Интересную задачу ты подбросила, — смеюсь.

— Кстати. Там, откуда я родом, браки по расчету — самые прочные и долговечные. По любви распадаются в восьмидесяти процентах случаев, а заключенные по разумному расчёту — менее чем в двадцати. Почему-то пары, где люди заранее договариваются, кто и когда будет покупать квартиру и машину, где именно должен родиться ребенок — в Испании или Соединенных Штатах ради получения гражданства — вот именно такие практичные браки держатся дольше.

— В Китае аналогичная ситуация.

— Не волнуйся, я твои слова серьёзно не воспринимаю, — резко бросает вьетнамка, возвращаясь к реальности. — У меня сейчас крупные деньги сгорели на счету криптобиржи, так что все мысли и нервы сосредоточены на этой проблеме.

— Тогда ничего серьёзного сейчас говорить не буду, — решаю я. — Иди-ка сюда, дай я тебя поцелую!

Неожиданно для обоих хватаю её за талию и тяну к себе. Она машинально прикрывает глаза, но уже через мгновение широко открывает их и с силой отталкивает меня от себя:

— Ты вообще нормальный? С головой порядок? — она с красноречивым выражением лица вытирает мою слюну со своего носа.

— Ты мне только что помогла понять одну важную, фундаментальную, возможно, даже основополагающую истину об этом организме. — Восторженно хлопаю себя по животу. — Я понял, что делать стратегически и к чему стремиться на этом этапе. Спасибо.

До Тхи Чанг настороженно косится в мою сторону:

— Не буду спрашивать, что это было. Захочешь — сам расскажешь.