Через вселенную

70 Старший

За слезами Эми что-то прячется. Она молча кивает, словно ей давно все известно. Ее печаль не изливается рыданиями, как вчера вечером. Отступив, она пропускает меня в комнату.

И тут я вижу.

— Харли, — Выдыхаю я. Руки начинают дрожать.

— Ее Орион принес, — объясняет Эми. — Харли… Наверное, заранее нарисовал…

Эми никогда не узнает, насколько на самом деле реалистична эта картина. Когда его утянуло наружу, волосы чуть сильнее прижало от резкого движения, и удивления на лице было больше — и, да, боль тоже была — но в короткое мгновение перед тем, как шлюз закрылся, корабль двинулся дальше, а самого его поглотил космос, на лице его было точно вот это самое выражение, эта радость.

— Возьми ее себе. Вы были намного ближе. Не знаю, почему он вообще подарил ее мне, а не тебе.

Замечаю рыбку у ног нарисованного Харли.

Эми всегда думала, что Харли называл ее рыбкой, потому что ее красно-оранжевые волосы гармонировали с цветами золотой рыбки, которую он писал, когда познакомился с ней. Но он так и не рассказал ей, почему вообще писал золотых рыбок, почему в его комнате живого места не было от их изображений. Просто потому, что Кейли их больше всего любила.

— Он хотел, чтобы она была у тебя, — отвечаю я. — Ты напоминала ему об одном человеке.

Мгновение мы молча впитываем в себя картину и то, что сделал Харли, то, как он нас оставил. Он по-прежнему в одиночестве, стоит и смотрит на нас, улетая.

— Я поняла, — говорит вдруг Эми, указывая на стену и вытаскивая меня из воспоминаний. — Связь между ними. Те, у кого военное прошлое, — их и убивали.

Я рассматриваю списки.

— Мой отец — тоже военный. Что, если Убийца вытащил меня вместо него случайно? — ее голос дрожит, и я спрашиваю себя почему: то ли из-за страха за отца, то ли из-за смерти Харли, а может, виновато и то, и другое.

— Я проснулся сегодня, а несколько десятков криокамер отмечены крестами. Сначала я подумал, что это Харли… но, видимо, это убийца помечал своих жертв…

— На папиной двери была метка? — Эми роняет блокнот.

— Я… не помню. — Я не о двери беспокоился, а о Харли.

— Надо проверить! — Эми направляется к двери.

Я отстаю на мгновение, чтобы захватить со стола пленку. Пока мы мчимся по коридору, я регистрируюсь в системе.

— Доступ разрешен, степень — Старшая, — щебечет компьютер под шелест открывающихся дверей лифта. По пути наверх я открываю на пленке карту вай-комов.

— Что делаешь? — спрашивает Эми, неотрывно глядя на цифры над входом.

Оттягиваю отметку времени назад и смотрю по точкам, кто, где и когда был.

Вчера вечером на карте появилась точка Харли — и с тех пор мягко мерцала у двери шлюза, периодически двигаясь по коридору и обходя криоуровень. На всем уровне больше ни души — до тех пор, пока не появляюсь я. Вот он я, и я бегу, потом останавливаюсь. Моя мерцающая точка сливается с точкой Харли, и у меня перед глазами возникает наша ссора — наша последняя ссора.

Эми наблюдает поверх моего плеча. Точки разделяются, и моя теперь мигает невдалеке лифта. Харли не отходит от двери. Интересно, чем он занимался в те последние часы. Рисовал? Размышлял?

Проматываю вперед. В районе утра появляются точки Старейшины и Дока, но они не задерживаются, а сразу отправляются в лабораторию на другом конце уровня. Я робко поднимаю взгляд на Эми.

— Я заснул, — признаюсь я. Интересно, Док со Старейшиной меня заметили?

Эми качает головой.

— Это по-любому не они сделали, так? Они вообще даже близко к замороженным не подходили.

Мы снова поворачиваемся к карте. Моя точка носится по рядам криокамер, считая нарисованные кресты.

А потом она идет к шлюзу.

Вот — я; вот — он.

А потом его точка пропадает.

В горле у меня встает ком. Перед глазами все расплывается в тот самый момент, когда точка вдруг вылетает прочь с карты и не возвращается обратно.

Эми с шумом всасывает воздух и долго не выдыхает, и только потом я слышу рядом тихое «Ах!».

— Больше никто не спускался, — говорю я, когда мы приезжаем на четвертый этаж. — Это мог быть только Харли.

— Но Харли не отходил от двери с тех самых пор, как ты пришел.

Мы смотрим друг другу в глаза. Харли не мог нарисовать эти кресты.

— Погоди, эта штука, — говорит Эми, указывая на пленку, — может отслеживать людей только через кнопки за ухом, так?

Я киваю.

— Меня на ней не видно, так?

Качаю головой.

— А что Орион? Это ведь он принес мне картину. Значит, он должен был спускаться туда и, значит, у него нет такой кнопки, так? Я видела у него на шее шрам. Хоть он и закрывает его волосами, все равно видно. У него точно нет этой вашей штуки. Значит, карта его не покажет.

И — ох! — она права.

Орион.