Дарханы. Академия Четырех богов

Глава 9. В которой вода и огонь — хорошие слуги, но плохие повелители

К вечеру десятого дня судно снова захватила качка. Штиль быстро закончился, и я, сначала мысленно изо всех сил подгонявшая ветер и корабль к берегам Итенского архипелага, мечтая завершить невыносимое путешествие и как можно меньше сталкиваться с Бьёрном — теперь взмолилась, чтобы ветер стал потише!

Не надо так буквально понимать мои слова, боги!

Корабль под всеми парусами тащило вперёд так, что даже матросы начали сновать по мачтам куда беспокойнее, и я целыми днями просиживала в каюте, в сотый раз делая вид, что читаю книгу, а по большей части размышляя о происходящем, о том, что предстоит… и отгоняя дурацкие видения Бьёрна, который цепко посадил меня на крючок.

Никогда раньше молодой человек, который был мне хоть сколько-нибудь симпатичен, не вел себя так равнодушно и отстраненно, как этот сероглазый дархан. И если раньше я считала его способ общения своеобразным заигрыванием, то с каждым проходящим днём, в который Бьёрн продолжал игнорировать моё существование, эта уверенность таяла.

Даже подтрунивать, заставляя называть его “мой господин”, Бьёрн не утруждался — просто был вечно занят с матросами на палубе или обсуждал что-то с капитаном или боцманом.

Может, им там, в монастыре, напрочь отшибают интерес к девушкам?

Всё ради власти. Ради магии. Ради Четырёх богов.

Ночью я проснулась от того, что мы падали в пропасть. Сердце перестало биться, и даже закричать не удалось. После падения раздался грохот — и я всерьёз ждала, что корабль прямо на глазах разорвёт на части. Доски скрипели и шатались так отчаянно, что я помертвевшими пальцами вцепилась в койку, не в силах даже помолиться.

Кому молиться? Четверым? Ао и Теа? Кто теперь ближе, когда мы так далеко от дома и так близко к неведомому мне Сеттеръянгу — городу богов?!

Снова тошнило, и даже способ Бьёрна одолеть дурноту помогал слабо.

Новое падение заставило снова замереть и не дышать, ужас сковал по рукам и ногам, и я едва могла пошевелить губами. Почему никто не орет от ужаса?! Мы сейчас потонем, мы разобьёмся в щепки, а до берега ещё наверняка так далеко!

Все попытки дышать и успокоиться пошли прахом, когда корабль снова грохнулся о воду с высоты и мелко задрожал. Треск раздался где-то надо мной, и я зажмурилась, до ужаса боясь увидеть, как палуба рассыпается на части.

Когда я с трудом выбралась наверх, боковые волны перекатывались прямо через палубу, едва не смывая матросов, которые хватались за все снасти на ходу и что-то громко орали друг другу. В ночном мраке судорожно мелькали закрытые стеклом фонари, которые то и дело заливало водой, и я даже не знала, хочу ли что-то видеть или лучше зажмуриться и не знать, несется на тебя гигантская волна или нет.

Корабль снова швырнуло вниз, и я заорала, но мой крик тут же потонул в грохоте парусника о воду. Меня отшвырнуло к борту, я больно ударилась лбом, но это было неважно. Вцепившись намертво в какой-то канат, я пыталась разглядеть во мраке Бьёрна или хоть юнгу, но все пробегавшие матросы были заняты попытками забраться на мачты и свернуть паруса.

Где-то надо мной торчал капитан, и я попыталась добраться до него, но меня тут же осадили и истерично наорали: “Вернись в каюту, живо!”. Изо всех сил я пыталась понять по лицам моряков, мы правда можем погибнуть или этот грохот для них привычен, но дождь только хлестал по щекам, не позволяя разглядеть что-то дальше своей руки.

Позади раздался смех, и я оторопело обернулась.

— Давай, давай, я за тобой, — бросил знакомый голос.

— Бьёрн! — крикнула я ему, прикрывая глаза от брызг и ветра.

Он не слышал, и я, пошатываясь, бросилась в его сторону. Кто-то едва не сшиб меня с ног, но мне во что бы то ни стало надо было добраться до светловолосого дархана — единственного, которого я знала достаточно хорошо, чтобы потребовать ответ!

Одного из матросов тошнило, а я поняла, что ужас настолько скрутил всё в тугой узел, что от страха смерти исчезла и дурнота. Хотелось только орать, когда палуба снова исчезала из-под ног.

— Бьёрн! — провопила я снова, видя, что он совсем недалеко. Поднялась, дождавшись, когда волна уйдет, и, спотыкаясь, бросилась в его сторону.

Дархан уже в двух шагах и не отзывался, только приматывал канат к железному крюку на палубе и что-то покрикивал на ивварском своим напарникам. Я до смерти боялась, что увижу и на его лице приближение смерти. Что все они лишь делают что-то из последних сил, зная, что нам не выжить!

Бьёрн бросил на меня взгляд, будто впервые заметил рядом. По его лицу текли потоки дождя, и он резко смахнул локтем влагу.

— Бьёрн, что происходит?! Мне страшно! Пожалуйста! — не помня себя от паники, я схватилась за рукав и потянула на себя.

Кажется, ничто в этом мире не способно оторвать мои пальцы от его руки. Когда я тонула тогда, в детстве, я нахлебалась воды и также намертво схватилась за одного из слуг, и отцу пришлось немало потрудиться, чтобы отцепить меня от него.

Бьёрн посмотрел на меня, и я похолодела, увидев на его лице пугающую улыбку в этом мраке — так мог улыбаться человек, готовый к гибели. Он не отвечал, и я взмолилась всем богам, которых знала, и ему заодно:

— Пожалуйста! Бьёрн!

— Вы забыли обращение, кирия, — отозвался дархан с издёвкой, подходящей самой Смерти. Может, мы уже погибли, и это мое предсмертное сумасшествие?!

Всю мою гордость смыла очередная ледяная волна, окатившая с ног до головы, в небе разорвалась молния. Корабль сотрясло так, что я будто видела, как он разбивается на части. Палуба ушла из-под ног.

— Мой господин?! — я едва не рухнула на колени, продолжая цепляться за Бьёрна, будто он стал центром всего мира. — Пожалуйста!

Я не могла понять, о чем именно молю. Остановить проклятый шторм?! Вытащить нас отсюда? Сделать что-то с кораблем, подчинить стихию?

Он же маг, он должен уметь хоть что-то, что могло бы нас спасти!

Он слышит Четырех богов, так пусть попросит их о милости! Может, он сам один из них, раз так спокоен, когда весь мир летит в бездну?

— Иди в каюту, — Бьёрн обхватил меня за локоть, а я снова вцепилась в него как в соломинку, способную удержать в бурю. — Проклятье, — прошипел он как от боли.

Прижавшись к нему спиной, я не готова была выпустить из хватки. Сердце колотилось так, что я не могла дышать. Очередная волна выбила опору из-под ног, а я застыла, уставившись на фонарь перед нами. Стекло треснуло, масло плеснулось, и пламя взметнулось.

Огонь захватил мое сознание, а я даже не успела закричать. Огонь стал и моей частью. Он будто почуял биение моего сердца и рванул вверх, в судорожной пульсации охватил вдруг пространство вокруг. Сильный, яркий, согревающий. Но вода… это штормовое море зальёт его. Залило бы, если не моя воля.

Подчиняясь моему ужасу огонь разбежался по палубе, поглощая всё вокруг: паруса, доски, разъедая всё, до чего мог докоснуться, и становился больше и больше. Вспыхнула ещё масляная лампа, пламя перекинулось на снасти.

Я хотела остановить это, но огонь был уже слишком больше меня. Теперь я не боялась моря, теперь все мои чувства захватил набирающий силу пожар, и это на удивление казалось… покоем.

— Кейсара, — донеслось сквозь треск огня и грохот воды.

Бьёрн обхватил меня, попытался достучаться до сознания, но последнее, что я запомнила, был только огонь. И руки дархана, которые прижали меня к нему, сжали так, что не хватило места для вдоха. Палуба снова ушла из-под ног. Вот теперь мы точно погибли.

Открывать глаза было больно. Я поморщилась от того, что свет бил в лицо, но не могла отвернуться и найти от него спасение. Наконец я поморгала и с трудом подняла опухшие веки. Надо мной по-прежнему были деревянные балки парусника, а не открытое небо и даже не мир после смерти.

Я повернула голову набок и поняла, что нахожусь в какой-то крохотной каюте, а рядом стоит вездесущий сероглазый дархан. Ожидающий момента, чтобы меня осудить, судя по всему.

— С возвращением, — повторил он слова моего брата.

— Мы не умерли?

Он присел передо мной на край сундука у койки, широко расставив ноги, едва помещаясь в этой коморке.

— Ещё нет. А я похож на проводника к небесам?

Я замолчала, долго и внимательно разглядывая его лицо. Наверное, слишком долго и внимательно, пытаясь разыскать как можно больше недостатков: и лицо слишком вытянутое, и мелкие шрамы на выбритом подбородке, и нос так выдается. На переносице и скулах видны веснушки от солнца: его светлая кожа явно не привыкла к солнцу.

Но почему-то все эти недостатки, хорошо видимые по отдельности, размывались, когда я смотрела на него целиком и особенно — когда невольно встречалась с пытливым, пристальным взглядом, похожим на сверкающую на солнце сталь.

Тогда почему-то я видела его иначе, будто одновременно целиком и при этом… только глаза. Я снова напомнила себе, что он маг живой энергии, прекрасно умеющий манипулировать людьми, и несколько раз с силой моргнула, прогоняя наваждение и зашептала одними губами по привычке обращение к Духам.

— Спокойно, — усмехнулся Бьёрн, склоняясь ко мне ниже, будто чтобы нас не слышали. — Мне не надо молиться.

— Я не тебе. Не вам. Мой господин, — я растянула рот в натянутой улыбке, вспомнив дурацкий проигрыш, ещё более дурацкое условие дурацкого дархана и всё ещё не веря до конца, что смертельная опасность так легко закончилась.

— В шторм вы готовы были, кажется, поверить в любого.

Он коснулся моего лба, и я промычала от вспыхнувшей боли и отдёрнулась от его любопытных пальцев. Видимо, и правда разбила лоб, когда падала на палубе.

Я торопливо вскинула руки перед собой, вспомнив про пламя, и быстро убедилась, что новых ожогов не появилось… Ни у меня, ни у Бьёрна, похоже. Может, то было видение?

— Шторм закончился, — выдохнула я.

— Так всегда, — притворно-огорчительно вздохнул Бьёрн, будто расстроенный, как быстро из божества, каким виделся мне в шторм, стал простым человеком. — В штормах и войнах неверующих нет, но стоит буре стихнуть… Такие мы люди: не умеем быть благодарными вне опасности и когда это не требуется для спасения наших жизней.

Приподнявшись на локтях, я отползла до стенки и возразила:

— Я всегда благодарю наших богов за то, что они подарили мне жизнь.

— Может, мне тоже стоит благодарить ваших богов, что они не сожгли ночью наш корабль дотла? Или самого себя, что вовремя оказался рядом? — Бьёрн, уперевшись локтями в колени и соединив руки, перестал шутить, и от его тона у меня даже пробило позвоночник ознобом.

Значит, не видение. Корабль мягко, но ощутимо качнуло, а я заговорила, пытаясь подняться и занять положение поуверенней:

— Я думала, мы умрем! Это было страшно! Думала, что разобьемся… Я не могла сдержать себя, поэтому и просила помощи, поэтому и поднялась наверх, а вы… никто не слушал меня!

Сердце снова противно заколотилось, во рту пересохло, и я с отвращением чувствовала одновременно и вину, и стыд, и злость на себя и на Бьёрна, и на проклятый дар, с которым до сих пор не смогла совладать. И на собственную слабость, вынуждающую просить о снисхождении, хоть это и справедливо: я едва не погубила их всех.

Бьёрн вдруг протянул руку, обнял ладонью моё лицо, и я от неожиданности застыла.

Мне даже показалось, что он настолько близко, что ещё немного — и сможет коснуться моих губ. Но мир снова остановился где-то на его глазах, которые… я готова была поклясться, что они снова улыбаются, хотя Бьёрн будто недавно готов был убить меня за мою несдержанность и опасность.

Опустив пальцы ниже на шею и чуть сдавив, большим он осторожно провёл по щеке.

“Хороша же я сейчас с этим разбитым лбом” — пронеслась нелепая мысль, но все чувства притупились, стихло биение сердца, отпустила дрожь и напряжение, дыхание будто стало замедляться и повторять спокойный вдох и выдох дархана.

— Вот так. Дыши, — проговорил он медленно.

Меня окутало его тепло, дыхание успокоилось и даже боль в ссадине растворилась в этом спокойном ощущении тишины. Мое упрямство протестовало против этого принудительного смирения, но я ничего не могла поделать и только подчинялась дыханию Бьёрна и теплу его руки, которое проникало куда глубже кожи — до самой сути, до сердца.

Бьёрн провёл ладонью по скуле до виска и убрал руку. Я вяло подумала, что стоило бы укусить его за эту наглость, но сил и злости на это больше не оставалось.

— Прибудем в Сеттеръянг к ночи, — сказал он, поднимаясь с ящика.

Сеттеръянг. Дарханы. Сколько там таких же как я, насильно приведенных на обучение магии во славу Ивварского Императора? А сколько дарханов, готовых принять в свой орден и научить быть сдержанными… а еще насадить свою веру в Четырех и свою волю?