Деревенщина в Пекине 4

Глава 2

Сын налоговика поднимается из-за стола и уверенным шагом направляется к советнику по стратегическому планированию.

— Добрый вечер, госпожа Го, — сын налоговика приближается с почтительным поклоном. — Меня зовут Хоу Ган, студент четвёртого курса Центрального университета финансов и экономики. До меня дошла информация, что вы ищете перспективного и грамотного аспиранта для серьёзного исследовательского проекта.

Го Жуйсин медленно поворачивается к нему, в её глазах появляется искра заинтересованности.

— И где же вы это услышали? — с лёгким недоумением поднимает бровь профессор.

— Протокол заседания научного совета университета. У меня имеется соответствующий допуск, я ознакомился с обсуждаемыми вопросами.

— Интересно. Какая именно тематика вас привлекает?

— Неоднозначность экономических перспектив Китайской Народной Республики в контексте торговых противоречий с Соединёнными Штатами и роль органов государственной безопасности в процессе формирования положительного сальдо торгового баланса страны.

— Вы действительно уверены, что способны потянуть исследование подобного масштаба и сложности? — в тоне слышится вызов. — Это требует доступа к закрытой статистике и глубокого понимания макроэкономических процессов.

— У меня есть небольшое преимущество. Во-первых, мой отец возглавляет налоговое управление Пекина, что даёт мне доступ к релевантным данным и экспертному мнению. Во-вторых, у меня есть друзья в профильных структурах, занимающихся этими вопросами на практическом уровне. — Хоу Ган переводит дух. — Они не делятся подробностями работы, но я наблюдаю, какие колоссальные усилия предпринимает наша республика для того, чтобы китайские капиталы за рубежом были защищены столь же надёжно, как и внутри страны.

Профессор Го Жуйсин внимательно изучает лицо молодого человека, оценивая искренность слов. В её глазах читается профессиональный интерес к потенциальному исследователю.

— Позвольте задать прямой вопрос, — она наклоняет голову. — Что движет вашим интересом к данной проблематике? Какова ваша личная мотивация для изучения столь сложных макроэкономических процессов?

— Знаете, у меня есть чёткие предпочтения в отношении социально-экономических моделей, — начинает парень откровенно. — Я восхищаюсь людьми, создавшими миллиардные состояния, и категорически не приемлю нищету как социальное явление. Я понимаю, на первый взгляд может показаться, что у меня с детства булки росли на деревьях и всё доставалось без особых усилий.

Го Жуйсин, не скрывая легкой улыбки, подносит к губам бокал с белым вином. Хоу Ган безошибочно читает её мысли — она размышляет о типичности подобных заявлений от представителей привилегированных семей.

— Да, я никогда не голодал, никогда не пас свиней, как один мой недалёкий знакомый с севера. Никогда не работал на комбайне, не знаю с какой стороны к нему подходить, как его заводить и как он едет. Но я люблю тех, у кого есть миллионы долларов, не за деньги, а за те качества, которые им позволили заработать.

Профессор ставит бокал на столик у окна и поворачивается всем корпусом.

— Вы можете привести конкретные примеры таких людей, поднявшихся с самого дна социальной лестницы? Я сейчас говорю про ваших реальных знакомых.

— Взять хотя бы отца моей невесты, — звучит конкретное имя. — Его биография — классический пример китайского экономического чуда. Начинал практически с нуля на полях и сумел создать целое состояние благодаря упорству и предпринимательскому таланту.

— Хорошо, ваша позиция действительно интересна.

— Знаете, в одной стране — не будем её называть — популярна шутка о том, что революцию совершили исключительно для того, чтобы покончить с богатыми.

Профессор Го слегка приподнимает бровь:

— И какова, по вашему мнению, логика подобного подхода?

— Существует мнение, что представители состоятельных слоёв в той стране олицетворяли собой концентрацию пороков. Они почивали на лаврах унаследованного богатства и демонстрировали отвратительное поведение по отношению к менее обеспеченным людям.

— Да ну?

— Я далёк от экспертизы в области международных отношений, но понимаю, что там накапливались социальные противоречия между различными стратами общества. Ситуация развивалась в направлении, которое неизбежно привело социальным потрясениям.

— И к чему вы ведёте?

— А к тому, что для своей страны я хочу другого! Моя мечта — чтобы в Китае не было бедности.

Го Жуйсин скрещивает руки и смотрит на собеседника с откровенным скептицизмом:

— Считаете ли вы подобную цель достижимой в современных социально-экономических реалиях?

— А почему бы и нет? — с воодушевлением отвечает Хоу. — Возьмите Сингапур, где каждый шестой житель является миллионером. Я мечтаю о том, чтобы в нашей стране каждый второй гражданин достиг подобного уровня благосостояния.

Профессор качает головой с выражением разочарования на лице:

— Простите за излишнюю прямоту, но ваши планы демонстрируют фундаментальное непонимание макроэкономических принципов, — говорит она со вздохом. — Население Сингапура составляет приблизительно шесть миллионов человек, в то время как население Китая приближается к полутора миллиардам. Для сравнения: только в Шанхае проживает в четыре раза больше людей, чем во всём Сингапуре. Масштабируемость экономических моделей имеет свои объективные ограничения.

Хоу Ган не сдаётся и пытается найти исторические аналогии:

— Но когда председатель Мао провозглашал политику «Большого скачка», разве это считалось реалистичной целью?

— Те задачи были гораздо более осуществимыми с технической точки зрения, нежели ваше предложение, — сухо парирует профессор. — Хотя и там имелись серьёзные просчёты в планировании.

— Хорошо, — соглашается сын налоговика, — допустим, сегодня это действительно неосуществимо. Но, возможно, трансформация станет реальностью через поколение или два при правильной стратегии развития?

Го Жуйсин задумчиво смотрит на него несколько секунд, оценивая настойчивость и искренность убеждений. Затем достаёт из сумочки смартфон и открывает приложение с QR-кодом.

— Я вас выслушала, — она демонстрирует экран телефона. — Вот мои контактные данные. Свяжитесь со мной в четверг после двадцати одного часа. У нас будет возможность обсудить потенциальное сотрудничество более детально.

— А если вы не сможете ответить на звонок? — с беспокойством интересуется студент. — Я не сомневаюсь, что такая женщина, как вы, может быть занята в указанное время.

— В таком случае на следующий день в обеденное время приходите в Пекинский университет, на кафедру экономической политики. Сможете?

— Смогу, но разве меня пропустит охрана на входе? Ведь я не являюсь студентом вашего университета.

— Это не проблема, — отмахивается профессор. — Предъявите айди карту охране и сообщите, что вы потенциальный соискатель. Я заранее предупрежу службу безопасности, вас пропустят на территорию. Единственное условие — не опаздывайте. Пунктуальность является первейшим требованием к любому серьёзному исследователю и эта встреча в первую очередь нужна вам, а не мне.

— Я вас услышал. Благодарю за уделённое время, — кивает Хоу Ган.

Го Жуйсин направляется к своему столику, Хоу Ган провожает её взглядом. Глядя на удаляющуюся фигуру, сын налоговика ловит себя на мысли, что вечер складывается успешнее, чем он изначально ожидал.

Полагаться всю жизнь исключительно на отцовские связи и ждать, что родитель продвинет его по карьерной лестнице — крайне недальновидная стратегия. Хоу Ган прекрасно знает историю о корейском монументе в Пхёнане, посвящённому китайским добровольцам в Корейской войне. Среди павших оказался родной сын самого Мао Цзэдуна.

Казалось бы, великий отец помог устроить сына на тёплое место, обеспечил ему карьеру — но даже при всех талантах молодого человека история закончилась трагически.

Эта научная работа принесёт ему двойную выгоду. Во-первых, значительно повысит его личные шансы в жёсткой конкуренции за престижные должности в китайском обществе. Во-вторых, у него зреет интересная идея о будущем экономического развития.

Хоу Ган не считает себя выдающимся экономистом, но в университете он изучал международное разделение труда и специализацию различных регионов в технологических отраслях. Он интуитивно понимает важные закономерности, хотя не владеет профессиональной терминологией для их описания. Ему не хватает знаний в области этнопсихологии, но как умный молодой китаец он ясно видит суть проблемы.

По его мнению, будущее лежит в объединении сильных сторон разных народов. У китайцев прекрасные практические навыки, железная дисциплина и доступ к финансовым ресурсам. Однако есть одна серьёзная проблема — тому, кто отлично работает в потоке, часто не хватает эвристического мышления.

Хоу Ган помнит материалы о военном сотрудничестве между Китаем и Россией, которые ему довелось видеть через семейные связи. Там прямо говорилось: если во время учений вывести из строя китайских командиров среднего звена, подразделения моментально теряют боеспособность.

Эту особенность замечали все. Сначала думали, проблема в недостаточной подготовке, в пробелах военного образования личного состава. Но когда провели глубокий анализ, выяснилось, что всё чуть глубже…

Зато китайцы превосходят всех в усидчивости, трудолюбии и исполнительности. И наоборот, существуют места на планете, где восемьдесят процентов населения — потенциальные гении. Однако эти гении, подобно средневековым суфиям, могут сидеть на берегу канала в лохмотьях и ничего не делать, оставаясь при этом совершенно довольными жизнью.

Следующий этап развития цивилизации, убеждён Хоу, принадлежит сотрудничеству разных культур. Гениальный разработчик с мощным творческим потенциалом определяет правильную концепцию, задаёт направление исследований. А трудолюбивый и способный исполнитель из Поднебесной, имеющий доступ к неограниченным ресурсам, экономит годы лабораторных экспериментов.

Вместо того чтобы перебирать тысячи вариантов наугад, он сразу начинает с правильного решения.

Возможно, это звучит слишком амбициозно, но Хоу искренне верит, что именно в этом направлении лежит будущее. Он никогда не делился этими мыслями ни с кем — подобная точка зрения крайне непопулярна в современном китайском обществе. Однако про себя он твёрдо убеждён в правильности своих выводов и планирует строить жизнь, исходя из этого понимания.

Его стратегия рассчитана на ближайшие двадцать-тридцать лет. К тому времени он намеревается оказаться на вершине того направления, которое станет доминирующим в общественной жизни.

В Китаеи между этим идёт конкуренция.

Примером успеха может служить Джек Ма, который сумел создать империю Alibaba и долгое время оставался одним из самых влиятельных людей страны. Но тот же Джек Ма демонстрирует и пример проигранной конкуренции в общественно-политической сфере — его конфликт с властями показал, что даже самые успешные предприниматели не застрахованы от падения.

А ведь Хоу Ган искренне считает, что ему ещё предстоит вывести из-под удара отца своей невесты.

Внезапно за его спиной раздаётся звон разбивающегося стекла и пронзительные женские крики, которые мгновенно вытаскивают парня из мыслей. Резкие звуки разлетаются по залу, заставляя гостей замирать с бокалами в руках и оборачиваться в поисках источника шума.

Хоу Ган молниеносно поворачивается и видит картину, которая повергает его в состояние шока.

Ван Япин повалила на пол какую-то незнакомую девушку и, сидя верхом на поверженной сопернице, яростно вцепилась в её волосы, испортив причёску. Её маникюр превратился в оружие — длинные накрашенные ногти угрожающе тянутся к лицу жертвы.

Ошеломлённые гости, среди которых он узнаёт влиятельных чиновников и бизнесменов, наблюдают за сценой. Их лица выражают смесь недоумения, возмущения и плохо скрываемого любопытства.

Официанты в белых перчатках стоят в растерянности, не зная, как реагировать на подобную ситуацию в столь респектабельном месте.

За несколько минут до этого…

Ван Япин остаётся сидеть за столом, потягивая белое вино и не спуская внимательного взгляда с жениха. Наконец его продолжительная беседа с профессором Го Жуйсин подходит к завершению — влиятельная чиновница возвращается на своё место за столом президиума, а Хоу Ган застывает у панорамного окна.

Он явно не торопится возвращаться к невесте, задумчиво вглядываясь в мерцающие огни ночной столицы.

Япин принимает решение самостоятельно подойти к нему и выяснить детали разговора. Когда она поднимается из-за стола с бокалом в руках, до неё доносятся отголоски оживлённой беседы двух девушек её возраста с соседнего столика. Их голоса звучат достаточно громко, чтобы случайно подслушать разговор.

— … ой, скоро прижмём к ногтю всех этих толстопузиков, — торжествующе говорит одна из собеседниц. — В Пекине уже четырнадцать крупных компаний переведены в категорию неблагонадёжных, у них заблокированы все банковские счета. Рано или поздно владельцы отдадут всё — их частные предприятия перейдут под государственное управление. А для управления государственным бизнесом потребуются новые руководящие кадры — целые структуры с расширенным штатом.

— Подожди, уже четырнадцать компаний? — с удивлением переспрашивает собеседница. — Три недели назад было девять. Вот это скорость!

— Разумеется, мы не стоим на месте, — с гордостью отвечает первая. — В ближайших планах — захват двух популярных видеохостингов, одной из ведущих сетей супермаркетов и строительной компании с безупречной репутацией.

Ван Япин замирает как вкопанная. Отец неоднократно с гордостью рассказывал ей, что его строительная компания имеет одну из лучших репутаций в своей сфере деятельности. Тревожная мысль закрадывается в её сознание — не об их ли семейном бизнесе идёт речь?

Отец когда-то детально объяснял ей механизм государственного поглощения частных компаний. Когда государство берёт под контроль успешное частное предприятие, туда назначают не самых квалифицированных управленцев, а «нужных людей» — родственников влиятельных чиновников, друзей семьи, тех, кто гарантирует политическую лояльность системе.

Существует простое и мудрое правило ведения бизнеса: «Если система эффективно функционирует — не вмешивайся в её работу». Однако этим принципом систематически пренебрегают в угоду политическим соображениям. Результат всегда предсказуем: компания, которая стоила миллиард долларов и приносила стабильную прибыль, через два года оценивается всего в двести миллионов. Падение стоимости в пять раз становится нормой, прибыли предсказуемо скатываются в отрицательные величины.

Чтобы скрыть провальные результаты управления, составляются фальсифицированные отчёты — на бумаге демонстрируется доход там, где в реальности царят убытки. Подобное происходит не с единичными предприятиями, а с десятками компаний одновременно.

На фондовой бирже отчётливо видна общая тенденция падения реальной капитализации.

Однако власти предпочитают хранить молчание. Признать собственные ошибки означало бы признать неверную политику партии. Если правда выйдет на поверхность, иностранные инвесторы немедленно выведут капиталы из страны и даже терпеливые китайские граждане могут начать задавать крайне неудобные вопросы о компетентности руководства.

Отец объяснял простую арифметику социальной стабильности: если одиннадцать миллионов человек — что составляет лишь половину населения Пекина — одновременно выразят возмущение, никакая армия физически не сможет подавить такое восстание. Просто не хватит ни боеприпасов, ни топлива для бронетехники, чтобы контролировать подобные масштабы народного недовольства.

Поэтому в настоящий момент частные компании, которые ранее генерировали реальную прибыль, после национализации продолжают функционировать в убыток. На бумаге рисуются привлекательные показатели доходности, но это всё откровенная ложь.

Ван Япин прекрасно понимает долгосрочные последствия: через несколько лет, когда потребуется оказать помощь пострадавшим регионам — например, после катастрофического наводнения в провинции Сычуань — реальных денег не окажется. Из нарисованных на бумаге прибылей рис для голодающих не купишь — требуются настоящие финансовые ресурсы, которых попросту нет.

Не будет в будущем, когда понадобятся.

Фиктивный ВВП и липовые прибыли представляют собой экономическую бомбу замедленного действия, которая рано или поздно взорвётся.

Но сейчас её волнует исключительно одно: семейная компания отца, которая по праву должна достаться ей, находится под прицелом. На неё положили глаз наглые и беспринципные люди, привыкшие добиваться своего любой ценой. И она категорически не намерена с этим мириться.

Алкоголь в крови трансформируется в непосредственный механизм принятия радикальных решений — по кратчайшему пути, без дипломатии, предупреждений и переговоров. Ван Япин поворачивается к стоящему у стены роялю, делает последний значительный глоток вина и предусмотрительно ставит хрустальный бокал на полированную поверхность инструмента.

Решительными шагами она направляется к столику, за которым ведут свою откровенную беседу самоуверенные дамы. Коротким резким движением она переворачивает стол в их сторону, даже не удосуживаясь посмотреть, куда разлетаются тарелки, бокалы и столовые приборы.

Раздаётся оглушительный звон разбивающегося хрусталя и фарфора.

Даже не задумываясь о том, где находится и какие могут быть последствия, Япин стремительно бросается на говорившую и одной рукой вцепляется ей в горло, а второй хватает за уложенные волосы, резко дёргая причёску максимально вверх.

Стул опрокидывается, увлекая за собой обеих дерущихся участниц банкета. Болтливая китаянка пытается отбиться от внезапной и яростной атаки, но её попытки остаются тщетными перед лицом разъярённой противницы.

Обернувшись на звуки разгорающегося скандала, Хоу Ган застаёт свою невесту в крайне компрометирующем положении. Ван Япин находится верхом на поверженной сопернице, яростно пытаясь дотянуться накрашенными ногтями до её лица. Вечернее платье задралось самым неподобающим образом, обнажив стринги Япин для всеобщего обозрения собравшихся высокопоставленных гостей.

Противоречивые чувства захлёстывают его голову. С одной стороны, неприятно, что все присутствующие видят интимные подробности его будущей супруги — чтобы сказать ну очень мягко.

Репутационные издержки могут оказаться катастрофическими для всей семьи.

Но с другой стороны он мысленно сам себе завидует — какая классная у него будет жена. Если иметь в виду контуры фигуры.

Сын налоговика достаточно хорошо изучил характер своей девушки за время их отношений. Именно поэтому сейчас, оставаясь всю жизнь убеждённым атеистом, он мысленно взывает ко всем возможным высшим силам с единственной просьбой: пусть за этим неожиданным и шокирующим поступком стоит хотя бы какое-то разумное объяснение, которое поможет сгладить последствия произошедшего.

— Считайте, что вам повезло, — один из организаторов банкета обращается к сыну налоговика, его голос звучит строго, но без агрессии. — Мы не можем допустить, чтобы подобный инцидент получил публичную огласку, поэтому никакой речи о вызове правоохранительных органов и официальных разбирательствах быть не может.

Хоу Ган смотрит на невесту, которая сидит, устремив взор в пол. Затем встречается глазами с хмурым отцом пострадавшей. Все участники конфликта находятся в одной комнате, но атмосфера накалённой враждебности уже спала — никто больше не демонстрирует агрессивных намерений.

— Да, я полностью понимаю вашу позицию, — отвечает Хоу с искренним сожалением. — Приношу глубочайшие извинения за произошедшее.

— Я знаю, что вы молодой человек с головой на плечах, но всё же позволю себе напомнить основополагающий принцип, — продолжает организатор. — У нас не принято применять физическую силу в решении спорных вопросов, поскольку на подобных мероприятиях собирается элита Китайской Народной Республики. В нашем обществе принято достигать договорённостей путём переговоров. И даже если кто-то откровенно неправ, к нему нельзя применять принуждение по одной фундаментальной причине — это создаёт опасный прецедент.

Хоу Ган утвердительно кивает, демонстрируя полное понимание сказанного.

Позиция говорящего представляется ему предельно ясной. Если бы сейчас были вызваны правоохранительные органы, подробности драки попали бы в СМИ и, как итог, сын главного налоговика Пекина вместе с его будущей супругой оказались бы наказаны.

Это, в свою очередь, установило бы крайне нежелательный прецедент в обществе. Простые граждане поняли бы, что представителей элиты, получается, можно привлекать к ответственности наравне с обычными людьми. Китайская коммунистическая партия не для того сто лет шла к власти через кровь и страдания, чтобы легко отказаться от неприкосновенности своих представителей.

— Ваши дальнейшие переговоры меня не касаются, — заключает организатор. — Каким образом вы урегулируете данную проблему — исключительно ваше дело.

После этих слов он покидает комнату, оставляя сына налоговика с невестой наедине с пострадавшей стороной и её отцом.

— Япин, объясни, что вообще между вами произошло? По какой причине ты так поступила? — обращается к ней Хоу Ган, его голос звучит озабоченно.

Невеста поднимает совершенно спокойный, холодный взгляд — в нём нет ни капли раскаяния или смущения:

— Пока мой отец проводит бессонные ночи, размышляя о том, как сохранить семейный бизнес, она, — резкий кивок в направлении растрёпанной девушки, — сидит на банкете и с довольной улыбкой рассказывает о том, как скоро частные компании будут национализированы государством. При этом она говорит не как сторонний наблюдатель, а как непосредственный участник процесса.

— Госпожа Ян, это правда? — напрямую обращается сын налоговика к пострадавшей.

Вместо ответа девушка демонстративно отворачивается в сторону. В правдивости слов невесты сомневаться не приходится — её реакция красноречивее любых признаний.

— Да, у нас с отцом не самые идеальные отношения, но я его по-настоящему люблю, — продолжает Ван Япин, глядя прямо на жениха. — И я ежедневно наблюдаю, как он буквально убивает себя из-за происходящего. А как бы ты поступил, оказавшись на моём месте?

— Честно говоря, не знаю, — признаётся Хоу после паузы.

— Папа создавал этот бизнес с нуля, вкладывая в него долгие годы своей жизни. И ради чего? Чтобы однажды кто-то просто отобрал всё, растоптал и уничтожил плоды его труда? — голос невесты звучит твёрдо и решительно. — Эти люди не умеют вести бизнес, всё обесценивается в их руках за несколько лет. Я не понимаю логики: зачем отбирать всё у честных предпринимателей? Это закладывает мину замедленного действия под экономику будущих поколений!

В комнате воцаряется тягостное молчание. Хоу Ган молча переводит взгляд на отца разговорчивой девицы, который в свою очередь плотно сжимает губы и бросает на дочь многозначительный взгляд, полный предупреждения.

— Вы же понимаете, что даже если ваши слова соответствуют действительности… — наконец осторожно начинает он.

— Это абсолютная правда! — резко перебивает его Япин.

— Особенно если это правда!.. подобные вещи категорически нельзя произносить вслух, — как ни в чём не бывало продолжает мужчина в тёмном костюме.

Хоу Ган опускает глаза, обдумывая варианты.

— Моя невеста доставляет мне множество проблем своим поведением, — медленно говорит он. — Знали бы вы, сколько подобных историй я мог бы рассказать. Но если рассуждать объективно, без предвзятости, то её слова звучат весьма убедительно. Получается, что те, кто сейчас так себя ведёт, живут по принципу «на наш век хватит, а после нас хоть потоп». Они проедают будущее нашего поколения за последствия которого сами не будут расплачиваться — их уже не будет в живых. А расплачиваться придётся нам, их детям, внукам и правнукам.

— Независимо от того, сколько истины содержит данный анализ, даже если он правдив на все сто процентов, это не те вещи, которые можно обсуждать в Китайской Народной Республике, а тем более в подобном месте, — холодно отвечает отец пострадавшей. — Я бы категорически не советовал размахивать красной тряпкой перед драконом, обвиняя его в том, что он слишком много и неаккуратно ест. Не думаю, что это разумная стратегия.

Он делает значительную паузу, а затем добавляет с едва уловимой угрозой в голосе:

— Слава богу, сегодня, уважаемый гражданин Китая, мир остаётся открытым. Считайте это дружеским намёком. На границе желающих уехать за руки никто не держит и остаться не призывает.