Я что-то слышу.
Скрип. Дверца открывается, дверца моего маленького морга открывается, и тьма отступает — сквозь запечатанные веки прорывается свет, и что-то, кто-то вынимает мой хрустальный гроб.
Меня поднимают; в животе екает, словно я взлетаю вверх на качелях. Цепляюсь за это ощущение, уверяя себя в его реальности. Неужели крышка открывается? Я слышу — слышу! — сквозь толщу льда приглушенное гудение голосов. Все громче! Это не просто вибрация льда, это звуки голосов! Там кто-то разговаривает!
— Еще немного, — произносит голос, похожий на голос Эда.
— Лед быстро тает.
— Это… — Слов не разобрать за свистящим шипением.
Тепло. Впервые за триста один год я чувствую тепло. Это не лед… с легким покалыванием меня обволакивает ощущение, с которым я уже простилась навсегда. Тепло!
— Почему она не двигается? — снова говорит первый голос. Теперь он напоминает не резкий и безразличный голос Эда, а более мягкий — Хасана.
— Еще геля. — В кожу что-то втирают. Мне приходит в голову, что в первый раз за три столетия меня кто-то касается. Чьи-то руки мягко втирают в холодную плоть какую-то густую жидкость; напоминает согревающий лосьон от растяжений, которым я мазала колено после соревнований в беге по пересеченной местности, которое устроили в честь новичков. Я так счастлива, что, кажется, сейчас взорвусь.
И тут я понимаю, что не могу улыбнуться.
— Не действует, — произносит мягкий голос. Теперь он звучит печально. Разочарованно.
— Попробуй…
— Да нет, смотри, она даже не дышит.
Тишина.
Я приказываю легким вдохнуть воздух; приказываю грудной клетке подниматься и опускаться в унисон с биением жизни.
Что-то холодное — нет, я не хочу снова чувствовать холод — касается моей груди слева.
— Сердце не бьется.
Я сосредоточиваюсь на сердце — бейся, чтоб тебя! Стучи! Но разве можно заставить сердце биться? С таким же успехом я могла бы приказать ему остановиться в те дни, когда меня еще не заморозили.
— Может, подождем?
Да! ДА. Подождите… я сейчас. Просто дайте мне немного времени оттаять, и я встану со своей ледяной постели и снова буду жить. Я возрожусь, словно замороженный феникс. Только дайте мне шанс!
— Не.
Рот. Все силы, всю волю свою устремляю ко рту. Губы, двигайтесь! Говорите, кричите — вопите!
— Суй ее обратно.
Стол прогибается под тяжестью крышки, которой меня накрывают. Внутри все сжимается, когда хрустальный гроб снова убирают в ячейку морга.
Дверь со щелчком закрывается.
Я хочу кричать, но не могу.
Потому что все это не взаправду.
Это просто еще один кошмар.