Черное солнце

Глава 6 СЛЕДЫ НА СНЕГУ

13 декабря, 4 часа 05 минут.

АЗО, станция Мак-Мердо.

Чтобы прилететь в Мак-Мердо, надо было пересечь всю Антарктиду — станция располагалась у моря Росса, на Тихоокеанском побережье. Когда «борт номер один» заходил на посадку, в иллюминаторе слева виднелись айсберги, а справа белели горы Земли Виктории. Потом показался Эребус, вулканический конус которого скрывался высоко в облаках, и турболёт приземлился на аэродроме, уставленном красными вертолётами да птерокарами.

На «Голубую комету» никто не обратил особого внимания, впрочем, Браун и не ожидал почётного эскорта. Да и что бы антаркты подали к трапу? «Харьковчанку» с аквамариновыми флажками ТОЗО? Охота была позориться…

«На улице» было тепло, плюс семь. Сихали спустился по трапу на белое поле аэродрома — и только головой покачал! Господи, в Антарктиде даже снег другой — нету того, знакомого, «крахмального» скрипа. Шуршит, как песок.

Тимофей нагнулся, набрал горсть, поднёс к глазам… И снежинок не видно — одни кристаллики льда, меленькие такие. Сихали хмыкнул: всё у них не как у людей! Вон, цепочка следов тянется. Овальные… вмятины? Нет — высокие плоские бугорки, словно кто белые оладьи выложил. Рыхлый снег выдуло, а тот, что примят был чьими-то унтами, остался. Тянутся следы-лепёшки и бирюзой отливают…

— Верным путём идёшь, товарищ! — бодро воскликнул Рыжий, перехватив взгляд генрука. — И нам туда же, так что…

Он махнул рукой в сторону куполов аэропорта. К счастью, ловить попутку не пришлось — танк-транспортёр, доставивший заряжённые биоэлементы к птерам, возвращался обратно, и водитель притормозил возле «великолепной шестёрки».

— Вам куда? — спросил он, высовываясь из кабины.

— На станцию!

— Садитесь, подброшу…

Устраиваясь в кузове возле нагретого чехла над моторным реактором, Браун подумал, что эта особенная теплота отношений между антарктами тоже не как у людей. К сожалению.

Понятно, что дружба и взаимопомощь на Ледовом континенте суть производные здешних суровых условий, где не помочь человеку часто означает убить его, обречь на мучительную смерть. Не поделишься аккумулятором со встречным — и тот замёрзнет. Не схватишь за руку ближнего, заплутавшего в пургу, — и он свалится в трещину.

И всё равно, это здорово, когда ты помогаешь совершенно незнакомому человеку, делишься с ним последним и точно знаешь, что, надо будет, и он тоже не оставит тебя в беде. Здорово…

…Вездеход вывернул на лёд залива, объезжая нахальных тюленей, устроивших лежбище прямо на дорожном настиле — там было теплей. Лёд рыхлел потихоньку, но держал.

Переехав трещину у самого берега, транспортёр одолел маленький перевальчик между холмами и двинулся вдоль залива. Справа от дороги возвышались сыпучие «терриконы» из кусков лавы, припорошенные снегом. Слева, на бережку, орали, суетились, дрались, копошились пингвины Адели.

Величественные императорские пингвины ведут себя иначе — они всегда очень горды и надменны, не ходят, а важно выступают, свысока поглядывая на мелких, бестолковых «аделек», но «императоры» появятся ближе к марту. Пока же на Земле Виктории правило «простонародье».

— Подъезжаем! — сказал Купри, привставая.

Открылся «Мак-Мердо» — россыпи красных, синих, белых домов вблизи мыса Хат-Пойнт. В стороне высилась гора Обсервейшн-хилл, откуда спутники капитана Скотта высматривали, не возвращаются ли их товарищи из похода. За горою, у южного подножия Эребуса, расположился пригород «Мак-Мердо» — посёлок Скотт-бейз.[48]

Издали взгляд замечал среди застройки вразброс строгие очертания улиц и переулков — напоминание о том, что когда-то в «Мак-Мердо» правил американский военно-морской флот. Ушли вояки — и, видать, порядок с собой забрали…

Водитель постучал в заднее окошко кабины.

— Вас где высадить? — прокричал он.

— У церкви! — проорал в ответ Купри.

— Так вы к Кудрявому?

— Ну!

Водила кивнул и отвернулся. Поддал скорости.

На улицах «Мак-Мердо» было людно, антаркты копошились, как давеча «адельки», — таскали какие-то трубы, тянули пучки кабелей, меняли перфорированный настил на проезжей части, кучковались и обсуждали мировые проблемы.

За домом со множеством антенн на плоской крыше показался ангар, на двери которого был намалёван развесёлый пингвин с сигаретой в клюве, с голубым синяком под глазом, с ярко-красными следами поцелуев, с чётким чёрным отпечатком сапога на белой груди.

— «Гарольд-клаб», — буркнул комиссар. — А вон — «Чэпел оф сноус».[49]

Сихали увидел полукруглый барак, крыльцо которого венчала невысокая остроконечная башенка с крестом. Вездеход остановился.

— Приехали!

«Великолепная шестёрка» сошла и помахала вслед трогавшемуся танку-транспортёру. Тугарин-Змей перекрестился на церковь.

— А вон и сам чаплан.[50] — Купри указал подбородком на священника в ярко-жёлтой куртке с чёрным крестом во всю спину. — Зовут — Джунакуаат Помаутук.

— Эскимос, что ли? — поинтересовался Рыжий.

— Иннуит,[51] — политкорректно поправил его комиссар.

— То же яйцо, — фыркнул Шурик, — только в профиль!

Чаплан приблизился, откидывая капюшон, и оказался лысым. У Джунакуаата было круглое лицо, мясистый нос и полные, мокрые губы. Из-под мохнатых щёточек-бровей смотрели чёрные глаза, бестрепетные и умные.

Помаутук быстро облизнул губы, улыбнулся и протянул руку для приветствия.

— Здравствуйте, здравствуйте! — пропел он. — О, комиссар! Как вы?..

— Вашими молитвами, пастор, — вздохнул Купри.

— А это… не сам ли генрук ТОЗО посетил нас?

— Он самый, — улыбнулся Сихали — Кудрявый был ему чем-то симпатичен.

— Проходите, проходите! — засуетился пастор. — Разносолов не держу, но чая, кофе и какао — в достатке. И в горячем виде!

Вслед за радушным хозяином антаркты и океанцы отправились в обход «Чэпел оф сноус», выходя к дверям личных покоев чаплана.

Проведя гостей в тёплые, уютные комнаты, он заставил столик большими чашками и кружками. Зашумел старинный электрочайник, защёлкала кофеварка не менее антикварного вида.

После обильного пития священник спросил серьёзно:

— Так что вас привело ко мне?

Сихали переглянулся с Купри, и комиссар, сопя и морщась, изложил по порядку, что с ними приключилось. Помаутук живо заинтересовался рассказом.

— Такое впечатление, — сказал он, облизывая губы, — что вас преследовали не зря, а имея какую-то конкретную цель…

— Вот она, проклятая, — пробурчал Димдимыч, доставая два кристалла-«вещдока». — Здесь регистрограммы с мест ЧП. Поможете нам расшифровать их?

— Попробую… — медленно проговорил «Кудрявый», зачарованно оглядывая кристаллы. — Ничего не обещаю… Но попробую!

Глаза чаплана горели огнём энтузиазма. Вскочив, он прошагал в домашнюю лабораторию, где имелся даже ментоскоп «Цереброматик», и сказал доверительно, включая и настраивая приборы:

— Грешил в молодости наукой, всё пытался отыскать в человеке душу… Когда же понял, что она выше бренного естества, то обратился к Богу…

Над узким пультом зазмеилась коричневая вязь мнемографиков, сплетавшихся в трёхмерную сетку, в видеорамах завспыхивали, перебегая, цифры и многоэтажные индексы.

— Очень, очень интересно… — протянул Помаутук, то и дело касаясь языком губ. — Главное, какая колоссальная мощность!

Илья Харин бочком подобрался к Тимофею и шепнул:

— Я на улице побуду.

Сихали кивком отпустил Змея, не сводя глаз от паутины мнемографиков, — те корчились с неистовством танцоров на карнавале в Рио.

— Да, это явно психодинамическое поле, — уверенно сказал пастор. — Но мощь… Господи, какая чудовищная мощь! Всегда поражался силе энергии мозга. Хороший ридер[52] сидя у себя дома, где-нибудь в Праге, может взять мысль обитателя Новой Зеландии, хотя человеческий мозг вырабатывает всего каких-то двенадцать вольт. А здесь… Площадь покрытия — всё Южное полушарие!

— То есть это поле создано не человеком, пусть даже и паранормом? — уточнил Тимофей.

— Ну конечно!

— А это могла бы быть некая неизвестная форма жизни? Не знаю… Какие-нибудь супермхи с переразвитой способностью к психоизлучению?

— Исключено! Безусловно, это какой-то гипноиндуктор… О, я сказал — какой-то? Какой-то! — фыркнул пастор. — Невероятный, немыслимый — вот как будет правильно сказать! Современные психоизлучатели и суггесторы по сравнению с ним всё равно, что батарейка рядом с термоядерным реактором!

Браун решил поубавить восторги священника-учёного и вернуть его на грешную землю.

— То, что неизвестный гипноиндуктор офигительно могуч, я уже понял, — сказал он. — Вот вы тут упоминали ридеров… Я читал, что самые сильные из них способны брать не только мысль, но и направление. Скажите, а можно ли хоть приблизительно определить местонахождение психоизлучателя?

Помаутук пристально посмотрел на Сихали.

— Точно могу сказать одно, — проговорил он, — излучение пришло оттуда, откуда вы недавно прибыли — из некоей точки на Земле Королевы Мод. Эту территорию ещё называют Новой Швабией… Могу с уверенностью предположить, что «офигенительный» гипноиндуктор находится на побережье Новой Швабии, в относительной близости от станции «Новолазаревская».

— Отлично! — сказал Браун. — «Ищущий, да обрящет». Спасибо вам большое.

В дверях неожиданно возник Тугарин-Змей.

— К нам гости! — выдохнул он.

Океанцы сразу потянулись к кобурам, а Сихали скомандовал:

— Выдвигаемся! Не хватало ещё храмы осквернять…

Помаутук перекрестил покидавших его гостей.

— Ступайте с Богом!

Дверь на улицу стояла открытой, и Тимофей огляделся, не покидая церкви.

— Между «Гарольд-клабом» и ангаром? — спросил он, прищурясь.

— Там, — кивнул Илья.

— И ещё один на снегоходе, — сказал Белый.

— Где? А, вижу…

— Если вдоль по стеночке, по стеночке… — протянул Рыжий.

— …То как раз и нарвёшься на ха-ароший зарядец, — договорил Сегаль.

— По крыше надо, — прогудел Харин.

— Ты прав, как никогда, — кивнул Сихали. Сердце колотилось, как ненормальное, на губах чувствовался металлический привкус. «И вечный бой… Господи, когда ж меня оставят в покое?..»

— Димдимыч, — спросил он, — а ты своих оперов можешь подтянуть?

— Пытаюсь, — буркнул Купри, ожесточенно давя кнопки радиофона. — Тут Рэдиган в комиссарах ходит. Мужик вроде стоящий… Не понимаю, — нахмурился он.

— Что там?

— Блокировка там!

— Да фиг с ней! — сказал Белый нетерпеливо. — Пока мы оперативников дожидаться будем, нас всех тут почикают!

— Вперёд, — скомандовал Браун.

Выскользнув из церкви, Тимофей метнулся за угол. Искать лестницу не пришлось — громадный снежный сугроб почти достигал полукруглой крыши «Чэпел оф сноус». Оставалось только взобраться по нему, что Браун и проделал со всею возможной сноровкой. Пригибаясь, он разбежался и перепрыгнул на серый параллелепипед slipping qwoters — спальный модуль, похожий на купейный вагон.

Наблюдатель, сидевший на багажнике снегохода-краулера, заметил, видимо, подозрительное движение и вскинул тяжёлый лучемёт. Комиссар Купри опередил даже самого Сихали — горячий выхлоп из ПП «погасил» снайпера, навзничь повалил на решётку багажника. Тимофей сложил большой и указательный в кольцо — «ОК!».

Тут, как по заказу, из ангара выкатился танк-транспортёр «Харьковчанка». Сихали моментально перескочил на оранжевую крышу. Харин последовал за ним.

Клокоча мотором, «Харьковчанка» миновала опасный проезд у «Гарольд-клаба» и свернула на Росс-стрит. Ребятки, устроившие засаду, оказались у Тимофея как пельмени на тарелке — повернувшись спинами, они поджидали океанцев, оживлённо обмениваясь жестами.

Над Сихали не довлели моральные принципы, малопригодные на войне, — он выстрелил в спину одному засевшему, потом другому, узнавая в нём того самого, что «пас» их в Кейптауне, — по ассирийской бороде колечками.

Тугарин бросился плашмя на крышу танка, вытягивая руки перед собой, и быстро разрядил бластер — шесть выстрелов слились в один. Один упал, остальные рассыпались в стороны, стреляя то в корму «Харьковчанки», то по крыше ангара, и всё мимо. Антаркт, неторопливо вышедший из «Гарольд-клаба», присел и, уже не разгибаясь, метнулся обратно за двери.

Оба Шурика спрыгнули в снег, наметённый у стены «Гарольд-клаба», и стали палить, отвлекая огонь на себя, отходя в сторону от церкви. Под шумок Сегаль с Купри перебежали Росс-стрит, скрываясь за проезжавшей «Харьковчанкой», как за каменной стеной. В это самое время танк остановился, и ничего не разумеющий водитель высунулся из кабины. Харин грянул сверху:

— Принимай пассажиров!

Водитель едва не сверзился с подножки, а Купри с разбегу вскочил на гусеницу и отворил боковую дверь. Под прикрытием с крыши все сели. Последними прискакали Шурики.

— Гони! — гаркнул Тугарин-Змей.

— Куда? — слабым голосом спросил водитель.

— На аэродром! — скомандовал Браун. — Живо!

«Харьковчанка» дёрнулась так, что Илья едва не слетел на землю. Слава богу, всяких скоб на крыше хватало, было за что уцепиться.

— Видишь их? — спросил Харин, поднимаясь на колени.

— Нет! — крикнул Сихали, державшийся за антенное устройство. — Вижу! Вон они!

По Мэйн-стрит разгонялись двухместные краулеры «Сноу кэт» — открытые платформы на четырёх автономных шасси. Сихали насчитал три штуки.

— Замечательно…

Он выстрелил пару раз, но не попал. Тугарин-Змей быстренько выщелкнул разряженный картридж и вставил новый. Пальнул в стрелка на снегоходе, несущемся впереди, а попал в гусеничное шасси. Гусеницу размотало, краулер повело в сторону, притирая к гофрированной стене, и отбросило, как бильярдный шар от бортика. Второй снегоход врезался в первый, седоки полетели кувырком, а вот третья танкетка объехала место ДТП, веером пуская снег из-под гусениц, и продолжила погоню. Но ненадолго — Сихали подстрелил водителя, а Тугарин снял стрелка. Краулер, лишённый управления, стал забирать влево, пока не въехал в решётчатую мачту, поддерживавшую обруч энерговода. Мачта загудела, а из-под смятого капота снегохода ударил султан бледного пламени — рванули аккумуляторы.

— Йес-с! — рявкнул Харин.

И только тут далеко-далеко замигали красно-синие отблески «мигалки» — Служба охраны правопорядка проснулась.

Без происшествий добравшись до аэродрома, «великолепная шестёрка» отпустила «Харьковчанку».

— Свободен, шеф! — крикнул Рыжий, и водитель танка поспешил убраться подальше от этих странных и опасных гостей города, учинявших чёрт-те что на улицах «Мак-Мердо».

Океанцы и антаркты окружили генрука.

— Обратно? — спросил разгорячённый Купри. — Искать гипноиндуктор?

— Да, — кивнул Сихали. — И, по-моему, искать мы будем наперегонки с этими заразами из «Чёрного солнца». Недаром же им регистрограммы занадобились! Ч-чёрт… Как бы нам Помаутука не подставить. Вот, блин…

Димдимыч, оглядываясь в поисках «борта номер один», глянул вверх и похлопал по плечу Сихали, не опуская головы, продолжая напряжённо высматривать нечто в безоблачном небе.

— Это что, — сказал он севшим голосом, — тоже за нами?

С небес спускался на шести крыльях обтекаемый, зализанный птеробус, вытягивая суставчатые лапы шасси. Забив жёсткими перепончатыми плоскостями метрах в пятнадцати от земли, да так, что снег всклубился, птеробус завис, здорово походя на дракона. Боковые дверцы его раздвинулись, и Тимофею стало ясно — дракон огнедышащий. Из кабины ударили лучемёты — ослепительные струйки перегретой плазмы вспахали укатанный снег, проплавляя в нём борозды. Огненными пальцами они шарили по полю, резкими зигзагами подбираясь к антарктам и океанцам, грозя располосовать и перерубить податливые тела, но в этот самый момент мощный луч лазера прошил птеробус насквозь, протыкая его, как спица — клубок шерсти. Бледно-фиолетовый луч дрогнул, погас, а крылатая машина рухнула на снег, в воздухе распадаясь на две половинки. Дракон сдох.

Моргая — перед глазами всё ещё плясали лиловые фантомы, — Сихали обернулся. Шагах в десяти от себя он увидел грузовик на широких эластичных гусеницах, кузов которого занимал геологический лазер в сорок пять мегаватт. Дверца кабины отворилась, и на снег спрыгнул Джунакуаат Помаутук.

— Вы?!

Пастор смущённо развёл руки в стороны:

— Я. Видит Бог, очень мне не хотелось нарушать заповедь Его, но творить добро иной раз означает совершить зло…

— Господь простит, — пробасил Харин.

— Время собирать камни прошло, — радостно воскликнул Рыжий, — пора этими каменюками зафигачить в кого следует! Хватит уж…

— Так вы с нами? — спросил Сихали, ухмыляясь радостно и облегчённо, как всякий спасённый от смерти.

— Если примете в свою команду, — скромно ответил Помаутук.

— Да только так! — воскликнул Белый.

— Наши ряды растут! — хохотнул Сегаль.

Шурики, посланные к сбитому птеробусу, вернулись, увешанные трофейным оружием. «Борт номер один» зарокотал, засвистел турбинами.

— Объявляется посадка! — крикнул Рыжий.

— Все на борт! — скомандовал Тимофей.

«Великолепная семёрка» поднялась в турболёт, и «батон» с гулом оторвался от взлётного поля, повернулся, скользя и вздымая снежные вихри, да и понёсся, всё убыстряя и убыстряя полёт. А на поле аэродрома, вовсю мигая и подвывая сиренами, ворвались квадратные атомокары СОП.