10 декабря, 13 часов 10 минут.
Афросоюз, Соединённые Штаты Южной Африки, Каоковельд.
На юго-западе Африки, там, где кончается ангольская саванна, начинается пустыня Намиб. Так и тянется вдоль побережья Атлантики — от реки Кунене до реки Оранжевой.
На севере пустыню покрывает плато Каоковельд, что на туземном языке означает «Берег одиночества», — хаотическое нагромождение скал, песчаных барханов, каменистых россыпей, ущелий, сухих русел-омурамба. Кое-где в этих гиблых местах растёт чахлый кустарник, хотя неясным остаётся, где его корни отыскивают воду? Чаще всего влага на плато попадает вместе с морским туманом. Случаются, правда, и дожди, но вода так быстро стекает в море, что не всякая живность успевает напиться. Опоздавшее зверьё причащается солоноватой водой, раскапывая ямы на дне моментально высыхающих русел. А дальше на востоке плещется озеро Этоша — плещется, когда в нём есть вода, что случается далеко не каждый год.
Но самые экзотические места открываются глазу у самого океана. Называются те места Берегом Скелетов, и неспроста — сотни и сотни кораблей погибли здесь, пытаясь подойти к суше. Вечный прибой приветствовал корабли могучим рёвом, подхватывая и раскалывая о камни финикийские биремы, эллинские триеры, арабские доу, португальские галионы, английские пароходы… Прибою совершенно безразлично, кого и когда топить, — бесплодные пески хоронили кучи обломков кораблей и людских костяков.
На всём протяжении Берега Скелетов нет сколь-нибудь годной пристани, самой паршивенькой бухточки не найти — только скалы и прибой. Есть тут и песчаные пляжи, но попробуй выберись на них, одолей грохочущие волны!
Хотя, если подумать, губительный прибой и безводная пустыня — ещё не самое страшное в Каоковельде. Полосу суши между горами и океаном можно было с тем же основанием назвать и Берегом Сюрпризов, неприятных и опасных.
Земную кору в этих местах беспрерывно пучит и сдвигает в океан. Бывало, что за километры от берега, в пустыне, откапывали старинные корабли и хрустели окатанной галькой — останцем древнего пляжа. Однако самые убийственные неожиданности поджидают странников в прибрежных водах. У Каоковельда дно океана постоянно «колышется» — в приглубом месте вдруг вырастают рифы, выглядывают островки, а морские скалы, наоборот, опускаются и таятся коварными мелями. Плавное Бенгельское течение, несущее холодные воды от самой Антарктики (и ставящее по-над береговой линией непроглядные туманы), может вдруг рвануться, закружить водоворотом…
И именно здесь Совету Объединенных Правительств Афросоюза приспичило выстроить терминал по приёмке айсбергов и отгрохать гидрокомплекс «Этоша». Строить их взялись ТОЗО и АЗО на пару. Первыми на «стройку века» прибыли добровольцы-китопасы с ранчо «Летящая Эн». Грузовой дирижабль выгрузил звено субмарин в акватории айс-терминала — гигантской искусственной бухты, врезанной в скалистый берег прямоугольником. Айс-терминал «Каоковельд» будет способен принимать самые большие ледяные горы, буксируемые сюда из Антарктиды. Берега бухты были нарезаны ровными уступами, на самом верхнем из них располагался посёлок операторов-строителей из Тихоокеанской СО.[24] Тем предстояло возводить циклопические сооружения — колоссальные бункеры, титанические дробилки, исполинские транспортёры, лёдохранилища, коллекторы, каналы для переброски талой воды в Этошу… Работы — море!
Утреннюю планёрку вёл прораб Дзадцно — ладный, крепкий абориген лет пятидесяти, не снимавший каски даже в помещении. Работников собралось не слишком много. От учёных пришёл Кейчхуама, невысокий бушмен с раскосыми глазами и желтоватым цветом лица. Океанцев представлял сам генрук — Сихали решил активно отдохнуть.
— Та-ак… — внушительно начал Дзадцно. — Ну что? Работы идут, из графика пока не выбиваемся. Цзинчхана, будешь заряжать пятнадцатый блок, как и договаривались. Поднимай своих подрывников — и вперёд…
Мелкий, но величественный Цзинчхана покивал головой в кудряшках с проседью.
— Как взрывные работы пройдут, твоя очередь подойдёт. Слышал, Гунько?
Старший оператор тяжёлых систем Опанас Гунько потёр колени и сказал:
— Сделаем. Вы бы лучше разобрались с этими злыднями из Виндхука! Ну шо это — доставили нам пять бульдозеров с ручным управлением. Мы-то просили автоматы! А так… Ну кого я на них посажу?
— Разберёмся, Гунько, — строго сказал Дзадцно. — Разберёмся. Посади пока Кизино. Ташпулатова посади. Этого… Абдуллу.
— Ага! — изобразил Гунько сардоническую усмешку. — А системки мои сами будут пахать, да?
— Разберёмся… — нахмурился Дзадцно. — Ребята у тебя рукастые…
— Рукастые и ногастые, — сказал кто-то из толпы.
— Разговорчики! — сердито сказал прораб, болея за трудовую дисциплину. — Та-ак. Профессор, что у вас?
Кейчхуама встал и тут же сгорбился, будто его потянуло обратно на стул.
— Не нравится мне одно место… — проговорил он и показал на карте. — Вот здесь, чуть к югу от терминала. Какая-то тут неопределённость… Поверхность-то мы вроде исследовали, а глубины не трогали. Надо бы провести бурение, хотя бы в двух-трёх точках, в квадрате 7-А…
— Справитесь, Тимофей Михайлович? — спросил прораб.
— Буры-автоматы будут? — ответил вопросом Браун.
— Дадим! — поспешно сказал Кейчхуама.
— Значит, справимся.
— Та-ак… — сказал Дзадцно. — Та-ак… Наас, когда у вас последний пробой?
Наас ван Гельдер, молодой бригадир лазер-проходчиков, бодро ответил:
— Если не подведут энергетики, то сегодня ночью. На шестнадцатом блоке — там группа скал торчит по линии трассы, начнём их выжигать помаленьку.
— А завтра?
Наас сделал удивлённое лицо.
— Завтра же эвакуация! — сказал он.
— Ах! — подскочил профессор Кейчхуама. — Я совсем забыл предупредить! На завтра запланирована промывка пустыни Намиб, состоится экспериментальный пуск ППВ![25]
— ППВ? — озадачился прораб.
— Переброска пресной воды! В Антарктиде уже работает термостанция, она растапливает лёд, и образуется огромное такое пресное озеро. Завтра включатся излучатели, создавая мощные потоки заряжённых частиц, которые подхватят водяные молекулы и перенесут их сюда, в Африку. Это будет как бы дождь, несомый ураганом, — по дуге он поднимется в стратосферу и затопит пустыню Намиб. Головную станцию ППВ расположили в Мирном, направляющие башни находятся на Кергелене, где-то на островах Крозе и на вершине Нджесути,[26] а замыкающая стоит у озера Этоша-пан.
— Да знаю я это всё, — недовольно сказал Дзадцно. — Меня другое интересует: почему не поставили в известность руководство?
Профессор в совершеннейшем смущении прижал пятерню к сердцу, расточая немые извинения.
— Ладно, — вздохнул прораб. — Та-ак… Ну, у меня всё. Идёмте работать!
Навесив бур-мобили, субмарины вышли в море. Квадрат 7-А находился на глубине девяноста метров — светлый песчаный уступ с редкими каменными глыбами и коркой ила. Дно было более-менее ровным, но безжизненным — ни кораллов, ни водорослей. Даже рыбин и тех не плавало ни одной.
— Сероводород, — предположил Илья Харин.
— Очень даже может быть… — протянул Браун.
«Орка», колыхаясь, прошла над придонным мутьевым потоком, всею обшивкой ощущая дрожание и гул. Здесь земля и океан соревновались, кто сильнее, и суша одолевала воду.
— Право на борт, — скомандовал Тугарин-Змей. — Пятьдесят метров.
Сихали поднял субмарину на заданную глубину. Прямо под ними дно было плоским, занесённым песком. Восточнее, ближе к берегу, дно поднималось и состояло из больших каменных глыб с грубозернистой поверхностью. В сторону моря отходил скалистый хребтик, поднимавшийся до отметки тридцать метров, а за ним начинался обрыв в абиссаль.
И хребтик, и песчаный уступ понижались к югу, а к северу протягивалась неширокая полоса илистого дна. Субмарина заплясала, приблизившись к отвесной чёрной скале, — первая береговая ступень. Тупой дрожащий гул прибоя проникал в рубку, а вода ходила взад-вперёд, баламутя песок. От греха подальше Сихали взял мористее.
— Первый пошёл, — сообщил Тугарин.
Тяжёлый шар микробура отделился от «Орки» и ухнул вниз, исчезая в клубах ила. Потом облачко мути взбурлило ещё пуще, а когда осело, бур-автомат пропал — закопался.
— Осадочные, осадочные… — читал Сихали с экрана показания бур-мобиля. — Сера пошла… С чего бы это? Сейсм прошёл… Слабый, но есть. Опять… Газовыделение… Уходим! — закричал он вдруг, и в ту же секунду чистое дно вздыбилось холмом, трескаясь и расходясь мутью. Гулкий удар сотряс подлодку.
«Орка» завертелась в ревущей туче пузырьков и комочков глины, а потом коричневая грязевая волна накрыла субмарину, вминая её в песок и заваливая извергнутым грунтом.
Свет в рубке мигнул и погас, на подволоке[27] загорелись красные аварийные лампы.
— Замечательно… — сказал Тимофей. — Кажись, влипли. В прямом и переносном смысле. Что с реактором?
— Норма… — пробормотал Змей, оглядывая побуревшие иллюминаторы и верхний колпак.
— Водомёт?
— Выдает отказ.
— Забился, наверное. Продуй цистерны!
Илья продул.
— Носовые еле давят.
— А кормовые?
— По нулям.
— Превосходно…
Харин повернул к командиру озабоченное лицо и предложил:
— Через люк, может?..
— Ну вот ещё! — заворчал Сихали. — Не хватало нам ещё грязи в отсеке…
Тугарин-Змей мигом приободрился — если уж командир больше всего боится грязюку развести, то чего пугаться?
В рубке повисло молчание, но тихо не было — размеренный гул прорывался и через толщу ила, борта «Орки» держали тупые удары и толчки. Волнами проходила вибрация. И вдруг басистое гудение пропало — будто кто его выключил.
— Если тут такое же строение дна, как на Каспии, — негромко заговорил Браун, — то это затишье не к добру… Пока только выброс был, но, если это грифон закрылся, давление начнёт расти, и ахнет почище глубинной бомбы. Змей, данные с бур-мобиля идут?
— Идут.
— Вызывай его! Глубоко он?
— Пять метров.
— Заворачивай его в нашу сторону и пусть вверх прёт. Прямо под нас!
Харин встал и по накренившемуся полу шагнул к тумбе назера[28] поставленного в переходном отсеке. Назер басисто загудел, на мерцающем мониторе проглянула скважина — белая линия на голубом фоне. Она начала медленно удлиняться, загибаясь, вырисовывая параболу.
— Выходит, — сказал Илья.
— Выводи его под корму, пусть прочистит всасы.
— Угу.
— Давай… Я пока остальные запущу.
Ещё два бур-мобиля провалились в ил и стали активно пробиваться вниз.
— Скорее, Змей! Выводи этих наверх, пусть сверху походят, над рубкой.
— Угу…
На голубом экране добавились ещё две белых дуги. Словно бинты, заматывали они бледный силуэт субмарины. Вот толстая белая полоса уткнулась в борт (внизу заскрипело) и потянулась в сторону кормы. Скребущий звук глухо отдавался под ногами.
— Вышел, — доложил Илья.
— Ага… Корма вроде не завалена. Торчит где-то на метр с лишним… Отлично! Пускай его вдоль борта к носовым цистернам.
Белая полоска медленно потащилась по борту, отражаясь внутрь скрипом и стуками. Когда она дошла до носа, субмарину тряхнуло.
— Засыпало, — Тугарин досадливо скривился.
— Сверху сползло? Ну и ладно. Меньше весу над нами!
Бур-мобиль прошёл глинистую массу, завалившую субмарину от носа до кормы, и «Орку» снова тряхнуло.
— Опять…
— Попробуй связаться с берегом.
— Они не слышат.
— Ничего. Сейчас ещё подчистим, и услышат!
— Не подчистим, — мрачно сказал Илья.
— А чего?
— Первый бур сдох.
Харин показал на красный мигающий сигнал.
— Аккумулятор сел.
— Ла-адно… Дунь-ка носовые!
— Щас.
Под полом глухо забрякало и зашипело. «Орка» тяжело шевельнулась.
— Правая носовая продута.
— Левая?
— Ни в какую.
— Кормовые дунь. И сразу включай водомёт.
Субмарина качнулась с кормы на нос, её повело влево, вибрация водомёта ощутимо отдалась в переборку.
— Ну давай, давай… — цедил Сихали.
С верха рубки сполз пласт грязи. Субмарина всплыла, закидывая вверх корму, резко накренилась — вниз съехало кубометра два налипшего грунта — и выпрямилась, закачалась, оплывая мутью. За иллюминатором кувыркнулся вниз микробур.
— Цистерны продуты.
— Полный вперёд!
Поток воды обмывал субмарину, прочищал визиры, и машина словно разлепляла глаза, протирала их, пялясь по всем азимутам.
— «Орка-1»! — зазвучал тревогой коммуникатор. — Вызываем «Орку-1»!
— «Орка-1» слушает, — ответил Браун. — Всё в порядке, нас привалило малость, но мы выкопались. Так, все дружно всплываем и полным ходом домой! Чует моя душа — что-то под нами зреет. Срочное всплытие!
— Есть срочное всплытие! — отозвался молодой взволнованный голос. — А сильно завалило?
— Сильно, — ответил Тугарин-Змей.
— Мы бурами откапывались, — добавил деталей Тимофей.
— Ух ты!
«Орка-1» всплывала, вода вокруг всё светлела и светлела, пока не закачала субмарину на океанских валах. За струйчатыми потёками просияло синее небо.
И в тот же момент море вскипело, из сине-зелёного стало белым и выбухло горбом. Гром раскатился по океану, гром под ясным небом, и над волнами забили бледные факелы пламени — горел газ.
— Вовремя мы… — пробормотал Харин.
Громадная коричневая волна, отороченная по гребню серой пеной, окатила «Орку», и прозрачный колпак наверху словно прикрыли закопченным стеклом.
Субмарина упрямо вынырнула снова, а по правому борту показался из моря серовато-жёлтый скалистый берег, кое-где отмеченный скудными кустиками. Зубчатая линия хребта отходила, истончаясь, к северу и к югу, а прямо по курсу плато прорезал широкий проход с гладкими отвесными стенами — будущая акватория айс-терминала. Вода в проходе была цвета кофе с молоком и расплывалась по изумрудному океану, светлея. Первый акт творения.
Сихали смотрел с уровня моря, и ему чудилось, будто вода в проходе плещет до самого горизонта, настолько велик и объёмен был терминал. Но ослепительный, мерцающий блеск на востоке за устьем прохода высвечивал тонкую чёрную линию скал — их резали мощными геологическими лазерами. Красивее всего их работа смотрелась в ночи — тогда бледно-фиолетовые импульсы озаряли весь берег, высвечивая чёрный контур гор полыханием когерентного огня.
Сихали задумался: а не сбежал ли он в Африку от ответственности? Бросил ТОЗО на Дженкинса с Кузьмичом, а сам активно отдыхает… Хм. А тогда на что ему команда? Пусть тоже повкалывают! Плох тот руководитель, и генеральный в том числе, который всё делает сам. И вообще — он в отпуске!
— Есть идея, — бодро сказал Илья.
— Выкладывай.
— Завтра в море не выходить.
— А куда выходить?
— Съездим на озеро. Цондзома звал…
— Завтра ж всё равно выходной! — фыркнул Сихали.
— Тем более. Давай?
— Давай, — согласился Браун. — Программу мы выполнили и перевыполнили, пора и на травке поваляться. Вот только пикника не выйдет — на завтра потоп ожидается.
— То-очно… — протянул Илья. — ППВ же… Жалко! — огорчился он.
— Ничего не жалко, — возразил Тимофей. — Съездим, поднимемся на замыкающую башню, сядем и будем смотреть, как пустыню топит.
— Под шашлычок! — плотоядно сказал Харин.
— Так и я о том же!
— А Цондзому возьмём?
— Всех возьмём!
«Орка» плавно развернулась и тронулась на восток, незаметно пересекая бывшую линию берега. На приступке, обрыве пляжа, где серебрилось круглое солёное озерцо-пан, искрясь свежим белым стоком, стоял худой лев. Его морда была измазана кровью — хищник придерживал лапой убитого тюленя и отрывал от тушки куски посмачней.
— Такое только здесь увидишь! — хмыкнул Браун. — Встретились сборные Африки и Антарктиды…
— Победила команда Африки, — подхватил Илья.
Айс-терминал не меньше чем на четыре километра раздвигал горы и пески Каоковельда, а в глубину уходил метров на восемьсот. Такой «заливчик» годился для приемки даже крупного айсберга. Прибой гасился глубиной устья, и субмарину качало не сильно. Южная стена — отвесный обрыв с чёткой прорисью рассланцованных пород — отдалилась, выделяя каменный уступ причала. Усталая подлодка пришла домой.
На берегу генрука встречали оба Шурика, Белый и Рыжий, изрядно помятые да подранные, но по-прежнему настроенные на позитив.
— Привет генеральному руководству! — бодро поздоровался Белый.
— Привет, привет… — протянул Сихали, подозрительно присматриваясь. — Только не говори мне, что эти подпалины на куртке — от пепла сигарет.
— Во-первых, — ответил Шурик с достоинством, — я не курю. Во-вторых, это не куртка, а каэшка.
Тут подошли антаркты — Борис Сегаль и Димдимыч Купри.
Комиссар сжато и сухо передал генруку новости дня.
— Когда мы летели сюда, — через силу, словно заставляя себя, выговорил Купри, — Сегаль принял экстренную с «Востока»… Всех пятерых, и Флоридова, и Арнаутова, всех расстреляли прямо в палатах. И главврача… Главврачиню… тоже.
Над причалом повисло неловкое молчание. Даже Шурики нахохлились.
— Кермаса мы в санаториуме оставили, — добавил Сегаль, — на Кергелене. Побрили, чтобы никто не узнал, а то мало ли…
— Команду по СОП я дал, — проговорил комиссар, — эти… оперативно-розыскные мероприятия начаты, но… — Он угрюмо покачал головой. — У меня ни людей, ничего. Одно название…
Браун покусал губу, соображая, и сказал:
— Сделаем так. В АЗО двинем завтра. Сегодня моемся, кушаем, чистим зубки и ложимся баиньки, а с утра двигаем на озеро Этоша — мне нужно.
— Запускаем ППВ, — авторитетно заявил Харин.
— Запустят без нас, — парировал Сихали. — Я буду только контролировать график транспортировки.
— А мы? — У Белого вытянулось лицо.
— А вы изобразите бурные аплодисменты, переходящие в овацию.
— Все встают, — заключил Рыжий.
11 декабря, 8 часов 20 минут.
Выехали пораньше, пока зной не прокалил пески. Была и другая причина — приблизительно в одиннадцать утра в Мирном должны были заработать излучатели-дингеры, и мегатонны талой влаги ринутся с тающих льдов Антарктиды, чтобы извергнуться над песками Африки. И это будет не дождь, не ливень, а исполинский водопад. «Так можно и ноги промочить!» — выразился Шурик Белый.
Комиссар Купри сперва отнекивался, желая предаться унынию и скорби, но как раз этого Сихали и хотел избежать. Короче говоря, «взяли всех».
Вездеход заняли у строителей — квадратную машину на шаровых шасси. Все расселись, и экскурсия началась.
Постепенно строения будущего айс-терминала остались позади, и вот уже только скалы да пески вокруг, камни, глянцевитые от коричневого «пустынного загара», и выбеленные солнцем холмы, словно облитые светлым цементным раствором.
Дороги как таковой не было. Вездеход пробирался ущельями, узкими долинками, забитыми глыбами камня и кое-где даже отмеченными хилыми деревцами. Долинки виляли, забирались вверх по склонам хребта и переваливали его.
А когда транспортёр выезжал к дюнам, трясло не меньше. Встречные ветра — с океана и с сухих русел — надували песок и точили гребни дюн до лезвийной остроты. Издали дюны казались вырезаными из гранита, вблизи вездеход садился брюхом на их верхушки.
— А хотите пустыню почувствовать? — предложил вдруг Цондзома, молодой терраформист из бушменов.
— Хотим! — сказал Шурик Белый и оглянулся на товарищей: — Хотим?
— Давай! — поддержали его товарищи.
Цондзома остановил вездеход и сказал:
— Выходим.
Все вышли. Бушмен пооглядывался и повёл экскурсантов за собой. Перевалив холм так, что его верхушка скрыла транспортёр, Цондзома пригласил всех сесть на камни, благо было раннее утро, и солнце лишь нагрело пустыню, не успев пока накалить её.
— Режим — тишина! — выговорил он команду подводников. — Слушайте. И погружайтесь.
Сихали прислушался, но ничего не донеслось до его ушей. В огромном небе постепенно выгорала утренняя синь, и унылый нескончаемый ветер свивал струйки песка на барханах, клонил цепкие веточки какого-то крайне неприхотливого растения.
А потом Тимофей погрузился. Он просто понял до конца и прочувствовал одну вещь — этот ветер, этот песок были всегда. И всегда будут. Шумное человечество с его цивилизациями запрыгнуло на ходу в поезд и когда-нибудь спрыгнет. И сгинет. Или изменится так, что предкам ни за что не узнать потомков. А ветер по-прежнему будет перевевать песок, напевая монотонный, тоскливый мотив — композицию на тему вечности…
— Этот ветер мы зовём «хуу-ууп-уа»… — тихо проговорил Цондзома.
— В этих местах можно людей лечить, — сказал Купри. — Хоть поймут, что такое покой…
— Ну что? — спросил, улыбаясь, бушмен. — Погрузились?
— С головой! — улыбнулся Браун. — Спасибо тебе.
— А скажи что-нибудь по-вашему, — попросил Рыжий.
Цондзома не удивился, а зацокал, засвистел, прищелкивая и похрипывая.
— А что это значит?
— Это значит: «Едемте, а то скоро жарко станет!»
— Поехали!
Все вернулись к вездеходу, словно шагнули из палеолита в родной «нановек».
Ехали долго, потом осторожно спустились на ложе будущего канала и помчались. Под мягкими шарами шасси стелился оплавленный сверху и пропечённый на два метра сыпучий грунт. Если план не подкорректируют, то уже через полгода здесь будет журчать вода — холодная, талая, чистая. Пей — не хочу!
А виды за окном менялись. Бело-жёлтые дюны метров до сорока вышиной, что песчаными волнами уходили от океана, курясь на гребнях, постепенно краснели и поднимались до трёхсот метров. Их уже и дюнами назвать было нельзя — настоящие горы песка закрывали мутный горизонт. Редко где их песчаные склоны прорывались серыми скалами, в расщелинах которых неведомо как укоренились деревья мопане[29] со сросшимися, похожими на бабочек листьями.
Дорога почти незаметно пошла вниз, и за прозрачным колпаком вездехода показалась замыкающая башня — её блестящий коленчатый ствол, увенчанный стеклянной люлькой, возносился на высоту Эйфелевой. А вокруг расстилалась горячая саванна — красная земля в щетине высохших трав. В мареве дрожавшего воздуха блестело озеро Этоша-пан — большая лужа слабого рассола, сверкавшая на солнце полированным металлом. И тишина…
Обычно в зыбкой тени акаций-зонтиков прятались слоны, поодаль, за кудлатыми полосами колючего кустарника, пылили антилопы и зебры. Ныне же сухая саванна опустела — целую неделю егеря отгоняли зверьё за пределы зоны затопления. Операция «Ковчег».
Тимофей Браун покачал головой. Лишь теперь до него начало доходить, какого размаха достигли решаемые задачи. Полить пустыню, как грядку! Прополоскать, как выстиранное бельё! Каково? И, что самое интересное, решают эти задачи ТОЗО и АЗО — самые бедные территории планеты. Быть может, правы те неооптимисты, что утверждают примат океанцев и антарктов? Может, не в зонах освоения они проживают, а в зонах развития? Ведь даже в продвинутой Евразии работает всего двадцать процентов активного населения, а в ТОЗО — все сто! Или это не показатель? В том же Афросоюзе половина трудоспособных занята делом, а толку?..
…Вышли «экскурсанты» на топком бережку Этоши, истоптанном копытами и оттого смахивавшем на скотный двор. Цондзома отогнал пустой вездеход к башне, а Сихали и иже с ним пошли по Африке гулять.
— Жарко, — вынес вердикт Белый, — и грязно.
— Нету в тебе никакого романтизму, — вздохнул Сегаль.
— В Антарктиде ему холодно, тут ему жарко, — ворчал Рыжий. — Что ты всё время капризничаешь? Вон, бери пример с антарктов — они в Африку в одних шубейках прилетели, и ничего, не мёрзнут!
Друзья нарочно пересмеивались и перебранивались, «вовлекая в круг» Димдимыча, но тот отмалчивался. Браун подозревал, что так переживать комиссара заставила экстренная радиограмма с «Востока». И вовсе не из-за тех четверых горюет Купри, там была ещё и пятая…
Тимофей жадно втянул в себя горячий воздух саванны, наполненный горечью вянущих трав. Он бодрил и полнил энергией.
Из-за кустов медоносной акации внезапно вспорхнула испуганная птичка кцузчи, а меж колючих веток махнуло розовым. Сихали насторожился. Наверное, привычка к неожиданностям и спасла его.
В кустах звонко тренькнуло, свистнуло, и Браун ладонью отбил стрелу с костяным наконечником, нацеленную ему в грудь. Громким криком предупреждая своих, он выхватил бластер и выстрелил по кустам. И ещё раз — влево. И сразу — вправо. Затрещали ломкие ветви, и в красную латеритовую грязь зарылся мордой розовокожий тип, грязный, в набедренной повязке и с луком в руке.
И тут они повалили — стали выпрыгивать из кустов, выскакивать из ложбин, появляться из-за стволов акаций, нестись скачками, короткими перебежками, пригибаясь, потрясая каменными топориками, натягивая луки…
— Хантеры! — закричал Купри.
Их было человек сорок, молодых и рьяных, одетых в шкуры и вооружённых примитивными луками и копьями, — основной принцип хантинга, этого нового увлечения неработающей молодежи.
Выбраться большой ордой в прерию и охотиться на бизонов. Или загонять в ловушку слона. А не получится со слоном, напасть на деревню! Устроить облаву на туристов, хорошо бы — на туристочек… Главное, не пользоваться современным оружием и вообще жить по правилам кроманьонцев! Опроститься до первобытных, сбросить с себя пелены и оковы цивилизации!
Браун оглянулся — Тугарин-Змей хладнокровно отстреливался, стоя на колене, перед ним уже валялось трое охотничков. Купри катался по траве в грязных объятиях хантера с львиной гривой на голове и, когда оказывался сверху, молотил кулаком по размалёванной харе. Рыжий отобрал копьё и гонялся за хантерами, а Белый сидел в пыли и тихо матерился, пытаясь вытащить стрелу, пронзившую бедро.
— Борька!
Тимофей заметил, как Сегаль полетел кубарем, зацепив ногою корневище, и к нему тут же подпрыгнул грязный, тощий вьюнош, чьи костлявые чресла были обтянуты шкурой зебры. Ну, Сихали Браун недаром носил звание ганфайтера — меткий импульс свалил хантера. Борис обернулся, показывая большой палец.
— Вы посмотрите только! — заорал Димдимыч, тыча рукою в саванну.
Сихали глянул — и едва не выматерился: им наперерез неслась добрая сотня молодых дикарей. Грязные, пыльные, вонючие, увешанные ожерельями из когтей и клыков, с перьями в сальных волосах, хантеры мчались босиком, грозя копьями, дротиками, луками, топорами, дубинами…
— Сюда! — замахал рукою Борис, подзывая друзей к укрытию у поваленного баобаба.
Тимофей с разгону перепрыгнул громадный сук, прячась за расщепленным стволом. Тут же в рыхлую древесину вонзилась метко пущенная стрела.
— Илья!
— Я бдю…
Словно подтверждая факт бдения, Тугарин-Змей поразил в грудь особо наглого хантера, изготовившегося бросить копьё. Оба Шурика стреляли густо, по площадям.
— Рыжий! — крикнул Тимофей. — Береги заряд! Это и тебя касается, Белый!
— Вас понял! Я…
Пальба стала реже, но результативней.
— Там кто-то одетый! — крикнул Белый. — И с плазмоганом!
— Выцеливай гада!
— Прячется, сволочь!
Если бы хантеры бросились всем скопом, то они бы одним своим числом подавили океанцев с антарктами. Можно успеть пристрелить двоих-троих, максимум — четверых. Когда же на тебя наваливается целый десяток, обязательно будешь в проигрыше. Но в том-то и дело, что никто из чумазых «варваров» не спешил занять место в той самой двойке-тройке, максимум — четвёрке. Хантеры тоже хотели жить — они рассредоточились, скрываясь за деревьями.
Тимофей Браун сменил картридж бласта и развернулся, высматривая противника на восточном фланге. Неожиданно с юга потянул прохладный, свежий ветер. Сихали поднял глаза — и обомлел.
Над горизонтом клубилась иссиня-чёрная стена — именно над! — поднимаясь в небо на десятки километров. Она держалась куда выше облаков, протягиваясь на запад и восток. Зрелище было фантастическим, небывалым — словно всё в мире перепуталось, и небеса сделались двухслойными — понизу светлел день, а поверху темнела ночь. «ППВ!» — подумал Сихали, оплывая ужасом.
— Идём на прорыв… — хрипло сказал он, откашлялся и заорал: — На прорыв! Разом! Пошли!
Уговаривать никого не пришлось — все дружно подскочили и бросились в атаку.
А стена тьмы всё надвигалась с юга, бурля, испуская далёкие громы, гоня перед собой холодный воздух. Молнии не сверкали под колыхавшимся чёрным пологом — слишком высоко проходил поток. И тут сверху задуло так, что взвихрился песок, а кроны зонтичных акаций сложились книзу, как те самые зонтики, — поток опускался, накрывая Этошу хмурой тенью и пригашая блеск озёрной воды. А вот хантерам всё было нипочём — то ли мозгов не хватало, то ли информации. Копьеносцы с лучниками, улюлюкая и подвывая, бросились, сжимая «клещи».
— К башне! — крикнул Сихали. — Бегом! Рыжий, прикрывай слева! Я — справа!
Шурик Ершов оскалился только, стреляя с обеих рук, — китопас дело знал туго.
Белый запрыгал к замыкающей башне, опираясь на Сегаля, к ним подскочил Цондзома, подставляя своё плечо. Купри бежал, отстреливаясь, и занял позицию у подножия ЗБ.
Тимофей, поглядывая на друзей, медленно отступал, не подпуская хантеров близко. Пара стрел воткнулась в песок совсем близко к нему, а дротик чуть не угодил в цель — Сихали вовремя извернулся на манер тореадора.
Он последним вошёл в кабину лифта, и Сегаль тут же хлопнул ладонью по кнопке «Пуск». Ничего даже не дрогнуло.
— А фиг вам, — прокомментировал Тимофей, быстренько набирая код доступа.
Двери сомкнулись. Снаружи донеслись глухие звуки попаданий.
— Копья мечут, сволочи, — процедил зональный комиссар.
Посыпались удары кулаками и пятками.
— Никого нет дома! — прокричал Белый.
— Зайдите позже! — добавил Рыжий.
— Хотел бы я знать, — пробурчал Купри, — что за сволочь пропустила их в зону?
— Скорее всего, — пожал Браун плечами, — это была чёрная сволочь. Но могла и белая…
— Вы мне лучше скажите, — проговорил Сегаль, отпыхиваясь, — какого, вообще, чёрта им от нас надо было?
— Узнаем во благовремении, сын мой, — пропел Рыжий, — а пока смиренно вознесись на небеси!
— Не богохульствуй, — строго сказал Тугарин-Змей.
Шурик закашлялся и чуть не подавился слюной, когда кабина лифта пошла вверх, да с ускорением.
ЦПУ[30] наверху башни представлял собой обширный круглый зал с панорамным окном. Полукружия пультов повторяли изгиб прозрачной стены. Сиди себе и бди на здоровье.
Сихали подошёл к контроль-комбайну и первым делом заблокировал лифт.
— «Всех утопить!» — процитировал он.
Океанцы и антаркты разбрелись по залу, поглядывая на пустыню, — чернота сгущалась, её всё чаще озаряли ветвистые молнии.
— Ты что-то в этом смыслишь? — кивнул Купри на разноцветье клавиш, индикаторов и видеорам.
— А то…
Браун уселся за главный пульт и прошёлся по сенсорам. Синие и коричневые мнемографики тут же начали свой медленный танец, изгибаясь и вихляя. Вспыхнули один за другим рабочие экраны.
На одном из них нарисовался оператор головной антарктической станции ППВ. Замигала надпись: «Дежурный — Сванте Таггарт».
— Здорово, ваше превосходительство! — весело заорал дежурный. — Мирный вас приветствует!
— Почему не предупредили о запуске? — холодно спросил Сихали.
Лицо оператора, розовощёкое, как у младенца, но со шкиперской бородкой от уха до уха, изобразило обиду.
— Предупреждали мы! — возразил он. — Просто ЗэБэ не отвечала…
— Башня говорит невнятно, — ухмыльнулся Белый.
— Всё больше жестами объясняется, — подхватил Рыжий.
— Ладно, — махнул рукой Тимофей. — Проехали. Режим операции?
— Э-э… Оптимал.
— Интенсивность?
— Пятьдесят процентов. С нарастанием.
— На что хоть это похоже? — крикнул Цондзома. — Там, у вас?
Таггарт, глянув на свои экраны, проговорил:
— Как будто льды дыбом встают… Больше всего смахивает на дождь, который идёт снизу вверх, в небо! Всё в тумане на десятки миль, а рёв такой, что…
Туман за стенами-окнами башни наблюдения в Мирном разметало, и Тимофей рассмотрел в экране исполинские полукольца импульсных дингеров, выдвинутых на рабочую высоту. В это время изображение сильно качнулось.
— Чего это? — спросил Рыжий, тараща глаза.
— Усё у порядке! — успокоил его Сванте. — Сейчас я…
Дотянувшись, оператор отключил гасители вибрации, и башню плавно повело к северу, подчиняя чудовищному сверхурагану, клонившему её как травинку.
Колоссальное озеро талой воды будто выкипало, исходя неисчислимым количеством капели и пара. Непередаваемо низко гудели излучатели-дингеры, направляя потоки заряжённых частиц, — узким фронтом в двести километров те поднимались в стратосферу, утягивая с собою кубокилометры воды.
— Началось! — крикнул Сегаль, приникая к прозрачной выпуклой стене замыкающей башни.
— Внимание! Разрядка потока!
Тимофей оборотился от антарктических видов к пейзажам африканским, и его пробрала дрожь. На пустыню падала вода. Она не струилась, не лилась, не хлестала, а именно падала. Рушилась сплошным течением. Внешняя акустика донесла раскатистый грохот, низкий, воистину нептунический рёв и зык.
— И разверзлись хляби небесные… — пробормотал Тугарин-Змей, зачарованно глядя наружу.
— Дождик-дождик, — продекламировал Рыжий детский стишок. — Кап-кап-кап…
Вода мгновенно размыла, расплескала дюны, вымесила саванну, как жидкое тесто, закручивая в гигантских воронках красную латеритовую грязь, траву и деревья.
Замыкающая башня дрожала и сотрясалась, одна сопротивляясь буйству новой, рукотворной стихии. Через пару минут вода скрыла под собою даже высокие холмы, разливаясь до самых гор.
— Заканчиваем промывку! — крикнул Таггарт.
Вскорости доложились дежурные с направляющих башен на островах Кергелен и Восточный Крозе, на вершине Нджесути, что в Драконовых горах.
Тяжкий, убийственный гром постепенно стих, переставая терзать потрясённый рассудок, но состояние подавленности держалось долго.
Остатки разряжённого потока зависли тучами, хотя и вели себя странно для облачности — косматая хмарь металась вниз и вверх, вращаясь по вертикали, разрываясь в клочья и шпаря молниями во все стороны, как давеча океанцы палили из бластов.
Вспомнив о хантерах, Сихали посмотрел вниз — подножие башни купалось в мутных волнах, кругами гонявших грязную пену да измочаленные стволы деревьев.
— Вода ещё не спала, — сказал он. — Самое время выпить и закусить.
— Что пить, я вижу, — тоскливо воздохнул Рыжий, кивая на затопленную пустыню. — А закусывать чем? Компьютерятиной?
— Шурикатиной, — буркнул Харин и выразительно глянул на Цондзому.
Поняв намёк, бушмен сбегал за припасами. Вскоре он вернулся, волоча два маленьких биоконтейнера.
— Шашлычок! — застонал Белый.
— Кебаб! — нежно проворковал Сегаль.
— Пивасик! — залучился Рыжий. — А что…
— Налетай, — скомандовал Тугарин-Змей.
Основательно подкрепившись, Сихали откупорил биопак «Лио» и потянул из соска «тонизирующий, витаминизированный напиток». Одной левой раскрыв радиофон, он созвонился с женой. Ответила ему Марина Харина.
Её прелестная головка висела макушкой вниз, а длинные волосы вились во все стороны.
— Приветики! — радостно прозвенел Маринин голосок.
— А где Наташа?
— Я вместо неё!
— Летаешь?
— Ага! Тут так здорово! Мы сейчас в оранжерее были, дыню ели!
— Настоящую дыню? — восхитился Сихали.
— Да! Такая здоровенная! Вкуснющая-я…
— Тебе Илью дать? А то он тут уже весь исстрадался.
— Давай! — хихикнул голосок с небес.
— Змей! — окликнул Тимофей. — Тебя!
— Кто? — буркнул Харин, неохотно покидая мягкое кресло.
— Приветики! — послышался хрустальный колокольчик, и радостный Тугарин-Змей бросился на зов.
Сунув радиофон в жадные руки Ильи, Тимофей отошёл в сторонку, дабы не мешать басистому воркованию.
Вид за прозрачной стеной пугал и завораживал. Вода разливалась до горизонта, мутная и неспокойная, туман носился поверху, то собираясь в плотную пелену, то разрываясь в клочья. «Земля была безвидна и пуста…»
Часам к трём вода спала настолько, что сплошное зеркало разбилось на осколки-озерца. Тучи потихоньку рассеялись, и солнце принялось за дело — всё видимое пространство заволокло маревом испарений, далёкие горы заплясали в туманной дымке.
Сихали первым покинул лифт, но выйти сумел не сразу — двери завалило изломанными ветками и обкорнанными стволами деревьев. Парящую землю вокруг покрывал толстый-толстый слой липкой красной глины. И скользкой — Сегаль нелепо взмахнул руками и приземлился на пятую точку.
— Правильно, — оценил Белый, — так устойчивей.
— Пешком не пойдём, — решил Тимофей, выдирая ноги из чавкавшей болотины. — У нас транспорт есть. Цондзома, заводи!
Вездеход, мягко переваливаясь, спустился с возвышенности, занятой башней, и поехал в объезд невероятно разлившегося озера Этоша-пан, вода в котором ещё не отстоялась и не успокоилась — так и ходила волнами, хотя ветер утих.
— Вон, смотри, — Белый пальцем показал на берег, — это он прятался за спинами хантеров.
Из песка выглядывало тело человека в серебристом комбинезоне, напоминавшем спецкостюм космонавта.
— Тормози, — велел Цондзоме генрук и вышел наружу.
Видок у трупа был так себе. Никаких документов при нём не оказалось, зато на волосатом запястье красовалась жирно намалёванная татушка — двенадцать рун «зиг», вписанных в окружность. Schwarze Sonne. Чёрное солнце.