Черное солнце

Глава 28 ГЛУБОКИЙ ПОИСК

1 января, 16 часов 10 минут.

АЗО, станция «Новолазаревская».

Из Мак-Мердо вылетели целой эскадрильей — за турболётом Сихали Брауна поднялся «батон» Кермаса и вся команда Помаутука, уместившаяся в три аппарата. Тимофей взял с собой Шурика Белого и Купри, Илья Харин влез без спросу — куда ж генруку без командора ОГ! А ещё три «Голубых кометы» несли в своих отсеках субмарины типа «Орка».

Сихали не обольщался насчёт перемирия с «интерами». Кермас мог верить во что угодно, даже в джентльменские потуги МККР, но он-то был ганфайтером и не верил никому. То, что Международные войска отошли на Кергелен и Южную Георгию, говорило лишь о том, что фридомфайтеры реально намяли бока «интерам», отчего те и решили взять тайм-аут. А потом? «Суп с котом!» — сказал бы Боровиц…

…Прямо по курсу появилась обширная горная страна — горы Русские, затем показался массив Вольтат, выросли огромные башни и шпили хребта Орвин. Эти твердыни были огромны и величественны. При беспредельной прозрачности воздуха с турболёта был виден весь горный массив, он представал глазам как исполинский макет на белой подставке — каждый излом, каждую расселинку можно было рассмотреть, не напрягая зрение.

Прямо под «батоном» поднимался к горам ледник. На нём были видны русла водотоков, а в понижениях синели озёра талой воды. Лето!

Перед холмистым оазисом Ширмахера, на краю которого располагалась станция «Новолазаревская», гигантскими дугами гнулись морены.

— Сядем южнее станции, — высунулся из кабины Гирин, — там у «новолазаревцев» что-то вроде аэродрома.

— Валяй, — одобрил Браун.

— Подстраховаться бы… — пробасил Тугарин-Змей.

— Уже, — кивнул генрук. — Я Витальичу звякнул, он «Гренделя» приведёт.

— Так ему идти сколько…

— А нам? Думаешь, мы с маху на эту Вальхаллу натолкнёмся? И не надейся…

Снег стаял, и лыжи турболёта загрохотали по пузырчатой ледяной поверхности. Невдалеке поднимались на сваях старинные сооружения «аэропорта» — щитовые, плоскокрышие домики, облезшие и заброшенные. Однако перед ними выстроились в ряд новенькие «Харьковчанки».

— Это мои «оборонцы» подогнали, — небрежно заметил Кермас.

— Я так и понял, — сказал Браун.

С высокой коричневой сопки он увидел к северу от оазиса ледяную равнину, простиравшуюся километров на восемьдесят до моря, тёмно-коричневые мёртвые скалы лежали у его ног застывшими навечно волнами. Они сдерживали напор льда, спускавшегося с юга, с горного массива.

Видно было, как ледник обтекал скалы с запада и востока и снова сливался в единый недвижный поток у северной кромки гряды.

Ледник с талой водой, разлившейся по его поверхности, окрашивал в синий цвет низкие облака. На юге виднелись горные хребты массива Вольтат, выделяясь своей тёмной синевой на лазурном фоне неба и льда.

— Вон, — Кермас протянул руку к морю, — с запада на восток идут: залив Дублицкого, мыс Красинского, залив Сергея Каменева, мыс Острый, залив Ленинградский, мыс Опорный, мыс Мурманский, мыс Седова… И где там искать Вальхаллу, я понятия не имею.

— Было бы что искать, — хмыкнул Купри.

— Найдём! — бодро заявил Помаутук, нервно-зябко потирая руки. — Обязательно!

Сихали заметил сходство между парнями из пасторской команды и гвардейцами Харина — и те и другие были непробиваемо спокойны и молчаливы. Собранные, подтянутые, они зорко смотрели вокруг, запоминая все входы-выходы, и постоянно были наготове.

— Садимся! — скомандовал своим Тугарин-Змей, и это стало приказом для всех.

В «Харьковчанках» «оборонцев» почти что не было, лишь за рычагами сидели люди Кермаса. Сихали занял хорошее место, сев так, чтобы кобура была под рукой, — одна из привычек ганмена.

— На станции есть рабочая субмарина, — сказал Олег с долей неуверенности в голосе, — с полсотни человек она вместит свободно…

— На ходу? — прогудел Илья.

— Да-да. Нам её перегнали из Мирного, она стоит у самого барьера, там вырублено что-то вроде проруби в припае, глубоководники говорят — «майна»…

— Потом, — сказал Тимофей. — Сначала походим на «Орках», посмотрим, что там и как…

— Конечно-конечно, — согласился Кермас.

— Ведь, если немецкие субмарины заходили в эту Вальхаллу…

— Заходили, — перебил Тимофея Помаутук, проводя языком по губам, — можете не сомневаться.

— …Тогда должны остаться какие-то следы. Ну не знаю… Фонари, фермы какие-нибудь, створы, указатели. Не могли же они слепо тыкаться носом в скалы, отыскивая проход! Пока нам известна лишь граница по глубине — тогдашние субмарины не опускались ниже ста метров, в среднем — до отметки пятьдесят.

— Уже легче, — сказал Илья.

Сихали кивнул.

— Трогай! — крикнул Кермас.

«Харьковчанка» с ужасным грохотом двинулась под гору, трясясь и подпрыгивая на камнях. Тимофей дождался, пока вездеход выедет на дорогу, выложенную настилом, и тогда уже отвалился на спинку сиденья. Костотряс какой-то…

Показалась «Новолазаревская» — стандартный набор свайных домиков.

Проехав берегом озера Лагерного, кортеж «Харьковчанок» свернул на улицу Гербовича и выехал на большую треугольную площадь, залитую серым металлопластом, исшарканным гусеницами и ножами бульдозеров, по весне разгребавших снежные заносы — иначе те не успевали растаять.

Тимофей с удовольствием вышел размяться — дорожная тряска его изрядно утомила.

«Новолазаревцы», завидев гостей, стали собираться, поглядывая то на Кермаса, то на Брауна и гадая, сменилась ли власть и кто сейчас главный.

«Оборонцы» вели себя корректно — антарктов не гоняли, но бдили.

Неожиданно из-за спин перетаптывавшихся новолазаревцев выскочил мужичонка в распахнутой каэшке и завопил, обращаясь к Брауну:

— Наконец-то! Где ж вы раньше-то были? Замучили нас эти «оборонцы», сил нет!

Кермас побледнел, а Сихали усмехнулся.

— А где был ты? — ласково спросил он. — Чего ж ты не показал «оборонцам», какой храбрый?

— А чего — я? — подувял мужичонка. — Без оружия, и вообще…

Браун с презрением осмотрел «храбреца».

— Когда мы уходили партизанить, вооружён был лишь каждый второй, — отчеканил он. — Остальные добывали оружие в бою. А насчёт «вообще»… «Оборонцы» хоть что-то делали, хоть какой-то порядок наводили, а что совершил ты? Отсиживался рядом с тёплым гальюном? «Моя хата с краю, ничего не знаю»? А теперь чего удаль свою показываешь? Героизм одолел? Так вон они, «оборонцы»! Ступай, воздай им за свои муки, отомсти как следует.

— Я думал, вы нам помогать пришли… — протянул мужичонка, сохраняя лицо. — А вы, стало быть, с ними вместе…

— Я не вместе с Кермасом, — холодно сказал Тимофей, — я рядом с ним. А помогаем мы тем, кто сам пытается добиться правды. Поднялись горняки в Тил-Маунтин — и мы встали с ними рядом. Жаль только, что на войне обычно погибают лучшие, те, кто идёт в бой, а суслики вроде тебя прячутся по норкам. Так что брысь отсюда, пока я не поправил дисбаланс!

Мужичонка испарился.

— Поехали! — резко сказал Сихали. — Достал меня этот «массовый героизм»!

Вытащив радиофон, он сказал Гирину:

— Максим! Скажи там, пусть перегоняют субмарины на припай!

— Понял, — донёсся ответ.

Пока «Харьковчанки» добрались до ледового барьера, турболётов уже и след простыл, а в огромной прямоугольной майне, прорубленной в припае, покачивались четыре подлодки — одна рабочая, типа «Дипскаут», и три «Орки».

К майне вёл пологий скат, вырубленный во льду и щедро посыпанный песком. Визжа и скрежеща, «Харьковчанка» съехала по нему вниз и развернулась, хрустя тонким ледком, намёрзшим за ночь на выступившей талой воде.

— Шурка! — окликнул Белого Тимофей. — Полезай в дальнюю. Змей, средняя — твоя. И берите с собой одного-двух для балласта… Шутка. Кермас и вы, пастор, полезайте за мной, если хотите.

— Хотим-хотим, — откликнулся «генерал».

— И ещё как! — широко улыбнулся Помаутук. Глаза у пастора горели огнём страстного ожидания — мечта всей его жизни была близка к тому, чтобы сбыться.

Сихали перепрыгнул на палубу «Орки» и открыл люк. Привычным движением спустился вниз, с удовольствием ощущая знакомые запахи и звуки. Переступая высокий комингс и пригибая голову, Тимофей забрался в рубку и протиснулся к командирскому сиденью. «Орочка»…

Он успел запустить реактор, когда пассажиры, пыхтя и кряхтя, спустились в переходный отсек.

— Тесновато тут у вас, — сказал Кермас, замирая в проёме сегментного люка. — А… где нам… того… притулиться?

— Вон место бортмеханика, а вон, у переборки, откидное сиденьице. Не абы что, конечно, но… Кермас, сделайте доброе дело — заприте люк.

— Какой? А, сейчас.

Помаутук, пользуясь отсутствием Олега, занял сиденье бортмеханика, так что Кермасу пришлось удовольствоваться «откидушкой».

В утробе субмарины заныли, раскручиваясь, турбины. На пультике селектора замигал зелёный квадратик, донося голос Харина:

— «Орка-два» вызывает «Орку-один».

— «Орка-один» слушает, — отозвался Тимофей.

— К погружению готов.

— Понял.

— «Орка-три» готова, — торопливо проговорил Белый.

— Кто с вами?

— Максим, — прогудел Тугарин-Змей.

— Со мной Купри! — доложил Шурик.

— Понял. Погружение пятьдесят метров.

Экран, что находился под иллюминатором в центре пульта, замерцал, вырисовывая чёрно-белую картинку, — работал биооптический преобразователь. Приучаться водить субмарину, ориентируясь не по мутной воде за иллюминатором, а по БОПу, было трудно только с самого начала. Потом глаз привыкал следить за чётким изображением на экране, не поддаваясь искусу глянуть на «всамделишный» пейзаж. Правда, в глубине антарктических морей стоило делать поправку — вода здесь была чистейшая и прозрачнейшая. А уж жизнь просто бурлила, справляя праздник размножения. Градусник показывал почти минус два за бортом, но в студёной воде ярко желтели губки, ползали гигантские морские звёзды фиолетового окраса, морские черви в метр длиной, прекрасные, как цветы, копошились меж продолговатыми розовыми голотуриями, шевелящимися на ковре из красных водорослей, рыбы губастые косяками шастали… Тропики подо льдом.

Пингвины, такие неуклюжие и смешные на суше, под водой обретали неожиданную стремительность, и даже своеобразное изящество — они проворно носились, оставляя за собой шлейф из пузырьков, и поглядывали на «Орку» — не касатка, нет?

Загудел перегретый пар в реакторе. Сихали завертел штурвальчик рулевого управления и повернул рукоятку скорости.

— Ничего не видно… — пробормотал Помаутук, пялясь в иллюминатор. Припайный лёд просвечивал голубым и синим, простирая сумрак до глубины в сотню метров.

Тимофей включил все прожекторы — два по бортам и один под днищем.

— «Однойка» вызывает «двойку» и «тройку», — сказал он, наклонясь к селектору.

— «Двойка» слушает, — отозвался Харин.

— «Трояк» на связи, — выразился Белый.

— Двигаем на запад «пирамидой» — Шурик обследует берег на глубине до тридцати метров, Илья — между тридцатью и шестидесятью, я — от шестидесяти и ниже. Как поняли?

— Понятно.

— Поняли, поняли!

— Тогда начали.

Метров до тридцати в глубину на скалы и камни цеплялись мощные хлысты ламинарии, они извивались и колыхались, как будто бы сами по себе. До сорока добирались ровные, как восковые свечи, асцидии в три-четыре метра ростом — эти стояли недвижимо, как странный неземной лес.

«Орка-1» опустилась на семьдесят пять метров вглубь и двинулась малым ходом на запад, описывая синусоиду, — подлодка то погружалась, то всплывала, захватывая в круги света скалистый ступенчатый склон. Сихали глянул в верхний прозрачный колпак — в толще воды плыло светлое пятно — подлодка Тугарина-Змея. Ещё выше испускала слабое сияние «Орка-3».

Мимо, из глубины, всплыла огромная медуза, центнера полтора весом. Здорово смахивавшая на груду тонкого разноцветного белья, она томно помахивала шестиметровыми щупальцами.

— Никогда не заглядывал под лёд, — сказал Кермас зачарованно, — а тут как в зазеркалье…

— Я и сам здесь второй раз в жизни, — признался Сихали. — Пастор, вы должны быть в курсе… Какие субмарины приходили сюда из Третьего рейха?

— О, их было много! — с готовностью откликнулся Помаутук. — В «Конвой фюрера» входили лодки разных серий. Больше всего было из ІX-й — океанские подлодки, и XIV-й — подводные танкеры. Грузы перевозились на подводных транспортах Unterwasserboot-Frachtschifr, попросту UF. Эти были самыми большими. Две подлодки из «Конвоя» — U-530, под командованием Отто Верхмута, и U-977, где капитаном был Хайнц Шеффер, сначала высадили своих высокопоставленных пассажиров в Вальхалле, а потом сделали переход в Аргентину и там, в Мар-дель-Плате, сдались властям. Это случилось в июле сорок пятого, а почему они так поступили — бог весть…

— Может, не хотели остаток жизни провести в подземельях? — предположил Кермас.

— Возможно. Тимофей, а для чего вам подробности о подводном флоте Гитлера?

— Я подумал, что не все субмарины Адольфа уцелели. Вдруг да наткнёмся на обломки этого самого… «Унтервассербоот-Фрахтшифра»? Сразу станет ясно — вход где-то рядом!

— Да, это был бы чёткий знак… — согласился Джунакуаат.

— Пастор, — поинтересовался Кермас, — а для чего те подробности вам?

Помаутук пристально посмотрел на «генерала» и облизнулся.

— Тайна! — выговорил он. — Вот что меня влекло всегда. Великая, мрачная тайна того времени! Вроде бы сороковые годы двадцатого века и не скрыты за завесой тысячелетий, а вот поди ж ты… Мы так мало знаем о тёмных делах того отрезка лет, что просто оторопь берёт. Ведь посмотрите только — гитлеровцы с сорокового года, последовательно и упорно, строили здесь базу. Тем же летом в Коварах — это на юго-западе Польши — был создан секретный учебный центр вермахта, готовивший элитные части для Новой Швабии. Начиная с сорок второго, тысячи эсэсовцев и просто «истинных арийцев» тайно переправились сюда. И никто об этом ни словом, ни полсловом!

— Свидетелей тогда не оставляли, — сказал Сихали, медленно вращая штурвальчик.

— Совершенно верно, — кивнул пастор. — Я узнавал обо всём из архивов Ватикана, из переписки чинов СС, сбежавших в Парагвай и Боливию, дёргал за ниточки, почти незаметные, выискивал информацию в описках…

Неожиданно из синеватой полутьмы наплыла огромная тёмная масса. Субмарину качнуло волной, а в следующий момент страшный лобовой удар в борт сотряс «Орку», опрокидывая её на бок. Кермаса припечатало к переборке, пастор и вовсе приложился грудью о пульт. Один Тимофей усидел на месте, пристёгнутый широким эластичным ремнём.

— Что это? — просипел Помаутук, вытирая кровь с разбитой губы.

— Кашалот! — Выдавил Сихали, справляясь с подлодкой. — Зараза…

Огромный кит развернулся, попадая в свет прожекторов, демонстрируя гигантское, уродливое тело, которое китопасы не зря прозывали «черносливом», — угольно-сажного цвета с бурыми подпалинами, кожа кашалота собиралась в редкие морщины-складки. Тупая, словно обрубленная морда напоминала чёрный мрамор — она вся была испещрена белыми шрамами, оставленными присосками и клювами кальмаров.

Physeter[130] распахнул пасть — попросту откинул узкую нижнюю челюсть, усыпанную коническими зубами, и снова попёр в атаку.

— Куда лезешь, скотина тупорылая? Держитесь! — Тимофей резко развернул «Орку» кормой к зубатому хулигану и до упора отжал рукоятку скорости. Струя кипятка из турбин угодила кашалоту в глотку, кит от неожиданности испражнился и, мощно работая хвостом, пошёл вверх.

— Засранец… — проговорил Сихали, поглядывая через колпак вслед кашалоту.

— Генрук, — сказал Кермас, вытягивая шею, — а вон там… Видите? Под скалой? Это что?

Тимофей навёл бортовой прожектор «под скалу» и осветил ржавую ферму, обросшую лохматой порослью.

— Похоже на стрелу крана, — пригляделся Браун. — Да! Вон и трос выглядывает. Уронили лет сто назад…

— А не сто пятьдесят?

— Не похоже…

Селектор замигал и заговорил голосом Белого:

— Алё! Тут айсберг торчит, почти впритык к барьеру. Там щель метров пять-шесть, не больше. Протиснемся?

— Тискайся. Только, если «горушка» задумает опрокинуться, «Орочку» твою в блин раскатает. В блин с начинкой. С мясом.

— Прорвёмся!

— Змей, как у тебя?

— Нормалёк.

Сихали кивнул, как будто Илья его видел, и маленько добавил лодке ходу. Впереди, отсвечивая густо-синим и фиолетовым, расплывался айсберг. Ледяная гора уходила вглубь, растворяясь в темноте, и оставляла неширокий проход между собственными обрывами и отвесом скалистого берега.

Субмарина осторожно заскользила в опасной теснине.

— А что? — спросил Кермас. — И вправду раздавить может?

— А ты думал! — хмыкнул Тимофей. — Хрусть! Чпок! И на дно…

Благополучно обогнув необъятный айсберг, «Орка» заскользила дальше, шаря в потёмках лучами прожекторов.

2 января, 9 часов 45 минут.

Десять часов длился глубокий поиск. Чего только не находили «субмарин-мастера» на уступах подводных скал — и пустые бочки из-под солярки, похожие на цилиндрические кружева, и полные бочки нечистот из гальюнов, гусеницы и остовы вездеходов, якорь с цепью, хвостовое оперение самолёта «Ли-2» и даже бутыль с глицерином, полную и совершенно целую. Но никаких признаков базы 211 не попадалось на глаза.

Экипажи субмарин не стали возвращаться на базу. Дабы не терять времени зря, океанцы с антарктами переночевали прямо на борту — было тепло, но жёстко. Встали часа в четыре, подкрепились горячим какао, глотнули спораминчику и — по местам посадочного расписания.

В десятом часу Сихали, позёвывая от скуки, вёл «Орку» вдоль бугристой береговой кручи, как вдруг заметил интересную особенность — метрах в десяти перед ним зияла тонкая вертикальная расселина, одинаково видимая, что в иллюминаторе, что на экране, а вот локатор упорно показывал глубокий проём.

Тимофей приблизил субмарину к самой скале и лишь тогда распознал оптический обман — пара гигантских утёсов перекрывала друг друга так, что создавалось впечатление ровной цельной стены, а на самом деле имелся зигзагообразный проход, в плане похожий на руну «зиг»… Неужто?..

— Что-то есть… — медленно проговорил Тимофей, боясь спугнуть удачу.

— Что? Что?! — сунулся к нему Помаутук, языком осторожно касаясь разбитой губы. — О, боже…

«Орка-1» плавно вплыла во внешний «портал», огибая левый, ближний утёс и попадая в обширную полость, скрытую от постороннего взгляда. Вдали смутно отсвечивала дальняя скала, выступавшая справа.

— Сцилла и Харибда… — пробормотал Кермас.

Тимофей громко сказал в звукоприёмник:

— «Двойка»! «Трояк»! Спускайтесь…

— Погружение семьдесят пять метров, — откликнулся Харин.

— Нашёл?! — отозвался Шурик.

— Спускайся, сказал…

Субмарины, одна за другой, вплыли в переходную полость и стали огибать слоистую стену «Харибды».

— Не может быть, чтобы мы ошиблись… — пробормотал Кермас.

— Не может, не может! — еле выговорил пастор, то и дело облизывая губы. Руки его тряслись.

— Подлодка сюда войдёт свободно, — сказал Тимофей, — даже «Грендель» впишется.

— Слушайте, — спохватился Помаутук, — если мы открыли Вальхаллу, то не дело следовать туда в одиночку! Мы не знаем, кто нас там встретит и как. Надо вызвать подмогу! Пускай моих ребятишек пришлют, всё спокойнее будет…

Сихали кивнул согласно и склонился над селектором.

— «Орка-1» вызывает базу, — сказал он.

— База слушает.

— Высылайте «Дипскаут» и группу Джунакуаата Помаутука.

— Вас понял.

— Пусть ориентируются по радиобакену, мы его сейчас сбросим!

— Понял. Высылаем.

Подлодка Брауна обогнула «Харибду» и оказалась перед зиянием огромного туннеля, стены которого были сложены из пластов и наплывов лавы. Нижняя часть открывшегося прохода, терявшаяся в лучах прожекторов, была завалена обломками и лавовыми «подушками», а верх сходился под острым углом, «домиком», рождая ассоциации с готическим собором. Правая стена выглядела так, будто её составили из громадных, неровных колонн разного размера, а на левой, ноздреватой, но более-менее гладкой, красовалась пятиметровая окружность со вписанной в неё дюжиной молний. Schwarze Sonne. Чёрное солнце.

— Вальхалла! — выдохнул Помаутук.

— Прибыли, — обычным голосом сказал Браун.