День ото дня Кэйла чувствовала себя все увереннее в роли колдуньи. Люди приходили в дом Денизе и с самого Венге, и с его окрестностей – за целебными зельями, мазями, притирками, за несложными чарами. Дневник Денизе был для Кэйлы лучшим помощником и ориентиром.
И можно было остановиться на этом, но она не забывала ни на миг, что жизнь ее отныне расколота на две половины. Порой Кэйла ловила себя на мысли, что не знает, какая из двух реальностей – ее реальность, какой из двух миров – ее мир. Прошлое и настоящее слились… но только в одной из осколков ее жизни она на самом деле могла что-то изменить. Отсюда это укоренившееся ощущение, что делает она недостаточно.
Кэйла ехала по городу на своем внедорожнике, скользя взглядом по заполненным людьми улицам, по жилым высоткам и торговым центрам, а перед ее глазами вставала совсем иная, уже немного позабытая, поблекшая картина. Скверна, расползающаяся по окружающему пространству и уродующая яркую весеннюю зелень своей чернотой. Неужели Кэйла и впрямь волею судьбы коснулась тайны, которая волновала миллионы людей по всему миру? Лицом к лицу столкнулась с загадкой, что стало с прежним миром… и каким он был?
В мире Денизе вряд ли существовали огромные центры, изучающие историю ее мира, его прошлое и настоящее. Чего не скажешь о мире Кэйлы. Архив… Если где и искать ответы на самые странные и сложные из вопросов, так это там.
Архив Креарка представлял собой четырехэтажное прямоугольное здание, изнутри очень сильно напоминающее библиотеку. Ощущение, однако, обманчивое. У рядовых горожан был доступ не ко всем секциям «библиотеки». А за стенами из книг прятались комнаты с реликтами и даже реликвиями, которые изучали исследователи.
Кэйла бесконечно долго бродила среди стеллажей, скользя кончиками пальцев по корешкам книг и не зная, на какой остановиться. Потом впала в другую крайность: набрала сразу дюжину книг, слабо представляя, какая именно сможет ей пригодиться. Беда в том, что полки Архива ломились от научных работ, посвященных Старому миру. Чтобы перечитать их все, не хватит и целой жизни.
Не хватит, пожалуй, даже двух, что имелись в ее распоряжении.
В чем сходилось большинство историков и исследователей, так это в том, что Старый мир во многом был похож на их собственный – или же Новый мир построили по лекалам Старого, что остались на полотне мироздания. Однако Кэйла поймала себя на мысли, что ей не так уж и интересно, каким Старый мир представал в глазах людей Нового мира – во всяком случае, в том, что касалось архитектуры, быта, обычаев и культуры. Все это она видела своими глазами или же могла узнать сама, находясь непосредственно в реальности Денизе.
Куда больше ее интересовала религия – воплощенная в древних текстах и реликвиях вера в Амерей. Да, люди Нового мира знали о ней. Правда, не так много. Кэйле встретились упоминания о «дочерях Амерей», которых еще называли «дочерьми света». А еще – об их «загадочных спутниках», судя по всему, паладинах. Однако в текстах не было и слова о том, что «дочери Амерей» были белыми колдуньями… и что за них, не имеющих права отнимать чужую жизнь, убивали паладины.
В одной книге Кэйла даже обнаружила отрывки из неких старинных фолиантов из мира Денизе. Однако явно не из ее страны – язык, на котором они были написаны, Кэйле оказался незнаком. Она подалась вперед, с неподдельным интересом вглядываясь в непонятные, загадочные слова. Черная жемчужина, кулоном венчающая цепочку, качнулась вперед, и Кэйла инстинктивно сжала ее в руке. Она уже ловила себя на том, что часто делала так, когда нервничала или глубоко уходила в свои мысли. Ощущение символа ее связи с Денизе в руке успокаивало и придавало уверенности.
В тот момент, когда жемчужина коснулась кожи ладони, Кэйла почувствовала… странное. Слова на чужом языке на миг расплылись, а когда зрение прояснилось, быть незнакомыми они перестали. Кэйла ахнула. Конечно, она и прежде догадывалась, что их связь с Денизе – и Старым миром – сохраняется и в ее родной реальности. Но увидеть это воочию – совсем другое.
Оправившись от изумления, она вгляделась в древние слова. В нескольких строчках таился рассказ о связи белых колдуний и паладинов – все то, что она уже слышала от Джеральда. Правда была у исследователей прямо перед глазами. Они просто не могли ее распознать.
Что-то внутри вдруг воспротивилось такому положению вещей. Паладины выполняли невероятно важную работу – неблагодарную, можно даже сказать. А им в истории Старого мира достались какие-то жалкие несколько слов: «спутники», «защитники»… и больше ничего.
«Конечно, это просто твое обостренное чувство справедливости, и Джеральд тут совсем ни при чем», – едко произнес внутренний голос.
Голос этот – женский, низковатый, с хриплыми нотками – мог бы принадлежать Денизе. Во всяком случае, отчего-то именно им Кэйла читала строки из ее дневника.
Правда и в том, что разговор с Джеральдом не желал выходить у нее из головы. Они жертвовали всем, чтобы белые колдуньи смогли исполнить волю Амерей. Обрекали себя на лишения и одиночество, обагряя руки кровью, только чтобы душа колдуний оставалась так же бела, незапятнанна.
Поддавшись некоему импульсу, Кэйла поднялась из-за стола и подошла к стойке младшего архивариуса (как гласил бейдж на его груди). Неловкость и стеснительность напомнили о себе – они часто появлялись, если приходилось говорить с незнакомцами и, тем более, обращаться к ним за помощью. Однако Кэйла, перебарывая себя, улыбнулась высокому молодому мужчине за стойкой, облаченному в ладно скроенный серый костюм.
– Извините, я…
А что, собственно, она? Собравшись с духом, Кэйла попробовала еще раз:
– Что делать, если я нашла в одной из книг некую… м-м-м… неточность?
И только договорив фразу до конца, она поняла, как смешно и нелепо та звучит. Архивариус явно разделял ее мнение. Его правая бровь взлетела вверх, уголок рта иронично изогнулся. Окинув Кэйлу взглядом с ног до головы, он насмешливо спросил:
– А откуда вам известно, что эта информация… м-м-м… неточна?
«Он намеренно повторил мою интонацию?!»
Кэйла не дала смущению целиком и полностью завладеть ею, хотя щеки уже пылали. «Там, за завесой реальности ты – подающая надежды ученица колдуньи. Ты помогаешь людям и заслуживаешь уважения с их стороны. В том числе и со стороны этого напыщенного индюка в сером».
Она вскинула подбородок повыше, чтобы придать горделивости вынужденному взгляду снизу вверх. Размеренным тоном, подражая «внутреннему голосу Денизе» в своей голове, произнесла:
– Я не собираюсь раскрывать свои источники.
– Мисс, – не скрывая пренебрежения, протянул архивариус. – Боюсь, это напрасная трата времени.
Взгляд Кэйлы скользнул вправо. На стене рядом со стойкой в красочных буклетах описывалась вся история Архива. Там же содержалась информация о приеме реликтов от «независимых искателей».
– Я – независимый искатель. И в мои руки попала информация, которая заслуживает рассмотрения.
Кэйла намеренно говорила более мудрено, как подростки обычно не говорят, надеясь обмануть бдительность архивариуса. Не вышло.
– Да вам лет пятнадцать!
– С каких пор выглядеть молодо для своих лет – это преступление? – возмутилась она.
Но в тот же миг, чуть остыв и растеряв львиную долю энтузиазма, Кэйла поняла, что ее попытка отстоять честь паладинов с самого начала была обречена на провал. Как она докажет собственную правоту? Ученые не полагались на праздные слухи.
– Я могу поговорить с кем-то из исследователей?
– Вы можете оставить официальный запрос, – буркнул младший архивариус, стремительно теряя к ней интерес. – Если вашу находку – или что у вас там – сочтут достаточно значимой и интересной, с вами свяжутся.
Находка… Кэйла снова поймала себя на том, что сжимает жемчужину в ладони. Ее она, конечно, никому не отдаст и секрет ее не выдаст, но…
Прищурив глаза, она смерила архивариуса подозрительным взглядом. Не может ли он каким-то образом посодействовать тому, что ее запрос отклонят? Возможно, с подозрительностью она и перебарщивала, но кто его знает… Еще сочтет происходящее глупой шуткой.
Кэйла разузнала контакты отдела, специализирующегося на реликвиях, и одного из старших исследователей и с чистой совестью была такова. Однако перед этим сфотографировала страницу из книги на свой телефон. Уже дома составила письмо, в котором привела отрывок о белых колдуньях и паладинах, старательно переведенный с помощью жемчужины. А также намекнула о наличии у нее предмета, который и сделал перевод возможным. Указала так нелегко доставшиеся ей контакты, кликнула на кнопку «отправить» и с чувством глубочайшего удовлетворения захлопнула крышку ноутбука. И вдруг рассмеялась изумленным смехом.
Что это на нее нашло? И ведь не спишешь на то, что часть своей жизни она проводила в маске уверенной в себе колдуньи. Одно дело – притворяться кем-то и совсем другое – быть им. К тому же, если верить Джеральду, Денизе принимала участь паладинов как должное.
Кэйле нравилось это новое чувство – чувство, что она способна хоть что-то изменить. Но пока она меняла – понемногу, по кирпичику – лишь свою собственную жизнь… Она снова включила ноутбук, открыла почту и перечитала недавно полученное письмо. Элли, член Клуба волонтеров, приглашала ее встретиться.
Улыбаясь своим мыслям, Кэйла вышла из дома. Застыв на мгновение, окинула задумчивым взглядом горизонт. Где-то там ее ждали неисследованные осколки древнего мира, города-призраки, руины храмов и святилищ… Качнув головой, она села в машину. Настоящие приключения ждали ее по ночам.
Элли оказалась светловолосой девушкой с очаровательными ямочками на щеках. Она подробно рассказала Кэйле о Клубе и поблагодарила за желание к нему присоединиться.
– Многие считают, что для детей-сирот нет ничего лучше, чем получить новую игрушку. Но есть то, что куда ценнее – человеческое внимание. Сироты часто чувствуют себя брошенными, да и жизнь в приюте безоблачной не назовешь. Мы общаемся с ними, играем, стараемся чему-то научить. Что ты по этому поводу думаешь?
– Мне никогда прежде не приходилось сидеть с детьми, – призналась Кэйла. – Но… год назад у меня умерла мама. Знаю, это не то же самое. Я росла, окруженная заботой, меня любили… Но именно сейчас, когда я ее потеряла, я могу понять, что чувствуют эти дети.
Элли серьезно кивнула, словно именно такого ответа и ждала.
– Значит, вы можете помочь друг другу. Дарить тепло ничуть не хуже, чем его получать.
Кэйла улыбнулась, соглашаясь.
– Вот уже несколько лет мы тесно сотрудничаем с центром помощи детям «Солнечный луч». Туда мы обычно и отправляем новичков-волонтеров – все-таки атмосфера там полегче, нежели в приютах. Не такая давящая и обреченная. Готова приступить сегодня?
– Так скоро? – нервно воскликнула Кэйла.
Страх и неуверенность вернулись, словно и не уходили никуда. А потом она вспомнила свой долгий, долгий сон. Силу, которая зажигалась в ее ладонях, магию, которая текла в ее крови. Там она, рискуя, помогала людям, призывала на помощь звериную кровь, чтобы стать сильней, не опасаясь помешательства или последствий еще более серьезных и страшных. Так почему же она так боялась сейчас, когда всего-то и требовалось, что встретиться с детьми, которым не хватало заботы, внимания и толики тепла?
Пристыдив саму себя, Кэйла вскинула голову и твердо взглянула в глаза Элли.
– Я готова.
Казалось, Элли удивила перемена в ее настроении, но свои мысли она предпочла оставить при себе. Вместо этого сказала:
– С тобой еще будут Лесли и Кейн, оба – волонтеры со стажем. Кейн – замечательный художник, он учит детей рисовать. Лесли обучает их музыке.
– А что делать мне? Я ничего не умею, – растерялась Кэйла.
«Кроме того, как ловить азему, готовить зелья и связывать мать и сына нерушимыми чарами. И то, не в этой реальности».
– Пока просто понаблюдай, – мягко сказала Элли. – Пообщайся с детьми – это нужно им не меньше, чем уроки музыки и рисования.
На том они и простились. В детский центр Кэйла входила нервная, напряженная, несмотря на компанию в лице Лесли и Кейна – милую парочку молодых людей чуть постарше, искрящихся энергией и по уши влюбленных друг в друга. Она увидела десятки детских лиц, глядящих на них с затаенной надеждой и восторгом. Совершенно потерянная, встала рядом с Лесли. Кейн начал урок – раздал кисти и краски, и водрузил на стол в центре комнаты плюшевого медведя. Дети принялись рисовать, поглядывая то на свои детские миниатюрные мольберты, то на игрушку.
– Подойди к ним, поговори, – шепнула Лесли. – Просто спроси, как их зовут или как они назвали бы медведя. Похвали за красивый рисунок. Поверь, иногда даже такой мелочи бывает достаточно, чтобы вызвать на лице ребенка улыбку.
Следуя ее совету, Кэйла подходила к каждой крохе и заводила с ними непринужденный разговор. Хвалила картины, даже самые смешные и неказистые, ощущая тепло в груди всякий раз, когда ребенок расцветал от немудреной похвалы.
У одной картины замерла – удивленная и несколько сбитая с толку. Девочка с непослушными каштановыми локонами уверенно махала кистью, высунув от усердия кончик языка и разбрасывая капли краски по сторонам. В отличие от остальных, рисовала она не медведя. На ее холсте Кэйла увидела единорога – изумительно красивого, особенно для такой малышки.
– Потрясающе, – искренне восхитилась она.
Девочка с зелеными глазами и перемазанным в краске носом с гордостью на нее взглянула. Важно представилась:
– Люси.
Кэйла ответила ей в том же тоне, как равной. Люси деловито кивнула и полностью сосредоточилась на картине.
– Не любишь медведей?
– Просто люблю единорогов, – отозвалась Люси, вырисовывая на белом лбу закрученный рог.
– А сказки?
Люси задумалась, но лишь на мгновение, а потом пожала худыми плечиками.
– Конечно. А кто их не любит?
Кэйле в голову вдруг пришла любопытная мысль. Она рассмеялась, и Люси взглянула на нее с легким недоумением.
– Если хочешь, как-нибудь я расскажу тебе сказку о белой колдунье по имени Денизе.
– Конечно, хочу! – воскликнула Люси. Призадумалась. – А сказка будет со счастливым концом?
Кэйла улыбнулась уголком губ. Знать бы наверняка, чем закончится история Денизе… Чем закончится ее бесконечный сон. Один раз Кэйле подарили шанс спасти колдунью от гибели, которую та предчувствовала уже давно, но что-то подсказывало, что больше такого шанса не будет. Сумеет ли она правильно распорядиться данной Амерей силой? Сможет ли, подобно Денизе, разглядеть пресловутую печать смерти на лицах окружающих ее людей? И, что самое важное – сможет ли, отыскав источник, ее предотвратить?
Вопросов было слишком много, но Кэйла все же нашла в себе силы улыбнуться и уверенно сказать:
– Да, Люси. Эта история будет со счастливым концом.
Они проболтали до самого конца занятия, когда Люси торжественно вручила опешившему Кейну картину с единорогом. Кэйла уходила с улыбкой на лице, хотя пришла сюда, чтобы вызвать ее на лицах сирот. Казалось, этот день больше нужен был ей, чем детям.
Она подошла к Элли.
– Ну как? Не передумала? – с тревогой спросила та.
Кэйла помотала головой.
– Наоборот. Я придумала, что буду делать в центре.
– И что же? – спросила Элли с неподдельным интересом – ведь совсем недавно Кэйла заверяла ее, что талантов у нее нет.
– Я буду рассказывать истории.