Государственные дела потребовали срочного возвращения в столицу. Арнеина со страхом ожидала, что она столкнется с мужем до того, как найдет решение своей дилеммы — но в какой-то момент позволила себе отпустить важность и довериться воле Четырёх богов.
Пусть всё будет так, как должно быть. И если ей не суждено сохранить дитя — значит, это испытание было послано ей для тренировки силы духа и смирения. Однако эта мысль лишь на миг подарила иллюзию покоя. Глубоко внутри горячая волна протеста сметала всё на своём пути. Арнеина тяжело вздохнула и погрузилась в привычную тишину разума, исключая все мысли без разбора.
Прибытие в Эмариш сразу затянуло её в вихрь обязанностей. Одна за другой назначались встречи, что копились в списке ожидания с момента их отъезда. Сиркх всё ещё отсутствовал, поэтому всё бремя правления и решения накопившихся вопросов легло на её плечи.
Империя росла, и на первый взгляд это был золотой век её мужа, который объединял в себе функции главы государства, верховного магистрата, военного лидера и духовного наставника. Его власть была абсолютна и подкреплена как магической силой, так и божественным статусом.
Размеры страны увеличивались, успехи на военном поприще внушали трепет окружающим державам. Внутренняя торговля процветала: ведь теперь у Ивварской империи были все необходимые ресурсы: вдоволь и зерна, и сахара на юге, драгоценные металлы и камни на севере, остров Шинтар славился редким сортом вин, а за специями из Аркетара — торговцы ехали через полстраны, чтобы потом торговать втридорога с другими странами.
Но за двадцать лет Арнеина научилась видеть сквозь блеск и величие. Она умела различать трещины, которые скрывались под лоском, и день за днём её тревога становилась всё острее.
Новости с границ были мрачными: набеги геттов, конфликты с Северной коалицией, которую Сиркх пытался сдержать, и мятежи на юге, угрожающие даже столице. Аркетар, древний город магов и столица Энайриского королевства, стоял на грани восстания.
Реформы императора, призванные дать как можно больше свободы и прав магам, неизбежно ущемляли права неодаренных, как бы Арнеина не пыталась отстаивать и их свободу: чего стоят одни повышенные налоги для тех, кто пользуется магическими технологиями, но не является магом.
Если ты одарён, тебе открыты все пути. Покровительство властей, преимущество при наследовании, самые высокие должности: как в армии, так и в мирной жизни.
Бесплатное обучение в школах дарханов, покровительство властей, наследственные привилегии, высокие должности в армии и правительстве — маги получали всё. Научный прогресс процветал: в богатых домах устанавливали магические светильники вместо масляных ламп, школы целителей обучали исцелять даже самые сложные недуги.
Архитекторы, художники, литераторы, даже ремесленники, обладающие даром, наслаждались свободой творить и познавать мир под покровительством императора, который выше всего считал стремление людей к развитию и духовному росту.
В Иввар приезжали из других стран, чтобы вылечиться, чтобы напитаться мудростью и посетить святые места Четырёх богов и храмы, в которых царила атмосфера мудрости и стремления к божественности Великого духа.
Но за этой парадной стороной скрывалось иное.
Непомерные сборы, которые установили для простого населения, неизбежно делали из них едва ли не рабов. Из этого замкнутого круга невозможно было выбраться, если ты не одарен. Единицам удавалось сохранять свое влияние и положение в обществе — и чаще всего тогда, когда рядом был покровитель — маг.
Выслушав очередные жалобы, переданные в приемный день во дворце от угнетенной части ивварского общества, Арнеина с трудом вздохнула. Не на все просьбы она могла дать ответ. На многие — просто не знала, как.
Усталость от этой непосильной ноши сдавила плечи: она не успела даже передохнуть с поездки, как пришлось срочно заниматься делами. Арнеина незаметно повела плечами, попыталась размять мышцы, когда ушел очередной посетитель, и поднялась с обитого мягкой кожей трона.
— Ваше Величество, — произнёс подошедший гвардеец де Нару, поклонившись и блеснув своим знаменитым выбритым затылком. — Последние два посетителя на сегодня. Ваш вердикт?
Де Нару, которого многие сторонились, всегда выглядел совершенно невозмутимым. Он был сильным магом и человеком, чьё мастерство в допросах граничило с искусством. Этот человек не раз находил самых опасных преступников, раскрывал заговоры и предотвращал покушения на императора.
Но больше всего её удивляло другое. Как этот скромный и тихий с виду мужчина умудрялся быть одновременно опасным палачом, проницательным следователем и человеком с тончайшим и порой неожиданным чувством юмора?
Или его двадцатилетняя служба императору вынуждает так сохранять рассудок?
— И что они хотят? — спросила Арнеина, с трудом подавляя усталый вздох.
— Вашего величества, конечно, — ответил он с лёгким поклоном, в голосе проскользнула едва заметная насмешка. — Их дела не потерпят отлагательств, как, собственно, и все остальные. Но, судя по их выражениям лиц, к утру они точно не умрут. Могу передать, что вы слишком заняты спасением империи.
— Пусть приходят завтра. Но, если они передумают или внезапно решат стать счастливыми без моей помощи, я не стану возражать, — Арнеина устало махнула рукой, пытаясь скрыть улыбку.
— Великодушно, как всегда, ваше величество. Кстати, раз уж мы о счастливых. Ещё вас хотел видеть сентар де Маггид. Он прибыл в столицу днём и настоятельно просил личной аудиенции с вами. Предположительно — только с вами.
Эльханан здесь? Арнеина взволнованно выпрямилась. Он точно ей нужен. Конечно! Как она не подумала о нём сразу?
— Где он сейчас?
— В храме, ваше величество, — ответил де Нару с той сдержанной интонацией, которая обычно сопровождала его тонкие насмешки. — Размышляет о мироздании, судя по всему. Или, возможно, просто сбежал от своих юных дарований на Итене. Я вижу, что вы устали…
— Нет-нет, я пойду прямо сейчас. Спасибо, де Нару.
— Конечно, ваше величество. Кто, если не вы, может осветить своим присутствием даже самые мрачные залы храма? Хотя, если быть честным, думаю, что мой сияющий затылок справился бы ничуть не хуже. Могу пойти вместо вас. Заодно проверю, выдержат ли стены мою божественную силу.
Арнеина закатила глаза, но уголки её губ дрогнули.
— Знаешь, иногда я думаю, что за остроты в адрес короны я должна назначить тебе пожизненное дежурство на воротах.
— Это будет честным наказанием, ваше величество. Но я предпочитаю вас веселить, пока вы меня терпите.
Де Нару отступил с видом победителя, а она направилась к выходу, чувствуя, что разговор с Эльхананом сможет наконец сдвинуть дела с мёртвой точки.
Храм Четырёх богов, возвышавшийся в центре Эмариша, казался не храмом, а горой. Он был построен еще сотню лет назад при короле Эстеиаре — как дань предкам, основавшим здесь город, позднее ставший столицей самой великой и обширной империи мира.
Чёрные камни гладкого мрамора органично встраивались в высокий холм, на котором этот храм был построен. Лестница к нему вела широкая и длинная — но не настолько, насколько она высока в Сеттеръянге. От этого храм казался доступнее, хоть ощущения здесь Арнеина всегда испытывала самые смутные.
По этим широким тёмным ступеням она поднималась двадцать лет назад — совсем юной восемнадцатилетней девушкой — на последние испытание императорского отбора невест. И именно в этом храме едва не умерла на руках у Сиркха…
Четверо богов всегда любят посылать своим самым любимым сыновьям и дочерям наиболее трудные испытания. С этими мыслями Арнеина повторила путь двадцатилетней давности, поднялась по лестнице и вошла в полумрак холодного зала. Стены храма, казалось, дышали древностью, а воздух был пропитан благовониями.
В небольшой комнате для молитв она нашла настоятеля монастыря священного города Сеттеръянг, главного служителя Четырёх богов Иввара.
— Ну, здравствуй, девочка моя, — улыбнулся Эльханан в русую бороду.
Арнеина мигом почувствовала себя дома. Удивительное свойство этого человека состояло в том, что достаточно было находиться рядом, чтобы испытать ни с чем не сравнимое состояние покоя и божественной мудрости.
Казалось, стоит прийти к нему даже в разгар кровавой битвы — доползти, истекая кровью, мучаясь от душевной боли и опасаясь будущего — и даже тогда тревога отступит, боль покажется легкой, а тяжелый камень на груди свалится, освобождая.
— Эльханан! — позволила себе улыбнуться Арнеина. — Я ужасно скучала.
Они встретились в центре комнаты под лучом падающего из окна света и обнялись так, что Арнеине отчего-то захотелось заплакать. Сколько лет она не позволяла себе этого?
— Ну, дорогая моя. Ты же знаешь, что я всегда рядом.
— Сеттеръянг — не так уж и рядом, — покачала головой она.
Эльханан лукаво улыбнулся, пряча уголки губ в усах.
— Ты знаешь, о чём я.
— Конечно, знаю, — вздохнула Арнеина. — Но мне от этого не становится легче.
— Я здесь, чтобы напомнить тебе, что даже в самые тёмные времена мы всегда остаёмся частью света, который не гаснет.
Как сильно его слова перекликались с теми, что говорил бродяга. Арнеина не сомневалась в том, что её принадлежность божественному свету Великого духа никогда не исчезнет.
И сколько бы не твердили, что магия — это Тёмные проявления хаоса, она не сможет в это поверить.
— Ты снова за своё, — проговорила она с насмешкой, но голос дрогнул. — Говоришь, как служитель.
— Я он и есть, — согласился он и усмехнулся. — Помимо того, что наставляю наши юные души… Но про свет — ты знаешь, что я прав.
— А если свет… погаснет, Эльханан? — она резко подняла взгляд, и в её голосе невольно прозвучала горечь.
Вспомнился Сиркх на холме, теряющий связь с реальностью. Ветер трепал его волосы, дневной свет отражался в сияющих голубых глазах, и он, полный силы и невероятной мощи в самом деле мог свернуть горы в поисках ответов на свои вопросы.
— Свет не погаснет, пока ты жива, Арнеина. — Взгляд Эьльханана блестел в полумраке: он всегда знал нечто, что ей было недоступно.
Она опустила взгляд, чтобы скрыть глаза, которые вдруг наполнились слезами. Но его голос оставался рядом, твёрдый и тёплый, как и всегда.
Хотелось рассказать всё, что с ней случилось. Но после гибели целительницы Джемал было страшно даже заикаться. Хотя беременность — это не то, что удастся долго скрывать, и время идет на недели, в лучшем случае месяцы. Всё, что ей удалось сейчас достичь — это научиться скрывать свое состояние ото всех и ещё больше, чем прежде, сторониться любых контактов.
Но сейчас было иначе.
Эльханан подошёл к ней и вдруг обнял по-простому, минуя все приличествующие церемониальные ритуалы. Так, как мог бы обнять ее отец, будь он сейчас жив. Слезы всё-таки потекли из защипавших глаз.
Ей не было так страшно и больно прежде: ни на испытаниях отбора, ни в сложных делах государства, ни перед лицом самого Сиркха — а вот сейчас, понимая, что ей всё равно предстоит сделать страшный выбор, она не могла унять нервную дрожь.
— Я… знаю что с тобой, милая, — он осторожно огладил её по спине.
— Сразу понял?
— Не сразу, вот только что.
— Значит, и он поймет. Я больше не смогу это скрывать.
— И что тогда? — Эльханан прищурился, его взгляд стал острее, чем обычно.
— Я не знаю. — Её голос дрогнул. — Возможно, я потеряю всё.
Она замолчала, не смея произнести вслух свои самые тёмные мысли.
Эльханан тяжело вздохнул и отстранился.
— Самуэль возвращается сегодня вечером?
— Да. Эльханан… — Арнеина взглянула ему в глаза. — Я встретила одного странного человека, он едва не погиб под копытами моей лошади… Это посланник Покровителя, о котором сейчас многие говорят. Он показал мне символ, который скроет мысли и даст мне время, чтобы сделать выбор.
— Что это за человек?
— С короткой черной бородой, темно-синие глаза, лет тридцати, быть может. Я не знаю, кто он, так и не назвал имени. И исчез так таинственно, что не видел никто из стражи.
— Покажи мне этот символ, — предложил Эльханан и повёл её к столику для записи молитв. — Ты его помнишь?
Арнеина обмакнула перо в чернила и вывела на куске пергамента сложный орнамент, который вился по кругу и замыкал сам себя. Хитрое плетение врезалось в память так, словно она собственноручно чертила каждую линию кровью — а она лишь однажды провела по вырезанному в дереве узору пальцем.
— Такой… необычный кагард, — пробормотал Эльханан, изучая её рисунок. — Таких прежде не видел. Он замкнут, но не постоянен. Как будто движется, даже на пергаменте.
Арнеина молчала, глядя на символ. Её пальцы невольно замерли над чернилами, будто боялись коснуться магического плетения снова.
— Думаешь, я ошиблась, что согласилась его коснуться?
— Я не могу сказать, — он покачал головой. — Думаю, это был твой выбор и твоя просьба к Четырём богам. Но как всё обернётся — решать только тебе.
Эльханан аккуратно свернул пергамент, поднёс к пламени свечи, чтобы сжечь, но его взгляд задержался на Арнеине.
— Если ты решишь оставить его в своей жизни, он должен быть с тобой как напоминание о твоей силе, а не как страх перед неизвестным.
— Что ты предлагаешь?
— Оставь знак при себе, — ответил он. — Но не на бумаге. Ты узнаешь, когда он тебе понадобится.
Вечером, когда Арнеина сидела у окна в своих покоях, стража принесла небольшую шкатулку. Она была из чёрного дерева, украшена простым серебряным узором.
Открыв её, Арнеина застыла. Внутри лежало массивное золотое кольцо — с тонкой вязью на даори. На внутренней стороне кольца был выгравирован тот самый символ, замкнутый круг узоров, но теперь в центре тонкой вязью были вырезаны её инициалы.
Рядом лежала записка от Эльханана, которую она сожгла сразу после прочтения:
«Скажи, что это подарок от меня — защита в тёмные времена. Ты найдёшь ему применение, когда наступит время. И тогда сделаешь верный выбор».
Кольцо блеснуло в свете лампы, и Арнеина впервые за долгие дни почувствовала лёгкость — зыбкое, но обещание, что дарит надежду.
Остаток дня прошел в смутном забытье, пока она сидела в молчаливой практике тишины. Сиркх пришёл ровно в тот момент, когда она открыла глаза. Привычное счастье затопило душу. Хотелось смотреть на него и снова различать все малейшие черты: от чуть сощуренных ярких глаз до едва различимого шрама на щеке.
Самуэля не раз пробовали убить те, кому были не по нраву его правила. Но он предупреждал её ещё много лет назад, что так случится.
Такова судьба правителя. Тобой всегда будут недовольны и многие всегда будут ненавидеть. Я не могу ничего сделать с чувствами других людей. Я знаю, в чём мой долг. Дать свободу тем, кого много веков держали в кандалах. Я знаю, что мы можем многое миру — и мы можем использовать это во благо.
— Муж мой, — поднялась она к нему.
Сиркх подошёл и легко подхватил под поясницу, снова даря то ощущение нежности и хрупкости, которое она испытывала в его руках. Так недолговечна жизнь, способная оборваться от любой мелочи. Так мимолетно пребывание их духа в материальном воплощении на этой земле.
Быстрый, наполненный событиями сон, который переживает дух в своем бесконечном странствии по мирам и воплощениям, пока не пройдет всю череду опытов, падений и взлетов — и не познает все грани бытия. Самуэль прошёл их множество. Наверное, не меньше, чем мудрый Эльханан.
— Я скучал, — прошептал император, проводя ладонью по пояснице и выше по спине; тёплое дыхание овеяло шею, и мурашки покрыли верхнюю часть плеч, и даже волоски на коже приподнялись от волнения.
Двадцать лет. Двадцать долгих лет она с ним — и каждый день как вновь…
Только теперь холод кольца стягивал указательный палец на левой руке и будто устанавливал собственные новые границы… на которые она всё же решилась.
— Я тоже. Безумно, — губы совершали движения, с них срывался порывистый шёпот, но говорили за неё снова лишь глупые чувства.
Прошибла мысль что кольцо, что символ были ошибкой.
Была ли она мудрой и взрослой женщиной, когда позволила бродяге сохранить жизнь? Она должна была пресечь разговор сразу, приказать бросить в темницу, отдать де Нару для допросов — и не разрывать сейчас свою душу на тысячи разных осколков, что острыми краями крошат сердце.
Почему она позволила себе слабость? Почему ей не хватило стойкости, чтобы сохранить свои границы, чтобы сразу очертить их ясно и жёстко, не позволяя чужаку вторгаться в свой покой и в свой разум?! Но теперь было поздно.
Страсть зарождалась медленно, и Арнеина позволила императору завладеть своими губами, разжечь внутри огонь. Его дыхание опаляло, страх мешался в крови с возбуждением, но он ни слова не сказал про то, что чувствует что-то особенное. И она поддалась ему снова, уступая шаг за шагом, пока не оказалась в мягких объятиях пуховой перины на постели, пока твёрдое, как и двадцать лет назад, тело Сиркха не накрыло её сверху.
Но эта тяжесть была желанной и хотелось ещё большего… Даже если он всё узнает. Значит, так распорядились боги… Арнеина ощутила, как её спина касается мягкой ткани покрывала, а его тело накрыло её.
Что, если он почувствует то, что она пытается скрыть? Этот будет конец. Но руки императора вместо того, чтобы сжать, лишь нежно скользнули вдоль её спины. Сердце забилось сильнее, и пальцы инстинктивно сжали кольцо. Оно казалось холодным, но где-то в глубине тлела слабая искра тепла.
Её руки скользнули к его волосам, пальцы зарылись в густую тёмную шевелюру, а его руки удерживали её талию, притягивая ближе.
Арнеина позволяла его губам целовать скулы, шею, сама искала их и находила: такие желанные, большие губы, жесткие и непреклонные с другими, умеющие убивать своим словом и властностью — в которой не было жестокосердия, лишь воля богов и высшая, одна ему ведомая справедливость… но такие нежные и податливые с ней, такие человеческие, с которых срывались порывистые выдохи.
И снова она была такой хрупкой в его руках, такой гибкой, словно воды горячих источников, стекающих по скалам, обнимающих их всей своей нежностью, напитывающих суровую землю жизнью.
Мгновения их близости стирали грани между живым и мёртвым, между временем, которое переставало существовать, будто так было всегда — и всегда будет.
И в момент наивысшего блаженства Арнеина, утопая в пуховой перине, металась лихорадочно от бьющего по нервам безумия, от той сладости и силе любви, которая захлёстывала её с головой, топила в своём неистовстве, повторяла беззвучно его имя и видела его глаза — полуприкрытые, ясные, что ловили её эмоции и страсть и сами тлели опасными угольками, точно далекими звёздами, в темноте зрачков.
— Иди ко мне, — прошептал Сиркх после шумного судооржного вздоха и уложил на себя сверху с нежностью.
Широкие ладони гладили её спину, губы нежно прикусывали шею, мочку уха, а Арнеина впивалась пальцами в его мощную, непробиваемую грудь с каменными мускулами так, будто хотелось сделать больно — от невысказанных слов, от бури в сердце, от того, как много в ней любви! Так много, что это становится невыносимым. Нельзя молчать, нельзя скрыть это, нельзя не закричать от избытка чувств…
Она едва не до крови прикусила губу.
— Я люблю тебя, — прошептал он, — спасибо, что снова делаешь меня живым.
Ты не знаешь. Но ты должен знать.
Арнеина улеглась сбоку и Сиркх повернулся к ней лицом, вынуждая встретить его взгляд. Его глаза, такие яркие и голубые, казались живыми огнями, от которых некуда было спрятаться.
Её мощная, непробиваемая, полная божественной силы скала. Человек, вокруг которого она, точно верный спутник, проводит свою жизнь. Мужчина, с которым она эту жизнь разделила — добровольно и по воле богов. Тот, к кому так стремиться её сердце, будто хочет соединиться в едином ритме.
И он — император огромной Империи, удерживающий её одной своей волей и мощью, объединив народы и верования, всеми силами ведущий людей за собой — к тому процветанию, о котором говорил ещё в начале пути. Ведущий человечество к звёздам, с которых прибыл, как и она.
Арнеина смотрела в его светлые небесные глаза, такие живые и искрящиеся, что нельзя было представить, что он теряет связь с миром и что он… теряет разум. Злые языки ещё с момента его восшествия на трон ворчали о том, что он сошёл с ума, что то, что он делает — немыслимо, противозаконно и невозможно, но Самуэль продолжал идти своей дорогой и делился всем, что у него есть, даруя свое покровительство от самого Скадо до каждого одаренного человека.
Забывал ли он о существовании тех, у кого дара богов не было от рождения? Едва ли. Но и не презирал — никогда. Просто утверждал тот факт, что эти души на земле впервые, поэтому им просто нужно набраться опыта и воплощений, и что именно одаренные — прожившие не одну жизнь — способны протягивать руку помощи и править мудро и справедливо.
К несчастью, Арнеина убедилась, что ни дар богов, ни наставления служителей их веры, ни строгие заповеди, которые нельзя нарушать, не потеряв благословение одного из Четырёх богов, не приводили к послушанию и благочестию. И среди магов встречались предатели, обманщики и убийцы — какими бы словами не убеждали довериться свету Великого Духа и следовать за ним путем безусловной любви ко всему созданному им миру.
Знал ли это Самуэль? Безусловно. Но продолжал верить, что отступники, если не довели себя до смертельной казни, получали справедливое наказание и проводили остаток дней в обращении к Четырём, чтобы вернуться на ступени божественной лестницы, ведущей от Ойгона до Скадо к подлинному величию своей души.
Злые языки твердили, что от величия император потерял связь с действительным миром: будто он настолько посвятил свое служение богам, что перестал слышать живых людей; что он убивал невинных и едва ли не пил кровь их детей, забирая у неодаренных всё, что у них было.
Арнеина часто спорила с этим, зная, сколько дней император проводит без сна, выслушивая просьбы, обращенные к нему. Отвергая или принимая новые законы, закрепляющие в основе своей любовь к ближнему и стремление к Великому Духу — и осуждая, сурово, порой смертельно осуждая каждое преступление против божественного света.
Но в чём Арнеина убедилась за тридцать восемь лет своей жизни, так это в том, что невозможно заставить другого человека верить в божественный свет, если он того не желает. Вера — это выбор. Каждый должен пройти своё испытание.
И только Самуэль прошёл их бесчисленное множество. Его молчаливое отшельничество было вплетено в ткань легенд. Недели без еды и воды, месяцы в одиночестве. Он выжил там, где никто не смог бы. И он знал, о чём говорил.
— Как прошла поездка на север? — проговорила она тихо, страшась и ожидая, что он почувствует внутри неё биение сердца их ребёнка.
— Отправили туда часть армии, восточный фронт. Набеги геттов и их объединение с Северной коалицией могут перерасти из неприятности в беду, если вовремя не принять меры. На границах Империи уже видны их армии. — Самуэль чуть нахмурился, его брови сошлись и выдали напряжение, но вскоре улыбнулся, следя за её лицом — и провёл осторожно пальцами по её подбородку, едва заметно касаясь края нижней губы. — Не стоит волноваться, душа моя. Военная мощь Ивварской империи сильна как никогда.
— Значит, ближайшее время ты никуда не уедешь? — выдохнула она едва слышно и со слабой от разнеженности улыбкой.
Одна часть хотела, чтобы он остался и всё узнал. И чтобы они нашли в этом согласие — и продолжили жить и править. Но Арнеина знала, что Самуэль никогда не бросал слов на ветер. И если он сказал, что его сын станет его погибелью — значит, это правда. Как бы ни разрывалось на куски от этого сердце.
Только молитвы Четырём богам и упование на их милость удерживало саму Арнеину от падения в безумие. Сиркх огладил её пальцы, заметил кольцо, но замечание о том, что его подарил Эльханан — одним волшебным образом сняло все вопросы.
Скадо, я лишь исполняю вашу волю. Вы подарили мне дитя — и я сделаю всё, чтобы его уберечь. Да будет так.
— Что думаешь про… — голос стал сухим, и Арнеина откашлялась, чувствуя дрожь в желудке, — про беспорядки в Энарии и их протесты под знаменем Покровителя?
— Слышал в подробностях не раз. Они придумали себе своего бога, но тот не сможет их защитить, — Сиркх пожал одним плечом и задумчиво потёр о него подбородок. — Потому что его не существует.
— Я тоже так чувствую, — она медленно выдохнула, ощущая, как сжимаются ребра, и коснулась щеки мужа, мгновенно стирая мысли о бродяге с его проницательностью. — Даже сама идея звучит странно. Как магия может быть злом, посланным Тёмным, — если через неё мы лишь глубже чувствуем мир вокруг нас?
— Его выдумали люди, не имеющие такого сердца, как у тебя, — приподнял он бровь, следя за её взглядом. — Им это неведомо.
Она закрыла глаза. Может быть, зря она сомневалась? Зря хоть на миг позволила сомнениям захватить власть над сердцем?
Да, он сходил с ума, когда его учитель покинул этот мир, но кто из нас не теряет в такие мгновения контроль над собой? Арнеина уже пережила смерть обоих родителей — и желание, хоть и на краткое, — шагнуть вслед за ними в пропасть и коснуться той земли, что сыпалась на их тела, тоже мелькало внутри безумной вспышкой.
— Мы справимся, — прошептала она. — Если хочешь, я поеду с тобой в Энарию, если скажешь, что это…
— Нет, — задумчиво помедлил Сиркх. — Не сейчас. Через несколько недель будут состязания в Сеттеръянге, поедем туда. Мне нужны ещё сильные одарённые, и я хочу увидеть, из кого их можно взрастить.
Несколько раз за последние недели он размышлял, что одаренных рождается будто всё меньше — и если допустить, что так и будет продолжаться, это может стать серьёзным вызовом для Ивварской империи, чья мощь держится на магии.
Как бы император ни ценил каждого одаренного, если их останется меньшинство, волна протестов может захлестнуть всю страну и подвести к опасной черте.
Как будто боги увидели, что их земли в надежных руках, и считают, что этого достаточно, чтобы вести население к процветанию — и больше не нужно столько контроля?
— Эльханан всегда рассказывает тебе об особенных? — улыбнулась она.
— Да. Увидимся с ним завтра и поговорим.
Сиркх улёгся на спину и закинул руки за голову. В этот момент он перестал быть императором, великим магом, говорящим с богами. Теперь перед ней был просто мужчина — её мужчина. Человечный, такой реальный, без обременения титулов и силы, которыми он жил каждый день.
Арнеина позволила себе насладиться этим моментом. Она осторожно подкралась ближе, чтобы провести пальцами по его коже, едва касаясь. Лёгкое прикосновение вызвало щекотку, и она почувствовала, как он невольно дёрнул плечом, не открыл глаз, но будто бы улыбнулся.
Её сердце билось учащённо, словно само стремилось сорваться в безумие, но она надеялась, что он не почувствует её волнения. Пусть оно останется скрытым, пусть спишет её дрожь на простую реакцию на его близость — обнажённого, притягательного, такого мощного в своей уязвимости.
Мысль про кольцо, символ и бродягу она быстро и ловко растворила в дымке своего разума, перемещая внимание к дыханию.
— Я так рада, что ты вернулся, — выдохнула она лёгким облачком и снова окутала императора своей нежной, тающей в воздухе любовью.
И это была истинная правда, прямо из самого сердца.