Черная молния

Глава 64

Эпицентр бури стал перемещаться на восток, и грязновато-серый дождливый вечер уступил место влажным отблескам ночной тьмы. Мокрые тротуары ярко сверкали в свете фонарей. Когда Энн свернула влево от Хайленда на Шестнадцатую улицу, она нажала на тормоза с большим усилием, чем требовалось, и почувствовала, как заднюю часть машины занесло вправо. Только после того, как Энн оправилась от волнения, вызванного заносом, она заметила пустое место на правой стороне своей улицы, которое двумя часами раньше, когда они с Кевином отъехали от дома, занимал громоздкий фургон. «Что ж, — сказала она себе, — по крайней мере, не придется шлепать под дождем два квартала». Закрыв машину, она двинулась вслед за Кевином по дорожке к дому, потом поднялась по ступенькам крыльца и оказалась у дверей в ту самую минуту, когда Кевин уже отпирал замок.

— Гленн! — позвала она. — Хэдер! Есть здесь кто-нибудь?..

Призывы замерли на ее губах, стоило ей ощутить мертвую тишину, стоявшую в доме. Ту самую тишину, которой ей пришлось хлебнуть вволю, когда Гленн лежал в госпитале.

Но сегодня что-то изменилось. Когда ей раньше приходилось оставаться дома одной, комнаты тем не менее были наполнены разного рода вибрациями, исходившими от ее домочадцев, — эти вибрации ощущались даже тогда, когда члены ее семейства покидали свое жилище. Но сегодня вечером дружественная энергетика исчезла. Дом напоминал мертвое существо. Таким он был в тот день, когда Джефферсы в него въехали.

Пытаясь поскорее отделаться от этого неприятного чувства, усиливавшегося с каждой минутой, Энн торопливо прошла через столовую на кухню. На дверце холодильника не было никакой записки. Зеленый глазок магнитофона, указывавший на наличие надиктованного послания, тоже не горел. Зато дверь в подвал была открыта настежь. Не успев до конца осознать, почему она воспринимает открытую дверь в подвал как зловещее предзнаменование, Энн подошла к двери и посмотрела вниз. Яркий свет флюоресцентной лампы отражался от чистейшей поверхности верстака. Нахмурившись, Энн стала спускаться по ступенькам, сосредоточив внимание исключительно на верстаке. Только оказавшись внизу, она заметила и другие изменения, которые произошли в ее отсутствие.

Тщательно разложенные по пакетам хозяйственные мелочи.

На диво вычищенный пылесосом пол.

Вот уже почти двадцать лет ни она, ни Гленн не обращали внимания на беспорядок, вечно царивший в подвале, не говоря уже о том, чтобы попытаться его устранить.

Теперь же подвал выглядел чуть ли не стерильно чистым и напоминал операционную.

Отвернувшись от верстака, Энн вернулась наверх, еще раз осмотрела дверцу холодильника, ища записочку от Гленна, после чего отправилась в кабинетик в надежде, что Гленн прилепил послание для нее прямо на монитор компьютера. Там она нашла совсем не то, что искала. Вместо записки Гленна она обнаружила конверт, на котором красовалось ее имя.

Конверт был надписан знакомыми уже заостренными буквами.

Энн попятилась от конверта, словно от изготовившейся к броску гремучей змеи, и схватилась за телефонную трубку. Тыкая пальцем в клавиши с нужными цифрами, она старалась не думать, что скрывается под оболочкой конверта. Однако во сто крат больше самого письма ее напугал факт его появления на ее рабочем столе.

— Ты можешь приехать ко мне? Прямо сейчас? — спросила Энн, как только на противоположном конце провода подняли трубку. — Случилось нечто экстраординарное…

— Буду через пять минут, — ответил Марк Блэйкмур. — Это достаточно быстро? Ты что, хочешь, чтобы я набрал за тебя номер «911»?

Энн в немом ужасе еще раз осмотрела конверт.

— Нет, — произнесла она свистящим шепотом. — Ничего страшного. Я… Мы сами справимся.

Она положила трубку и только потом вспомнила про Кевина. Мальчик стоял в дверях кабинета, смотрел на мать и, судя по морщинке, которая пересекала его лоб, был чрезвычайно взволнован.

— Что-нибудь случилось, мама? — спросил он тоненьким голоском, и Энн поняла, насколько мал и беззащитен ее десятилетний сын. Подойдя к ней поближе, Кевин обнял ее, а она, продолжая созерцать конверт на столе, протянула руку и прижала сына к себе.

Когда по прошествии пяти минут зазвенел дверной звонок, Энн уже находилась в гостиной и расположилась на софе, по-прежнему прижимая сына к себе. Когда звонок затренькал во второй раз, она мягко высвободилась из объятий Кевина, но прежде чем успела дойти до входа, ее опередил Кевин, который, прошмыгнув под ее рукой, подбежал и распахнул дверь.

Подняв глаза, он лукаво взглянул Марку Блэйкмуру в лицо.

— А я вас знаю, — заявил он. — Вы приезжали к нам, когда я нашел во дворе Кумкват.

— У тебя отличная память, — ответил ему Блэйкмур. Он опустился на корточки и, в свою очередь, внимательно посмотрел на Кевина. — А теперь, поскольку я полицейский, я вынужден задать тебе один вопрос. Как тебе удалось узнать, что в дверь звоню именно я?

На лице Кевина появилось озадаченное выражение.

— Ч-что вы хотите сказать? — заикаясь, пробормотал он.

— Я хочу сказать, что не дело открывать дверь по первому звонку. Сначала надо выяснить, кто стоит за дверью. Так откуда ты знал, что это я? Или тебе сказала мама?

Кевин неуверенно взглянул на мать, а Марк Блэйкмур тем временем осмотрел окна с задернутыми шторами, которые выходили на передний двор.

— А может быть, ты посмотрел в щелку? Я бы поступил именно так.

— Я посмотрел, — заявил Кевин, мгновенно ухватившись за возможность сохранить лицо, которую ему предоставил Марк.

— И правильно сделал, — промолвил Марк и, поднявшись во весь рост, взъерошил мальчику волосы. — Всегда лучше знать, кто стоит на пороге, прежде чем распахивать двери, верно?

Наконец детектив переключил свое внимание на мать.

— Итак, что случилось? — спросил он. — Когда ты мне звонила, твой голос звучал весьма…

Обратив внимание на то, с каким интересом Кевин вслушивается в каждое его слово, Марк придержат язык.

— Весьма необычно, — закончил он и с радостью заметил, что Энн оценила его маневр и нежелание говорить об охватившем ее ужасе в присутствии сына. Судя по всему, Энн была готова ему простить ту странную теорию, которую он высказал ей за обедом. Поняв это, Марк превозмог состояние депрессии, навалившейся на него, когда он увидел автомобиль Энн, торопливо выруливавший со стоянки с Сэлиш-лодж.

— Много чего случилось, — сказала между тем Энн.

Она повела детектива через гостиную в кабинетик и по дороге успела ему коротко сообщить о ноже, который нашел Гленн, и о том, что Шейла Херрар опознала нож своего сына.

— Когда мы с Кевином вернулись домой, фургон исчез, а на своем рабочем столе я обнаружила это, — Энн кивком указала на конверт, который Марк Блэйкмур уже взял в руки, осторожно ухватив за уголок.

— Ты еще не читала письмо? — спросил детектив, стараясь не выдать голосом обуревавшие его эмоции. Когда Энн отрицательно покачала головой, Блэйкмур отвернул незаклеенный лепесток конверта и осторожно вытряхнул один-единственный листок бумаги на поверхность стола. Про себя Марк отметил, что на такой же точно бумаге было написано послание, которое сунули Энн в дверную щель, предназначавшуюся для писем и телеграмм.

— Есть чистый полиэтиленовый пакет? — спросил он. — Или что-нибудь в этом роде?

— Сейчас принесу, — мгновенно отозвался Кевин. Как только он выскочил из комнаты, Энн решила воспользоваться его отсутствием и быстро рассказать Марку о самом главном.

— Вокруг творится самое настоящее сумасшествие, — заявила она детективу неожиданно задрожавшим голосом. — Подвал вычищен так, что скорее напоминает лабораторию, а Кевин и Гленн сегодня в горах играли в какую-то смешную игру.

— В какую же? — спросил Марк.

Энн пожала плечами.

— Кевин все время твердит, что Гленн смотрел на него чрезвычайно странно и тем весьма его нервировал. Потом Гленн отослал Кевина рыбачить вниз по течению в полном одиночестве. Но Кевин говорит, что отлично помнит, где они рыбачили. Он также запомнил место, где Гленн нашел нож. А когда я вернулась домой после обеда… — Энн замолчала, поскольку в этот момент в комнату вошел Кевин с целой стопкой пакетов в руках.

Мальчик с любопытством наблюдал за тем, как Марк Блэйкмур осторожно расправил письмо и, прежде чем прочитать, положил его в один из пакетов. Затем, прочитав письмо, он протянул его Энн. Взяв упакованный в пластик листок дрожащей рукой, она попыталась сосредоточиться на смысле написанного:

Дражайшая Энн!

Вы уже готовы принять истину? (Только часть ее скрывается в компьютере, Энн. Остальное хранится в вашей голове.) На самом деле вы знали правду с того момента, как меня выпустили из госпиталя. Вы помните тот день, Энн? Тогда вы почувствовали возбуждение, которого никогда не знали раньше, верно? Все дело в электричестве, Энн. Подобное электричество наполняло театр, когда Нижинский совершал свой прыжок.

Это единственная печаль всей моей жизни, знаете ли. Я никогда не сидел в зале, когда танцевал Нижинский. Но я, по крайней мере, знаю, что он не сходил с ума.

В любом случае мне было хорошо с вами. Но сейчас настало время для последнего танца. И я уже выбрал для себя партнера.

Энн прочитала послание, потом перечитала, изо всех сил пытаясь вникнуть в смысл слов, начертанных на бумаге.

Нижинский? Что общего может иметь танцор, скончавшийся около пятидесяти лет назад, со всем этим ужасом?

— Ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, куда мог направиться Гленн? — донесся до Энн голос Марка Блэйкмура. Голос звучал мягко, даже нежно. Сумев наконец отвести взгляд от письма и посмотреть на детектива, Энн не обнаружила в его глазах ни малейшего следа того торжества, которое обыкновенно сопутствует чувству удовлетворенного самолюбия. В его глазах она видела одно лишь сочувствие.

— Нет, — выдохнула она. — Его машина стоит перед домом, так что… — слова замерли у нее на губах. Она хотела было сказать, что Гленн отправился на прогулку, но на улице лило как из ведра. Даже если он вышел из дому до того, как начался дождь, то теперь ему было самое время вернуться.

Неожиданно она вспомнила фразу из злополучной записки:

«…настало время для последнего танца. И я уже выбрал для себя партнера».

Потом ей вспомнилась строчка из предыдущего послания:

«Я, знаете ли, могу входить в ваш дом в любое удобное для меня время. Заметьте — в любое».

Перед ее мысленным взором одна за другой замелькали картины: подвал, убранный на диво впервые за двадцать лет; громоздкий фургон, самым загадочным образом появившийся на улице и остававшийся там до последнего времени на расстоянии каких-нибудь двух кварталов от дома…

Тот самый фургон, который сейчас отсутствовал!

Наконец-то разрозненные элементы шарады стали занимать еще пустовавшие клеточки. Тот, кто написал эти послания, постоянно находился поблизости и наблюдал за ней!

— Я знаю, где он сидел, — прошептала Энн, отвернувшись от окна. Краска сбежала с ее щек. — Послушай, Марк! Он в течение многих дней следил за нами. Там, на улице стоял фургон…

Она рассказала Блэйкмуру, насколько была раздражена, когда фургон появился рядом с ее домом. Достав кожаное портмоне, Энн стала рыться в его содержимом в поисках записной книжки.

Нащупав наконец книжку, Энн извлекла ее на свет, раскрыла на странице, где она записала номер фургона, и протянула ее Марку.

— Он был здесь, Марк! — вскричала она. — Господи, он был здесь и увез с собой Гленна!

Энн снова схватилась за письмо, упакованное в полиэтилен.

— Я знаю, Марк, мои слова звучат смешно, и знаю, что ты по поводу всего этого думаешь, но хочу тебя уверить — не Гленн это писал, а какой-то другой человек. И вот теперь он схватил Гленна!

Марк Блэйкмур, признаться, не слишком внимательно слушал ее излияния. Он давал указания по рации установить, кому мог принадлежать фургон, номер которого Энн переписала себе в книжку. Пока он говорил, Энн в очередной раз перечитала письмо, и постепенно ее усталый и запутавшийся в загадках и разгадках мозг заработал снова.

Было яснее ясного, что записку писал не Гленн. Одно-единственное слово не давало ей покоя — оно, словно в насмешку, всякий раз задерживало на себе внимание Энн, когда она перечитывала послание. Наконец она направилась к компьютеру и, включив режим поиска, напечатала заветное слово: НИЖИНСКИЙ.

Потом она нажала на операционную клавишу и подождала. Через несколько секунд на мониторе появился список файлов с кратким изложением содержавшихся в них интервью, которые она собирала в течение многих лет и в которых речь шла об одном-единственном человеке.

О Ричарде Крэйвене.

Она еще пару раз щелкнула клавишами, и секундой позже на экране появился текст, где слово «Нижинский» было выделено.

Она пробежала глазами это интервью, потом следующее, и по мере того, как она читала, ее заинтересованность и пробудившийся ужас в равной степени возрастали.

Правда о Ричарде Крэйвене стала вырисовываться.

Вот в чем заключалась истина, на которую он намекал с самого начала, разбрасывая недостающие элементы головоломки то здесь, то там. Эти элементы были столь незначительны, столь ничтожны, а намеки туманны, что ей вряд ли удалось бы раньше составить из них цельную картину.

Танец.

Метафизика.

Электричество.

Жизнь, смерть, сумасшествие.

И Нижинский.

Ричард Крэйвен самолично поведал ей все о Вацлаве Нижинском. И эта информация заключалась в одном из самых первых интервью с ним.

Э.Д.: Но почему балет, мистер Крэйвен?

Р.К.: Мой интерес к балету не имеет ничего общего с интересом к танцу как таковому, миссис Джефферс. В данном случае меня привлекают танцоры.

Э.Д.: Танцоры?

Р.К.: Знаете ли вы, что делает из человека настоящего танцора? Стремление к совершенству. К совершенству в физическом отношении, к совершенству в сфере мышления. Вот что самое интересное! Постоянное стремление к совершенству.

Э.Д.: Но неужели вы верите, что человек в состоянии достичь совершенства?

Р.К.: Такой человек был. Вацлав Нижинский. Вам знакомо это имя?

Э.Д.: Насколько я знаю, он сошел с ума и умер.

Р.К.: Да, так считается, но я вовсе в этом не уверен. Это был человек, который умел прыгать выше всех танцоров — и прежних, и нынешних. Но он не просто прыгал, миссис Джефферс. В самой высокой точке своего прыжка он как бы зависал над сценой.

Э.Д.: Боюсь, что я не совсем вас понимаю.

Р.К.: Ну, так было принято говорить — «зависал». Что касается самого Нижинского, то он, по его же собственным словам, просто-напросто подвешивал себя над сценой. Он говорил, что научился отделяться от собственного тела, и когда он выступал, то летел одновременно над сценой и над собственной плотью, манипулируя ею, словно марионеткой на веревочках.

Э.Д.: И вы верите в то, что подобное возможно?

Р.К.: Не просто возможно, миссис Джефферс. Я уверен, что он делал именно так. Видите ли, он перестал танцевать, потому что испугался — испугался того, что в один прекрасный день не сможет вернуться в собственное тело и останется вне его. В самом конце своей карьеры он, возвращаясь в свое тело, всякий раз находил там незнакомую духовную сущность. Он боялся, что незнакомый дух станет сильнее его и тогда он, Нижинский, окажется не в состоянии вновь обрести свое тело. Вот почему он перестал танцевать, вот почему его провозгласили шизофреником. Но что, если он не был шизофреником, миссис Джефферс? Что, если у него не было и намека на шизофрению? Что тогда?

На этом интервью заканчивалось. Энн тогда еще сделала для себя пометку — узнать все, что возможно, о Вацлаве Нижинском. Впрочем, в те дни это казалось ей не слишком значительным и она сосредоточила все свое внимание на других, более важных вещах, вернее, на том, что она тогда считала более важным.

Теперь же она поняла, что ничего важнее этой информации нет. Особенно в том случае, если Нижинский, а значит, и Ричард Крэйвен оказались правы.

Она снова перевела взгляд на письмо, вернее, на последнюю строку в нем:

«…я уже выбрал для себя партнера».

Если Крэйвен прав, то он выбрал вовсе не Гленна, ни в коем случае не Гленна, потому что Гленном он уже завладел.

Тогда кого?

Кого мог выбрать убийца? Страшная мысль пронзила все ее существо, и она схватилась за телефон, чтобы позвонить Рэтте Гувер. В трубке четыре раза пискнуло, а потом к телефону подошла Рэтта собственной персоной. Энн прерывающимся голосом попросила к телефону дочь. Когда секундой позже она положила трубку, ее лицо было пепельно-серым, а руки тряслись. Но прежде чем она успела произнести хоть словечко, ее опередил Марк Блэйкмур, который к тому времени завершил свои переговоры и сунул рацию в карман пиджака.

— Этот фургон взят в аренду, Энн, — тихо произнес он. — И взял его в аренду Гленн. Всего несколько дней назад.

Энн молча кивнула.

— Но это не Гленн, — сказала она прерывающимся от рыданий голосом. — Это ОН, Марк, точно ОН. И ОН взял с собой Хэдер! Господи, он взял с собой Хэдер. Он собирается ее убить.