Глава 5

Толпы возбужденных демонстрантов начали собираться перед зданием тюрьмы еще за день до казни. Они установили на небольшой лужайке палатки и стали быстро заполнять все пространство своими машинами, тентами и фургонами. Всю ночь напролет в их лагере горели костры, а сами они без устали орали песни протеста и выкрикивали звучные лозунги, протестуя против казни, как они утверждали, невинного человека. Ходили также слухи, что какой-то адвокат собрал уникальный материал, который якобы поможет спасти Ричарда Крэйвена. Весьма популярной была версия о том, что губернатор штата может в последний момент передумать и отменить казнь, руководствуясь принципами милосердия.

Однако к утру дня казни все слухи и сплетни насчет предстоящего чудесного спасения Крэйвена понемногу начали стихать, сменившись напряженным ожиданием.

Энн Джефферс молча наблюдала за толпой демонстрантов с верхнего этажа административного корпуса тюрьмы. Кое-где все еще дымились остатки вчерашних костров. Сколько их собралось у тюрьмы — тысяча? И кто им сказал, что их чувства относительно того, что должно здесь произойти, менее значимы, нежели ее собственные? Она вспомнила встревоженное лицо своей дочери, когда несколько дней назад они спорили за обедом о сущности и целесообразности смертной казни. Хэдер тогда со свойственной ей горячностью и юным задором доказывала, что правительство не имеет никакого права казнить своих граждан.

— Смертная казнь — это то же самое убийство, — убеждала она мать. — Мы же так гордимся тем, что являемся христианской нацией, но почему-то забыли десятую заповедь. «Не убий» — гласит она, если ты еще помнишь Библию. Разве это не означает, что смертная казнь является делом неправедным?

И вот сейчас, вспомнив слова дочери, Энн пыталась понять, когда же она, Энн Джефферс, утратила способность смотреть на мир невинными глазами и видеть его таким, каков он есть на самом деле. А ведь еще несколько лет назад она целиком и полностью была согласна с Хэдер. Что-то произошло с ней за это время. Где-то на этом пути был момент, когда сна решила, что в некоторых случаях смертная казнь является совершенно неизбежной и оправданной. Отчасти сама работа в газете привела ее к этому выводу — уж слишком много жестокостей ей пришлось повидать за последние годы.

Глядя на толпу, она обнаружила, что среди демонстрантов было немало людей се возраста и даже намного старше. Впереди всех в инвалидной коляске гордо восседала престарелая бабуля в крестьянской юбке. В морщинистых руках она держала плакат со словами: «Смертная казнь — это убийство».

«Мне нужно непременно поговорить с ней, — подумала Энн. — Я должна поговорить с этой женщиной, прежде чем вернусь домой».

Ее мысли были прерваны громким звонком телефона. Вендел Растин снял трубку, что-то буркнул в нее и положил на рычаг.

— Пора, — сказал он, обращаясь к ней. Открыв дверь своего кабинета, он очень удивился тому, что Энн осталась стоять у окна. — С вами все в порядке?

Энн нахмурилась и попыталась вразумительно объяснить то, что происходило с ней.

— Я не знаю, — сказала она и пожала плечами. — Я… О Господи, я настолько запуталась, что не могу сказать о своих чувствах ничего определенного. Еще вчера мне все казалось совершенно ясным и понятным, а сейчас…

— Вам вовсе не обязательно присутствовать при этом, — резонно заметил начальник тюрьмы. — Можете подождать здесь, если хотите.

Какие-то доли секунды Энн испытывала сильнейшее искушение воспользоваться предложением Растина, но тут же отбросила соблазнительную мысль и решительно покачала головой:

— Нет, я просто не могу себе этого позволить. Что обо мне скажут люди? Ведь я всех убедила в том, что он заслуживает смерти, а теперь увильну от присутствия на его казни.

Вендел Растин понимающе кивнул:

— Я знаю, Энн, но должен вам сказать, что выступать за смертную казнь и наблюдать ее своими собственными глазами — совершенно разные вещи. Мне об этом сказали знающие люди.

Ее стали одолевать сомнения. Как было бы хорошо остаться в кабинете и подождать, пока все не закончится.

— Ничего, — решительно сказала она и твердой походкой вышла из кабинета. — Все будет нормально.

В ее душе еще боролись противоречивые чувства, но она убедила себя в том, что присутствие при казни — ее работа и ее нужно сделать добросовестно.

Рядом с комнатой, где находился электрический стул, располагалось небольшое помещение для зрителей. Когда Энн вошла на галерею, там уже было полно народу. Повсюду мелькали знакомые лица адвокатов, полицейских офицеров и высокопоставленных чиновников. Марк Блэйкмур, командир группы особого назначения Сиэтла, уже сидел в первом ряду и приветливо помахал ей рукой, приглашая к себе. Она облегченно вздохнула, увидев земляка, и направилась к нему. Тяжело опустившись на свободное место, она с ужасом обнаружила, что оказалась как раз перед зловещим орудием казни.

Электрический стул поражал своей простотой и какой-то ужасающей обыденностью. Он был сделан из дерева, имел довольно широкое основание и множество кожаных ремешков, которыми прикрепляли к стулу преступников. Над спинкой стула висели два электрода, подсоединенные к толстому электрическому кабелю. Вся камера была залита ярким светом четырех мощных ламп, укрепленных на потолке. Энн тупо уставилась на электрический стул, чувствуя, что у нее пересохло во рту. В этот момент погасили свет в помещении для зрителей, а в камеру ввели Ричарда Крэйвена. На какое-то мгновение он остановился в дверях и тоже посмотрел на электрический стул. Энн показалось, что на его побелевших губах промелькнула едва заметная улыбка. Затем он решительно подошел к стулу и сел. Он был босиком, в светлых брюках свободного покроя и такой же светлой рубашке с короткими рукавами. Его одежда выглядела настолько нелепо, что казалось, будто ее специально придумали, дабы унизить человека в последние минуты его жизни. Охранники стали лихорадочно пристегивать приговоренного ремнями к стулу — ноги к ножкам, руки к подлокотникам, а торс к спинке. Затем в камеру вошел священник и стал что-то говорить Крэйвену. Тот спокойно выслушал его, не удостоив даже самым коротким ответом. После ухода священника охранники смочили электроды в соленой воде и прикрепили один из них к стриженой голове Крэйвена, а другой — к его правой ноге. Напоследок они еще раз проверили качество своей работы и вышли из камеры, плотно прикрыв за собой дверь.

В комнате для зрителей воцарилась гробовая тишина. Энн посмотрела на часы. Полдень наступит через тридцать секунд. Она стала озираться в поисках телефона и только потом сообразила, что подсознательно ждет неожиданного звонка, который прервет этот зловещий спектакль. В каком-то фильме она уже видела подобную сцену, но реальная жизнь, увы, оказалась гораздо проще. В комнате не было никакого телефона — во всяком случае, Энн его не видела. Может быть, Ричард Крэйвен тоже искал глазами телефон, один звонок которого мог сохранить ему жизнь?

Она собралась с силами и посмотрела на Крэйвена. Ее уже предупредили, что комната для зрителей отделена от камеры толстым стеклом, прозрачным лишь с одной стороны, но ей почему-то показалось, будто он видит ее и, более того, смотрит ей прямо в глаза. Ей также показалось, что в этот последний миг его жизни глаза Ричарда Крэйвена утратили свою обычную холодность и в них появились проблески человеческих чувств — точнее, одного необыкновенно сильного чувства. Этим чувством была ненависть. Энн почти физически ощущала, как ненависть огненным шаром вырвалась из груди Крэйвена и, словно жало змеи, впилась в ее тело, загадочным образом проникнув сквозь толстое стекло… Энн стоило невероятных усилий остаться на месте, а не сорваться вихрем куда глаза глядят. В этот момент Ричард Крэйвен резко дернулся и забился в конвульсиях, получив первый электрический удар напряжением в две тысячи вольт.

Энн вздрогнула и почувствовала приступ удушья, словно ее тоже подключили к невидимому электрическому кабелю. Всем своим существом она была с человеком, который бился в предсмертных судорогах за толстым стеклом. После второго удара током она издала приглушенный стон и закрыла глаза. Сидевший рядом с ней Марк Блэйкмур тихо считал секунды. Дойдя до конца второй минуты, он повернулся к ней:

— Вот и все, Энн, пойдем домой.

Она словно прикипела к своему месту, не находя в себе достаточно сил, чтобы покинуть зал. Тем временем в камеру вошел доктор и после беглого осмотра констатировал смерть Ричарда Крэйвена. Охранники отстегнули ремни и вынесли из камеры бездыханное тело. Зал уже давно опустел, а Энн все еще сидела в первом ряду, тупо уставившись на пустой электрический стул. Именно в этот момент она поняла: в ней что-то изменилось, хотя она и не знала пока, что именно. Энн знала одно: ей никогда не забыть того, что произошло на ее глазах, ей никогда не избавиться от того мерзкого чувства, которое она испытала под предсмертным взглядом Ричарда Крэйвена.

В ее сознании неожиданно всплыл образ Гленна. Ей захотелось оказаться рядом с мужем, почувствовать приятное тепло его рук на своих плечах и его губ на своих губах. Он сильный человек и поможет ей справиться с этой бедой. Все будет нормально. Жизнь продолжается. Через несколько часов она снова окажется дома, рядом со своим мужем и детьми, а через несколько дней, пусть даже через несколько недель, она станет потихоньку забывать то ужасное зрелище, свидетелем которого ей только что пришлось стать. Но сумеет ли она забыть тот взрыв ненависти, в эпицентре которого она оказалась по своей собственной воле? Не будет ли мертвый Ричард Крэйвен преследовать ее до конца ее жизни?

Загрузка...