Деревенщина в Пекине 4

Глава 3

Южная Корея. Отель «Кенжин».

Сразу после заселения в наш с Ли Миньюэ номер приходит ассистент японских специалистов.

— Приступаю к работе, — он устраивается в кресле напротив нас. — Вы можете заниматься чем угодно, но поддерживайте постоянную связь. Я должен иметь возможность связаться с вами в любой момент.

— Работать над чем конкретно? — интересуется Ли Миньюэ. — Экспертиза назначена только через два дня.

— Если пациент находится на стационарном лечении принудительно, его медицинская карта обязательно присутствует в едином государственном реестре, — объясняет Сато. — Во-первых, необходима проверка, чтоб исключить коррупционные схемы — лекарства и процедуры стоят значительных денег. Во-вторых, изучив историю болезни, мы сможем оценить компетентность лечащих врачей в ретроспективе. Возможно, получится разыграть вариант с местными: указать им на ошибки деликатно — они отзовут диагноз сами. Хотя это маловероятный вариант, справедливости ради.

— А доступ к закрытой информации вы получите через ваши источники? — уточняю я.

— О чём вы, — ассистент улыбается. — Мы серьёзные люди. У приглашённых медицинских экспертов есть определённые права, сегодня отправляемся оформлять официальный доступ. Наше посольство уже направило соответствующую ноту. Технически всё, что требуется — получить код авторизации к единой базе.

— Спасибо, что внесли ясность, — благодарит моя напарница.

Ассистент достаёт из кожаного портфеля бумаги и протягивает их Ли Миньюэ:

— Необходим контракт, поставьте подпись с двух сторон.

Наблюдая, как спутница подписывает документы, я обдумываю нашу ситуацию и формулирую мысль, которая не даёт мне покоя:

— Не хочу показаться параноиком, но давайте проанализируем вслух. Южная Корея и экзотические страны вроде Узбекистана, Таджикистана, Туркменистана — на первый взгляд между ними нет ничего общего.

— Верно, — кивает ассистент.

— Но если копнуть глубже, выясняется, что во всех этих государствах реальную власть контролируют пятьдесят-семьдесят семейных кланов. В Корее их называют чёболями, в других странах иначе. Суть в том, что когда эти люди чувствуют угрозу своим интересам, страна перестаёт считаться с международным правом и договорами. Приоритетом становится защита элиты, даже если это вредит государству в целом.

Сато Хироши откидывается в кресле:.

— Я не студент политологии, но аналогия не совсем корректна. Если в странах, которые вы упомянули, действительно существует де-факто монархия — с наследственной передачей власти (давайте называть вещи своими именами) — то в Корее ситуация кардинально иная. За последние семьдесят лет практически все президенты этой страны, а их было тринадцать, либо оказались в тюрьме, либо были убиты, либо свергнуты собственным народом. И только одному удалось отработать полный срок без скандалов и мирно уйти на пенсию.

— Возможно, вы правы. Я задал вопрос потому, что у нас в Китае всё-таки существует определённый порядок в подобных делах. По крайней мере, за предпринимательскую деятельность людей не упрятывают в психиатрические лечебницы.

— А по партийной линии? — с многозначительной усмешкой интересуется японец.

— Это другая история. Партия — «служители Бога», аналог его земных наместников. На священное покушаться недопустимо. Но сейчас мы обсуждаем исключительно бизнес.

— Жизненного опыта вам ещё не хватает, прошу простить мою прямоту. Есть фильм конца восьмидесятых, вы его вряд ли смотрели.

Я подбираюсь.

— В нём есть эпизод, где главный герой сталкивается с религиозной сектой. У них завязывается теологический спор, главный герой произносит весьма показательный монолог. Я полностью разделяю эту точку зрения.

— Процитируете?

Сато Хироши прикрывает глаза, затем произносит с театральной выразительностью:

— «Ты веришь в своего Бога? Но он слаб и беспомощен. Мой бог сильнее. Перед ним склоняются все без исключения: президенты и нищие, умные и глупые, народы и государства. Он решает, кто будет жить, а кто умрёт. Твой бог проиграл, потому что мой — реальный и осязаемый!». Дальше сектант удивлённо спрашивает, о каком боге говорит главный герой.

Улыбаюсь, потупив взгляд:

— «Мой бог — это доллар Соединенных Штатов Америки», монолог Джекки Чана, «ДОСПЕХИ БОГА». Дальше он достаёт из кармана один доллар и показывает его оппонентам.

— Тоже смотрели? Здорово. В стране, где мы сейчас находимся, эти правила работают безотказно.

Его слова заставляют меня задуматься.

— Вас не пугает, что о нашем присутствии могли доложить заинтересованным лицам? В Китае подобное уже происходило. Давайте будем честными: я подозреваю, что второй дядя Ли Миньюэ имел или имеет интимные отношения с женой первого. Личная компонента в этом деле определённо присутствует.

Мне мгновенно прилетает звонкая пощёчина от напарницы.

— Как ты смеешь такое говорить! — возмущённо выкрикивает она.

Я спокойно смотрю на Ли Миньюэ, замечая подступающие к её глазам слёзы.

— Но ты же знаешь, что я прав. Именно поэтому ты так агрессивно реагируешь.

— У нас всегда была крепкая семья! Пусть иногда мы и не могли что-то поделить между собой, но… — напарница резко обрывает свою речь, шмыгает носом и виновато смотрит на Сато Хироши.

— На приёме у врача стесняться излишне, — спокойно замечает японец. — Считайте, что сейчас вы проходите медицинскую консультацию.

— Вы уверены, что сможете получить доступ к единому медреестру? — перехожу к следующему вопросу.

— Абсолютно, — отвечает Сато с холодной уверенностью. — Мы не бросам слов на ветер и знаем, как работает процедура. В действительности нет ничего сложного. Просто врачам необходимо лично явиться за допуском, дистанционно он не предоставляется.

— Как только вам предоставят доступ, противоположной стороне обязательно сообщат, что к ним направляется проверяющий.

— Именно для предотвращения подобных осложнений я и приехал. По секрету: неделя работы специалиста моего уровня стоит очень серьёзных денег. Дело даже не в финансовой стороне вопроса — у меня задачи в рамках моей организации и партнёрских структур расписаны на три месяца вперёд.

— Прямо как у высококлассного нейрохирурга, — удивляется Ли Миньюэ.

— Именно так, — без ложной скромности кивает японец. — Можете считать меня врачом высшей категории, в своей области я специалист не хуже. И если я приехал сюда, это означает, что все контакты тщательно проверены, а планы профессиональны.

— Почему вы упоминали неделю работы, если суммарно мы тут на три дня? — не могу не уточнить.

Сато Хироши широко улыбается:

— А вы полагаете, я начал работать над вашим делом только вчера вечером? Не за несколько дней до прилёта в Пекин?

Хлопаю себя по лбу:

— Извините, ночь не спал, голова не соображает.

— Сейчас мы с докторами отправимся в министерство здравоохранения, а после я займусь тем вопросом, который вы справедливо подняли, — продолжает Хироши. — Вы абсолютно правы: заказчики госпитализации вашего дяди могут начать нервничать, а когда люди нервничают, они совершают глупости. Зачастую такие, которые впоследствии им же и вредят.

— Эмоции — непредсказуемая вещь, — соглашаюсь.

— Именно поэтому я буду прилагать максимальные усилия для купирования всех возможных глупостей, которые те люди могут совершить. Некоторые из их действий, кстати, могут сыграть нам на руку. У вас остались какие-либо вопросы по нашему дальнейшему сотрудничеству?

— Вы всё исчерпывающе объяснили, благодарю, — отвечает напарница.

— Превосходно. До завтрашнего дня можете свободно перемещаться по городу. В течение шести часов ожидайте на телефон подтверждение получения допуска нашими врачами. И ещё один момент — можно мне переговорить с вашим коллегой наедине? Сугубо мужской разговор.

— Разумеется, — пожимает плeчами Ли Миньюэ. — Это если бы вы были красивой девушкой, я бы ещё подумала над вашей просьбой.

Мы с Сато Хироши выходим в безлюдный коридор отеля. Ассистент убеждается в отсутствии посторонних, затем говорит:

— Не моё дело, но ночевали вы в Пекине с одной, а сегодня собираетесь спать с другой.

— Пока не понимаю направления вашего вопроса. На всякий случай: право на личную жизнь является неотъемлемым конституционным правом гражданина Китайской Народной Республики.

— Я ни в коей мере не оспариваю ваши права — делайте что считаете нужным, — спокойно отвечает Хироши. — Но специфика моей работы требует просчитывать ситуацию на несколько ходов вперёд: существует определённый риск проиграть и не решить поставленную задачу. А мы свои задачи решаем всегда и любой ценой.

— О каких конкретно рисках речь?

— Глупых отморозков всегда предостаточно, — голос собеседника твердеет. — Взять, к примеру, наркоманов из состоятельных семей, ещё не опустившихся окончательно на дно. У таких есть деньги, связи, относительная неприкосновенность, а родители пока не осознали степень зависимости своих детей. Им шестнадцать-семнадцать лет и по уголовному кодексу они часто получают условное наказание или принудительное лечение. Разбирательства с золотой молодёжью зачастую носят формальный характер — виноватым признают того, кто причинил им вред. Я не исключаю подобный сценарий как одну из реальных зон риска.

Он останавливается и пристально смотрит на меня:

— Скажите, после освобождения дяди вы сразу повезёте его в аэропорт и в Китай?

— Хотелось бы, но к сожалению, сразу не получится. У него наверняка не окажется документов. Сначала нам придётся обратиться в посольство, где в течение суток выдают белый паспорт — проездной документ для возвращения на родину. И только потом…

— Можете ускорить выдачу проездного документа? — резко перебивает японец.

Несколько секунд размышляю, оценивая возможности.

— Наверное, смогу. Но для этого придётся серьёзно напрячься.

— Напрягайтесь. Чем быстрее вы его уберёте из Кореи, тем лучше, — кивает Сато Хироши. — Представьте: вы держали в руках рыбу стоимостью в сто тысяч юаней.

— Не такие уж большие деньги — всего четырнадцать тысяч долларов.

— Хорошо, пусть будет миллион юаней, — повышает ставки ассистент. — Вы её поймали, считали своей добычей, но неожиданно она изворачивается, бьёт хвостом по лицу, ломает вам нос и чуть не выбивает глаз. Более того, она прыгает в воду и уплывает. А вы, допустим, плаваете как акула. Будете стоять и смотреть? Или на эмоциях предпримете попытку вернуть добычу?

— Если я действительно хорошо плаваю, то попытаюсь её догнать, — честно принимаю аналогию с нашей ситуацией.

— Вы сами всё сказали, — вздыхает Сато. — Я серьёзно опасаюсь лишь какого-нибудь примитивного разбойного нападения. В такой ситуации сложно понять, что противопоставить. Наши возможности в плане силового сопротивления здесь крайне ограничены, причина вам ясна. Рассчитывать на помощь местной полиции, думаю, не стоит.

— Конечно, не стоит, — медленно киваю. — Если бы они работали честно, дядю Ли Миньюэ не держали бы в психиатрической лечебнице принудительно. При условии, что он психически здоров.

— Моя оценка того, что они пойдут на открытый конфликт, около пяти процентов, — размеренно заключает Хироши. — Но мне платят именно за то, что я предусматриваю абсолютно всё до деталей. Мелочей не бывает.

Японец держит паузу, раздумывая.

— Займитесь оформлением белого паспорта, а дальше будем принимать решения по ситуации, — продолжает он. — Я, конечно, надеюсь, что до кинематографических сценариев не дойдёт — типа доставки в аэропорт на вертолёте. Однако, рассчитывая наиболее вероятное, не стоит забывать и об экзотике; мой опыт говорит, толще план — целее голова.

— Хорошо, — киваю я. — Но к чему вы начали весь этот разговор про женщин?

— Допустим, всё развивается по наихудшему сценарию и происходит какая-то потасовка. Вы со своей сегодняшней подругой становитесь свидетелями того, как я или защищающие вас врачи нарушим местное законодательство. Из Японии экстрадиции нет, а если нам закроют Корею, мы особо ничего не потеряем. Просто возьмём с вас деньгами.

— Продолжайте.

— Проблема в том, что у Кореи существует обширный список государств с действующими соглашениями об экстрадиции. Соответственно, вместе с Кореей для нас автоматически закроются и эти страны.

— Не поспоришь.

— Даже если мы будем полностью отстаивать ваши законные интересы, на это никто не обратит внимания — нас по-любому объявят виноватыми. Не глядя, кто прав. Вы понимаете, чем это может закончиться?

— Понимаю, но пока не улавливаю связи со своей личной жизнью.

— Представьте ситуацию: вы благополучно возвращаетесь в Китай, а ваша спутница в туфлях от Кристиана Лубутена с позолоченными каблуками поднимается в вашу очаровательную двухместную комнату, где случайно сталкивается с вьетнамкой, с которой вы сегодня так живописно шуршали одеялом.

— Да если бы шуршал! — не сдерживаюсь.

— Шуршали, шуршали! — твёрдо заявляет японец. — Даже если это не так, поверьте моему опыту — достаточно самого факта женщины на территории. У этой, — кивок назад на двери номера, — на вас виды, и как вы думаете, может ли она в приступе неконструктивной женской истерики начать манипулировать фактами, которые дискредитируют нас? Напоминаю: она была свидетелем наших действий, которые нарушают корейское законодательство.

— Чёрт, об этом я даже не подумал, — признаю очевидное.

— Вы ещё очень молоды. Обычно в вашем возрасте в известных ситуациях мозги полностью отключаются. Ни в коем случае не осуждаю — сам через это проходил.

Хочется возразить, что всё далеко не так, но он по сути прав.

Женщины обижаются не на то, что ты сделал, а на разницу между их ожиданиями от тебя — и реальностью. И самое печальное…

— … совершенно не имеет значения, насколько эта женщина неправа в своих претензиях, — продолжаю за него. — Если она чего-то хочет и ожидает, то всё. В случае возникновения дельты между тем, что она хотела получить и что получила в действительности, последствия могут быть катастрофическими.

— Хорошо, что вы меня понимаете, — серьёзно говорит собеседник. — Позвольте личный вопрос: вы спали с ней? — он снова указывает в направлении двери Ли Миньюэ.

— Это действительно принципиальный вопрос? Считаете, нам стоит это обсуждать? Я молчу о такте и границах приватности.

— Стоит, поскольку от вашего ответа зависит моя стратегия.

— Нет, пока не успел. Но сегодня всерьёз собирался, потому что… — выдерживаю паузу, размышляя, стоит ли посвящать японца в подробности личной жизни. — Ладно… С вьетнамкой ничего не было. С этой сегодня планировал.

— Странно, — походя впечатляется Хироши. — Спасибо за откровенный ответ. В таком случае прошу вас воздержаться и от близости с Ли Миньюэ, желательно — всю ближайшую неделю.

— Какая нетривиальная просьба, — хмыкаю. — Хироши-сан, я гораздо эффективнее, когда полностью проинформирован и понимаю суть происходящего. Мне нужны подробности.

— Вы вытащите её дядю, потратите какие-то собственные деньги, абсолютно бескорыстно поможете, ничего не получив взамен — я правильно понимаю ситуацию? Если оставить ваши с ней отношения на текущих позициях?

— Да, — подтверждаю. — Начнём с того, что сама ситуация мне интересна. Но даже если отбросить это, остаются связи семьи Ли Миньюэ в Китае. Не самые влиятельные, но имеющие выход на Центральный Комитет — а я как раз закладываю фундамент своей карьеры. Считайте это инвестицией в будущее, хотя интимная сфера представляет самодостаточную мотивацию.

— Понимаю ваши соображения, поэтому и прошу воздержаться неделю, — настаивает он.

— Почему? С какой целью?

Японец останавливается возле двери своего номера и поворачивается ко мне.

— Посмотрите: по факту всё организовано вами. Вы сумели мобилизовать нас практически на пустом месте. Кстати, снимаю шляпу перед вашим кругозором и тем, что вы смогли связаться с Цукиокой Ран, через неё выйти на нас. Это высший пилотаж — в определённом смысле я мог бы считать вас коллегой, будь вы постарше и не из Китая.

Он открывает дверь и жестом приглашает меня продолжить разговор в номере.

— Скажите, что будет думать о вас ваша напарница, если вы с ней сегодня не переспите? Не стесняйтесь в формулировках.

Незаметно для себя устраиваюсь за столом.

— Я стану для неё близким к божеству, — медленно отвечаю. — Она будет ронять слюни и слёзы, искать объяснения в стереотипах. Она старше, я младше, а в Китае это крайне важный фактор. Буквально вчера у меня был разговор с двадцатисемилетней девушкой. Для неё, оказывается, я второй сорт в иерархии приоритетов. Потому что ей нужно всё здесь и сейчас — женский век короток, она хочет семью, большой дом, путешествия. Я смогу дать ей всё это с лихвой лет через пятнадцать-двадцать, вот только тогда я буду в самом расцвете сил, а она, увы, уже нет.

— Время — дорогой ресурс, отлично, что вы это понимаете, — кивает японец. — Ответ на свой вопрос я услышал. Значит, вы согласны, что эта китаянка будет вас обожествлять? Это идеальный сценарий для меня. Как ваш партнёр в теме, хочу, чтобы всё развивалось именно так. Тем более, как вы сами сказали, о браке речи нет.

Сато Хироши садится напротив.

— И по поводу услышанного, насчёт двадцатисемилетней вчера. Если бы я знал о ваших многочисленных романтических связях, я бы не взялся за ваше дело. То, каким я вас видел в Японии — одна ситуация. А сейчас, наблюдая ваши похождения, я понимаю, что это потенциальное минное поле на ровном месте. Всё что угодно может произойти. Уже жалею о согласии на эту задачу.

— Не поверите, ни одну ещё не поимел в том смысле, о котором вы говорите. Только присматриваюсь.

— Ещё хуже, — отвечает Хироши. — Не буду разбираться, что в вас работает неправильно, но если отсутствует закономерное технологическое завершение цикла, предусмотренное разработчиком, — он поднимает палец вверх, подразумевая бога, — значит, в системе есть серьёзные сбои.

— Считайте, что я рано повзрослел, и ментально ближе к вам, чем к ровесникам, — отмахиваюсь. — Иногда рулит голова, а не инстинкты. Сегодня вьетнамку будить не стал, понимая, что мы не одни в номере — это одна из причин.

Не объяснять же технические детали.

— Возвращаясь к Ли Миньюэ: когда вы поможете ей абсолютно бескорыстно, любые попытки дискредитации с её стороны станут неприемлемыми для неё самой. Чёрная неблагодарность — это не про неё история.

— Пожалуй, соглашусь. Плюс я знаю её как личность, она точно не способна на подлость — особенно когда я выше в иерархии благодарности.

— Именно. А если вы с ней сегодня переспите, то из разряда недосягаемого божества, превосходящего её во всех планах, перейдёте в категорию равных или даже ниже. Вы только что рассказали о ситуации, где для двадцатисемилетней оказались вторым сортом.

— Интересная логика.

— Когда-нибудь она будет стара, а вы молоды; захотите семью, а у неё климакс наступил два года назад. Но это будет потом. А сегодня, здесь и сейчас, её рыночная стоимость в рынке отношений выше вашей — при условии сексуального паритета. Для этой китаянки вы остаётесь недосягаемым, пока с ней не переспите. Если же это произойдёт, вы попадаете в уязвимое положение, а вместе с вами и мы. Именно поэтому я вас прошу нас в него не ставить. Вашим будничным сексом для развлечения.

— А почему именно неделя? Через два дня, если всё получится, мы забираем дядю. Кстати, вы не представляете, каких усилий будет стоить получение белого паспорта, чтобы документ ждал его прямо в посольстве — это к слову.

Ответственного в посольстве можно напрячь через безопасность — хоть через нашу дипломата-третью секретаря тут, хоть через пекинского знакомого. Сам документ консул эмитировать заранее в состоянии, просто простимулировать надо (личные контакты рулят).

Потребуется биометрия дяди, но и это можно устроить за деньги — в китайских базах есть всё, вплоть до анализа походки, голосового образца и скана радужной оболочки глаза. Главное — знать, к кому обращаться.

— Я рад, что у вас нет вопросов по сути, только по срокам, — ровно отвечает японец. — Конкретный момент возможной интимной связи с Ли Миньюэ уточню, когда ваш самолёт войдёт в воздушное пространство Китайской Народной Республики — я суеверен. Спасибо за понимание.

Сотовые сети станут доступными лишь после посадки, а спутникового телефона у меня нет. Всё это я удерживаю в себе и дипломатично не говорю вслух.