Глава 14

Он спрятался в темноте, надеясь, что его никто не найдет, но где-то вдали послышались шаги. Это были шаги взрослого человека, который неумолимо приближался к нему.

Он затаил дыхание, опасаясь, что даже малейший вздох может выдать его местонахождение, и тогда отец найдет его. Конечно, глупо было надеяться отсидеться в укрытии, так как отец и без того знал, где скрывается его сын, и всегда находил его. Где бы сын ни прятался, зловещие шаги отца всякий раз неумолимо приближались к нему, рождая в душе невыразимый ужас.

Иногда мальчику казалось, будто он вот-вот умрет от страха, однако смерть щадила его. Вот и сейчас он сжался в маленький комочек и подумал, что не умрет никогда и весь этот ужас будет продолжаться вечно.

Он хорошо знал, что произойдет в следующую минуту, но не мог понять, почему это должно произойти, что плохого он сделал своему отцу и чем заслужил подобное наказание.

В конце концов он пришел к выводу, что отцу просто нравилось это делать.

Мальчик никак не мог вспомнить, когда это все началось, как, впрочем, не мог вспомнить и того времени, когда этого не происходило. Это наказание преследовало его всегда и висело над ним как первородное проклятие.

Шаги отца звучали все ближе и ближе, а мальчику в этот момент хотелось сжаться до такой степени, чтобы стать невидимым, полностью исчезнуть, — тогда отец никогда больше не найдет его. Раньше мальчик часто молился, но и молитвы не помогали ему.

Отец уже вплотную подошел к двери. Вот сейчас он распахнет ее, и яркий луч света разрежет темноту, обнаруживая забившегося в угол мальчика. Так и случилось.

Может быть, он выдал себя резким движением руки, закрывая глаза от яркого света?

В тот же миг огромная лапа повисла над маленьким комочком плоти, затаившим дыхание от животного страха. Мальчик не выдержал и начал тихонько всхлипывать, подрагивая всем своим тельцем. Он знал, что должен держать себя в руках.

Должен был, но не мог.

Волосатая рука схватила мальчика, приподняла его и понесла туда, где все было залито ярким светом и где стояла та проклятая койка, которую отец специально притащил в подвал. Вскоре мальчик был туго привязан к ней за руки и за ноги, а отец начал медленно раздеваться.

Самое ужасное началось тогда, когда отец стал прикреплять к его телу металлические зажимы. Вначале он прикрепил их к пальцам ног и рук, что было еще более или менее терпимо. А вот когда он начал цеплять зажимы к маленьким соскам его груди, мальчик не выдержал и застонал, понимая при этом, что его никто не услышит.

И все же самую ужасную боль он испытывал тогда, когда отец прикреплял зажим к его пенису. Вот и сейчас боль сделалась настолько невыносимой, что мальчик оглушительно закричал и забился, словно в агонии. Но и это было еще далеко не все. Через минуту его тело забилось в судорогах от первого электрического удара, за которым последовали остальные. Мальчик уже не мог кричать, а только сдавленно хрипел и конвульсивно подергивался, умоляя Бога, чтобы тот избавил его наконец от этой чудовищной боли.

* * *

Душераздирающий крик сорвался с перекошенных губ Гленна Джефферса и разорвал тишину с палате № 308 реанимационного отделения. Энн Джефферс, которая лишь пять минут назад пришла перед работой навестить мужа, оцепенела от неожиданности и широко раскрытыми глазами наблюдала за конвульсивными подергиваниями тела Гленна. Не успела она опомниться, как все провода и датчики оказались сорваны, а на мониторах появилась угрожающе прямая линия. В следующее мгновение белая трубочка соскочила с внутривенной иглы и на белой простыне появились первые капли крови. Увидев кровь, Энн тут же пришла в себя и бросилась к двери на поиски медсестры. Но на пульте уже прозвучал сигнал тревоги, и к палате бежали люди в белых халатах. Энн вернулась к мужу, чувствуя себя совершенно беспомощной и разбитой. Она очень хотела помочь ему, но не знала, как это сделать и что с ним происходит.

— Он спал, — растерянно пробормотала она, когда Гленна окружила толпа медиков. — Все было нормально, и вдруг… — она замолчала, осознав, что ее никто не слушает.

Санитары навалились на Гленна, а сестра тем временем пыталась приладить трубку к внутривенной игле. Гленн отчаянно сопротивлялся, конвульсивно дергая руками и ногами. Энн вдруг поняла, что он уже проснулся, и оторопело смотрела на мужа, не находя никаких объяснений его поведению. В его глазах она видела лишь одно — бесконечный ужас.

— Гленн! — неожиданно закричала она, не выдержав напряжения. — Ради Бога, Гленн, успокойся! Они хотят помочь тебе!

Услышав ее слова, Гленн на какое-то мгновение застыл, а затем рухнул на подушку и стал судорожно хватать ртом воздух. Вскоре кризис миновал.

— Что с ним случилось? — встревоженно спросила Энн медсестру, когда та закончила восстанавливать все проводки и датчики. Приборы при этом показывали нормальное давление, вполне приемлемый пульс и практически ровное дыхание.

— Эй, — неожиданно прозвучал слабый голос Гленна. Для Энн это было лучшим утешением, чем успокаивающие слова медсестры. Она присела на край его кровати и взяла его руку.

— Дорогой, что с тобой? Что это было?

В течение нескольких секунд Гленн лежал молча, пытаясь вспомнить все подробности только что увиденного кошмарного сна. Еще никогда в жизни он не испытывал подобного ужаса.

— Это был просто сон, — тихо сказал он, крепко вцепившись в руку жены. — И к тому же не самый приятный.

— Сон? Господи, у тебя же никогда не было кошмаров…

— Но у него и сердечных приступов никогда не бывало, — вмешалась медсестра. — Да и такого количества лекарств он никогда не принимал, если судить по его медицинской карте.

Энн перевела взгляд на медсестру:

— Вы хотите сказать, что это было результатом чрезмерного употребления медикаментов?

— Думаю, что вам следует поговорить об этом с доктором, — уклонилась от ответа медсестра, явно жалея о своих словах.

— Да, пожалуй, — согласилась с ней Энн.

Гленн тоже пожалел, что рассказал им о том, что видел кошмарный сон. Его жена была упряма — если она вцеплялась во что-нибудь, то не отступала, не выяснив все до конца.

— Успокойся, дорогая, все нормально. Ведь это был всего лишь сон, о котором я уже почти забыл, — он посмотрел на часы. — Ты не опоздаешь на работу?

— Если у тебя была плохая реакция на медикаменты… — начала было Энн, но потом замолчала, видя, что Гленн приложил палец к губам.

— Ничего страшного, — солгал он. — Я даже не помню всех подробностей этого сна.

Он почувствовал, что его веки тяжелеют, и закрыл глаза.

— Ступай на работу и не волнуйся. Со мной все будет хорошо.

Энн пристально посмотрела на мужа, а потом перевела взгляд на медсестру.

— С ним действительно все нормально?

— Я дала ему успокоительное, — отрезала медсестра. — Я понимаю, миссис Джефферс, что вы слегка напуганы, но поверьте мне, все идет хорошо. Если хотите, я могу позвать доктора…

— Нет-нет, не стоит, — возразила Энн, опасаясь, что будет выглядеть слишком глупо. — Это просто… я полагаю… Я просто никогда не видела его в таком состоянии.

Она встала с кровати и наклонилась над мужем, чтобы поцеловать его на прощание. В этот момент ей показалось, будто он уже засыпает. Облегченно вздохнув, она направилась к двери, но голос Гленна неожиданно остановил ее:

— Энн!

Она резко повернулась и посмотрела в его едва приоткрытые глаза.

— Что, дорогой?

— Ты бегала сегодня утром?

Энн удивленно заморгала. Что за вопрос, черт возьми? Почему он спрашивает об этом?

— Разумеется, бегала, — сказала она и шутливо добавила: — Я же должна быть в форме, правда? Кто будет ухаживать за тобой, когда ты вернешься домой?

Гленн слабо улыбнулся, но его улыбка неожиданно превратилась в гримасу.

— Будь осторожна, хорошо?

— Осторожна? — эхом повторила она, не понимая, что он имеет в виду. — А чего мне нужно остерегаться?

Гленн замолчал. Она подождала несколько секунд, а потом снова повернулась к двери, решив, что он уже спит.

— Там много всяких подонков.

Энн с тревогой посмотрела на мужа, но тот лежал с закрытыми глазами и ровно дышал, словно во сне. После минутного замешательства Энн кивнула медсестре, тихонько вышла из палаты и спустилась на лифте вниз. Уже возле машины она повернулась назад и посмотрела на окно той палаты, в которой остался ее муж.

В ее сознании эхом звучали его последние слова:

«Там много всяких подонков».

Открыв дверцу машины, она бросила взгляд на угрюмое кирпичное здание, стоявшее напротив больницы. Какой-то человек смотрел на нее из окна, и на мгновение их глаза встретились. Это был мужчина — вероятно, лет шестидесяти или чуть меньше, в майке, небритый и взъерошенный. Однако Есе эти детали мгновенно потеряли значение, как только она увидела его глаза. Это были глаза поверженного человека — человека, потерпевшего сокрушительное поражение в борьбе с окружающим миром. Но Энн заметила в этих глазах не только крушение всех надежд, но и нечто большее.

В них была ярость.

В ту же секунду мужчина исчез в глубине комнаты, а Энн еще постояла какое-то время, пристально глядя на угрюмый кирпичный дом. Ее поразило, что замеченный ею человек выглядел примерно так же, как и дом, в котором он жил, — грязным, неухоженным и изрядно потрепанным. Печальная картина. Неужели весь этот дом наполнен такими же несчастными людьми, для которых жизнь превратилась в невыносимую рутину?

Весьма вероятно.

Энн снова повернулась к больнице и посмотрела на окно Гленна. Возможно, именно это он и имел в виду: проснулся утром, увидел в окно угрюмое здание, а может, и того самого типа, который только что промелькнул в окне, и решил предупредить ее.

Вздрогнув от утренней прохлады, Энн села с машину и быстро поехала прочь.

Загрузка...