Чёрные скрижали

Глава 5 Тревожная даль зовёт

— … Ну, в общем, это всё.

Закончив изложение, Денис принялся глотать подостывший чай, давая гостям возможность осмыслить сказанное.

Некоторое время эльдар молчали, переглядываясь, и только по быстро меняющейся мимике можно было догадаться — идёт безмолвная, но весьма напряжённая дискуссия. Сейчас оба члена экипажа «Хитроумного» выглядели подчёркнуто инопланетно — чёрные, плотно облегающие тело планетарные скафандры играли радужным муаром при каждом движении. Прозрачные пузыри шлемов, правда, вместо того чтобы покрывать головы героев лежали на кухонном подоконнике, рядом с порезанным ломтями батоном. Планетарные скафандры в данном случае являлись данью корабельному компьютеру, неусыпно охранявшему экипаж от любых мыслимых невзгод. Выпустить наружу во внеурочное время без положенных по регламенту защитных средств бдительный страж соглашался лишь по прямому указанию капитана… вот только капитана ещё и не хватало разбудить ради этой беседы.

— А что, собственно, мы теряем? — нарушила затянувшееся молчание Туилиндэ. — Я знаю, кто теоретически способен вам помочь. Его зовут Григорий Перельман. Он живёт в городе Санкт-Петербурге.

— Перельман? — Ладнев моргнул. — Простите, это не тот ли самый?..

— Тот самый, тот, — усмехнулся Таурохтар. — Только я бы на вашем месте не прыгал от энтузиазма. Товарищ Перельман более не занимается никакими проблемами. Формула Конца Света выведена, доверительные интервалы определены — чего же боле? Сейчас он всецело занят любимым хобби — поиском съедобных грибов.

— Грибов? — теперь уже Изя захлопала ресницами.

— В точности так. Правда, грибов он находит много, и ту часть, которую ему и его престарелой матушке не удаётся съесть, они продают на базаре.

— Охренеть… — Ладнев даже крякнул. — Прошу прощения, вырвалось… Ему же, помнится, давали какую-то международную премию? Аж миллион долларов вроде…

Таур совсем по-человечески пожал плечами.

— Его интересуют грибы и только они. И вообще, на вашем месте я бы воздержался от столь безграничного изумления. Вы все трое получили шанс попасть в Бессмертные Земли. Каков же ответ? Ваши собственные поступки вас не изумляют?

Пауза.

— Ладно, оставим. Мы бы тут не сидели, если бы не надеялись, что просветление наконец снизойдёт на ваши головы. Пока же записывайте адрес. Могу дать вам также телефон, только трубку он всё равно не возьмёт.

…

— … Ну вы поймите же, молодой человек! Кто же с вами тут за полночь будет сидеть!

— Марья Михална, Марья Михална! Вы тоже поймите — это совершенно необходимо! И сидеть со мной вовсе не надо. Вы мне ключики оставьте…

— Нет, это совершенно невозможно!

— Нет в вас никакого доверия к правоохранительным органам, Марья Михална, — вздохнул Холмесов. — Ну хорошо, тогда так — вы меня тут запираете, включаете сигнализацию периметра и баиньки. Я тут буду шерстить ваши карточки, пока в глазах не зарябит, а как зарябит — вон, четыре стула в ряд у стены поставлю… Утром выпустите меня из заточения. Устроит вас такой вариант?

— Ну… не знаю…

— Марья Михална, ну что вам, расписку написать? Говорите, какой формы вас устроит — я напишу.

— Ну хорошо… — вздохнула начальница паспортного отдела, сдаваясь. — Откровенно говоря… эээ… Алексей…

— Да можно просто Алексей, без отчества, — улыбнулся старлей.

— Да, Алексей, вы меня поражаете своим трудовым рвением. Вне сомнения, годам к сорока вы станете генералом, если не сбавите темп, — женщина засмеялась.

— Марья Михална, вы меня раскололи, — понизив голос, Алексей воровато оглянулся. — Но вообще-то, только вам по секрету — я рассчитываю стать генералом годам так к тридцати пяти.

И они разом рассмеялись.

Оставшись наконец в одиночестве, Холмесов вернулся к столу, плотно уставленному ящиками с карточками паспортного учёта. Да, насчёт энтузиазма, это он погорячился… Дело, конечно, чисто техническое, однако даже по приобретении некоторой сноровки более пятисот карточек за час перелистывать не удавалось. Человек — не почтовый автомат, сортирующий письма по индексу. Всего за вечер и часть ночи выходило до шести тысяч. Девушек каждого энного года рождения в Питере, грубо, тысяч по сорок. Итого неделя адского труда на один год, на весь диапазон — двенадцать недель… «Ещё сто тысяч вёдер, синьор, и золотой ключик у вас в кармане!»

Он вдруг замер, будто поражённый ударом молнии. А если Аэлита… того… иногородняя?

Ой-ой-ой!

…

— … Похоже, это здесь, — в голосе Изи протаяла неуверенность. — Я жму?

— Жми уже, — подбодрил Денис.

Изольда нажала на кнопку возле косяка, в квартире нудно задребезжал сигнал. Очевидно, хозяев квартиры вполне устраивал советский звонок, установленный советскими строителями в советской квартире — сейчас уже мало где в приличных жилищах можно встретить такие кондовые звонки, с молоточком, колотящим по железной чашке в строгом соответствии с частотой сети пятьдесят герц.

— Кто там? — раздался из-за двери старческий женский голос.

— Простите пожалуйста, — Изя, стоявшая как раз напротив дверного глазка, первой взяла слово. — Здесь проживает Перельман, Григорий Яковлевич?

Пауза. В глазке потемнело — очевидно, хозяйка квартиры старалась разглядеть визитёршу через нехитрую оптику.

— Гриши сейчас нет дома. Что ты хотела, девочка?

— Простите, вы его мама? Нам очень нужно с ним поговорить.

Пауза.

— Кому это «нам»? — голос за дверью обрёл оттенок подозрительности.

— Мне и моим друзьям.

Пауза.

— И сколько вас?

— Любовь Лейбовна, здравствуйте, — в поле зрения глазка вступил Иевлев. — Тут нас трое. Вы не опасайтесь, мы не бандиты какие-нибудь. Мы из Москвы приехали, сегодня. Если хотите, мы даже можем показать вам наши паспорта. И билеты.

Пауза.

— Бандитов мы не опасаемся, потому что брать у нас нечего. Но вы уж извините, молодые люди, дверь я вам не открою. Гриши сейчас нет, и вообще он очень сердится, если я впускаю к нам посторонних. Особенно всяких газетчиков.

— Хорошо, хорошо, но вы можете сказать, когда он появится? Мы не газетчики, и нам в самом деле очень важно с ним переговорить. Это касается его последних работ. Так когда?

— А я знаю? Сейчас в лесу заканчивается сезон опят. Гриша очень любит опята. Так что, думаю, раньше темноты его не ждите.

— Большое спасибо, Любовь Лейбовна!

На улице накрапывал нудный осенний дождик, исподволь готовящийся перейти в мокрый липкий снег — обычная погода для питерского октября.

— Что будем делать? — Ладнев без энтузиазма озирал хмурый пейзаж. — В гостиницу? Чтобы завтра с утра. Тут даже лавочек-то приличных нету, как я погляжу…

— Нет, — решительно тряхнул головой Денис. — До завтра откладывать не будем. В подъезде подождём на крайний случай.

— Правильно! — поддержала Изя. — Сейчас темнеет рано. Ну что такое три часа ради великого дела? Вон в войну дети у станков на ногах по пятнадцать часов стояли! За победу!

— Правильно, Изя, — засмеялся Иевлев. — Всё для победы!

— За нашу победу! — художник тоже перешёл на шутливый тон. — Что ж, тогда присядем. Ступеньки для чего придуманы?

Сидеть на ступеньках лестничного марша, однако, оказалось не только неудобно, но и холодно — бетон, казалось, впитал в себя всю стылую промозглость питерского октября и буквально стремился высосать из тела живое тепло. Изольда решительно заявила, что воспаление придатков ей вовсе ни к чему, мужчинам же она гарантировала мощнейший простатит. Пришлось стоять в углу, подпирая стенки. Примерно через час ноги стали гудеть, ещё чуть погодя затекать. К середине третьего часа все трое путешественников прониклись глубоким восхищением к токарям времён Великой Отечественной войны.

— Однако, математик точен как часы, — пробурчал Степан. — Сказано, не раньше темноты, значит, не раньше. Наше счастье, что этот гений не поклонник более экстремальных видов грибной охоты. Вон у нас в Подмосковье, был слух, какие-то чокнутые ищут грибы ночью, с налобными фонариками…

Изя хихикнула.

На площадке вспыхнул свет — сработал фотоэлемент, или кто-то из жильцов включил освещение в подъезде.

— Наверное, нашёл столько грибов, что не в силах дотащить, — пошутил Денис, разминая уже здорово затекшие ноги.

Словно в ответ на его слова, двери лифта с лязгом разъехались, и на лестничной клетке возникла фигура в блестящем дождевике с капюшоном. Бородатый, неопределённого возраста мужчина в обоих руках держал объёмистые пластиковые мешки, полные опят.

— С удачным уловом, Григорий Яковлевич, — окликнул Денис.

Помедлив долю секунды, мужчина обернулся.

— Должен вас огорчить, молодые люди. Никаких интервью.

— Интервью нам ни к чему, — улыбнулся Иевлев. — Зачем нам интервью?

— В таком случае, изложите вкратце цель визита.

— Григорий Яковлевич, — заговорила Изя, — вам знакомо такое имя — Туилиндэ?

Всё-таки борода — великое дело, мелькнула в голове у Дениса посторонняя мысль. Надёжней, чем в бороде, любые эмоции скрыть невозможно.

— Слушаю вас внимательно.

— Григорий Яковлевич, — не выдержал художник, — мы, разумеется, изложим цель визита. Надеюсь, что из Москвы мы тащились сюда не зря. И тут на ногах три часа стояли тоже. Но разговор этот не на две-три минуты и, прошу прощения, не для площадки мусоропровода.

Перельман помолчал секунды две.

— Прошу меня извинить, что не приглашаю к себе домой. Право, я здорово устал сегодня… Если хотите, завтра. В одиннадцать дня, у входа в Нижний парк — устроит вас?

— Это где?

— Это остановка электрички Ораниенбаум, там вам всякий покажет. Или если на такси, то вообще прямо у обочины Краснофлотского шоссе.

— Положим, нас бы устроил разговор прямо сейчас, — скупо улыбнулся Иевлев. — Или уж устроила бы встреча завтра где-нибудь в более цивильном месте. Желательно отапливаемом и уж всяко под крышей. Однако условия здесь ставите вы, так что до завтра. В одиннадцать дня, у самого входа в Нижний парк Ораниенбаума — я всё верно запомнил?

— Всё верно. До завтра, молодые люди.

Уже выйдя из подъезда, Изольда не выдержала.

— Ох и типус этот Перельман! Да и мамаша его! Честное слово, всякие крамольные мысли лезут в голову. Типа, не зря им во все времена и все народы холокосты устраивали…

Денис привлёк девушку к себе.

— Ты просто устала, Изя. Ладно, друзья, поехали искать гостиницу.

…

— … Ну, чем обрадуете, Андрей Исакич?

Пожилой, совершенно лысый мужчина, сидевший в потёртом, обитом дерматином кресле, блеснул толстыми очками.

— Обрадовать, конечно, можно. Другой вопрос, сумеете ли вы извлечь из этого радость, — эксперт хохотнул.

— Андрей Исакич, я весь в нетерпении, как молодой кавказский жених. Не томите — на этих банках обнаружены свежие отпечатки самого воскресшего Вавилова?

Очкастый побарабанил пальцами по столу.

— В том-то и дело, что никаких свежих отпечатков пальцев нигде нет. Старые — да, просматриваются. Невесть сколько лет им…

— Все были в перчатках?

Эксперт вновь побарабанил пальцами по столешнице.

— Тут вот какое дело, Алёша… Перчатки, да будет вам известно, тоже оставляют некоторый след. Кожаные без вопросов, с резиной чуть сложнее, но тоже не бесследно… Хуже всего, разумеется, хэбэ. Однако даже тряпичные варежки всё равно нарушили бы слой пыли на всех этих банках. А он почти не нарушен.

— Что означает «почти»?

Пауза, сопровождаемая барабанной дробью пальцев.

— На каждой исследованной банке — я подчёркиваю, абсолютно на каждой — имеется одинаковый след. Три пятна, очевидно, от присосок, равномерно-радиальных пятна, свободных от пыли. Со сдвигом сто двадцать градусов, понимаете?

Холмесов кивнул, хотя пока не понимал абсолютно ничего.

— На крышках банок — опять-таки, подчёркиваю, абсолютно на всех подвергшихся экспертизе — также имеются аналогичные следы. Три присоски в виде равностороннего треугольника.

Старлей в задумчивости даже вытянул губы трубочкой.

— Вельми забавно… А что насчёт содержимого?

Лысый эксперт пожал плечами.

— Вероятно, из каждой банки были взяты образцы, однако точно это установить невозможно.

Алексей усиленно почесал в затылке.

— Ну и ребусы вы задаёте, Андрей Исакич… Ваши предположения?

— Предположения, это уже ваша работа, Лёшенька. Я всего лишь эксперт.

— Не, ну а всё-таки? Пусть самые сумасшедшие. Ну право же, интересная фигня вырисовывается.

Пальцы Андрея Исаковича выбивали на столешнице «Турецкий марш».

— Самые сумасшедшие, говорите… Хорошо, извольте. Да, банки были вскрыты, но только человеческие руки их не касались. Так работать могли бы, скажем, шестирукие роботы. Из фантастических фильмов.

Толстые линзы очков блеснули.

— Разумеется, в акте экспертизы я ничего такого не напишу, Лёшенька. Мне ещё рановато переезжать в психушку.

— Ну, Андрей Исакич… — Холмесов даже головой потряс от избытка впечатлений. — Сказать тут «большое спасибо» — значит, ничего не сказать… Но всё равно — большое спасибо!

Выйдя на улицу, Алексей поднял воротник, заслоняясь от резкого холодного ветра. Вот спасибо вам, товарищ майор… Дельце-то, на первый взгляд плёвое, вырисовывается ой-ой… Полоумные диггеры — ха! Вот тебе и полоумные диггеры… Да как бы не забрали дельце-то в ФСБ, однако. Это ж для какого такого закордонного генного фонда воровали ребята семена, интересно? Да и насчёт оснастки, которой банки вскрывали…

Холмесов будто на столб налетел. Постой… погоди… шестирукие роботы… железные пауки… так, стало быть, это не белогорячечный бред дедка-сторожа?!

Он почувствовал, как по позвоночнику будто проливается холодная струйка. Вот это дааа… Ой, спасибо вам, товарищ майор Упрунин…

…

Три свежеприобретённых зонта изо всех сил старались оградить владельцев от сырости, но удавалось им это не вполне. Нудный моросящий дождик, всё никак не решающийся перейти в мокрый снег, казалось, пропитал всё вокруг — и серое, как грязный бетон небо, и промозглый воздух, и раскисшую землю…

— А вот у меня такой вопрос, — мрачно пробасил Степан, озирая голые мокрые заросли, уже почти утратившие листву, — он вообще-то вменяемый, этот Перельман? Лазить тут в такую погоду… бррр! Это ж садо-мазо какое-то, честное слово…

— Кто нам нужен, добропорядочный здравомыслящий гражданин или человек, способный решить эту задачу? — парировал Иевлев, ежась от порывов промозглого ветра.

— Всякие бывают извращения, — встряла в разговор Изольда, прижимаясь к Денису. — Вот у нас в доме жил дядечка, толстенький такой. С виду дядька и дядька, летом в шляпе лёгкой такой ходил, каждое утро на работу, с работы… А потом накрыли на районе один притон, и оказалось, что дядечка там был клиентом. Извращенцем — его там тётки голого ремнём пороли, и по яйцам пинали… Вот от чего даже может тащиться человек.

— Да уж… — захмыкал Ладнев, развеселившись. — И куда он потом девался, дядечка этот?

— Я не в курсе, — Изольда плотнее прижалась к Денису. — Переехал куда-то… А может, чересчур сильно однажды по яйцам пнули. И всё, и кирдык акбар…

— Изя, фу, фу! — сквозь смех возмутился Ладнев. — Такая молодая девушка и про такое!

— Так а чего я-то? Не я же его по яйцам пинала, — лицо девушки выражало полную невинность.

И они втроём разом расхохотались.

— Однако… — согнув руку в локте, художник посмотрел на часы. — Смех, он, конечно, согревает, но ненадолго… Одиннадцать часов. Где же наш гений?

— Здравствуйте.

Все трое обернулись. Долгожданный Перельман стоял в четырёх шагах, облачённый по погоде на все сто. Резиновые сапоги до колен и «с запасом», явно рассчитанные на двойную пару шерстяных носков, болоневая куртка-пуховик, толстый свитер, высовывающийся из-под той куртки, плотная вязаная шапочка и поверх всего этого богатства полиэтиленовый плащ-дождевик с натянутым до глаз капюшоном, подвязанный на талии какой-то верёвочкой. В руке великий учёный держал сучковатую палку, явно подобранную где-то на близлежащей местности, в другой пластиковый пакет, уже довольно наполненный.

— Это я нашёл, пока добирался через парк сюда, — перехватил их взгляды математик. — Прошу прощения. Понимаю, что вы злитесь, вам холодно и неудобно. Однако грибной сезон заканчивается вот-вот, и я не хотел бы терять ни единого дня. Не возражаете, если я буду продолжать поиски и одновременно вести беседу?

— Воля ваша, Григорий Яковлевич, — Денис стряхнул с зонта водопад брызг. — Ведите, мы идём за вами.

…

Прогулочную палубу венчал купол, отливающий зелёным металлом. И пол тоже был ровным, гладким и серым, без малейших признаков узоров. Прогулочная палуба расположена на самом верхнем ярусе сфероида, и размеры её позволяют моделировать любой уголок любого мыслимого из миров. Но сегодня все спецэффекты были отключены. Только серый пол под ногами и чудовищной толщины корабельная броня над головой. Зримый символ невероятной мощи звездолёта Сеятелей, для кого-то Звезды Жизни… а для кого-то и Звезды Смерти.

Четвёрка валаров сидела в самом центре этого обширного пустого пространства в невидимых силовых шезлонгах. Властелины Пустоты…

— Итак, коллеги, мы собрались, чтобы обсудить технические детали экстремальной Коррекции. Которой, судя по всему, не избежать. Понимаю, шанс на благоприятный исход невелик, но это всё-таки шанс, а не гарантированно летальный прогноз, судя по вашим докладам.

Вспыхнули в воздухе объёмные виртуальные экраны.

— Основой глобалистской цивилизации Громмы служит так называемый англосаксонский эгрегор — будем использовать терминологию, удачно выбранную Цигрусом. Именно эта цивилизация должна пасть вся и без остатка. Проблема заключается в том, что представители данной цивилизации уже давно не являются генетически чистыми представителями аборигенов вот этого небольшого острова. Английский язык является по сути навязанным общемировым языком, и говорят на нём чуть не полтора миллиарда обитателей Громмы.

Элентари обвела собравшихся взглядом.

— Я предлагаю использовать дементор. Все аборигены, думающие на английском и не знающие никаких других языков лишатся разума подчистую. Уподобятся животным, не владеющим даром речи. Поскольку мыслить аборигены могут лишь единственным образом — облекая мысли в словесные конструкции. Слова же английской речи они забудут раз и навсегда.

Пауза.

— Что касается аборигенов, помимо английского владеющих и другими языками, то тут уже кому как повезёт. Те, кто владеет английским нетвёрдо и потому привык думать на не-английском, отделаются лёгким испугом. Просто забудут тот английский и всего-то делов. Тех, кто мыслит на английском, но более или менее знает иные языки, ожидает интеллектуальная регрессия различной глубины. Не слишком большая, если резервный язык усвоен в объёме, достаточном для мыслительной деятельности. Или вплоть до глубокого дебилизма, если абориген помимо английского может лишь кое-как лопотать на ином языке.

— Прости, Эли, что перебиваю, — встряла Циала. — Что станет с теми обитателями Главной страны, которые сохранят разум вследствие владения не-английским в достаточном объёме?

Элентари вздохнула.

— А они уже не будут представителями этой глобальной цивилизации «пакс американа». Они, по сути, станут осколками тех народов, на языках коих мыслят. Их дальнейший социальный статус определят народы, прибравшие к рукам бесхозные территории бывшей Главной страны и прочих стран, входящих ныне в зону англосаксонского эгрегора.

— Но всё-таки… — молодая валарка смотрела на виртуальный глобус озадаченно. — Вот так вот сразу всеху.

Руководительница экспедиции жёстко усмехнулась.

— Представители элиты Главной страны превратили свою державу в насос, выкачивающий соки из всей планеты. Население Главной страны составляет менее пяти процентов общего числа аборигенов планеты, тем не менее потребляет половину всех природных ресурсов и обеспечивает более половины всех загрязнений. Тебе известно такое слово — «ответственность»? Вот они её и понесут. В полной мере.

— Можно вопрос? — подал голос Цигрус. — Как быть с Огромной страной, аборигены коей именуют себя «хань»? Да, неудачный ход истории их страны в последний век изрядно подавил их имперские комплексы, однако они никуда не делись. В отсутствие противовеса все эти комплексы немедленно взыграют со страшной силой. Будут войны, настоящие открытые войны за господство ханьской империи над всем миром. В ход пойдёт даже ядерное оружие. И чем это ханьская глобальная империя лучше «пакс американы»? По-моему, гораздо хуже.

— Ты забегаешь вперёд, Цигрус, — Элентари чуть поморщилась. — Да, проблему с ханьской империей тоже придётся решать. Я полагаю применить теро.

Все вздрогнули.

— Эли, не для обиды — это же жестоко, — заговорил Рекам. — Не проще ли обработать всю страну «нон витой»? Всё-таки мгновенная и безболезненная смерть…

— Нет, Рекам. Они не заслуживают мгновенной смерти. Они заслуживают прозрения.

Пауза.

— Да, теро, это может быть очень больно. Когда в душе повсюду пятна черноты, и нечем их смыть. Да, очень многие, а возможно даже и большинство в конце концов не выдержит невыносимых мук воспалённой и никак не утихающей совести. И самоубийства станут основной статьёй смертности на долгие годы. Но те, кто сможет пережить… это будут настоящие гиганты духа. Ханьцев больше миллиарда, и выживших тоже окажется достаточно много. И они построят свою Поднебесную. Только не надменную империю, давящую всех вокруг, пожирающую ресурсы планеты, кишащую «деловыми людьми», подличающую, чавкающую и сопящую массу. Это будет Страна счастья, где на учёте каждая слезинка ребёнка, а уж плачущая девушка — событие из ряда вон выходящее, причина для экстренного заседания органов власти. Они смогут, вот увидишь.

— Кто же ещё намечен в кандидаты на принудительное прозрение? — хмуро спросил Цигрус.

— Вот эти страны, — Элентари обвела на глобусе указкой область от Индии до Вьетнама и Японии. — Вот в этой большой стране население в большинстве исповедует религию, делающую упор именно на духовное совершенствование и аскетизм. Думаю, очищение пройдёт для них относительно малоболезненно… не для всех, конечно.

— А как быть с исламским миром? — осторожно спросила Циала.

— Тут всё просто, — усмехнулась Элентари. — Они же объявили всему миру джихад, войну на уничтожение. И джихад должен вернуться им сторицей. Очень удачно, что зоной обитания этих народов служат пустыни и полупустыни — то есть природная биомасса там ничтожна, и вообще природа фактически заменена искусственной окружающей средой.

Пауза.

— Все территории господствующего ислама будут обработаны «нон витой», это совсем не больно. Тем более что согласно их верованиям, после смерти их Аллах немедленно выдаст каждому мусульманину по семьдесят две упитанных гурии. А каждой мусульманке — по семьдесят два здоровенных гурия, с неограниченной потенцией и вот такими членами.

Циала хихикнула, прикрыв рукой рот.

— Что касается территорий, куда ислам инфильтровался, но покуда не стал господствующим… думаю, не так уж трудно обеспечить законы, карающие за ислам смертной казнью. Всё равно в условиях крушения глобалистского мира и последующего хаоса жертв не избежать — так пусть этими жертвами станут исламисты.

— Эли, позволь ещё вопрос, — вновь заговорил Цигрус. — Как быть с Самой большой страной?

Долгая, долгая пауза.

— Вот вопрос… Ты же наповал валишь меня этим вопросом, Цигрус. Не знаю. Не знаю!

Пауза.

— Психологический целебес народа, населяющего Самую большую страну таков, что обработка их посредством теро приведёт к образованию нации депрессивных психопатов. Я тут не пожалела времени, ознакомилась вкратце с некоторыми их шедеврами.

На экране возник скан текста, в заголовке стояло жирным шрифтом «Достоевский».

— Как говорится, жизнерадостность бьёт через край.

Пауза.

— Ещё вопрос, Эли, — осторожно заговорил Рекам. — Как быть с чернокожими обитателями вот этого континента? — тычок в сторону Африки. — Анализ показывает — после крушения глобалистского мира при таком-то количестве населения они повсеместно и охотно перейдут к каннибализму. Теро тут вообще неприменимо, эгрегор и целебес этих народов не позволяет надеяться на просветление в кратчайшие сроки — то есть фактически обработка приведёт к тотальной психопатии и в итоге мучительной смерти от тоски и самоубийств чуть ли не поголовно… Неужто опять «нон вита»? Но чернокожие обитают в самых насыщенных жизнью зонах континента. И потом… при таких-то методах, кто вообще останется поднимать эту планету из праха?

— Так! — Элентари выпятила губу. — Вы меня убедили, коллеги. План сырой. Будем думать, время есть!

Робкий осенний дождик наконец-то решился и перешёл в мокрый снег. Движущаяся впереди мешковатая фигура в полиэтиленовой упаковке была сплошь облеплена ледяной коркой, что не мешало великому математику уверенно шурудить палкой в опалой листве. Трое идущих за ним московских гостей как могли старались защититься от падающей с неба мерзости легкомысленными разноцветными зонтиками, однако удавалось это из рук вон плохо. Наверное, мы сейчас здорово напоминаем труппу клоунов Вячеслава Полунина, мелькнула в голове Дениса очередная посторонняя мысль. Не хватает только подпрыгивать вразнобой и хором петь «блю карраре»… Этот Перельман, может, и гений в области математики, но по жизни контуженный на всю голову… понятно, что хобби у человека, но всему же есть границы…

— Вы слышали что-нибудь про Римский клуб? — после продолжительного молчания вдруг спросил учёный.

— Про какой именно? — мрачно уточнил Ладнев, судя по всему, уже с трудом сдерживающийся.

— Я слышал, — перебил Денис, гася на корню абсолютно ненужную сейчас ссору. — Неомальтузианцы?

— Они самые, — математик, присев на корточки, с кряхтением отдирал от древесного корня друзу поздних опят. — Возможно, и о знаменитых докладах того Клуба вы тоже слышали?

— В самых общих чертах.

— В самых общиху Ну а я вот не в общих. Довольно подробно изучал проблему…

Перельман замолчал, энергично шуруя палкой в прелой листве, на глазах покрывающейся снежно-ледяной корочкой. Трое слушателей терпеливо ждали.

— Человеческая цивилизация — если даже не вообще всякая цивилизация гуманоидного типа — развивается ступенчато, — математик, кряхтя, полез под развесистый мокрый куст. — Сперва так называемый «нулевой уровень», этап полной дикости, я бы даже сказал, полуживотный… Первобытное присваивающее хозяйство, постоянный поиск чего бы покушать… Вторая стадия — производящее хозяйство и как следствие архаические, первично-варварские цивилизации. Сюда входят все домашинные культуры, от Шумера до Англии начала восемнадцатого века…

Учёный прервал речь, извлекая из палой листвы пару сморщенных рахитичных опят.

— Что ты будешь делать, совсем сегодня нет сбора… Бабульки ушлые всё тут уже обшарили, с бабульками конкурировать трудно…

— Мы остановились на Англии начала восемнадцатого века, — вежливо напомнил Денис.

— Спасибо, я помню. Да, так вот… Третий уровень цивилизации — это то, что некий Карл Маркс высокопарно поименовал «царством свободы». Высокоразвитая техническая цивилизация, одним словом… Каждое из этих состояний квазистабильно. То есть понемногу, исподволь накапливаются изменения, достигающие критического уровня, и тогда — взрыв! Переход на следующую ступень. Переход от «нулевого уровня», то есть полной первобытной дикости к производящему хозяйству называется обычно Великой неолитической революцией… простите, я доступно излагаю?

— Вполне, — за всех ответил Иевлев.

— Да, так вот… Переход же от варварской цивилизации к «царству свободы» — это то, что мы наблюдаем сейчас. Переходный процесс этот начался в восемнадцатом веке с машинного переворота в Англии. И продолжается до сих пор…

Учёный вновь замолк, возясь среди кустов. Трое московских гостей с бесконечным терпением, молча ожидали продолжения лекции.

— Да, так вот… Период полуживотной дикости может длиться десятки тысяч лет. Первично-варварские цивилизации тоже могут в принципе существовать тысячелетия. Но как только пошёл переход к развитой технической — всё, обратной дороги нет. Этот переходный процесс удобнее всего сравнить с пуском космической ракеты. Либо через несколько минут она выйдет на орбиту, либо рухнет куда-нибудь в океан. Или — или, других вариантов нет. Причём растянуть пуск, скажем, на полчаса никак не получится. Не хватит ресурсов, то есть горючего.

И вновь долгая пауза, нарушаемая лишь шуршанием палки да снего-дождя, с садистским упрямством падающего с серых небес. Он полоумен, с ожесточением подумал Денис. Какого чёрта мы таскаемся за ним по этому лесу и слушаем всякую ненужную для дела лабуду?

— На чём мы остановились? Да, переход…

Учёный вдруг прямо взглянул в глаза Иевлеву, и по спине Дениса прополз холодок. Нет, ни малейшего признака безумия не было в этих глазах. Открытый, спокойный взгляд человека, давно и прочно отчаявшегося. Утратившего всякую надежду.

— Переход в «царство свободы» не состоится. Те, кто правит этим глобалистским миром — в наши дни они имеют обыкновение собираться в Давосе — объявили существующий порядок «концом истории». И делают всё возможное, чтобы так стало.

Пауза.

— Да, пока ещё идут дискуссии насчёт технических деталей грядущего мироустройства. Одни мессиры полагают, что для удовлетворения их нужд необходимо сохранить весь «золотой миллиард», другие полагают, что достаточно и четверти миллиарда. Обратите внимание — ДЛЯ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ИХ ЛИЧНЫХ НУЖД. Что касается прочего населения планеты, то в этом мессиры едины — да, лишних людишек надо как-то сокращать.

Пауза.

— За тысячи лет со времён Содома и Гоморры они ничего не поняли и ничему не научились. В каждом из них сидит Валтасар, и никакие Кембриджи и Сорбонны тут не помогут. Они ничем не умнее древнего дикаря Мальтуса, дрожавшего ночами от ужаса при мысли, что расплодившиеся соотечественники съедят его драгоценный гороховый пудинг. И все их так называемые экономические анализы отдают кондовым, беспросветным школярством. Буквально на уровне первоклашек — если шесть миллиардов человек сожрут все ресурсы планеты за сорок лет, то один миллиард — уже за двести сорок. А если урезать человечество до четверти миллиарда, то это уже почти тысяча лет безмятежного счастья получается! Им даже не приходит в голову, что количество доступных ресурсов растёт экспоненциально-опережающе по мере роста могущества цивилизации, и по достижении стадии «царства свободы» становится практически неограниченным.

Пауза.

— Конечной стадией развития земной цивилизации они видят неофеодальные замки, напичканные электроникой, и покорных холопов, снабжающих господ экологически чистыми продуктами, да ещё постельными девками и мальчиками… Конец истории.

Глаза учёного льдисто блеснули.

— Только планам дикарей, возомнивших себя богами, не суждено сбыться. Там, — тычок палкой в серые небеса, — уже появились иные боги. Я не могу прогнозировать планы Сеятелей в деталях, но несомненно одно — они решат нашу судьбу совсем иначе. Уж раз цивилизация общими стараниями доведена до состояния затонувшей подлодки, с ограниченными ресурсами, то логично прежде всего избавиться от тех, кто больше ест. Так что, вероятно, мессиры первые кандидаты на сокращение. И вместе с ними, увы, под нож пойдёт и весь «золотой миллиард».

— Простите, как же так? — не выдержал художник. — Уничтожать наиболее эффективныху Африка, к примеру, она же себя даже прокормить не в состоянии, в то время как один американский фермер…

Впервые Денис увидел, как бородатый гений смеётся.

— Насчёт американских фермеров ничего не скажу, они действительно добросовестные трудяги. Насчёт же «эффективности»… миф о том, что биржевые брокеры и валютные трейдеры намного экономически эффективнее каких-нибудь негров на сахарной плантации создан самими трейдерами. Уверяю вас, негры намного эффективнее. Просто трейдеры получают гораздо больше денег, только и всего.

— Всё это очень занимательно и любопытно, Григорий Яковлевич, — заговорил Денис, стараясь заслонить Изольду от хлёстких порывов разыгравшегося ветра. — Неясно только одно. Вы согласны?

Перельман опёрся о свою палку.

— Скажите… вам так важно избавить нынешних владык мира от возмездия?

— Странная постановка вопроса…

— Ничего странного. Если не будет Коррекции, Конец Света всё равно наступит. Только уже по сценарию мессиров. Управляемый хаос, Век Голода и Убийств и в итоге идиллическая картина — замки с солнечными батареями на крышах и холопы вкупе с домашними рабами… Вы этого хотите?

— Нет, мы не этого хотим, — внезапно заговорила Изя звенящим от волнения голосом. — Мы хотим, чтобы мир этот наконец стал светлым. И если для этого существует хоть один шанс… Туилиндэ нам сказала — вы можете. Вы способны решить эту задачу. Ну как же вы не понимаете? Гений, дарованный вам свыше, ведь обязывает… и вы должны попытаться.

При последних словах учёный вздрогнул. Или показалось? Наверное, показалось… Борода — надёжное укрытие от любого рода эмоций.

Молчание затянулось, и похоже, грозило стать финальным.

— Ну, в общем, ваша позиция достаточно прояснилась, — Степан смачно сплюнул. — Спасибо за лекцию и приятную прогулку. Желаем вам отыскать массу грибов. Пошли, ребята…

Они успели отойти шагов на шесть, когда сзади прозвучал негромкий оклик.

— Стойте.

Все трое синхронно обернулись. Математик мял в руках свою палку.

— Ну, в общем, есть у меня кой-какие наработки… Но один я ничего не смогу. Нужен высококлассный программист… и суперкомпьютер. Обычный сервер не подойдёт.

…

— … Только ты учти, Лёша, она завтра выписывается. Нервный криз купирован, состояние стабильное, держать в клинике нет никаких оснований.

— Спасибо, Виталь Викентьич, я у вас в неоплатном долгу! Прямо сейчас и выезжаю!

Бросив трубку на видавший виды телефонный аппарат, старший лейтенант Холмесов торопливо засунул в нагрудный карман миниатюрный диктофон, взял со стола папку. Откозырял собственному отражению в зеркале и двинулся на выход. Воистину, не имей сто рублей… ну что такое сейчас сто рублей?! А вот сотня друзей, это ого-го! Или пусть хотя бы не друзей, а добрых знакомыху Вот не было бы у Алексея Холмесова доброго знакомого, врача из психушки, Виталия Викентьича, и что? И тю-тю бы мимо золотая рыбка…

Вообще-то идея в корне была простой и несложной. Всякие преступники имеют свой почерк. Если показания дедка-сторожа насчёт железных пауков не белогорячечный бред, а имеют под собой некую реальную основу, то столь выдающиеся улики рано или поздно должны были всплыть где-нибудь ещё. Ну и гипнотические пассы Аэлиты вкупе с запоминающейся внешностью троицы тоже дело не последнее. Но это в теории, разумеется. На практике осуществлению гениального плана старшего лейтенанта Холмесова могло помешать очень и очень многое. Во-первых, проникновение в хранилище банка семян могло оказаться разовой акцией. Совершенно верно — по заказу иностранных спецслужб. В таком случае рецидива данного преступления могло не быть вообще, жди хоть до пенсии. Во-вторых, судя по всему, ребятки работают весьма аккуратно и профессионально — Алексей уже успел убедиться, что система видеонаблюдения в том хранилище была исправна и тем не менее ничего не зафиксировала. То есть в троице имелся хакер высокого класса. Так что прокол с дедушкой случаен и вполне может не повториться. Ну и наконец, далеко не каждый свидетель решится обнародовать свои наблюдения железных пауков. Напротив, нормальный гражданин будет молчать как рыба. Перемножение сих малых вероятностей в итоге давало цифру, близкую к нулю… но, в конце-то концов, выловил же Емеля в проруби говорящую щуку?

И вот надежда на чудо блестящим образом оправдалась…

Подъезжая к клинике, Алексей почувствовал, как его колотит нервная дрожь. Только бы не сорвалось… только бы не сорвалось…

Титанические поиски Аэлиты посредством паспортного стола пока что никаких результатов, увы, не дали. Хотя за истекшие восемь недель Холмесов перешерстил карточки всех девушек от шестнадцати до двадцати одного года включительно. Нет, надежда покуда не растаяла окончательно, но…

— Виталь Викентьич, я уже тут! Ну где же, где?..

— Эка тебя разобрало, Лёшенька, — пожилой круглолицый доктор засмеялся. — С таким-то нетерпением не со всякой невестой свидания ждут!

— Невеста что, Виталь Викентьич! — старлей потряс папкой. — Дело номер! И уводит за собой в незримый бой наше чуйство долга!

Посмеялись.

— Виталь Викентьич, там в палате наверное народ… Где бы нам того… с глазу на глаз с вашей пациенткой побеседовать?

Доктор задумался на пару секунд.

— Можно, конечно, здесь… а знаешь, лучше в рекреации. Там сейчас никого, тихо, обстановка уютная…

— Вот и опять вы меня выручаете, Виталь Викентьич, — проникновенно произнёс Холмесов. — Так где же пациентка-то?

— Идём!

В небольшой палате на четыре койки женщины сидели в халатах, переговаривались о чём-то.

— Нина Андреевна, это к вам.

— Здравствуйте, — Алексей улыбнулся как можно более располагающе. — Нина Андреевна, как вы себя чувствуете?

— Вот доктор говорит, всё в порядке, — пожилая дама, запахнув полу халатика, улыбнулась несколько настороженно.

— Ну и прекрасно. А то у меня к вам есть несколько небольших вопросов… знаете что, давайте пройдём в рекреацию? Чтобы никому не мешать нашим разговором.

В рекреационном зале на полу лежали коврики для йоги, валялся кем-то забытый оранжевый хула-хуп. Женщина уселась в кресло, выжидательно глядя на старлея.

— Нина Андреевна, тут вот какое дело… — Алексей нарочно не стал садиться за стол, чтобы не создавать у дамы ненужной подсознательной ассоциации «следователь-подследственный на допросе» — Давайте попробуем вспомнить злоумышленников, проникших в вашу библиотеку. Вот, посмотрите.

Холмесов раскрыл перед свидетельницей фотоальбом, внутренне трепеща. Сейчас, вот сейчас… пан или пропал…

— Узнаёте кого-нибудь?

Библиотекарша разглядывала фотографии всего несколько секунд.

— Вот. Она.

Сердце старлея теперь колотилось, как компрессор.

— Нина Андреевна… вы уверены?

Пожилая женщина чуть улыбнулась.

— Молодой человек… простите, не знаю как вас…

— Можно просто Алексей.

— Послушайте, Алексей… Как по-вашему, легко ли спутать с кем-то это лицо?

Холмесов медленно кивнул.

— Вы правы, Нина Андреевна. Я очень попрошу вас вспомнить всё, что случилось в ту ночь. Всё до последних мельчайших деталей.

Библиотекарша пожевала губами в раздумьи.

— Я уже почти доехала до дому, как вдруг осознала, что не помню, выключена ли электроплитка… ну, знаете, у нас в закутке там, мы чай пьём…

— Да-да, понятно, — понимающе покивал Алексей. — Что дальше?

— Ну вот… Я давай звонить на вахту. Однако трубку никто не брал. Ну, думаю, опять провод эти олухи-ремонтники оборвали… беда с ними одна…

Пауза.

— Метро, к счастью, ещё ходило исправно, так что я развернулась и поехала обратно, к Гостиному Двору. Не хватает ещё устроить случайное возгорание в родной-то библиотеке! В Российской национальной!

— И это понятно, — кивнул старлей. — Дальше.

— У входа я позвонила с автомата Эльвире, мол, есть сомнения насчёт электроприбора. Вахта молчит, не отвечает, не иначе опять телефон оборван. Не камни же в стёкла кидать, в самом деле. Надо просто снять с сигнализации, я войду и проверю, и никакого шума. Ну, Эльвира пофыркала, конечно, но возражать особо не стала. Пожар, знаете ли, он никому не нужен…

— Дальше, — подбодрил рассказчицу Холмесов.

— В общем, вошла я с бокового служебного входа… И сразу почувствовала, что что-то не так. У нас там ночью коты гуляют, знаете ли, без котиков мыши давно бы всю библиотеку в труху… Коты эти сразу прибегают, коль человек появился, мы их все подкармливаем кто чем можем, а то пайку им сейчас не очень-то…

— Понятно-понятно, — вновь покивал старлей. — Дальше.

— Ну вот… коты всегда прибегают, стало быть. А тут ни одного. Иду дальше… на посту Михеич спит. То есть не просто спит, а дрыхнет абсолютно беспробудно. Я его за рукав, потом даже за нос ухватила — бесполезно. Как будто под наркозом, понимаете?

Холмесов вновь кивнул.

— Ну, добралась я до плитки, резво так рысцой добежала — плитка-то, кстати, выключенной оказалась — и тут вдруг замечаю среди стеллажей какое-то шуршание. В самом хранилище, понимаете? Ну, я недолго думая цап выключатель на стене. Свет вспыхнул… а там… там — они…

Женщину передёрнуло.

— Двух парней я в лицо не запомнила, они далеко и боком стояли. А вот девицу эту… до смерти теперь не забуду, наверное.

Нина Андреевна вновь зябко поёжилась.

— Идёт эта красотка прямо на меня, как… понимаете, вот идёт, и понимаешь, что пытаться бежать бесполезно. Подходит вплотную… глазищи как блюдца, сверкают нереально… Не надо нервничать, говорит, Нина Андреевна, нет тут никого, это всё вам только кажется… как будто полоумная я совсем… и руками пассы делает, вот так. Ну, я и брык с копыт долой…

Пожилая женщина судорожно вздохнула.

— Очнулась я, когда Михеич меня растолкал. Кругом уже народ, Эльвира самолично на такси прикатила… Михеич весь в испуге такой, ах-ох-ты, чего ты тут да как оказалась… А у меня в голове колокол гудит, руки-ноги ватные. Ну, тут и «скорая» подоспела, и сюда меня… Гипертонический криз и нервный срыв на почве переутомления записали.

Библиотекарша плотнее запахнула полу халата.

— Нина Андреевна, — как можно более ласково заговорил Холмесов, — а ведь вы мне не всё рассказываете. Вот про пауков железных, к примеру, вообще ни слова не сказали.

В глазах женщины протаял мистический ужас.

— От… откуда… вы знаете… про пауков?!