Субботнее утро, наступившее два дня спустя, оказалось необычайно мрачным даже для этого времени года. Именно в такое время Энн Джефферс проверяла истинное состояние своего тела, которое ей удалось сохранить в хорошей форме со студенческих лет. Она присоединялась к толпе людей, бегущих трусцой по аллеям парка Волонтеров, хотя это было нелегко даже в самую прекрасную погоду. Утешало лишь то, что зима скоро закончится и наступит долгое и теплое лето. Впрочем, подобные ожидания часто оказывались весьма обманчивыми. Вчера вечером погода была удивительно теплой. Они даже свернули на Бродвей, возвращаясь домой из больницы, чтобы поесть мороженого и поглазеть на проходящий парад. А сегодня она лежала в постели и смотрела в окно, подавленная мрачной погодой. До лета еще далеко, и это угрюмое зимнее небо будет часто портить ей настроение. Свинцовые тучи как будто решили обрушить на город все свое мерзкое содержимое, чтобы окончательно смыть то хорошее настроение, которое охватило Энн вчера вечером.
Ну и черт с ним, решила она. Пусть будет так. Гленна, конечно, не выпишут из больницы на следующей неделе; она ровным счетом ничего не нашла в коробках с бумагами в полицейском участке; Вивиан Эндрюс будет настойчиво требовать от нее ощутимых результатов работы. Зато она прекрасно отоспалась в этой большой кровати и в этом большом доме, полном ночных скрипов. Да, она должна хорошенько отдохнуть сегодня и постараться забыть обо всех неприятностях. Энн перевернулась на другой бок и закрыла глаза, но вместо сна на нее навалилось ощущение собственной вины.
Она встала с кровати, накинула халат и спустилась вниз. Дети уже проснулись. Хэдер висела на телефоне, а Кевин уставился в телевизор. Энн пошла на кухню и налила себе чашку кофе. Кофейник уже кипел — одно из преимуществ, вытекающих из наличия в доме взрослой дочери. Как и все жители Сиэтла, Энн привыкла пить кофе, едва поднявшись с постели. С чашкой в руке она направилась в гостиную, поспев к утренним новостям. Весь экран телевизора был заполнен возбужденным лицом Дженелоу Мурхед, которую Энн и все остальные сотрудники «Геральд» считали дикторшей пустоголовой и со слащавым голосом. Впрочем, другие дикторы телевидения были ничем не лучше. Она взяла утреннюю газету, но голос Дженелоу Мурхед все же привлек ее внимание: «Главной новостью сегодняшнего утра является убийство на Капитолийском холме, — сказала она, напустив на себя серьезный вид. — Тело тридцатидвухлетней женщины было обнаружено в ее квартире на…»
Не дожидаясь окончания фразы, Энн вскочила на ноги, подбежала к телефону, вырвала из рук дочери трубку и, сказав ее другу на другом конце провода «Пока», прервала разговор.
— Мама! — возмущенно воскликнула Хэдер. — Это же…
— Мне все равно, кто это был, — прервала ее мать. — Я ведь не зря поставила телефон в твою комнату. Мне нужно…
В этот момент телефон взорвался громким звонком.
— Да?
— С кем ты все это время болтала, черт возьми? — с нескрываемым раздражением поинтересовался Карл Вэйтерс, субботний редактор ее газеты. — Если ты собираешься сидеть на телефоне все утро, то включи хотя бы сотовый телефон! Ясно?
— Извини, Карл, — растерянно пролепетала Энн, понимая, что тот не ждет от нее никаких объяснений. — Я минуту назад услышала новость из уст этой пустоголовой Мурхед. Что произошло, Карл?
— Я знаю об этом не больше, чем она, — коротко отрезал Карл. — Мы получили сообщение лишь полчаса назад, и с тех самых пор я все время пытался дозвониться до тебя.
— Какой адрес? — нетерпеливо спросила Энн. — И кто там уже находится?
Карл Вэйтерс назвал адрес дома, который находился в десяти кварталах от дома Энн.
— Фотограф уже отправился туда. Если ты не будешь долго возиться, то успеешь к его приезду. Именно поэтому я все время названивал тебе. Дежурный офицер в полиции дал мне адрес и сказал, что уже послал за Блэйкмуром и Эккерли к ним домой.
Энн судорожно сжала телефонную трубку.
— Блэйкмур? — удивленно переспросила она. — Уж не хотят ли они сказать, что это убийство имеет какое-то отношение к спецгруппе по делу Крэйвена?
— Знаешь, они не посвятили меня в подробности случившегося, — раздраженно ответил Карл.
Энн постаралась не выдать охватившего ее волнения.
— Хорошо. Я немедленно отправляюсь туда.
Положив трубку, она быстро огляделась вокруг в поисках своей кожаной сумки, которую, как ей казалось, она накануне оставила на диване.
— Где мои вещи?
Кевин оторвался от телевизора и посмотрел на мать.
— Под кофейным столиком. Ты собираешься на место преступления?
— Угу.
— А я могу поехать с тобой?
Он задавал этот вопрос почти всегда, когда она отправлялась на место происшествия, но Энн всегда отвечала отказом. Правда, Кевин не оставлял попыток, надеясь на то, что когда-нибудь удача улыбнется ему. Ему так хотелось оказаться на месте преступления и, может быть, даже увидеть тело жертвы…
— Нет-нет, ты не поедешь со мной, — твердо сказала мать, торопливо укладывая в сумку магнитофон, блокнот и фотоаппарат. — И не будешь болтаться там без моего разрешения. Договорились?
Кевин безмолвно выразил свое согласие кивком головы.
— Ты пойдешь к отцу сегодня утром? — спросила его Энн.
— Не знаю, — замялся Кевин. — Мы с Джастином собирались немного поиграть в футбол в парке, но…
— Вот что я тебе скажу, — прервала сына Энн. — Я не знаю, как долго мне придется сегодня заниматься этим делом, но если ты навестишь отца и передашь ему от меня привет, то вечером мы посмотрим кино. Годится?
— И Джастин тоже? — решил поторговаться Кевин.
— Почему бы и нет? — согласилась Энн. Порывшись в сумке, она извлекла десятидолларовую банкноту и протянула ее сыну. — Позвони в больницу перед тем, как отправишься туда, и спроси, не нужно ли чего-нибудь отцу.
Когда мать исчезла за дверью, Кевин с интересом посмотрел на купюру. Если окажется, что отцу ничего не нужно, значит, деньги он сможет оставить себе.
Однако его надежды не оправдались. Когда он пришел в больницу, от десяти долларов осталось совсем немного, так как отец попросил его купить кое-какие журналы.
— Так над чем там работает сейчас твоя мама? — спросил Гленн, когда сын вручил ему «Ньюсуик» и «Дайджест архитектуры». — Я думал, что она все еще роется в архиве полицейского участка.
Кевин плюхнулся на стул у изголовья кровати и с любопытством посмотрел на экран монитора.
— Какое-то убийство, — равнодушно заявил он. — Что-то связанное с тем парнем, которого казнили на прошлой неделе.
Гленн заметно помрачнел, не понимая, о чем говорит его сын. Каким образом это убийство может быть связано с человеком, которого уже нет в живых?
— Ты имеешь в виду Ричарда Крэйвена?
Кевин пожал плечами:
— А кого же еще? Я слышал, как мама что-то говорила насчет спецгруппы по делу Крэйвена. По-моему, речь шла именно о нем.
Когда отец надолго замолчал, Кевин осторожно потрогал рукой монитор.
— Папа, когда ты вернешься домой?
Гленн проигнорировал вопрос сына и нажал на кнопку пульта дистанционного управления, включая телевизор. Перебрав несколько каналов, он остановился на том, где показывали угрюмое трехэтажное здание серого цвета. Тротуар перед жилым домом был обнесен желтой полицейской лентой, а на противоположной стороне улицы собралась большая толпа зевак. Бодрого вида репортер сообщал краткие новости о том, что произошло в доме.
— Жертвой убийцы оказалась Шанель Дэвис — одинокая безработная женщина, проживавшая в квартире на втором этаже. Мы уже сообщали раньше о том, что ее тело было изуродовано таким же образом, как все жертвы ныне покойного Ричарда Крэйвена, а также о том, что…
Гленн мгновенно выключил телевизор.
— Как это понимать, черт возьми?! — воскликнул он так громко, что Кевин даже подпрыгнул на стуле.
— Что ты имеешь в виду? — спросил парень. — Я просто хотел узнать…
— Да при чем тут ты! — раздраженно перебил его отец. — Я имею в виду это убийство! Что там творится?
Кевин растерянно огляделся, словно подыскивая путь к бегству. Что случилось с его отцом? Почему он так разволновался? В этот момент Гленн посмотрел на сына жгучим, пронизывающим взглядом, которого Кевин никогда не замечал у отца.
— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, Кевин. Я хочу, чтобы ты принес мне из дому все те бумаги, которые хранятся в мамином столе. Ты знаешь, какие бумаги я имею в виду? Те самые, которые мама собирала по делу Ричарда Крэйвена.
Кевин нервно заерзал на стуле. Разумеется, он знал, где находятся бумаги, но он также знал и другое — ни в коем случае нельзя лазить в мамин стол.
— Я думал, тебе наплевать на всю эту макулатуру. Ты же сам когда-то говорил, что… — он замялся, стараясь вспомнить те слова, которые сказал отец маме накануне ее поездки в Коннектикут.
— Может быть, — прервал ход его мыслей отец, — я изменил свое мнение об этом деле.
Он как-то странно посмотрел на сына и захихикал с совершенно незнакомыми Кевину интонациями.
— Доктор Фарбер говорит, что мне придется бездельничать около двух месяцев и что мне непременно нужно найти себе какое-нибудь хобби. Увлечение твоей мамы делом Крэйвена вполне может стать моим новым хобби.
Кевин благоразумно промолчал. Что же происходит, в конце концов? У отца никогда не было никакого хобби, он терпеть не мог подобных штучек. И вдруг Кевин вспомнил то самое слово, которое отец часто говорил матери, когда речь заходила о Ричарде Крэйвене.
Патология.
Да, именно так. Он всегда называл поступки Крэйвена патологией.
Почему же в таком случае отец вдруг заинтересовался этим Ричардом Крэйвеном? И тут Кевин вспомнил позавчерашний разговор с матерью, когда она вернулась домой после беседы с доктором Фарбером: «Нас ожидают нелегкие времена, дети. Вашему отцу придется изменить свой образ жизни. Он должен как можно меньше работать и как можно больше отдыхать. Нам будет очень нелегко приспособиться к этому. Что вы мне скажете? Вы сможете приноровиться к новому порядку? Привыкнуть к переменам в нашем доме?»
Тогда Кевину показалось, будто речь идет о таком пустяке, что и говорить о нем не стоит. Но теперь он начал понимать, что дело далеко не пустячное. У него даже появилось ощущение, что отец перестал походить на себя прежнего. Порой он казался Кевину совершенно чужим человеком. Правда, мать предупредила, что отец станет немножко другим, но не до такой же степени, в конце концов! С подобным обстоятельством будет чрезвычайно трудно смириться.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил Гленн, когда молчание сына затянулось. — Тебе нравится мое новое хобби или нет?
Кевин поднялся со стула и попятился к двери.
— Да, папа, — сказал он, стараясь не смотреть отцу в глаза. — Прекрасная идея. Разумеется, я притащу тебе все эти бумаги. До встречи.
Кевин вышел из больницы, напряженно размышляя над словами отца. А если забыть о его просьбе и вообще не показываться ему на глаза? Пару недель назад реакция отца на подобное поведение была бы совершенно ясной и предсказуемой: отец просто наорал бы на него и через минуту забыл бы обо всем. Но сейчас Кевин не был уверен, что все произойдет именно так. После сердечного приступа отец стал совершенно другим. Нет, лучше сделать так, как приказано.