Чёрные скрижали

Глава 1 «Не верьте этой тишине»

— … Кой пёс носит этих журналюг! — Командир заставы был хмур, как октябрьское утро в Подмосковье. — Не, ну я понимаю, командировку закрывать надо, баблосы отрабатывать, тыры-пыры… Ну так и в штабе им любой кум по политчасти на мозги столько насрёт — на роман матерьялу, не только на газетную статейку. На хрена на заставу-то переться?

— А может, им срань на мозги как раз и не нужна. А чисто из первых рук… — осторожно предположил Денис.

— Во-во! Ещё и в наряд попросятся, того гляди! Мля, а мы им заместо гувернёров на прогулке!

Капитан Веленев в сердцах бросил карандаш в металлический стаканчик письменного прибора.

— В общем, так… Мы люди военные, есть приказ — надо исполнять. Вот ты конкретно и исполнишь, лейтенант Иевлев.

— Товарищ капитан…

— И никаких возражений. Парень ты видный, интеллигентный, язык опять же подвешен. Само то для контактов с прэссой. Так что бери «уазик» и скоренько дуй за этими самыми писаками. На вопросы отвечать корректно, без выражений, упор на позитив.

— Они ж непременно начнут про душманов пытать…

— Ну и что? А ты им вежливо и бодро — граница на замке, мол, и всё такое прочее. Без ненужных деталей. Пугать гостей и вообще моветон, а уж столичных и подавно. Ещё вопросы?

— Сколько их, журналистов-то?

— М-м… чёт я упустил… вроде двое? Да, и одна мадмазель притом, если я всё верно понял.

— Они без ночевой, надеюсь?

— Ой, а я-то как надеюсь! Короче, твоя задача — наполнить прэссу впечатлениями под пробочку и сегодня же вернуть откуда взял. И самому сюда вернуться до заката, понял?

— Так точно, товарищ капитан!

— Вот так… Не то нынче время, Дениска, чтобы по темноте разъезжать, — командир хмуро глянул в окно. — Ну всё, пошёл, пошёл!

Выйдя на крыльцо, Денис поглубже надвинул фуражку, опустил козырёк до бровей. Неистовое среднеазиатское солнце уже успело набрать силу, так и норовя прожечь сквозь гимнастёрку. Ветер гонял по заставе крохотные пыльные смерчики, пожухлая трава пряталась в тени забора. Впрочем, не так уж и жарко по здешним меркам. Скоро, совсем скоро здешнее солнце окончательно утратит показную щедрость, и задует ночами с гор ледяной «бадахшанец»…

А там, дома, наверное, уже вовсю разгулялось «бабье лето». И тёмная зелень лесов каждый день всё сильнее разбавляется червонным золотом…

— Сержант Гвоздев!

— Ну? — крепкий парень с широко расставленными глазами на скуластом лице не слишком охотно, но всё-таки встал при виде офицера.

— Поехали.

— Далёко?

— В Москву.

— Как скажешь, лейтенант, — ухмыльнулся Гвоздев. Добиваться точного исполнения уставных обращений от Гвоздя — право, эта задача не для летёхи-двулетки. И вообще, в советские времена гражданин Гвоздев вряд ли попал бы в погранвойска. Совершенно верно — уже почти из зала суда. Но сейчас, увы, времена уже далеко не те.

Потёртый «уазик», скрежетнув коробкой передач, резво взял с места, подкатил к воротам.

— Рядовой Заварзин! Отворяй, не видишь, высокое начальство везу! — гаркнул Гвоздь. Денис только улыбнулся. Вообще-то они вполне ничего ребята, и даже Гвоздев в оперативной обстановке не позволяет себе неисполнения приказов.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант! — в отличие от уркагана Гвоздя для вчерашнего выпускника ПТУ лейтенант — а хотя бы и двухлетка, бывший студент — был вполне себе крупным начальством, кое не грех и поприветствовать по всей форме.

— Здравствуй, Леша, — вновь улыбнулся Иевлев.

Выехав с заставы, вездеход развил ход, так что брезентовый верх загудел под напором ветра.

— За каким едем-то, лейтенант? — сержант лихо объезжал ямы и колдобины, почти не сбавляя скорость. — Если не военная тайна.

— Ну какие от тебя могут быть тайны, Саня, — засмеялся Денис. — Тут к нам пара журналистов из Москвы, вот начальство свыше и распорядилось обеспечить острыми впечатлениями. Они батю озадачили, он меня соответственно.

— Острыми? — Гвоздь вновь резко крутанул руль, машина дёрнулась. — Острые, это пока у соседей. Четыре обстрела за месяц, мля. А у нас курорт.

— Пока.

— Вот и я про то, — водила не глядя достал из кармана пачку сигарет, выщелкнул одну, сунул в рот. — Похоже, скоро острых ощущений будет по самые гланды.

— Карты подсказали?

— Да не надо, лейтенант. Чё мы, слепые? Кэп того гляди наряды отменит, на осаду переведёт. На той стороне караван за караваном — они чего, Кораны тоннами возят? То-то и оно…

Денис лишь неопределённо повёл плечом. Возразить было нечего — действительно, в последний месяц активность бородатых за рекой возросла чрезвычайно. И в этом свете нервирующие обстрелы у соседей вкупе с идиллической тишиной тут выглядели особенно зловеще.

— Значит, полагаешь, именно у нас пойдут на прорыв?

— И ты так полагаешь, и кэп тоже. Чё ваньку-то валять… Прикинь, как удобно — только прошёл караван и враз все стали мирными кишлачниками. «Моя плёхо русски говори, моя всегда тут жиль, моя брат спроси…» Один ишак, между прочим, до восьмидесяти кэгэ герыча на себе тащит. Прикинь, какие бабки.

Гвоздь выкинул в окошко окурок.

— Да не то самое херовое, что братья наши меньшие по эсэсэр так мгновенно скурвились. Хуже, что кротов развели в штабах. Наши ведь, русские, бляди… Вот где страшно.

— Не боись, Саня, — улыбнулся Иевлев. — Свинья не выдаст, аллах не съест.

— Эх, лейтенант… Хороший ты парень. Ума не приложу, как ты сюда загремел. Ну я ладно, положим — то ли пять лет на зоне париться, то ли два на заставе… Ты-то чего не отмазался? Гулял бы сейчас с девушками, втирал им насчёт древних народов… Совсем бабок не было?

— А долг перед Родиной?

— Я к тебе всерьёз, а ты мне совковые пропагандоны…

— Сложно это, Саня.

— Ну и дурак. Такие мозги, как у тебя, беречь надо. Ежели на то пошло, они Родине больше пользы принесут в черепушке, а не по камням разбрызганные.

Протянув руку, сержант включил радио, повертел ручку настройки. Сквозь шумы эфира то и дело прорывалась гортанная азиатская речь, или местная музыка.

— Во, бляди, уже на всех каналах аллах акбар…

Словно осознав, приёмник наконец обрёл дар русской речи.

— Во как… — крутанул головой Гвоздь. — Прямо про нас…

…

Два здоровенных полуголых мужчины дубасили друг друга руками и ногами на небольшой площадке, огороженной натянутыми канатами. Рядом суетился тип одетый и по сравнению с дерущимися довольно субтильный. Вот один из полуголых упал, второй с размаха прыгнул ему на грудь… За пределами площадки бушевал от избытка эмоций обширный зал, до отказа наполненный людьми. Возбуждённые, перекошенные физиономии, раззявленные рты…

— М-да… — Элентари наблюдала за происходящим на голографическом экране с плохо скрываемой брезгливостью. — А может, это всего лишь маргиналы? Что говорит статистика?

— Статистика говорит, что если это и маргиналы, то достаточно многочисленные, — молодой валар щёлкнул пальцами, и по экрану поползли столбики диаграмм. — Ведь помимо конкретно этого вида так называемого спорта, имеются другие, более или менее схожие. Ну, то есть где аборигены планеты бьют друг друга тем или иным способом. Общее число поклонников таких зрелищ превышает шесть процентов от взрослого населения.

— Понятно… — начальница экспедиции сцепила пальцы. — Давай дальше.

Следующий видеоролик оказался куда тошнотворнее. Голая скованная женщина висела в цепях вверх ногами, амбал в кожаной маске избивал её плетью. Женщина визжала и извивалась при каждом ударе, пока не захрипела.

— Это ещё что за гадость?

— Здесь это называется «секс-рабыня».

— Их много?

— Их миллионы. Многие миллионы, Эли. Включая детей.

На следующем ролике мерзкого вида козлобородый старик овладевал девочкой лет десяти. Ещё сюжет — девочку сменил мальчик.

— Значит, и дети тоже… Статистику мне.

— Вот, — новый щелчок пальцев и новая диаграмма на экране. — Только ведь сексуальное рабство, это лишь часть картины. Гораздо больше тут рабов классических, производственных.

На экране уже мелькали новые кадры — грязный подвал, худенькие девочки в синих сатиновых робах строчат на швейных машинках. Ещё кадр — женщины с измождёнными лицами лепят пельмени, как автоматы. Следующий сюжет — кирпичный завод…

— Достаточно. Статистику давай.

— Не спеши, Эли. Помимо этих видов рабства, в подавляющем большинстве здешних стран официально всё же поставленных вне закона, существует и вполне узаконенное рабство. В так называемых местах лишения свободы. Кое-где их даже фарисейски называют исправительно-трудовыми лагерями. Или что-нибудь похожее. А вот теперь статистика.

Некоторое время Элентари рассматривала диаграмму.

— Какой кошмар…

— Но и это ещё не всё. Патриархально-домашнее рабство широко распространено в диких странах. Точную цифру собрать я не успел, но уже ясно, что счёт идёт также на миллионы.

— Твоя оценка, Цигрус. Навскидку — общий процент.

— Два с половиной процента от населения планеты. Где-то больше, где-то меньше.

Некоторое время валарка молча рассматривала диаграммы. Вновь включила видеоролики.

— Воскресли, значит, Сидомма и Гиамура…

Она одним движением пальцев погасила все экраны.

— Гнетёт меня предчувствие беды, Цигрус.

…

Сонный ишачок притулился в тени дувала, жуя пучок пожухлой травы. У порога комендатуры вольготно развалился бездомный пёс, вывесив язык чуть не до земли. При виде подъезжающего автомобиля он нехотя поднялся и потрусил куда-то прочь.

— … О, а вот и они, наши герои! — подтянутый щеголеватый майор сделал широкий жест рукой. Стоявшие рядом девица с изумительной фигуркой, облачённая в брючный костюмчик и буйно-лохматый парень в ветровке и джинсах разом повернули к приехавшим лица, украшенные зеркальными очками.

— Здравия желаю, товарищ майор!

— Здравствуй, здравствуй, лейтенант. Вот, знакомься — Таисья Петровна и Тимур Алексеевич. Это, соответственно, лейтенант Иевлев, Денис Аркадьевич.

— Очень даже приятно, — в голосе девушки, укрывшей пол-лица зеркальными очками-«стрекозами», звучали хрустальные нотки.

У Дениса отпала челюсть, и лишь гигантским усилием воли её удалось водворить на место.

— Вот так встреча…

— Да вы никак уже знакомы, я вижу? — удивился штабист.

— Немножко, совсем немножко, — улыбнулась девушка. — Так мы едем? А то время уже к обеду клонится.

— О, конечно! — судя по всему, столичная красавица здорово возбуждала щёголя-майора, и он всячески стремился понравиться. — Война войной, а обед по расписанию! В добрый путь, как говорится! Лейтенант, я на тебя надеюсь!

Столбняк прошёл.

— Устраивайтесь на заднем сиденьи, прошу… это весь ваш багаж? А где же аппаратура?

— Вся тут, — «Тимур Алексеевич» похлопал по не слишком уж крупному кофру.

— Негусто…

— Вы, очевидно, привыкли к советской технике, — улыбнулась «Таисья Петровна» — Чтобы всё так солидно было, и стокилограммовая телекамера, как в Останкино… на гусеничном ходу, — она засмеялась. — Технический прогресс не стоит на месте, Денис Аркадьевич. А можно просто Денис?

— Да легко.

— А я тогда просто Тая.

— Ну а я и вовсе Тимур, — встрял импозантный парень, украшенный буйной шапкой кучерявых волос покруче Макаревича.

— Ну я так и понял, — улыбнулся Денис. — Каким ветром к нам сюда?

— Северо-западным преимущественно, — «Тая» внимательно рассматривала проносящиеся мимо пейзажи. — А как тут аборигены называют горячий ветер с юга?

Иевлев поймал внимательный взгляд сержанта.

— Вообще-то «гармсиль», ну или «теббад»…

— Вот именно, — слова были сказаны гостьей без малейших признаков улыбки.

— Рассказали бы, чего в первопрестольной делается, — Денис счёл за благо перевести тему.

— Первопрестольная стоит… пока, — вновь перехватил нить разговора «журналист», и перед последним словом лейтенанту послышалась крохотная пауза. — Ну и дела в ней всякие делаются. По нынешним временам особенно.

— Понятно… — усмехнулся Иевлев. — На фронте без изменений, как говорится…

— Если заботиться о точности формулировок — латентная гражданская война перешла в позиционную фазу, — без улыбки уточнил «Тимур».

— Однако, — Денис даже крутнул головой. — Не слишком круто сформулировано?

— Ну подберите более успокаивающую формулировку, разве я против?

— Так у нас тут, выходит, тихая гавань, на заставе-то, — неловко отшутился лейтенант.

— Определённо, — в тон ответил «журналист».

— Алина не пишет? — теперь уже девушка перехватила разговор.

— М? — Денис не сразу нашёлся с ответом. — Сложно всё это, ребята…

— Понятно.

Некоторое время они ехали, переговариваясь о пустяках. Разговор перешёл на армейские будни, то-сё… Пока впереди не замаячили ворота родной заставы.

— Ну вот мы и дома!

— Скажите, а резервная застава там же, при штабе? — опять внезапно переменила тему «Таисья Петровна». Пограничники вновь переглянулись.

— Ну… чуть подальше вообще-то. Но чуть.

— Понятно, — усмешка у девушки вышла невесёлой.

Ворота широко распахнулись, и часовой — успели смениться уже! — тощенький веснушчатый парень Петя, со смешной фамилией Кефалий, по-детски радостно щерясь, откозырял машине.

— Прошу! — Иевлев галантно распахнул дверцу «уазика» перед дамой. — У вас имеется план действий, или мне предложить свой?

— Прежде всего, отпустите же товарища сержанта на обед, пока он не съел меня глазами, — засмеялась «Таисья Петровна», блестя жемчужными зубками. — Ну и невежливо было бы не познакомиться с хозяином заставы, разве нет?

— Лейтенант, какая деваха! — улучив момент, прошептал Гвоздь. — Опупеть! Не, фраер тоже смотрится, хотя и занежен в доску, по всему видать, но эта Таисья — ммм…

— Сержант Гвоздев, не терзайте себя понапрасну, — ухмыльнулся Денис. — Хороша Глаша, да не ваша. И не наша.

— Абыдна, да? — с сильным грузинским акцентом произнёс сержант.

«Уазик» укатил к гаражу, и оставшись с гостями наедине, Иевлев враз сбросил светскую улыбку.

— Что-то случилось?

— Ну-ну, не надо так сразу…

— Туилиндэ… Таурохтар… Ребята, давайте не будем придуриваться. Я вас на всю жизнь запомнил, не сомневайтесь. В противогазе поверх паранджи узнаю. Рискну повторить вопрос — что всё-таки случилось?

Они даже не переглянулись, но по неуловимо-стремительно меняющейся мимике Денис сообразил, что между гостями идёт неслышимый разговор.

— Пока ещё ничего. Но не верьте этой тишине.

…

Ишак во дворе орал истошно и неутомимо, как заведённый. Не иначе течную ишачиху учуял, подумал Назир с внезапной ненавистью. Вот взять да и пристрелить горластую скотину… подойти и прямо в ухо, чтобы мозги брызнули веером, чтобы разом оборвался этот вопль…

— Хамидулла, успокой наконец этого ишака! Ну или уведи куда подальше, но только прямо сейчас!

Слуга, возникший в двери, поклонился и вновь исчез. Такой же ишак, как и его подопечные, с новым приливом злости подумал Назир. Все они тут ишаки, безмозглая скотина, только и умеющая орать «аллах акбар!».. да-да, и ещё вытягивать из его, Назира, кармана кровные доллары. А бойцы никакие. Полсотни кафиров закрывают путь караванам, стоят как кость в горле… Ладно. Хвала Аллаху всемилостивейшему и всемогущему, уже завтра эта кость будет вынута.

Хлопнула дверь, послышались шаги, и в комнату вошёл, поклонившись слегка и небрежно, высокий худой моджахед, заросший чёрной бородой чуть не до бровей. Из кудлатых зарослей сверкали пронзительные, даже какие-то бешеные глаза.

— Я ждал тебя, Керим-бек. Рассказывай.

— На той стороне ждут нашего сигнала. Но отважные друзья хотят знать, велики ли наши силы. Проклятые кафиры хорошо обучены бою, и не все на той стороне готовы прямо сейчас принять шахаду.

— Можешь их успокоить. Четыре безоткатных пушки, шесть миномётов готовы. По две сотни снарядов на ствол. Ещё крупнокалиберный пулемёт, с двух тысяч шагов отрывающий руки и ноги. Двадцать восемь гранатомётов, ручных пулемётов три десятка. Триста пятьдесят бойцов. Триста пятьдесят! Неужто три с половиной сотни отважных моджахедов не справятся с полусотней проклятых кафиров?

— Должны справиться, если на то будет воля Аллаха. Ахмад обещал поставить на дороге много фугасов, так чтобы кафиры не смогли быстро прийти на помощь обречённым собакам.

— Хорошо, Керим. Иди отдыхай. Ты что-то хочешь сказать?

— Да, эфенди. На твоём месте я не стал бы так доверять этому кафиру.

— Перестань, Керим-бек. Среди шурави полно всяких народов, и многие ненавидят русских даже больше, чем мы.

— На кафиров нельзя полагаться в святом деле.

— Ты уже издал фетву? — глаза Назира остро блеснули. — Не бери на себя слишком много. За то, что он безбожник, он ответит перед Аллахом… после своей собачьей смерти. Может быть, кто-то из твоих может работать ночным снайпером? То-то… Деньги, дорогой Керим, для безбожников не главное. Деньги для них, это всё. И он взял достаточно много, чтобы работать как следует.

…

— …Они уже здесь.

Вместо ответа Денис принялся ощупывать карманы. Нашарив полупустую пачку сигарет, достал одну, сунул в рот. Пожевав, вынул и спрятал обратно в карман.

— Как узнали? — и голос какой-то не свой, надо же… совершенно дикий голос.

— Это важно? — Таурохтар цепко оглядывал окрестности.

— Это важно, — с нажимом подтвердил Иевлев.

— Ну хорошо. При выходе корабля из гиперпространства, скажем так, имеют место специфические оптические эффекты.

— Излучение Черенкова… — неожиданно для себя пробормотал Денис.

— М? Ну, не совсем, но очень схоже. Мы, скажем так, имеем в здешней планетной системе технические возможности это излучение засечь. И даже по характеру того излучения прикинуть массу вышедшего в реал объекта. Очень крупная масса, выражаясь мягко. Бессмертные Земли такими кораблями не обладают, и не факт, что будут обладать в обозримом будущем. Можно, конечно, утешать себя сказками вроде того, что какая-то неизвестная цивилизация отправила сюда исследовательскую экспедицию, но гораздо логичнее будет вывод — это они. Сеятели вернулись.

Ещё раз оглядевшись, эльдар снял очки. Пронзительный взгляд в упор.

— Грядёт Коррекция, Денис. И, судя по тому, что у вас тут творится, весьма жёсткая. Нельзя даже исключить, что она будет экстремальной.

— Что есть «экстремальная коррекция»?

— У вас её в просторечии называют Конец Света.

И снова Иевлев принялся шарить по карманам. Достал сигарету, зажевал. Понаблюдав за манипуляциями собеседника, Таурохтар пошевелил пальцем, на котором красовался крупный перстень, и кончик сигареты вспыхнул, словно спичечная головка.

— Ы… спасибо… — Денис жадно затянулся. — И что же вы от меня конкретно хотите?

Они переглянулись, и Туилиндэ тоже сняла очки.

— Мы хотим тебя забрать, Денис.

— Куда забрать?

— В Бессмертные Земли.

Денис закашлялся.

— И многих вы так… ну… намерены забрать?

— Не очень. Только крупных талантов и, безусловно, гениев.

Некоторое время Иевлев жадно сосал сигарету.

— Если я верно понял, вы взяли на себя божественную функцию — отделять агнцев от козлищ?

— Если тебе нравится такая формулировка, можешь смело её использовать.

— Мне не нравится такая формулировка. Простите, вы твёрдо уверены в собственной божественной избранности?

— Мы ни в чём не можем быть уверены, когда дело касается Сеятелей, — в голосе Таурохтара прорезались стальные нотки. — Но что зависит от нас, мы обычно пытаемся сделать. В данном конкретном случае мы пытаемся спасти одного гениального палеолингвиста.

— За комплимент спасибо, разумеется… — Денис отбросил окурок. — Вообще-то я о вас так плохо не думал, ребята.

Гости переглянулись.

— Смысл претензии?

— Да уж какая там нахер претензия… Вон пиндосы шарятся сейчас по бывшим просторам необъятной родины, выгребая всё что можно. И мозги, разумеется, дабы потрудились к вящей славе победившего Рейха… Ну и вы, так выходит, решили малость помародёрствовать. Мохнорылым обезьянам всё одно, мол, кирдык, но кой-какие приличные мозги нам в Бессмертных Землях сгодятся.

— Вот что меня всегда бесит в мохнорылых, так это скотская неблагодарность, — металла в голосе Таурохтара явно прибавилось. — Вытащили, скажем, спасатели из горящего дома некоего гражданина, а он им вместо спасибо — чего, мол, твари такие, всех прочих не спасли… А могли ли, о том у спасённого гражданина печали не имеется.

— Если я не прав, прошу прощения. Во всяком случае, всё, что вы тут мне наговорили, требует досконального осмысления. Так что я попрошу тайм-аут.

Вот теперь на точёных прекрасных ликах отразилось живое, нормальное, почти человеческое сочувствие.

— Только времени у нас, к сожалению, нет. Решать надо сейчас.

— Вы же говорили, эта самая Коррекция процесс не скорый.

— А дело тут не в Коррекции. Дело в тех, кто за рекой. Сегодняшний день для этой заставы последний.

Денис потряс головой.

— Это такая шутка?

— Отнюдь. У бородатых уже всё готово. Сегодня в ночь. Днём они всё-таки боятся вертолёта.

— Ну, ребята… — выдохнул Иевлев. — Значит, так. Сержант Гвоздев отвезёт вас назад, к штабу погранотряда. Немедленно.

— А ты?

— А я, увы, не смогу вас проводить. Дела.

Опять переглянувшись, эльдар синхронно надели свои стрекозьи очки.

— Вы взрослый человек, Денис Аркадьевич, и мы не можем за вас решать вашу судьбу. Мы можем лишь предложить…

Таурохтар вновь окинул окрестности цепким взглядом.

— Местность тут уж больно неподходящая. Вон та горушка особенно… Но поскольку десинторов и лучемётов у бородатых нет… Могу я дать хотя бы добрый совет? Пусть ваш командир срочно отзовёт на заставу дозоры. Ну и боеприпасы по крайней мере на огневые позиции со склада вытащить… короче, делайте, делайте хоть что-нибудь! Не сидите тут как овцы на закланье!

— … Рекам, ну в чём дело? Ты должен был ещё когда закончить с этим анализом!

— Эли, ну я и так стараюсь, почти не сплю. Но слишком много динамических производных высших порядков…

— Кто хочет сделать, берёт и делает, кто не хочет, изобретает оправдания. Чего ты тупо просчитываешь через матрицу весь массив данных? А голова на что? Где твоя интуиция? Ты же Сеятель, в конце концов!

— Но… но, ограничив массивы, мы рискуем пропустить нетривиальное решение…

— Брось, Рекам. Прежде чем рассуждать об редких-уникальных вариантах, надо перебрать самые тривиальные. Ну хорошо… Двадцати местных суток тебе хватит?

— Я постараюсь…

— Нет уж, на этот раз ты не постарайся, а сделай, пожалуйста. Всё, иди работай!

Проводив сотрудника взглядом, Элентари утомлённо потёрла переносицу. Вообще-то парень он ничего, но имеет скверную привычку растекаться мыслию вширь сверх всех пределов. Всё время нужен погонщик, чуть расслабился, и вместо нормального анализа будет набор буйных фантазий…

— Элентари, можно тебя отвлечь?

— Заходи, Циала, — улыбнулась начальница, с удовольствием разглядывая сотрудницу. Ибо глядеть на эту девушку и не улыбаться способен разве что конченный мизантроп и патологический меланхолик. Как всё-таки хорошо быть юной, ещё не ощущающей на себе груза многих веков…

— Ну я сделала.

— А покажи!

В воздухе вспыхнуло изображение — прозрачный земной глобус, раскрашенный в пёстрые цвета. Рядом засветились цифры и столбики диаграмм.

— Вот это карта прироста населения. Вот это — рождаемость на одну женщину. Вот это — уровень материального благополучия. А вот это карта инферно, что выдал Цигрус.

Некоторое время Элентари молча разглядывала картинку.

— М-да… Ещё с прошлого визита Громма Три не внушала мне никакого доверия. Но я не предполагала, что всё будет настолько паршиво.

— Эли, но как такое возможно? Чем хуже живут, тем больше детей. Самые отсталые размножаются с бешеной скоростью, а наиболее развитые по сути тихонько вымирают. Я ничего не понимаю…

— Определённо ты не понимаешь… И Цигрус тоже. Вы оба воспринимаете здешнюю цивилизацию как единое целое.

— А что не так? Уже вполне глобальная цивилизация…

— Всё не так. И нет тут никакой единой цивилизации. Вот, смотри.

Сбоку от основного вспыхнули ещё три экрана. На одном люди в костюмах делали телодвижения в роскошном раззолоченном зале — очевидно, шла какая-то официальная церемония. На втором голые папуасы резали свинью, свинья визжала и упиралась. На третьем же экране под истошные вопли «аллахакбар!!!» резали уже отнюдь не свинью. Вот бородатый мужчина в мешковатых штанах поднял над толпой отрезанную голову…

— Ужас какой…

— Привыкай, Циа. Мы Сеятели. На диких планетах картинки могут быть и намного ужаснее. Но это я к чему показала… Нет тут единой цивилизации, есть конгломерат. Но это бы ещё полбеды…

Лишние экраны погасли, и начальница повернулась к виртуальному глобусу.

— Та модель, что усиленно продвигают правители, окопавшиеся вот здесь (тычок рукой в глобус) вообще не предусматривает никакого развития, тем более морально-нравственного. Она имеет целью обеспечить гиперпотребление правящей элиты и её господство над планетой навсегда. Верхушка пирамиды — мировой олигархат, затем народец, сам объявивший себя избранным богами, затем вот эта огромная страна как базис, обеспечивающий военно-техническое господство олигархата… А всё остальное пространство — зоны более или менее слабого хаоса, искусственно воссоздаваемого тем олигархатом. Дикие земли, инферно.

— Но, Эли… Картина не так линейна… Вот эта страна больше по населению, и успешно развивается, наращивает объёмы…

— Вот именно что объёмы. Только объёмы и ничего кроме объёмов. Да, имея четырёхкратное превосходство в населении, они в итоге могут обойти Главную страну по объёмам материального производства. И даже ценой упорного труда достичь довольно сносных условий для жизни. Ну и что? Финансовая система этого мира выстроена таким образом, что они вечно будут работать на олигархат, окопавшийся в Главной стране. Платить дань.

— А если не захотят?

— Очень интересный вопрос. Как раз над ним я сейчас и работаю.

— Но всё-таки, я не совсем… Ведь правителей в наиболее развитых странах выбирают, народ выбирает, разве нет?

— Нет, Циа. Это всё одна видимость. Власть тут принадлежит олигархату и только ему. Все эти… как иху «президенты» и прочее — не более чем наёмные управляющие олигархов.

— А выборы?

— А что выборы? Если я перед обедом предложу тебе на выбор пару ложек разной формы — значит ли это, что ты вольна в выборе обеда? Какую ложку ни выберешь, а хлебать-то будешь тот же самый супчик, — валарка засмеялась.

— Но всё же… Ну хорошо, пусть не единая цивилизация, пусть конгломерат… Но с одной стороны прогулочные суда размером с танкер и циклопические дворцы на искусственных озёрах, а с другой — голодные дети…

— Ты просто гонишь от себя эту мысль. Инверсная стратификация социума это, Циа. В точности как в первично-варварских мирах.

— Инверсная стратификация… на поздней технической стадии… — девушка расширила глаза, будто услышала страшный диагноз собственной тётушки. — Летальный исход?

— Вероятно, да. Они же объявили существующий порядок «концом истории» И они его получат, с нашей помощью или без.

— Но… но… неужели ничего нельзя сделать?!

— Ох, Циа… — тяжело вздохнула Элентари, обнимая девушку. — Я пока выхода не вижу. Экстремальная коррекция нередко действенна на дотехнических стадиях, но тут… Ладно. Давай будем работать.

…

— … Да я-то не москвич, я ж рязанский! Где Рязань, в курсе?

— Это же за МКАДом, направо в кустах?

— В них, в них, родимых! У нас в Рязани грибы с глазами. Их ядять, а оне глядять!

— Какой ужас! И мухоморы тоже в пищу?

— Ну а то! Мухомор, между прочим, самолучший гриб! Тут тебе разом и закуска, и выпивка!

Сержант Гвоздев, скалясь на все зубы, развлекался светской беседой со столичной журналисточкой, произведшей на его мужское естество столь глубокое впечатление. Девушка не чинилась, держалась по-свойски, охотно смеялась, блестя жемчужными зубками — чего ещё?.. Опупеть же, какая красотка! Не, понятно, что ожидать чего-то большего от мимолётного дорожного флирта чересчур самонадеянно, но всё-таки… да и хотя бы потрепаться с этакой девахой, после унылой армейской житухи, оно ж тоже хлеб!

Парень, угнездившийся рядом с кофром на заднем сиденьи (девушка села на освободившееся место лейтенанта) в беседе участия не принимал, но и никоим образом не препятствовал. Просто коллега или жених, может? А вернее всего, коллега и родной братец по совместительству — уж больно схожи на лица обои… Хотя нет, отчества не совпадают. Ну, значит, двоюродный братец… или всё-таки сводный?

— А можно поинтересоваться, вы кем друг другу приходитесь? — чего-чего, а нахальства Гвоздю было не занимать.

— Тимур? Кузен он мне, двоюродный брат то есть.

— Ну я же так и подумал, что близкая родня. Очень уж схожие фоточки у вас… А где живёте, если не секрет?

— Да не о том вы думаете, товарищ сержант, — кузен обрёл наконец дар речи. — Вы лучше прикинули бы, в каких местах вот на этой дороге фугасы удобнее поставить.

— Понятно… — Гвоздев перестал улыбаться. — Напугал вас лейтенант, стало быть… Это зря он, честное слово… У соседей вон да, постреливают, а у нас тихо пока.

— «Пока» имеет свойство внезапно кончаться, — журналист цепко разглядывал пролетающие мимо детали пейзажа. — Не верьте этой тишине.

Сказано это было таким ровным голосом… Сержант даже поёжился. Оракул, блядь… Кассандр очкастый…

— Я пока насчитал шесть точек, удобных для организации засады, — кузен поправил очки. — Места узкие, осыпи, обрывы, глубокие арыки… не объехать.

— Гм… — сержант повертел головой, пальцем ослабляя воротник. — Вы где служили, Тимур Алексеевич, прошу прощения?

— Отряд специального назначения, — улыбнулся кузен.

Нашарив в кармане сигареты, водила вытянул одну, сунул в рот, щёлкнул зажигалкой. И вдруг одним движением кисти швырнул зажигалку прямо в лицо корреспонденту. Ответная реакция была неуловимо-мгновенной. Мелькнула ладонь, и зажигалка улетела в раскрытое окошко.

— Опасный эксперимент, скажем прямо. Подголовника нет, и если по регламенту, то вы уже имели бы перелом основания черепа, товарищ сержант, — кузен, как ни в чём не бывало, продолжал сканировать взглядом окрестности.

— Я дико извиняюсь, — теперь голос Гвоздя и в самом деле звучал с нотками вины. — Сомнение меня взяло…

— Внешний облик не соответствует? — улыбнулся «Тимур».

— Ну где-то так… Джеймс Бонд из кино разве что — ну так оно и есть кино…

— Внешний облик и должен вводить возможного противника в заблуждение, — улыбка кузена стала чуть шире.

Более вопросов Гвоздев задавать не стал. В самом деле, если башкой-то прикинуть… парень рослый, поджарый, а что грудами мяса не оброс — ну так видал на своём веку Саня Гвоздев, чего могут утворить с перекачанными мясом «быками» такие вот рослые поджарые парни… с феноменальной реакцией, ага… оба-на — а Таисья Петровна?! Чего-то теперь подсказывало сержанту, что фокус с зажигалочкой красотке вполне посилен. И даже с переломом основания черепа, коль в этом возникнет нужда. Вот тебе и корреспонденты…

— Чего, жалко зажигалки? — плюс ко всему, парень, похоже, имел ещё и отменную проницательность.

— Да хорошая вообще-то была зажигалочка, японская. Я думал, ты её просто поймаешь…

— Ну конечно. Ловить всевозможные взрывные устройства руками, да потом ещё и рассматривать их, поднеся к лицу… Нет, сержант, от таких привычек у нас отучают намертво.

За окном уже мелькали строения кишлака, упрятанные за дувалами.

— Ну вот мы и приехали… — вздохнула «Таисья Петровна» — Саша, можно вас попросить? Отвезите нас на автобусную станцию, пожалуйста.

— А в штаб?

— Так там уже всё равно только часовые да дежурный на телефоне мается. Смысл их тревожить?

— Порядок есть порядок…

— С командировками мы закрылись, с вашим командованием обо всём переговорили — к чему ещё?..

— Так и последний автобус уехал уже!

— Для нас найдётся, — чуть улыбнулся кузен.

— Ну как скажете, — Гвоздев с хрустом врубил передачу. — Могу я попросить вас об ответной любезности, Тая?

— Смотря какой, — засмеялась девушка.

— Нет-нет, ничего такого. Просто снимите свои очки. Пожалуйста. А то аж сердцу больно, что половина такой красотищи спрятана от моего взора.

— Это можно, — «Таисья Петровна» стянула свои очки-«стрекозы» — Любуйтесь.

По логике, надо бы ответно отшутиться, для светского-то разговора… вот только весь кураж у Гвоздева куда-то пропал. Как и голос.

— Нравлюсь?

— Чтоб я сдоху — хрипло выдавил из себя сержант.

— Не нужно делать себе таких пожеланий, Саша, — перестала улыбаться девушка. — Особенно сегодня.

Автостанция в кишлаке пребывала в сонном оцепенении… как, впрочем, и весь кишлак. Строго обязательный ишачок уныло выщипывал пожухлую траву, торчащую из канавки водостока.

— Ладно, Саша… — девушка вздохнула глубоко и печально. — Давайте прощаться.

— Спасибо вам, Тая, — Гвоздев никак не мог оторваться от созерцания невероятных колдовских глаз.

— За что?

— За снятые очки, — всё-таки смог пошутить сержант.

О боже… какая печаль у неё во взгляде… печаль и жалость. В памяти услужливо всплыло нелепое выражение: «мировая скорбь».

— В последнем желании отказывать не принято, Саша, — надо же, какая шутка. И без малейших признаков улыбки.

— Встретимся ли мы ещё когда-нибудь? Ну мало ли… жизнь штука длинная…

— У кого как, Саша… Вы же сейчас поедете назад, на заставу? Не останетесь тут никоим образом?

— Естественно, — уже сердясь, произнёс Гвоздь. — Неявка в расположение части — да с какого бодуна?

— Ну вот, я же и говорю, — печаль в огромных колдовских глазищах неизбывна. — Прощайте, Саша.

— Прощай, товарищ сержант, — протянул ладонь кузен. — Но всё-таки, постарайся попасть на заставу до заката. Не езди по сумеркам. Верно тебе говорю.

…

«Жуткое место. И опять неудача. И опять отказ».

«Всё же не отказ. Он обещал подумать».

«Когда подумать? Таур, покойнику наше предложение ни к чему».

«По-моему, ты на грани нервного срыва».

«Ох, Таур… Я, наверное, никогда не привыкну к дыханию смерти. И ведь как легко они все умирают… я бы даже сказала — охотно».

«Погоди, ещё не всё потеряно. Их там на заставе больше полусотни, многие довольно неплохо обученные бойцы. Оружие бородатых не столь уж убийственно для засевших в укреплениях опытных бойцов, это тебе не десинторы. Особенно если учесть, что среди самих бородатых настоящих бойцов почти нет, в основном банальные головорезы».

Двое, высокий парень и изумительно стройная девушка, легко шагали по придорожной пыли, делающей вдребезги истрёпанный асфальт почти неразличимым. Очевидно, опоздавшие на последний автобус проезжающие решили добраться до цели самоходом… Пожилой узбек, отдыхавший в тени, неодобрительно покачал головой. Совсем нет ума у этих русских. Какая красивая девушка, вай, жалко будет, если что, какое горе отцу и матери…

Поймав мысли дехканина, девушка чуть усмехнулась. Конечно, от встречи с дорожными бандитами в здешних местах да по этим-то временам никто не застрахован. Даже если путь недалёк — ведь им всего-то надобно убраться подалее от массы любопытных глаз… Ну что ж, бандиты так бандиты. Если некоторым мохнорылым захочется совершить столь экзотическое самоубийство, отчего бы им не позволить? Смерть под воздействием портативного десинтора совсем безболезненна — раз, и вместо нападающего тёмная лужа… Перстень-лучемёт грубее, конечно, и помирать от глубоких ожогов четвёртой степени — бррр!.. Но, как говорится в одной местной книге — «несчастный, ты будешь иметь, чего хотел»…

«…Нет, Таур. Не будет им действенной помощи, и ты это знаешь. Слишком большие люди проплачены, чтобы открыть путь наркотрафику. Застава обречена».

«Во-первых, начальник комендатуры не входит в число проплаченных. И в его распоряжении резервная застава».

«Ещё четыре десятка человек…»

«Во-вторых, спасая свою задницу, командир здешней российской части вынужден будет оказать пограничникам помощь».

«Вот он и пошлёт символическую помощь. Как это называется — взвод?»

«Усиленный взвод, это ещё четыре десятка. И они ударят бородатым в спину. Совсем не такой уж безнадёжный расклад, право».

Девушка внезапно остановилась.

«Вот бы и вправду ударить им в спину. Пара дальнобойных лучемётов…»

«И корабельный десинтор, чего уж мелочиться. Чтобы эти горочки превратились в песчаные барханы» — эльдар кивнул на виднеющиеся вдали горные хребты.

«Ох, Таур… Мне иногда кажется, что вместо сердца у тебя вставлен четырёхкамерный насос. Из чистого титана».

«Ты не права, Туи» — эльдар обнял девушку. — «После матери я больше всех люблю тебя».

— Ва! — голос грубый, гортанный. — Молча абнымаются, да? А нам абнымат-цалуват тоже давай, да?

Добрый десяток неопрятных бородатых личностей щерили жёлтые зубы, в явном предвкушении. Автоматов при них не наблюдалось — всё-таки день, и логово кафиров рядом — однако экспресс-сканер мгновенно выдал расклад — у троих в широких штанинах прятались пистолеты, у прочих только ножи и короткие железные дубинки.

«Ну вот, окончательно настроение испортили» — в мыслях Туилиндэ сквозила брезгливая досада.

«Давай, Туи».

Бородачи разом взвыли, хватаясь за лица. Резко запахло палёным мясом. Миниатюрный перстень-лучемёт не в состоянии прожечь в человеке сквозную дыру размером с кулак. Поэтому в режиме автоматического огня он бьёт по глазам. Самостоятельно, бесшумно и без единого промаха.

— Пакость какая… — Таурохтар уже извлекал из кофра вещицу, более всего похожую на ручной электрический фонарик времён СССР: круглый алюминиевый цилиндр с маленьким раструбом. — Ладно… к аллаху в амбар!

Последние стенания резко оборвались, стихли в вечернем воздухе. Вместо бородачей пузырились, быстро впитываясь в сухой грунт, обширные тёмные лужи.

— Нельзя задерживаться, Туи, — поставив кофр на землю, эльдар принялся в нём ковыряться. — Телепорт готов к работе.

— Нет, Таур, — тонкие ноздри девушки чуть подрагивали.

— Что?

— Мы вытащим этого парня.

— Не сходи с ума, Туи. Там уже вот-вот начнётся бой!

— Мне без разницы.

— Тебя уволят, полоумная! Да я сам тебя уволю!

— И ты меня не уволишь, Таур. И никто… и даже если, то это будет потом. А сегодня — сегодня мы вытащим этого парня.

— … Да причём тут степень достоверности источников!

— Да при том! Ну как ты себе это представляешь: вот я звоню начотряда — так и так, мол, по авторитетному мнению проезжих журналистов, в эту ночь решили мудьжахеды перейти границу у реки… Знаешь, что он ответит? «Пойди проспись, Сергей Иваныч, и чтобы я тебя больше в таком виде не наблюдал!»

Денис тоскливо посмотрел в окно, где гулял пыльный ветер. Не верит… понятно, что не верит. А даже если и верит в душе, вида не подаст. И в штаб звонить не станет — кому охота перед начальством выглядеть дураком? Журналисты, тыры-пыры… тоже ещё агентурный источник.

— Сергей Иваныч, ну а если? Ну хорошо… но хоть наряды-то на заставу отозвать можно?

Против ожидания, капитан Веленев ответил не сразу.

— Ладно, с постами решим вопрос. — начзаставы тоже поглядел в окно. — Да… неспокойно у меня на сердце, Дениска. Ты в курсе, Басманов рапорт написал?

— Так не утвердили вроде пока…

— Устарелые сведения у тебя, лейтенант. Утвердили, мля. Так что назад его ожидать не приходится… да и слава Богу. И на замену нынче надеяться… Так что ты да я, вот и весь мой наличный офицерский корпус. Половина бойцов первогодки, и ладно когда ещё бойкая шпана, вроде Гвоздева… Не то и вовсе рядовой Кефалий — смотришь и думаешь, за что недокормыша от мамкиной титьки оторвали. А начальству всем похуй, похоже. Хорошо, миномёт у нас забрать руки не дошли. И боеприпасы выгрести… — капитан витиевато выматерился.

— Так я пойду? Ну, в смысле, боезапас на позиции…

— Панику тут мне поднять хочешь?

— Никак нет, — Иевлев одёрнул форму. — Хочу, чтобы всякие неприятности были загодя устранены. Если что, таскать патроны со склада под огнём…

Капитан сморщился, будто разжевал лимон.

— Давай, Дениска… Семь бед, один ответ.

…

Мотор негодующе ревел на подъёме, машину то и дело подбрасывало на колдобинах так, что колёса едва не теряли дорогу. Последние лучи заходящего солнца золотили горы, но здесь, в ущелье, уже копилась помалу густая синяя мгла.

Вцепившись в руль двумя руками, сержант Гвоздев гнал и гнал «уазик», будто стремясь уйти, оторваться от себя самого. М-да… вот это попал… Если бы кто-то продемонстрировал её портрет, он ни разу не усомнился бы — да фигня, фотомонтаж это. Просто из чувства самосохранения отверг бы иные варианты. Не может быть на целом свете таких нереально громадных глазищ.

А тут не фотомонтаж, выходит… Тут они в упор. Глаза в глаза. Чего теперь делать-то? Попал, ох, как попал ты, Саня…

Дорога пошла под уклон, и Гвоздь, давая отдохнуть натруженному мотору, пустил машину накатом. Ладно… Для начала попробовать перетерпеть. С глаз долой, из сердца вон, ага. Ну а коли не ага… что ж. Отбухать срочную, тут уже не так и долго осталось. Москва, конечно, городишко немаленький, но и не бесконечный. Много ли в Москве корреспондентов? Корреспонденток, то есть… Тысячи три? Ну даже если и пять… Что скажет, когда встретит? А фиг его знает. Будет день, будет пища. Главное, ввязаться, а там бой покажет…

«Уазик», с выключенным мотором катящийся под уклон почти бесшумно, вывернулся из-за поворота, едва не въехав в группу бородачей в мешковатых штанах, чего-то раскапывающих посреди дороги.

— Алллааа!!!

Мелькающие вспышки, и мир вокруг со звоном рассыпался на мелкие осколки…

…

— … Всё вытаскивать, ребята. Всё до последнего патрона. Чтобы склад пустой стоял.

— Надорвёмся же, лейтенант, — коренастный веснушчатый «дед» счёл возможным проявить независимость. Но вместо уставного окрика «разговорчики!» Иевлев перешёл на задушевно-доверительный тон.

— Может так статься, Гоша, что к утру мы молиться будем на каждую гранату и каждый патрон. И потом, ты прикинь, какой случится фейерверк, если в этот склад попадёт хоть одна мина.

Сплюнув, Гоша вцепился в патронный ящик и попёр к выходу. Денис улыбнулся. Задушевный разговор вместо начальственного крика на русского человека всегда действует намного благотворней.

Последние лучи заходящего солнца золотили горы, но здесь, в ущелье, уже копилась помалу густая синяя мгла. И под покровом густеющих сумерек на заставе кипела осторожная, невидимая издали работа.

— Ну как дела, Петя?

— Эти уже отчистил, товарищ лейтенант! — распаренный рядовой Кефалий продемонстрировал четыре двадцатилитровые канистры зелёного цвета, установленные рядком. — Сейчас дочищаю пятую! Ещё одна только остаётся…

— Давай-давай, Петя, поторопись. Пёс с ним, пусть даже последняя приванивает бензином немного.

Идёю это подал умудрённый службой капитан Веленев. Вода для осаждённых ценность ненамного меньшая, чем патроны, и значительно большая, чем еда. И можно не сомневаться, что водонапорная бочка, сваренная из обрезка магистральной газовой трубы большого диаметра под огнём продержится всего ничего. Копаного колодца на заставе нет, насос в скважине для работы требует электричества… то есть, дизель-генератор должен быть в работе — а будет? Крайне сомнительно. И окажется весь наличный водяной запас — по паре солдатских фляжек на нос… К речке под огнём ползать прикажете? Так что шесть двадцатилитровых канистр с водой на огневой позиции вполне могут оказаться не лишними.

За приземистым зданием казармы расчёт единственного миномёта обихаживал своё детище. Восьмидесятидвухмиллиметровый «поднос» был установлен в импровизированном каземате — широкое железобетонное кольцо, вкопанное в землю до верхнего края и вдобавок окружённое бруствером делало скрытую позицию весьма трудноуязвимой. Рядом виднелся свежеотрытый окопчик, куда бойцы с пыхтением опускали ящики боезапаса. Иевлев слабо улыбнулся. Капитан прав — как удачно, что за перипетиями дележа постсоветского имущества между суверенными державами Таджикистан и Россия высокое начальство позабыло про миномёт. Какая-никакая, а всё же артиллерия. С одними гранатомётами пришлось бы совсем туго.

— Лейтенант Иевлев!

— Да, товарищ капитан!

Подходивший начзаставы был хмур и озабочен донельзя.

— Слушай, когда Гвоздев увёз этиху корреспондентов?

— Да давненько уже.

— Я спрашиваю, когда точно?

Денис поднёс к лицу часы, вгляделся в светящиеся стрелки и метки циферблата.

— Один час сорок… сорок пять минут, — внутренне холодея, произнёс он.

— Понятно… — капитан принялся хлопать себя по карманам. — Сигарету дай?

Иевлев тоже зашарил в кармане, вытянул вконец измятую пачку.

— В общем, так… — Веленев жадно затянулся. — Телефон не пашет. Не хотелось бы думать дурного, но так полагаю, обрезали, бляди. По рации у дежурного кое-как удалось выяснить, что сержант Гвоздев, не заезжая в отряд, высадил этих самых корреспондентов на автобусной станции. Это с его слов. После чего таки соизволил явиться к дежурному и объявил, что выезжает назад, на заставу. Точное время дежурный не засёк… дежурный, мать его! — капитан сочно выругался. — Но по всему выходит, едет он уже примерно час. Как минимум.

— Час? — беспомощно-глупо переспросил Иевлев.

Начзаставы остро взглянул на лейтенанта-двухлетку, вчерашнего студента.

— Значит так, лейтенант. Становись-ка ты на АГВ… Гвоздя в расположении нет поскольку. Гошка Санаев на «корд», это у него лучше всех выходит… Ну и вообще принимай командование с того края. А я отсюда, так выходит… После первого же бабаха дадим алярм в эфире. А дальше… дальше останется только стрелять и молиться.

Капитан криво улыбнулся.

— Нам до первых петухов простоять, всего делов. На рассвете «духи» сами развеются, подобно туману. Это они орать «аллахакбар» все как один мастера, а шахаду-то принимать реальных охотников негусто. Вертушка прилетит, и отправятся аллахакбары к гуриям всей толпой, роняя тапки.

…

— … Ну что там, Керим-бек?

— Ахмад говорит, десять его бойцов почему-то не явились к месту сбора.

Назир выругался.

— Проклятые трусы, да покарает их Аллах! А ты говорил, «надёжные друзья, отважные друзья…»

— У Ахмада есть ещё много людей.

— Но они точно удержат дорогу?

— Если на то будет воля Аллаха.

— Слушай, Керим… — полковник Назир едва сдерживал готовый прорваться гнев. — Я понимаю, на всё воля Аллаха. Но ты передай Ахмаду — если он пропустит к кафирам на заставу подмогу, он ведь не только не получит ни гроша. И хорошо, если голову отрежут только ему, а не всей семье. Ты славный боец и почти святой хаджи, Керим, но ты даже не представляешь размеров этого дела. Так что сегодня Аллаху лучше бы правильно изъявить свою волю.

…

Горные вершины ещё отчётливо выделялись на фоне серо-стального неба, но внизу, на грешной земле уже господствовала ночная тьма. Пейзаж в панораме оптического прицела сиял ядовито-зелёным цветом, и перемещающиеся фигурки выглядели натуральными чертями из преисподней. Изображение будто пузырилось, кипело мелкими вспышками — электронный умножитель-светоусилитель работал на максимуме. Отличная оптика, в совке такую делать не умели, а уж в рашке и подавно. Что особенно ценно, эффективная защита от любого рода засветок…

Ну чего там ещё копаются эти обезьяны? Сколько можно ждать?

Он и так уже слишком долго ждёт. Он всю жизнь ждёт. Ему, Тынису Вайно, уже тридцать лет, а он всё ждёт и ждёт. Разве в вонючем совке можно было жить по-человечески? Вместо нормальной машины — «жучка». Вместо приличного дома — панельная «двушка». Вместо заслуженных гонораров и миллионных контрактов — золотая медаль из нержавеющей стали и диплом мастера спорта по стендовой стрельбе. Проклятые русские свиньи!

Ладно… Сегодня всё это закончится. Закончится прежняя убогая жизнь и начнётся новая, вполне достойная. Все эти обезьяны, конечно, положа руку на сердце, ещё хуже русскиху дальше по шкале дикости, наверное, только папуасы-каннибалы. Наплевать. Они платят деньги, а это главное. Долларами платят. Сегодняшние премиальные, пожалуй, позволят уже и соскочить. Пусть обезьяны и дальше бьются со свиньями, ему, Тынису Вайно, на их дикарские разборки наплевать. Он же уедет в Германию и поднимет собственное дело. Да, да, да! Маленький уютный бар, где будет играть негромкая музыка… Господи, ну неужели он хочет от жизни чего-то лишнего?!

Фигурки в прицеле всё шевелились, не успокаивались. Да, похоже, начальник заставы что-то почуял… Во всяком случае, жаждавшие вырезать пограничные дозоры обезьяны не встретили ни единой живой души. Окопались русские, к обороне готовятся… а это что у них тут? Ба, да никак это крупнокалиберный пулемёт? А вон там ещё позиция… и там… уууу, как всё серьёзно-то выходит… Ладно, ему, Тынису, на эти пулемёты грудью не лезть, он снайпер… Помнится, главный обезьян, он же работодатель, сетовал, что на заставе у русских имеется миномёт. Миномёт, это уже совсем серьёзно…

Маленькая японская рация в нагрудном кармане издала негромкий, но настойчивый писк. Вынув аппарат, Тынис нажал на лонгету.

— Слушаю.

— Готов?

— Да.

— Твой выстрел первый. Сигнал всем. Убери прежде офицера. Действуй!

— Хорошо.

Ухмыляясь, Вайно припал к прицелу. Спорить с альфа-самцами обезьян последнее дело. Особенно когда этот альфа-самец твой же работодатель. Очевидно, обезьяне невдомёк, что с четырёхсот метров в ночном прицеле что офицер, что генерал выглядят совершенно одинаково — шевелящиеся контуры и только. Однако, кого бы шлёпнуть? Глубоко ведь вкопались, свиньи… о, вот этот вылез! Неосторожно, голубчик… держи привет от Тыниса Вайно!

…

Горные вершины ещё отчётливо выделялись на фоне серо-стального неба, но внизу, на грешной земле уже господствовала ночная тьма. Спустившийся с гор ночной холодный ветер шуршал и пришепетывал, скрадывая отдалённые звуки, и в шёпоте том чувствовалась недобрая, скрытая враждебность.

— Товарищ лейтенант… — голос рядового Кефалия приглушён до минимума, точно он вот-вот готов поведать страшную военную тайну.

— Ну?

— А может, у него машина просто сломалась? Ну там, сцепление полетело… А связь у нас в горах сами знаете какая… ну и не слышим мы его…

Денис горько улыбнулся. Хороший ведь парнишка. Вот, пожалуйста, переживает за товарища… Эх, Петя, Петя…

— Всё может быть, Петя, — не стал отнимать у человека последнюю надежду Иевлев.

И снова тишина, нарушаемая лишь шёпотом ночного ветра.

«Но не верьте этой тишине…» — послушно всплыло в памяти. А вот такой вопрос — кому можно верить? Господа эльфы толковали чего-то насчёт проплаченного начальства… во времена СССР дикий эксцесс, сейчас же времена не те, увы — сейчас чуть ли не каждый генерал мечтает быть подкупленным… Иевлев поёжился. Ну-ка их к лешему, сейчас, такие мысли…

— Дарьин, куда?

— Дык отлить, товарищ лейтенант!

Звук, как будто хлестнули мокрым кнутом в середине неба, и рядовой Дарьин, успевший сделать от окопа лишь пару шагов, мешком повалился навзничь.

— Аллахакбааааааар!!! — горы вокруг взорвались жутким единым воплем.

— В укрытие!

В первый залп, очевидно, была вложена вся наличная огневая мощь. Мины и снаряды перепахивали плац, гранатомётчики явно метили по крайним окопам. Пулям, казалось, тесно в воздухе. Согнувшись в три погибели на дне ячейки, Денис вытянул вверх ракетницу и нажал на спуск. Справа и слева взвились ещё осветительные ракеты, стало светло как днём, и в неверном трепещущем свете обозначились мешковатые фигуры, лезущие через ограждение.

— К оружию! Огонь без команды!

— Аллахакбааааааар!!!

Первым ожил «корд», и уже почти одолевшие «колючку» моджахеды кучей осели на проволоке.

— Аллахакбааааааар!!!

Автоматы и ручники ударили дружно, со всех сторон. Бородатые залегли, кто-то не выдержав кинулся бежать… разумеется, сбежать удалось очень и очень недалеко.

— Аллахакбааааааар!!!

Снаряд безоткатки рванул совсем близко от обложенного мешками «корда», но пулемёт не заткнулся. Лейтенант повёл стволом АГВ-17, многозарядного станкового гранатомёта. Да где же вы, твари?!

— Аллахакбааааааар!!! — сами горы, казалось, исходили звериным воем.

— Это ничего, лейтенант! — на загорелом лице Санаева в ночной темноте блестели только глаза и зубы. — Это они шарманку завели, чтобы казалось, что их больше чем дохуя!

Мины перепахивали заставу, склад уже горел, выбрасывая в небо языки багрового пламени. Осветительные ракеты взлетали одна за другой, не оставляя противнику шанса навалиться толпой во тьме.

— Аллахакбааааааар!!!

АГВ гулко выплюнул первую гранату, и кто-то из бородатых, уютно устроившийся за камешком, раскинул мозгами… ну и другими органами, очевидно. Поводя стволом вправо-влево, Иевлев выпускал одну гранату за другой, не давая моджахедам поднять головы. Вот так, твари… ага, похоже, ещё один к гуриям! А вот ещё! Лови, тварюга…

— Аллахакбааааааар!!!

«Духи», утратив надежду толпой дорваться до резни, палили по-арабски — выставив над укрытием автомат и поливая тёмную ночку пулями, куда аллах пошлёт.

— Аллахакбааааааар!!!

Ефрейтор, работавший на ручном пулемёте, резко дёрнул головой и сполз в окоп. За зданием размеренно бухал единственный миномёт погранзаставы, обрабатывая горку, с которой били безоткатки. Что касается вражьих миномётов, то достать их за бугром, без коррекции, было нереально. К счастью, выучка бородатых была весьма неважной, и мины рвались негусто, притом по площадям. Иевлев поёжился, представив, что на месте этих убогих оказались бы настоящие миномётчики. Двадцать мин в минуту с каждого ствола, да с коррекцией… право, оборона продержалась бы полчаса, не более.

— Аллахакбааааааар!!!

Ещё один боец сполз на дно окопа. Денис злобно выругался.

— Лейтенант, бля буду, снайпер! — проорал Гоша, не отрываясь от пулемёта. — Лейтенант, загаси его! Он нас тут всех перещёлкает!

…

Кривые, изогнутые под самыми невероятными углами стебли растений переплетались в единую гигантскую сеть, заслонявшую небо. Даже самый буйный полёт фантазии отказывался воспринимать пейзаж как лес, скорее это напоминало заросли морских водорослей… Впрочем, на Тананге, чей пейзаж сейчас воспроизводил корабельный материализатор, воздух по плотности не слишком уступает воде. Вот интересно, смогли бы аборигены Громмы жить в тамошней среде? Вряд ли… у хомо уже при двадцатикратном увеличении атмосферного давления наступают судороги, там же, на Тананге, здешних атмосфер все тридцать… так что заполненные водородом полости внутри стеблей обеспечивают этим джунглям нулевую плавучесть и позволяют экономить массу древесины, которую леса Громмы расходуют на древесные стволы и ветви…

— … Рекам, ты уж пожалуйста отвлекись от своих гениально-художественных размышлений, — Элентари сердито пошевелила ноздрями тонкого носа. — Речь идёт о важных вещах.

— Да-да, прошу прощения, — повинился молодой валар, устраиваясь поудобнее и всем видом выражая готовность внимать начальственным речам.

— Итак, что мы имеем. На планете сформировался конгломерат цивилизаций, в большой мере антагонистических. Первая из них, которую сами аборигены определяют как «западная», наиболее развита в культурном, социальном и техническом плане.

На объёмном экране вспыхнули кадры — улица огромного мегаполиса с высящимся на заднем плане лесом небоскрёбов, колоссальных размеров завод, супертанкер, ползущий по океанской глади, летящий над облаками «боинг» и наконец космическая ракета, уходящая ввысь.

— Базисом и центром этой цивилизации по сути является вот эта страна, которую с полным правом можно назвать Главной. Прочие страны этой группы можно назвать сателлитами Главной страны, в большей или меньшей мере.

Валарка перевела дыхание, на секунду прервав доклад.

— Вторая цивилизация, именуемая аборигенами как «страны социализма», не так давно представлялась довольно могучей, и по существу представляла собой некую попытку создать альтернативу «западной». Базисом этой цивилизации служила вот эта страна, занимавшая добрую шестую часть планетарной суши. Цигрус назвал её Самая Большая страна… Она имела вполне самостоятельную материально-техническую базу и весьма высокую, по сравнению с прочими цивилизационными альтернативами культуру, по степени гуманизма в ряде случаев превосходившую «западные» творения.

На экране мелькали кадры — первомайская демонстрация, весёлая толпа под песни из репродукторов тащит плакаты и портреты каких-то вождей.

— Но незадолго до нашего прибытия цивилизация эта рухнула, так что подробно рассматривать её особенности для нашей миссии смысла не имеет.

Элентари извлекла из воздуха стакан с водой, сделала пару глотков, и стакан так же бесшумно канул в никуда.

— Третья цивилизация имеет базисом вот эту страну, в которой сейчас проживает свыше миллиарда аборигенов. С лёгкой подачи нашего Цигруса я буду называть её Огромной, для определённости. Страна эта имеет древнюю и своеобразную культуру, но трагические катаклизмы истории сильно задержали её развитие. Сейчас она максимальными темпами старается наверстать упущенное. Проблема в том, что при этом вынужденно повторяются все технические аспекты «западной» модели, а вслед за ними и культуральные. Можно ли при таких условиях считать Огромную страну отдельной цивилизацией, большой вопрос. Цигрус считает — нет, я же склоняюсь всё-таки к положительному ответу.

Кадры на экране сменялись клипами, и все члены маленькой команды Сеятелей внимательно вглядывались в образы чужого мира.

— Четвёртая цивилизация самими аборигенами определена как «исламский мир». Уровень технического развития различных частей этого мира различен, но в целом гораздо ниже «западного». Причём технический уровень этот глубоко вторичен. По сути это закупленные на «западе» машины и технологии, без всяких попыток осмысления и тем более стремления сделать что-то своё. Ещё глубже пропасть в морально-социальном плане.

На экране уже мелькали кадры — огромная толпа, одетая в хламиды, оттопырив к небесам задницы, ковром устилала обширную площадь. Ещё кадр — бородатые субъекты в пыльном тряпье, радостно щерясь, держат над головой чью-то отрезанную голову.

— Ужас какой… — вновь не выдержала юная Циала.

— «Исламский мир» с полным правом можно охарактеризовать как первично-варварскую цивилизацию, в ходе контакта с технической цивилизацией «запада» приобретшая некие несвойственные дикарям предметы. Вообще-то случаи контакта технической и первично-варварской цивилизаций известны, но типовой сценарий таких контактов — разрушение менее развитой культуры, полная деструкция варварского общества и в дальнейшем ассимиляция более развитой. Либо, при отягчающем протекании процесса, прямой геноцид дикарей. Увы, но такие варианты известны. И морщиться тут нечего — мы Сеятели, Циа.

Элентари обвела крохотную аудиторию взглядом.

— Однако тут, на Громме Три, мы имеем уникальный случай. «Исламский мир» по сути объявил «западному» войну, тотальную войну на уничтожение. Они называют это «джихад» Причём война эта ведётся фактически односторонне, поскольку «запад» никаких оборонительных и тем более наступательных мер не предпринимает. Огромная рождаемость варваров позволяет им вести геноцид более развитых соседей методом инфильтрации и далее замещения, цинично используя гуманизм самого же поражаемого «запада» Впрочем, на конечном этапе, я полагаю, зачистка будет производиться уже методами, характерными для дикарей — к примеру, отрезанием голов.

Пауза.

— Из предварительного анализа пока не ясно, падёт ли единственная хлипкая перспектива этой планеты под натиском варваров, либо меры по организации самообороны будут всё-таки приняты. Однако есть веские основания полагать, что в случае успеха варваров заработает сценарий «перевёрнутая черепаха», исключающий благоприятный исход в принципе.

Элентари вновь взяла паузу, давая коллегам возможность осознать сказанное.

— Однако даже если «запад» сумеет организовать отпор, отдалённые перспективы Громмы мне представляются мрачными. Кривая технического прогресса уже очень далеко отклонилась от требуемой экспоненты, и не факт, что переходный процесс от варварской цивилизации к высокоразвитой космической будет завершён. Инверсная стратификация социума и господство олигархата — факторы, делающие прогноз весьма неблагоприятным. Детали нам изложит Рекам, с великим усердием закончивший наконец свой замечательный анализ.

— У меня вопрос, — подал голос пышноволосый валар, уютно сидевший с краю.

— Давай свой вопрос, Цигрус, — улыбнулась начальница.

— Если меня не подводит чутьё, дело склоняется к экстремальной коррекции?

— Тебе ещё рано иметь такое чутьё, ты не так уж давно работаешь в нашей службе. И тем не менее. Если будет доказано, что шансов у аборигенов так и так никакиху ну какая, собственно, покойникам разница? По крайней мере сейчас на планете ещё имеется некоторое количество легкодоступных ресурсов. Позже их не останется вовсе. И тогда не поможет уже никакая степень коррекции.

Пауза.

— Похоже, коллеги, вам нужно время для осмысления. Ладно… Рекам, давай немного отложим твой доклад.

…

Огненные вспышки взрывов заливали экранчик сплошным фоном, но умная электроника мгновенно гасила засветку, и пейзаж в панораме прицела приобретал привычно-зелёный вид. Осветительные ракеты вообще не мешали — засветку сверху гасила бленда, прицел сам подбирал коэффициент усиления в зависимости от освещённости… Отличная машинка. Вообще-то пора бы сменить позицию, но больно уж эта хороша. Четыреста метров — то, что доктор прописал. Ближе опасно, отойти на гору — там метров семьсот, промахи пойдут. Попробуй-ка постреляй с семисот метров по головным целям… да ещё движущимся… а то и осветительные ракеты в поле зрения попадать начнут, и тогда вообще конец стрельбе… Так что эта россыпь камней с валуном-укрытием самое то. Вообще-то справа тоже есть неплохое укрытие, но там засел пулемётчик обезьян — вон как старается, так и ствол пережечь недолго… И потом, винтовка с глушителем, обнаружить место расположения снайпера на слух невозможно. Остаётся только звук от самой пули — словно щёлкнули мокрым кнутом в самой середине неба…

Тынис достал из подсумка новую обойму, принялся неторопливо менять. Кругом трещали частые короткие очереди — обезьяны попусту жгли патроны, неприцельно паля в сторону противника. Бахнул РПГ, граната с шипением унеслась на заставу. Гранатомётчики у обезьян, по крайней мере, старались стрелять прицельно. Правда, особых успехов от обстрела пока не наблюдалось, если не считать порушенных сараев. Застава по-прежнему плотно огрызалась огнём. Ха, наверное, он, Тынис Вайно, один перебил свиней больше, чем все эти вонючие «воины аллаха»…

Короткое змеиное шипение гранаты нарастало стремительно, и через долю секунды оборвалось. Удар!

Сознание возвращалось медленно, неохотно. Правый бок саднил невыносимо, правая рука, напротив, не ощущалась вовсе. Как, впрочем, и правая нога. Как больно… зачем же так больно?..

Чьи-то грубые, жёсткие руки перевернули его лицом вверх, и Тынис глухо застонал от вновь накатившей боли. Бороды… разве у ангелов есть бороды? А, понятно… это же апостолы…

— Саид, ну что там?

— Керим-бек, он ещё дышит!

— Ну так добей! Это был полезный кафир, да простит Аллах его заблудшую душу.

Один из «апостолов» вскинул АКМС, и последнее, что увидел Тынис Вайно — чёрный зрачок автоматного дула.

…

— … Сколько мы ещё должны держаться?! До каких пор мы будем тут держаться?!

— Столько, сколько нужно будете держаться! — радиоголос мужественный и уверенный донельзя. Настоящий командирский голос. — Вспомни сорок первый, капитан. Тогда наши заставы против дивизий вермахта по двое суток держались, а тут какие-то душманы!

— Вермахт, значит… — капитан Веленев скрипнул зубами так, что во рту ощутились крошки эмали. — Слушай сюда, полкаша. Наш разговор в эфире слышат, не сомневайся. И когда дело дойдёт до назначения виновных, ты пойдёшь на подтирку. Так что надеюсь я, помрёшь ты дурной смертью.

— Ты меня не пугай, капитан! — всё-таки в голосе собеседника прорезался испуг. — Резервная застава вышла к вам на помощь! К ней придан взвод усиления из мотострелков! Дан запрос нашим товарищам по оружию из вооружённых сил Таджикистана, они обещали помочь! Всё у меня!

Командный радиоголос резко оборвался. Некоторое время капитан смотрел в одну точку остановившимся взглядом, словно силился увидеть перед собой нечто, обычному человеку незримое.

— Сергей Иваныч! Ну что там?!

Словно очнувшись, начзаставы увидел перед собой чёрное, как у негра, лицо — только глаза и зубы блестят. Обвёл взглядом развороченную заставу, напоминающую уже вполне лунный пейзаж. Ни одного здания не осталось… В бетонном кольце угадывались останки разбитого миномёта — попали таки гады…

— Хреновей некуда, Дениска. Потери?

— У меня одиннадцать бойцов на ногах. Ещё один легкораненый, в руку. Четверо тяжёлых. Остальные убитые. Снайпер, бля… — Иевлев сплюнул. — Но я его таки уконтрапупил, из агэвэшки.

— Санаев?

— Убит. И «корд» вдребезги. Снаряд из безоткатки.

Совсем рядом грохнула очередная мина, оба офицера вжались в дно окопа.

— Вот что, Денис… Не будет нам помощи, я так понял. Резервная застава и взвод усиления не могут пробиться через душманский заслон. О вертушке не мечтай. Так что не выстоять нам. Надо пробиваться по темноте, пока не поздно.

— А раненые?

— «Скорую помощь» вызвать желаешь?! — капитан Веленев витиевато выругался. — На себе понесём, неужто неясно?

Близко рванула граната, за ней вторая.

— Не уйти нам… — лейтенант блуждал глазами. — С «трёхсотыми» никак не уйти, Сергей Иваныч…

— А иначе смерть! Всем, до последнего человека!

…

«Ну, ты довольна?»

«Пока ещё нет. Я успокоюсь, когда мы вытащим этого парня».

«А тебе не приходит в голову, что при определённом раскладе нас самих могут отсюда вытащить… как это говорят аборигены… вперёд ногами?»

«Ну, Таур… Неужели ты трусишь?»

«По выражению тех же аборигенов, на «слабо» дураков ловят».

Две тени, совершенно незримые для невооружённого человечьего взгляда, укрывались за скальным выступом совсем недалеко от вершины горки, с которой вели огонь моджахеды. Сейчас они менее всего напоминали московских журналистов. Боевые комбинезоны-«невидимки» с накинутыми капюшонами даже при ярком солнечном свете делают их обладателя трудноразличимым — настоящее привидение, сотканное из текучего воздуха. Сейчас, в неверном свете ракет, эльдар вряд ли удалось бы узреть и на расстоянии в несколько шагов.

«Ну что там, Таур?»

«Всё плохо» — напарник всматривался в крохотный экранчик прибора. — «Если они не решатся на прорыв, живым из них никто не останется».

Ахнула безоткатка, выметнув спереди и сзади драконовские языки огня. Справа дважды бухнули миномёты. Заунывный вой про аллахакбара разносился по окрестностям, давил на психику.

«Что это их вопильная машинка долдонит одно и то же?»

«По их дикарским понятиям, если непрерывно вопить насчёт величия Создателя Вселенной, Создатель непременно придёт на помощь, дабы лично решить все проблемы вопящего. Скажем, начнёт за них опускать мины в ствол миномёта».

Осветительные ракеты с шипением взвивались то там, то сям, не давая ночи ни секунды передышки.

«Я, конечно, не Создатель, но считаю возможным помочь им немного. Как это правильно-то… принять шахаду?»

«Туи, ты меня доведёшь».

«Да лучше не спорь, Таур. Вон те две кучки, что копошатся при трубах, стоят очень удобно для принятия шахады».

«Отсюда не достать. У нас же портативные десинторы, дальность сто пятьдесят шагов».

«А мы подойдём поближе» — девушка незримой тенью выскользнула из укрытия.

«Бездна безумия! Угораздило же меня связаться с полоумной!»

«Не ругайся, Таур. Лучше помогай!»

…

— Аллахакбааааааар!!!

Безоткатка изрыгнула огонь, точно сказочный ифрит. Снаряд уменьшающейся огненной точкой улетел в сторону пылающих развалин кафирского логова… взрыв!

— Аллахакбааааааар!!!

— Саид, ещё снаряд!

Радостно щерясь от возбуждения, Саид поспешил к разложенным прямо на камнях снарядам. Вот так, проклятые кафиры, вот так… Аллах, как всегда, мудр. Кафиры сделали это ужасное оружие, и сейчас оно убивает самих кафиров. Правда, ответным огнём кафиры уничтожили две шайтан-трубы, но ещё две остались и вот-вот доведут дело до конца!

Уже подняв снаряд, подносчик замер — камешки на осыпи скрежетали и двигались, будто по ним ступали невидимые ноги. Что за наваждение?

— Саид! Ты уснул?!

— Иду!

Обратный путь к орудию моджахед проделал рысцой. Пушка уже ждала с распахнутым затвором.

— Заряжай!

Снаряд взорвался в руках заряжающего внезапно, и с такой силой, что пушку буквально разнесло в пыль. От расчёта осталось воистину мокрое место.

— Аллахакбааааааар!!!

Второе орудие постигла та же ужасная участь — никаких трупов и разлетающихся конечностей, только пыль и брызги. Десинтор разрушает межмолекулярные связи, и твёрдые материалы превращаются в тончайшую пыль, как в кратере от ядерного взрыва. Живые существа, состоящие на восемь-девять десятых из воды, соответственно превращаются в грязные лужи. Энергия же любых взрывчатых веществ мгновенно высвобождается.

Склад боезапаса на обратной стороне сопки со страшным грохотом взлетел на воздух, и всё вокруг потонуло в туче пыли.

— Аллахакбааааааар!!! — ничто в этом мире не могло отвлечь магнитофон от восхваления своего бога. Тем более участь дюжины бородачей, принявших шахаду столь странно…

…

— Ну, ребята… пошли!

— Ааааа!

Взбешённая волна бойцов ринулась на прорыв, заливая противника огнём. Денис поводил стволом АГВ вправо-влево, выпуская гранаты — последние тридцать гранат в последнем барабане. Вот так, твари! Вот так! Чтобы не смели поднять от земли свои мохнорылые башки…

— Уходи, лейтенант!

— Аллахакбааааааар!!! — похоже, шарманка моджахедов имела источником питания танковые батареи. Любые другие уже сдохли бы, несомненно…

— Алла!.. — что там дальше хотел произнести бородач, для лейтенанта Иевлева осталось тайной. Ещё двое, устроившись за камнями, увлечённо палили из «калашей», выставив стволы, но не головы. Нажав на курок подствольника, Денис положил гранату точно меж ними, и назойливый автоматный треск умолк. Невесть откуда в пустой, гудящей от воплей и грохота голове всплыл старый одесский анекдот: «Рядовой Рабинович, шо ви таки отрыли? Это не окоп, это шахта! Как ви оттуда намерены видеть противника?» «Ой-вэй, товарищ лейтенант, ви думаете, мне так интересно на них смотреть?» Вот любопытно, откуда оно берётся?..

— Аллахакбааааааар!!!

Ещё неизвестно, где легче при прорыве, в авангарде или в арьергарде. Спохватившиеся «духи» палили так, что автоматные и пулемётные очереди превратились в сплошную шрапнель. Хорошо, что из-под миномётов ушли, мелькнула новая лихорадочная мысль, не успеют «духи» перенацелить… и что-то заткнулись их клятые безоткатки…

— Батю убили!!! — чей это такой отчаянный крик?

— Не стоять, не стоять! Вперёд! — а это чей голос, неужто свой собственный?

— Аллахакбааааааар!!! — смутить механического глашатая было ничем невозможно.

Пуля саданула в спину, сбив шаг, но «броник» выдержал удар, ослабленный расстоянием.

— Лейтенант!

— Аллахакбааааааар!!! — наверное, этот механический вопль будет преследовать меня до конца жизни, пронеслась очередная посторонняя мысль…

Новый удар, уже по голове, и мир вокруг погрузился во мрак.

…

Рассвет занимался медленно и неохотно. Жемчужно-белый сияющий свет оттеснял багровый ворочающийся мрак, и тот уползал прочь, ворча на разные голоса. Какой странный рассвет… никогда не видел такого рассвета… и речь странная… не русская, это понятно, но разве у «духов» могут быть такие певучие голоса?

Певучие голоса всё никак не унимались, негромко бормотали о чём-то своём, сокровенном. Вздохнув, Денис открыл глаза. Потолок над ним сиял тем самым жемчужно-белым светом, каким-то непонятным образом проникшим сквозь веки. По краям поля зрения виднелись головы, обыкновенные головы в зелёных масках и чепчиках. Вот только глаза у них необыкновенные… непонятно, откуда такие глазищи…

— Вы слышите нас, Денис Аркадьевич?

— Слышу, слышу… — на манер зайца из мультика «Ну, погоди» отозвался Иевлев.

Головы переглянулись и начали куда-то рассасываться. Взамен масок-чепчиков в поле зрения возникли две новые головы, на сей раз знакомые.

— Денис, ты лежи пока. Данные медикома вполне удовлетворительные, но лучше всё-таки немного полежать.

— Туи… Таур… где это я?

— В медикоме.

— В больнице? — на всякий случай уточнил Иевлев.

— Ну пусть будет так. В больнице.

На каждое вращение глазных яблок голова отзывалась отдалённой болью — впрочем, от оборота к обороту всё менее явной. Поворочав глазами ещё немного, Денис поднапрягся и сел.

— Лежи, тебе говорят.

— Некогда мне лежать, ребята, — Иевлев озирал помещение с нарастающим чувством удивления и тревоги. Помещение без окон было довольно тесным, не намного больше кухни в панельной многоэтажке. Мягкие, не слишком ровные стены, и из этих стен торчат какие-то не то шланги, не то провода… не то и вовсе щупальца. И углы сглажены, поди ж ты… нет, как хотите, а непохоже это на больницу. В памяти услужливо всплыло подходящее выражение — «Иона в чреве кита».

— А куда тебе торопиться?

— Мне на заставу надо. Срочно.

Вновь быстрый перегляд. Ну да, они ж телепаты, могут слова меж собой и не тратить…

— Нет больше той заставы, Денис Аркадьевич.

— То есть? — Иевлев сглотнул.

— Разгромлена она.

Пауза.

— Девять бойцов всё же выбрались оттуда, растворились в темноте. Остальные…

В воздухе вспыхнул виртуальный экран. И на экране — отрезанная голова рядового Кефалия.

— Тебя мы вытащили благодаря беспримерному упрямству вот её, — Таур кивнул в сторону соратницы. — Автоматная пуля, очевидно, с изрядной дистанции всё же пробила каску, но черепную кость толком одолеть уже не смогла. У тебя очень хороший череп. Прочный, так скажем. Шейные позвонки тоже ничего, кстати, раз нет перелома со смещением.

В ладонь лёг кусочек металла. Некоторое время Иевлев тупо разглядывал деформированную пулю, и в голове вместо связных мыслей проносились какие-то идиотские обрывки. Хорошо всё-таки сделали, что приняли на вооружение «калаш» калибра 5,45… был бы старый АКМ, калибра 7,62, так нипочём бы череп не выдержал…

— Где я всё же?

— Сто раз тебе сказано — в медикоме, — Таурохтар был сегодня терпелив, как сама земная твердь.

— А медиком?..

— Медиком — в корабле, естественно. В космическом корабле, если тебе до сих пор непонятно.

Пауза. Мысли в голове проплывали, как снулые рыбины. В корабле… невесомости нету, однако… понятно, искусственная гравитация…

— Так мы сейчас в космосе… ну… на орбите?

— Нет, — Туилиндэ чуть улыбнулась. — Мы сели на поверхность.

— Где?

Пауза. Не скажут, вдруг отчётливо понял Иевлев. Вот интересно — откуда это явственное ощущение?

— И что теперь?

Вновь быстрый перегляд.

— А вы бы вслух, ребята, — попросил Денис.

— В общем, так… — Таур сделал паузу. — Есть два варианта. Поскольку тела твоего не нашли — заявиться в штаб и как-то объяснить, где находился в течении трёх суток. Да, имплантат на затылке тоже придётся как-то объяснить, если начнут копать всерьёз. Биокарбиновых имплантатов, насколько я понимаю, на этой планете пока ещё не делают.

Денис помолчал.

— Второй вариант?

— Второй вариант прост и самоочевиден. Ты отправляешься в Бессмертные Земли.

Пауза. Долгая, долгая пауза.

— Я всё же хотел бы попробовать трудный вариант, ребята, — Иевлев чуть улыбнулся.

— О Бездна! — не выдержал Таурохтар. — Туи, я предупреждал. Ты довольна?

— Скажи, Денис Аркадьевич, — голос бессмертной небожительницы так и переливался хрусталём, — отчего даже самые гениальные из людей так упорно и настойчиво норовят оказаться в дураках?