Чёрные скрижали

Глава 13 Международный женский день

Днём ликующее мартовское солнце нещадно плавило снежные залежи, и люди безжалостно топтали размякшее месиво, обращая его в грязь. Но ночами всё ещё упорно сопротивляющаяся зима наносила морозные контрудары, и к утру попранное снежное месиво мстительно обращалось в бугристый гололёд — самое то ноги ломать.

Степан шёл по улице, бережно неся большую хозяйственную сумку, где покоилась замотанная в ткань и толстый поролон стеклянная пластина. Ну вот… и ещё одна работа закончена. А как он был уверен тогда, что портрет Туи — его крайняя картина. Воистину, никогда не говори «никогда».

Художник усмехнулся, вспомнив лица членов худсовета. «Мнээээ… мы глубоко уважаем ваш стиль, дорогой Степан Андреевич, но… мнэээ… не слишком ли вы увлеклись иллюстрированием фэнтези?» Видели бы вы, ослы… нет, никогда вам не светит увидеть наяву Бессмертные Земли. И даже во сне не увидеть — во сне вам снятся, вне сомнения, валенки, набитые деньгами, и ничего кроме. А я вот сподобился… Спасибо тебе Туи.

— Ох!

Вывернувшаяся из-за угла навстречу женщина, избегая столкновения, резко отшатнулась и потеряла равновесие. Секунда, и она уже сидела на грязном льду, неловко подвернув ногу.

— Мужчина, ну осторожней!

— Прошу прощения, — повинился Ладнев, аккуратно ставя сумку с картиной наземь. — Ушиблись? Давайте я вам помогу. Давайте-давайте!

Поддерживаемая художником, женщина попыталась встать, но ойкнула и поджала правую ногу.

— Болит? — всполошился Степан.

— Чёрт… ну спасибо вам, мужчина! Как я теперь работать буду?! — пострадавшая даже губу закусила от боли, и в подведённых тушью серых глазах заблестели слёзы. У Степана же ёкнуло сердце. Эти глаза напротив… только не подведи, только не подведи… только не отведи глаз…

— Ну что вы так пялитесь, мужчина? Покалечили, так хоть до скамейки помогли бы дойти!

— До скамейки?! — художник встряхнулся. — Нечего вам делать на той скамейке!

Он подхватил с земли сумку с картиной и решительно сунул её пострадавшей. От неожиданности та сумку безропотно, на рефлексии взяла, освободив Ладневу руки, и следующим движением он ещё более решительно взял женщину на руки.

— Мама!

— Спокойствие, только спокойствие! Как говорил мудрый крокодил Гена, вы понесёте мою сумку, я же понесу вас.

— Куда?!

— К себе домой, разумеется. Вон мой подъезд.

— Отпусти сейчас же, ты, псих! Маньяк ненормальный!

— Да ещё какой, ещё какой маньяк-то! А при нападении маньяка надобно что? Правильно, не провоцировать его расшатанную психику. Так что ведите себя тихо, а то возьму вот и поцелую.

Горячечная импровизация, перемежаемая учащённым дыханием — всё-таки даже худенькая взрослая дама не ребёнок, чтобы таскать её на руках играючи — позволила Ладневу одолеть расстояние до подъезда, не встречая отпора со стороны жертвы. Парализованная необычностью ситуации незнакомка безропотно позволила дотащить себя до самой ладневской квартиры.

— Ну вот… тут моё логово маньячье… — вконец запыхавшийся от подъёма по лестнице маньяк-художник осторожно опустил жертву, и та поневоле оперлась на его плечо, поджимая повреждённую ногу подобно цапле. — Сейчас, сейчас… — он извлёк из кармана связку ключей.

— Насиловать будете? — в глазах незнакомки ещё плавали испуг и боль, но их уже стремительно вытеснял рой смешинок. — Учтите, уголовно наказуемое деяние!

— Насиловать? — Степан наморщил лоб, словно вспоминая смысл термина, в то время как руки уверенно отпирали замки. — А! Не, это чуть позже. Сперва посмотрим вашу ногу, потом кофеем вас напою, с коньяком… А потом уже, ближе к лету, можно и до изнасилованья дойти, отчего ж…

Не выдержав, женщина прыснула смехом.

— Прошу! — распахнув дверь, Ладнев перенёс даму через порог, аккуратно поставил возле стенки, захлопнул дверь. — Всё, вы в моих цепких маньячьих лапах. Снимайте пальто! Не-не, с сапожками аккуратнее, вдруг там вывих в голеностопе! Давайте-ка лучше я сам…

Освободив жертву от верхней одежды, Степан вновь подхватил её на руки, и незнакомка вдруг обвила его шею руками, помогая переноске. Сердце художника вновь ёкнуло, сладко и протяжно.

— Так… вот сюда… — он разместил добычу на диване, сев перед ней на пол. — Посмотрим прежде всего вашу ногу, окей? Если вывих, то нужно вправлять мгновенно, пока нет отёка.

Он осторожно ощупывал её щиколотку, и женщина сама вытягивала вперёд длинную стройную ногу, и сердце художника пело. Отчего так?

— Ну что там, доктор?

— Растяжение связок, похоже, — Ладнев со вздохом отпустил ногу жертвы.

— Но я буду жить или уже всё? — смешинки в её глазах роились густо-густо.

— Жить-то? — Степан вновь наморщил лоб. — Долго и счастливо будете жить. Если сами судьбу свою не оттолкнёте.

Смешинки в её глазах оседали, улетучивались.

— Меня Светланой зовут.

— Редкое имя, — улыбнулся художник. — А я так и вовсе Степан. Ладнев Степан Андреич, прошу любить и жаловать. Но можно и просто любить, отчего ж.

— Оп-па… — молодая женщина огляделась. — Да вы никак художник?!

— Самый натуральный, — подтвердил Ладнев. — А вы, если не секрет?

— Да как вам сказать… Вы же будете смеяться и не поверите.

— А вы попробуйте.

— Ну, в общем… натурщица я, — Светлана чуть улыбнулась. — В данный момент. А раньше была сборщицей на часовом заводе.

…

«Станислав, здравствуй. Вот тебе коэффициенты регрессии к четвёртому уровню фрактали».

«Здравствуйте, Григорий Яковлевич. Я понял, ввожу в расчёты».

Ровные строчки чата ложились в «подвал», в то время как на основном пространстве монитора калейдоскопом сверкала объёмная фракталь, напоминающая какое-то марсианское дерево — пространство полей решения задачи. Простой такой задачки по спасению грешного мира от возмездия. Картинка не была статичной — время от времени одна из веточек давала маленький шажок-прирост, точь-в-точь настоящий древесный побег. Это корабельный мозг «Хитроумного» сбрасывал на ноутбук юного гения очередную порцию просчитанных ситуаций. Как именно? Об этом Станислав Станиславыч не имел ни малейшего понятия. И спрашивать остроухих друзей о том бесполезно — есть вещи, которые для здешних аборигенов табу.

Бонифаций, удобно расположившись на столе сбоку от ноутбука, жизнерадостно хрустел морковкой. Мохнатый грызун уже прочно усвоил, что на хозяйском столе нужно вести себя воспитанно и прилично — иначе ссадят на пол и прощай морковь. Зверёк весьма ценил расположение своего хозяина и друга, не говоря уже о морковке, и потому не делал попыток залезть на клавиатуру. Вздохнув, мальчик погладил товарища. Хорошо тебе, Боня — морковь есть и потому счастье. А вот у хозяина твоего поводов для буйной радости нет, увы. Пока что фрактальное древо смотрелось не хуже, чем декоративные кусты в парке Версаля, старательно обкорнанное садовником и превращённое в зелёный шар. Чёткая граница поля решений свидетельствовала — без посторонней помощи человечество само себя угробит уверенно и безоговорочно. Какие бы решения ни принимали парламенты, какие бы президенты да короли ни становились у руля в любой из стран — стальные ножницы судьбины уже щёлкают. И потому не стоит беспокоить незримых богов-валаров своими назойливыми просьбами о помиловании. Какие основания? Они просто срубят обречённое дерево под корень, разом рассекая гордиев узел всех земных проблем. Глядишь, от пенька пойдёт здоровая поросль…

— Стасик, ты кушать будешь? — мать вышла из кухни, перекинув полотенце через плечо.

— Чуть позже, мама, — мальчик улыбнулся. — Сегодня же у нас должен быть праздничный обед.

— Во-во, я и говорю, — засмеялась мать. — Международный женский день придумали мужчины, чтобы лишний раз вкусно поесть!

— Ты не права, мам, — мальчишка ссадил доевшего морковку Бонифация на пол. — Я же в прошлом году сам готовил.

— Да, было такое, — женщина встрепала сыну волосы. — Как досадно, что ты повредил эти самые связки… Чего доктор-то сказал?

— Говорит, уже через недельку я смогу ходить без палки. Только в школу до каникул всё равно не пойду, для надёжности.

— Отстанешь от программы…

— Не отстану. Учусь я сам, школа только время отнимает и силы.

— Ну-ну… — вздохнула мать. — Что это у тебя тут за дерево?

— Это математическая фракталь.

— Опять задание на олимпиаду?

— Угу.

— С ума ты скоро сойдёшь с этой своей олимпиадой, — мама покачала головой. — Какой-то одержимый, честное слово.

— Да всё хорошо, мам. Вот после каникул финал будет, съезжу в Санкт-Петербург и…

Женщина заглянула сыну в глаза.

— Стасик… Ну а если не получится у тебя всё, как задумал?

На сей раз Стасик ответил не сразу.

— Что ж… Значит, не судьба.

В прихожей вдруг запел звонок, разливаясь соловьиными трелями.

— Кто бы это?.. — хозяйка, скинув полотенце на стул, двинулась в прихожку.

— Разина, Ирина Александровна? — зычный молодцеватый голос без труда доносился с лестничной площадки через всю квартиру. — Позвольте поздравить вас с Международным женским днём! Вот это вам от Разина Станислава Станиславовича, прошу принять!

Когда хозяйка квартиры вернулась, вид у неё был вполне ошарашенный. В одной руке женщина держала букет роскошных роз, в другой прозрачную коробку с тортом.

— Стасик…

— Ну вот, мама, а ты говорила, нет у меня друзей, — мальчик улыбнулся. — Это я в интернете немножко заработал. Тебе на подарок. С доставкой — раз пока сам ходить не особо…

— Спасибо, — на глазах женщины навернулись слёзы. — Стась, не ожидала!

…

Нет, всё же хорошо в России быть начальником. Праздничное «дежурство на дому» — какая прелесть! Сиди себе за обильно оснащённым пиршественным столом, поздравляй прекрасных дам в ожидании звонка… интересно, что должно случиться, чтобы подчинённый решился оторвать родного начальника от пиршественного стола? Теракт с сотнями жертв? Падение Тунгусского метеорита в густонаселённые кварталы северной столицы?

Ну а тем, кто в высокое начальство не вышел, приходится дежурить не виртуально на дому, а реально и в отделении. Дежурный следователь УВД — «есть такая служба, сынок»… и своими призапущенными делами толком не удаётся заняться, что особенно досадно. Праздник есть праздник, бытовой криминал в фазе обострения… А как работает следователь, который не на графике? Сутки отдежурил, сменился так часов в десять вечера — это в лучшем случае, а кто-то и до полуночи работает — прикорнул оставшуюся часть праздничка и на следующее утро на работу. И никого не волнует — отдохнул ты, или нет…

За окном молодой человек в тёмном пальто галантно вёл под ручки сразу двух дам, нарядные девушки оживлённо болтали и смеялись звонкими голосами. Алексей вздохнул. Вот интересная какая всё-таки штука жизнь. Уж двадцать семь годков минуло старшему лейтенанту Холмесову, а жены-подруги у него всё нет. И нормальный ведь парень в плане секс-ориентации… И откуда бы ей взяться, жене, при жизни такой? Получает товарищ от работы полное удовлетворение.

Он осторожно раскрыл бумажник, в котором имелась копия фото из того дела. Сделать другое фото на память Туилиндэ не разрешила, оно и понятно — нафига такая улика… Туи смотрела на него тревожно и строго, будто хотела что-то сказать. Алексей чуть улыбнулся ей. Вот хлопот-то тебе со мной… Это у ничего не соображающих эфемеров красавица может пожать плечиком и пройти мимо ненужного ей воздыхателя. Кодекс Чести и Права эльдар в этом плане суров — либо забирай воспылавшее сердце с рукой в нагрузку, либо передай той, кому оно нужнее. Хищение чужих сердец, а равно и их разбивание Кодекс карает достаточно строго.

Помедлив, Холмесов выудил из-за пазухи амулет на цепочке — прибор связи, выданный всем членам шайки спасителей человечества. Потому как мало ли… А вот взять прямо сейчас да и позвонить? Поздравить Туи с Международным женским днём, ага. Глупо? Ну и пусть глупо… позвонить, пока ему самому опера не позвонили — дескать, пора на место преступления…

Звонок телефона не заставил себя ждать.

— Холмесов? — голос опера Пети в трубке бодр и жизнерадостен до неприличия. — Дан приказ, ему на запад!

— Что на сей раз? Очередной Отелло придушил Дездемону, или банальное убийство бабушки при помощи топора?

— Ну-у, не надо так мрачно, старик! На этот раз без мокрухи обошлось. Ну ты выходи уже, лимузин у парадного подъезда!

…

— Вау! Какие цветы! Дениска, ты же чудо!

Изольда, зарывшись в букет махровых роз носом, шумно вдохнула пару раз.

— И пахнут!

— Так ведь положено им, — улыбнулся Иевлев. — Розы потому что.

Вместо ответа Изя обвила шею возлюбленного руками и намертво присосалась к его губам, заодно больно уколов в затылок розовым шипом. В голове у Дениса поплыл горячий огонь, как обычно… вот интересно, уже сколько они вместе, а всё никак не привыкнет он к этому чуду…

— М-м… — наконец-то смог прервать поцелуй Денис. — Слушай, а у тебя губы припухли.

— Да? — девушка посмотрелась в зеркало на стене прихожки. — Не, реально? Я чёт не замечаю…

— Есть, есть такое, — заверил Иевлев, стаскивая куртку. — Целуешься много! — тоном прокурора заявил он, воздев вверх палец.

— Ой, можно подумать! — фыркнула Изя. — Я могу и не целоваться, вот!

— И как долго? — улыбнулся Денис.

— Ну-у… — девушка начала загибать пальцы. — Пять минут продержусь, наверное.

И они разом рассмеялись.

— Как всё же хорошо, что у тебя сегодня выпал выходной, — Изольда, пройдя на кухню, наливала воду в вазу, чтобы пристроить подаренный букет. — Мы можем куда-нибудь сходить.

— К примеру?

— Да хоть к Степану, — засмеялась Изя. — Он же хвастался, что новую картину изладил.

Она остановилась, глядя в окно.

— И где-то сейчас Станислав Станиславыч со своим морским свином… и наш милиционер Лёша ещё…

— Ну, Борода-то точно сейчас дома с мамой пребывает. Грибов же в лесу нету. Хотя, может, в оперу закатились ради праздничка?

Да, как-то так вот незаметно гений математики стал у них просто Бородой, а следователь МВД — Лёшей-милиционером. И ведь не скажешь, что контачат напропалую, как то принято нынче в компашках-тусовках. Нет, напротив, звонки редки, а лично с той экскурсии Денис и Изя и вовсе с тремя иногородними членами группы не встречались. Как и с остроухими кураторами, кстати. А вот есть такое ощущение общей близости, рождаемое поставленной великой целью. Ячейка РСДРП, подпольный ревком, ага…

— А ты мне намекала на какой-то сюрприз? — Денис обнял любимую сзади.

— Ой, сейчас! — встрепенулась Изольда. — Только ты стой здесь. Смотри в окошко и не вздумай оборачиваться!

Ждать пришлось недолго.

— Всё, можно!

Денис обернулся и замер. Изя стояла посреди комнаты, облачённая в золотое полупрозрачное платье — то самое.

— Слушай, мать… это что, Туи таки подарила?!

— Угу, щас, разбежится она… Это ж будут улики лишние, компромат и прочее. Неа, это я сама сшила! Только пришлось побегать, пока ткань такую вот нашла. Ну ты чё молчишь? Нравится?

Денис осторожно подошёл, обнял любимую, и девчонка охотно прижалась к любимому.

— Нравится, не то слово… Я тебя просто люблю.

И вновь поцелуй, горячий и тягучий, как расплавленная смола.

Телефон грянул неожиданно, как водится.

— Да! — Изольда первой дотянулась до трубки. — Э… ой… Григорий Яковлевич? Не узнала, ага… Спасибо, спасибо большое! Маме вашей передайте от нас поздравления! Ещё раз спасибо!

Она положила трубку, глядя на Дениса круглыми глазами.

— Конец света… Перельман поздравил с Международным женским…

— Ну вот видишь, — улыбнулся Иевлев. — Под толщей бороды скрывается не только недюжинный гений, но и подлинная человечность. Ждём звонка из Красноярска.

Они рассмеялись.

— А наш остроухий друг не желает тебя поздравить?

Изольда посмурнела.

— Так уже.

— Когда успел?

— Да вот… пока ты отсутствовал.

Пауза.

— Кстати, насчёт конца света… — Изя совсем перестала улыбаться. — Таур считает, тянуть нам больше нельзя. До начала разлива необходимо обзавестись домиком в мещёрских болотах. Но лучше тремя-четырьмя. В заброшенной деревушке.

…

— Что-то зачастили вы к нам, молодой человек.

Зав. отделения стояла в белом халате, как монумент.

— Так уж очень интересные у вас пациенты пошли, уважаемая Галина Михайловна, — улыбка Холмесова была на сей раз вполне умеренной. Он уже успел усвоить, что в общении с этой дамой более уместен строгий официоз. — К вам сейчас поступила некая Лариса Беляева. Как она?

— М-м… в принципе, ничего страшного. Электрошок. Но сейчас пострадавшая спит.

— И тем не менее мне необходимо переговорить с гражданкой Беляевой немедленно.

— М-м… Хорошо, в виде исключения, через полчасика зайдите…

— Галина Михайловна, мне это надоело, — совсем убрал улыбку Холмесов. — Я не родственник-посетитель, коему вы можете ставить свои условия. Я следователь МВД и веду дело. Так что исключения буду делать я сам, а вы, как лицо ответственное и должностное, мне в этом всячески помогать, договорились?

— Вы так самоуверенны…

— В достаточной мере, Галина Михайловна. Хотите, можете попытаться помешать проведению следственных мероприятий. И тогда в дополнение к протоколу опроса пострадавшей мною будет приложен акт о сознательном противодействии органам. Оно вам очень нужно? Так что не будем ссориться, и проводите в палату. Пожалуйста.

— Зина! — зычно окликнула «королева шприцев».

— Да, Галина Михайловна? — откуда-то вынырнула шустрая, как мышка медсестричка.

— Проводи товарища следователя к… м-м… этой… Беляевой.

Всю дорогу до палаты Алексей сдерживал ухмылку. Мадам, безусловно, уязвлена и разгневана, однако в другой раз понтоваться уже не станет. Как там говорил товарищ Дзержинский: «кто не хочет работать на совесть, будет работать за страх»?

— Вон, у окна, — не заходя в палату, кивнула медичка и мышкой ушмыгнула куда-то.

Пострадавшая лежала навзничь, руки поверх одеяла, каштаново-рыжие кудри рассыпались по подушке. Тонкое бледное лицо, с нежно-розовой кожей, нос с еле заметной горбинкой… Досталось девушке. Электрошокер «Taser M26» — зверская штука, такие даже американские полицаи с опаской пускают в ход. Согласно логике, девушка должна была стать первым номером в списке жертв этого сезона, вдобавок к четырём аналогичным случаям в сезоне прошлом. Сложность заключалась в том, что отлавливать этого маньяка начали поздновато, да и на зиму он затаился. С сентября залёг на грунт. Вполне логично — трахать оглушённые жертвы в сугробах достаточно экстремально даже для маньяков. Да вот не вынесла, видать, душа поэта, не дождалась начала мая. Ну что такое, в самом деле, восьмое марта, Международный женский день… огромное количество ярких, нарядных, цветущих красавиц проходит мимо — и все не его?!

История этой девушки, по идее, также должна была оборваться на пике юности. К счастью, сотовые телефоны получили уже довольно широкое распространение, и гуляющий обладатель оного оказался неглупым. То есть, не вступая в схватку с вооружённым маньяком, потихоньку позвонил в милицию. Застигнутый оперативно подкатившим нарядом за работой — то есть сладострастным обнажением бесчувственного тела — маньяк пытался бежать, но не успел уйти далеко и был оперативно задержан. Бдительный гражданин, кстати, тихо и незаметно растворился. И поиск его по номеру сотового ничего не дал — левая какая-то симка оказалась. Размер же ущерба потерпевшей сейчас предстояло установить. Вообще-то процесс освобождения жертвы от зимней одежды довольно длителен, так что конечной цели маньяк достичь не успел, но…

— Лариса… Лариса Петровна… просыпайтесь…

Девушка глубоко вздохнула и вдруг со сдавленным вскриком заслонила лицо руками.

— Лариса Петровна, не бойтесь. Вы в больнице, а преступник задержан. Всё хорошо, уверяю вас.

Помедлив, Лариса отняла ладони от лица. В глазах её медленно таяла тень ужаса.

— Вы кто?

— Я следователь. Следователь по вашему делу, — Алексей улыбнулся как можно более успокаивающе. — Меня зовут Алексей Львович Холмесов, старший лейтенант. Корочки показывать нужно?

— Да нет, зачем… — девушка вздохнула. — Что со мной было?

— Вот те на! — Алексей даже оттопырил нижнюю губу. — Это ж я должен вас спросить. Снять показания, официально. Давайте-ка по порядку, чтобы сразу в протокол. Ваша фамилия, имя, отчество?

— Беляева Лариса… погодите, вы же знаете? Откуда?

А здорово её звездануло электрошокером, подумал Холмесов, разглядывая тонкое лицо. И руки… пальцы тонкие, чуткие, как у скрипачки, а сильные…

— Мы при вас документ нашли, — он вновь улыбнулся, — студенческий билет.

— А чего ж тогда спрашиваете?

— Ну мало ли, — преувеличенно серьёзно ответил старлей, — вдруг фотография переклеена. Вдруг вы настоящую владелицу того билетика задушили и в Неву? В расчленённом виде, сейчас это модно.

Они встретились глазами, и девушка прыснула смехом. Вот, так-то лучше, мелькнула мысль. А то прямо комочек страха какой-то под одеялом…

Лариса, завозившись, села на кровати. Оглядела себя, поправила на груди сорочку-комбинацию. Поёжившись от прохлады, натянула на плечи больничное одеяло.

— У вас при себе Библии случайно нету?

— Чего нет, того нет, — сокрушённо вздохнул Холмесов, уловив смысл вопроса. — Записная книжка только есть. Пойдёт?

— Давайте.

Алексей извлёк из кармана записную книжку и подал пациентке. Лариса положила поверх ладонь.

— Клянусь говорить правду и только правду, как честная православная пионерка!

— Аминь! — в тон откликнулся Алексей. — Ну что, продолжим? Место жительства?

— Володарского, двадцать девять. Личные апартаменты, у окна и с тумбочкой.

— О! Это где это, на Володарского-то?

— Это общежитие Гатчинского педучилища. Колледжа, по-новому. Вы же изучили мой студбилет?

— Понятно… — старлей строчил в протоколе. — Второй курс?

— Угу. Учительница начальных классов должна из меня получиться в итоге.

— Дата рождения?

— Восемнадцать годков стукнуло позавчера.

— Понятно… А место рождения?

— Место рождения… — девушка поправила рассыпавшиеся волосы, тяжёлые и густые. — Место такое, что лучше бы там никому не родиться. Город Гдов, Псковская область. Не слыхали?

— Ну отчего ж, — улыбнулся Алексей. — Я там даже был как-то раз. Пацаном, с экскурсией школьной. Кремль у нас там ещё такой весь разваленный. Ну и вообще красивый городок.

— Кремль, это да, — согласилась Лариса. — Ну и вообще красиво. Тихо, как в музее. Или на кладбище.

— Минорное у вас сегодня настроение, Лариса, — Алексей улыбнулся как можно более тепло.

— А против фактов не попрёшь, как говорится. Вы когда с экспедицией-то школьной были? С тех пор у нас там многое изменилось. Я, наверное последняя из могиканок. Пенсионерам, тем деньги на дом носят, так отчего ж… можно и в музее худо-бедно прожить.

— Ладно, ближе к делу, — вздохнул Холмесов. — Давайте вспомним обстоятельства нападения.

Лариса помедлила с ответом.

— Я вообще-то к подружке шла, Ксанке. Она питерская. А тут из кустов этот… — её передёрнуло. — И, главное, ни слова не говоря, молча так чёрной дубинкой мне в живот… Боль адская, доложу я вам.

— Ну ещё бы, — сочувственно хмыкнул старлей. — Тазер двадцать шестой, им слонов валить можно… А дальше?

— А дальше чёрная яма. Просыпаюсь, а тут вы, — она чуть улыбнулась. — Сильно я орала с перепуга, да?

— Не очень. Вообще-то визжать надо как можно пронзительней, это иногда отпугивает маньяков.

— Учту, — она улыбнулась чуть шире.

— Лариса… ты опознать его сможешь, на очной ставке?

Её вновь передёрнуло.

— Да не вопрос. Так перед глазами и стоит эта небритая чёрная рожа. А мы уже на «ты»?

Холмесов чуть улыбнулся.

— А ты против?

Помедлив, она вернула улыбку.

— Я за.

Захлопнув планшет, Алексей вынул из нагрудного кармашка визитку.

— Вот тут мои координаты, если что. Слушай… ты апельсины любишь?

— Не, я их просто ем, — она засмеялась. — Без любви, но с удовольствием.

— А цветы? — он вновь улыбнулся. — Сегодня ж как-никак Восьмое марта.

Она неопределённо пожала плечом.

— Я не в курсе.

— В смысле?

— В прямом. Мне в жизни никто никогда не дарил цветов… Алёша.

…

Струи водопада по дороге рассеивались в тонкую водяную пыль, и низко висящее солнце раскрашивало ту пыль во все цвета радуги. В густой зелени ссорились, орали обезьяны, чего-то меж собою не поделив.

«Совсем как хомо» — Таур кинул вниз камешек. Вздохнув, Туи прижалась, потёрлась щекой о его плечо.

«Совсем».

Двое звёздных пришельцев сидели на скальном карнизе, выступающем из сплошного ковра растительности — верховья Укаяли до сих пор избежали калечащей поступи человечьей цивилизации. Сидели и молча смотрели на расстилающийся до горизонта пейзаж. Мир, такой чужой, непохожий на Бессмертные Земли… и такой щемяще знакомый. Отчего так?

«Не пора нам на корабль?»

«Давай посидим ещё чуточку. Обрыдли уже голографические пейзажи стенок каюты».

«А я видеть не могу пейзажа вокруг нашего «Хитроумного». Недавно поймал себя на ощущении, что боюсь открывать вход шлюзовой камеры, находясь в лёгком скафандре».

«Типа, лёгкого планетарного скафандра недостаточно — нужен полноценный вакуум-скафандр, как на безатмосферном астероиде?»

«Точно».

Туилиндэ тоже бросила вниз камешек.

«Между прочим, наши спасители человечества сегодня отмечают некий праздник. Он называется у них «Международный женский день»».

«Здесь, в этих краях, о существовании подобного праздника никто не подозревает. Кстати, о женщинах — всё у тебя получилось?»

Туилиндэ вздохнула.

«Никогда нельзя быть в чём-то уверенным, когда дело касается хомо. Но всё-таки она ему понравилась, однозначно. Стёпа вообще натура влюбчивая, ибо художник…»

«Никогда этого не понимал. И не пойму. Вот мы с тобой бездну времени, и чем дольше, тем прочнее врастаем друг в друга. А у хомо — с одной слез, на другую наскочил…»

«Ты становишься грубым, муж мой».

«Прошу прощения. Гнетёт меня всё это. Вообще всё. Лихорадочная работа эта, ворох проблем… неудача за неудачей…»

«Но у тебя-то всё получилось?»

«Возможно. Скоро узнаем».

«Слушай, а где ты раздобыл этого маньяка? Редкостной гнили экземпляр. Даже для хомо».

Таур бросил в бездну очередной камешек.

«Не так уж было и трудно. Это местные стражи порядка не в состоянии ничего и никого отыскать. Да мне, собственно, оставалось немного нашептать ему в его гнусных эротических снах, а уж остальное он сам».

«Но всё-таки это было довольно жестоко. Девушка получила сильнейший стресс».

«Перестань, Туи. Вся их здешняя жизнь — один сплошной стресс, на мой сугубо личный взгляд».

Очередной камешек улетел вниз.

«Ты напрасно пытаешься гнать от себя эти мысли, Туи. Да, я тоже не верю в их успех. Им пора готовить себе аварийный выход».

Последний камешек улетел прочь со свистом.

«Я намерен снабдить Изю некоторым количеством крашеных бумажек. Чтобы хватило на покупку дома и прочее… Дальше пусть решает её возлюбленный».

«А прочие члены группы?»

«А это уже ты решай. Никакой Кодекс не требует силком тащить самоубийц ко спасению. Мы сделали всё, что требовалось от нас, Туи. Всё прочее зависит от них. Не захотят жить дальше — значит, не будут»

…

Город за окнами издавал глухой, монотонный гул. Вот интересно, отчего он раньше никогда не замечал этого ночного гула? Наверное, потому, что приходил домой и падал носом в подушку… По молодости не замечал. Как не замечал и того, что потихоньку утекает она, та молодость…

Холмесов вздохнул, переворачиваясь на другой бок. Сон не шёл, ну хоть ты убейся. И ведь главное-то — смешно сравнивать… Ну да, ровное лицо приятных очертаний, кожа розово-нежная — такая бывает у рыжих девушек… нос с горбинкой… Да разве можно сравнивать с Туи? Там — абсолютная красота, неповторимый шедевр, а таких-то слегка симпатичных девчонок, как эта Лариса, дофига и больше…

Алексей улыбнулся. Как она вспыхнула несмелой улыбкой, эта Лариса. Настороженной такой… понятно — никто никогда в жизни ни цветочка не преподнёс, а тут вдруг от следака по делу целый букет! И ещё апельсины… Странно всё это, разве не так?

А между тем дело дрянь, похоже. То есть с маньяком-то всё просто — маньяк этот из клетки теперь вряд ли выйдет. В целом и общем дело дрянь. Уже март к середине подбирается, а у гениальной парочки решение задачки всё не вытанцовывается. И к началу мая «Хитроумный» отчалит в свои Бессмертные Земли, до отказа набитый информацией и прочими духовными ценностями — точь-в-точь корабль конкистадоров с захапанным золотом в трюме. Так же, как тысячи лет назад уходили на летающей лодке предки Туи прочь от обречённого города Гоморры… как можно скорее и как можно дальше…

Не пора ли готовить аварийный выход?

Эта идея, поначалу казавшаяся дикой, постепенно густела над головами маленькой группы заговорщиков, матерела. Да, верно, сладкую жизнь в комфорте современного города придётся забыть навсегда. Да, всё правильно — в одиночку, или даже вдвоём, это будет всего лишь затянутая агония. А если не вдвоём? Крохотная община — и агония окажется растянутой до бесконечности… разве не жили староверы-отходники в своих скитах? Тяжкий крестьянский труд, да — но до затерянной в мещёрских болотах деревушки ужасы Века Голода и Убийств не доберутся. А если и доберутся какие мародёры, то опять же, не на одиночек нарвутся… три-четыре карабина «Сайга», и даже вооружённые автоматами людоеды крепко подумают, не поискать ли более лёгкой добычи…

Вздохнув как кашалот, Алексей сел. Нет, так не пойдёт. Утром на службу, а сна ни в одном глазу. Вот оно, нервное перенапряжение… где-то же оставался коньяк вроде бы?

Пройдя на кухню, Алексей, не включая свет, на ощупь нашарил так и не допитую с Нового года бутылку коньяка, выплеснул остаток содержимого в чайную чашку и в несколько хороших глотков опорожнил её. Вот, так-то лучше!

Коньяк помог наконец переломить ситуацию, и поворочавшись ещё малость, Холмесов смежил натруженные веки. Город по-прежнему издавал монотонный глухой гул, но теперь уже какой-то убаюкивающий. В голове проплывали картины — Бессмертные Земли, и Туи… только кудри рыже-каштановые почему-то, и нос с небольшой горбинкой… и на верёвке зачем-то коза…