Через вселенную

47 Эми

На следующее утро я принимаю душ… а потом еще раз. Но синяки на запястьях и ногах не оттереть, и воспоминания тоже не выскрести из памяти.

Людей в полях все меньше. Уже почти никого.

«Люди — тоже животные», — сказал Харли.

Это правда. Лют и те два фермера — живое тому подтверждение. Как и парень с девушкой, которые лежали совсем рядом, но даже не заметили, не обратили внимания…

В тот день, когда начался Сезон, в саду Старший меня поцеловал. Был это искренний поцелуй… или сгодились бы губы любой девушки? Мое лицо пылает. Для меня все было по-настоящему. Но для него, наверное, нет.

Какая бы чума ни бушевала на этом корабле, каких бы правил ни напридумывал Старейшина, Сезон — это не нормальное для человека поведение. Должна быть какая-то причина. Может, им что-то подсыпают в еду или распыляют с воздухом какую-нибудь химию… или даже микробов, из-за которых люди начинают спариваться как животные.

Потом меня осеняет: доктор. Он должен знать, что это ненормально, должен знать, как выявить — как остановить — то, что делает их такими.

Вскакиваю и шагаю к двери, но рука, потянувшись к кнопке открывания, дрожит. Здесь я в безопасности. А там…

Нет.

Я не буду скрываться в норе, как какой-нибудь трусливый кролик. Мне затем и нужно найти доктора, чтобы доказать, что люди — не животные. Я отказываюсь прятаться, как запуганный зверь.

А вот доктор, кажется, этим и занимается. На третьем этаже его нет, на четвертом — тоже. Сестра за стойкой посылает меня на второй этаж.

— Но он занят, — кричит она вдогонку.

В коридорах второго этажа выстроились очереди из десятков женщин, некоторые — в больничных рубашках — сидят у кабинетов и ждут, когда откроется дверь, другие — еще в туниках и широких штанах — держат в руках аккуратно сложенные рубашки и ждут возможности переодеться. Весь этаж похож на приемную гинеколога. В каждой комнате есть кровать с подставками, и почти все кровати заняты. Я сбавляю шаг. Почему у гинеколога такие очереди? Эти женщины ведь еще не могут знать, беременны они или нет, правильно? Не на следующий же день. Качаю головой. Кто знает. На корабле, где телефоны вшивают людям в ухо, а компьютер умещается в кусочек пластмассы толщиной с лист бумаги, не так уж невероятно, что о беременности можно узнать практически сразу же.

Все женщины молчат.

— Вставай в очередь, — говорит медсестра, протягивая мне сложенную больничную рубашку.

— Нет, я пришла к доктору, — начинаю я, но тут же осекаюсь. Ясное дело, я пришла к доктору — тут все пришли к доктору. — В смысле, — добавляю я в ответ на нетерпеливый взгляд медсестры, — не… эээ… к гинекологу, а к другому доктору, который с третьего этажа.

— У нас всего один доктор, — отвечает медсестра, окидывая внимательным взглядом мои рыжие волосы и бледную кожу. — Я так понимаю, ты здесь не из-за Сезона?

— Нет!

— Иди за мной, — вздыхает она.

Сестра ведет меня по коридору, лавируя между группами женщин. Многие из них поднимают глаза и оглядывают меня с удивленным любопытством, но спокойно, как я бы смотрела на какого-нибудь чудака в автобусе. Никто не разговаривает; кажется, я их не слишком интересую.

— Так много пациентов и только один доктор? — спрашиваю я.

— У него есть медсестры, а еще помощники — Некоторые из ученых уже много лет работают под его началом, — сестра снова вздыхает. — Но чтобы Док кого-то взял в ученики! Недоверчивый он.

Интересно, как доверие связано с количеством помощников? Но спросить я не успеваю. Медсестра останавливается у открытой двери и кивает мне. Я вхожу. Доктор сидит на стуле у кровати меж двух подставок, на которых обнаруживаются женские ноги. Взгляд мой упирается прямо в то, что эта женщина едва ли хочет мне показывать.

— О господи! Простите! — я закрываю глаза ладонью и разворачиваюсь, чтобы выйти. Почему сестра пустила меня в кабинет прямо посреди осмотра, да еще такого личного, приватного осмотра?

— Ничего страшного, — говорит доктор. — Что ты хотела?

— Ей, наверное, неприятно, что я здесь…

— Она не возражает. Ты не возражаешь? — спрашивает он, глядя на нее поверх ее колен.

— Нет, конечно, — отвечает женщина скучающим голосом.

Я знаю только, что если бы это я лежала вот так, задрав ноги и светя самым дорогим, меня бы это просто убило. Когда мы с Джейсоном стали встречаться, мама заставила меня сходить к гинекологу, и это были самые некомфортные полчаса в моей жизни. Мне не хотелось видеть в кабинете никого, включая доктора, медсестру и маму, не говоря уже о каких-то непонятных личностях.

Но этой женщине абсолютно все равно. Осмелев, я открываю глаза, и она смотрит на меня совершенно спокойно. Кажется, мое присутствие не доставляет ей ни малейшего дискомфорта.

— Я… эээ… — Я стараюсь не обращать внимания на то, что доктор делает с какой-то прозрачной жижей и железной штуковиной, смахивающей на пыточный инструмент. — Я хотела спросить про Сезон.

— Ага, — доктор продолжает процедуру. Неужели он не может хоть на минутку оторваться?

— Что он делает с людьми? — выпаливаю я в попытке покончить с этим как можно быстрее.

— В каком смысле?

Железная штуковина соскальзывает. Женщина кривится, но ничего не говорит, продолжая бездумно глядеть в потолок.

Ее стеклянные глаза и то, с какой покорностью она все терпит, напоминают мне о тех двоих, что видели, как на меня напали. Их безразличие было неестественным… да и апатия этой женщины тоже. Вообще, все женщины в коридоре ведут себя странно. Сидят так терпеливо, так тихо… так тупо. Целая толпа женщин в очереди к гинекологу… они должны спешить, разговаривать, нервничать или досадовать, волноваться, вести себя как угодно, но только не так.

— Как вас зовут? — спрашиваю я у женщины на кровати. Она опускает голову, чтобы посмотреть на меня — видно, что она уже успела забыть о моем присутствии, но оно ее по-прежнему не смущает.

— Филомина, — отвечает она ровно, хотя доктор в этот самый момент делает с ней что-то такое, что меня бы точно заставило корчиться от смущения.

— Вы счастливы? — знаю, вопрос странный но он первым пришел мне в голову.

— Я не несчастна.

— Эми, что ты хотела? — спрашивает доктор.

— Такое ощущение, что она вообще не человек, — говорю я. — Вы что, не видите? Вы же доктор! Вы должны понимать, что это ненормально!

— Что ненормально? — спрашивает доктор. Голова женщины снова скатывается на середину подушки. Она бездумно пялится в потолок, и только по морганию можно понять, что она жива.

— Это, — указываю я. — Она.

Доктор выдавливает ей на живот прозрачную смазку, а потом проводит по нему каким-то плоским устройством. Сначала мне кажется, что он делает ей ультразвук, но нигде не видно монитора с расплывчатым черно-белым изображением плода. Вместо этого маленький экран на верхней части устройства начинает пищать.

СТАТУС: оптимальный гормональный уровень

ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ ФИЗИЧЕСКИХ ДЕФОРМАЦИЙ: средняя

ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ ПСИХИЧЕСКИХ ДЕФОРМАЦИЙ: выше среднего

ВЛИЯНИЕ КРОВОСМЕШЕНИЯ НА ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ОНТОГЕНЕЗА: высокое

— Ну, Филомина, кажется, ты беременна! объявляет Доктор, убирая инструменты.

Она вздыхает с радостным удовлетворением — первая настоящая эмоция за все это время.

— Откуда вы знаете? — спрашиваю я.

Доктор поворачивается к стоящему рядом с кроватью столу.

— В каком смысле?

— Прошло каких-нибудь несколько дней, разве не нужно ждать пару недель, чтобы определить беременность?

Доктор вытирает гель с голого живота Филомины и на этот раз смазывает его чем-то с запахом спирта. Потянувшись, открывает ящик стоящего рядом шкафа и достает оттуда шприц длиной с мое предплечье. Жидкость внутри — янтарного цвета. Рядом с поршнем наклеена крошечная этикетка, на которой точно что-то написано, но что именно, мне не разобрать — слишком далеко.

— Уровень гормонов показывает, что у нее высокие шансы на зачатие. Если она еще не беременна, то скоро будет. Потерпи немножко, — добавляет доктор Филомине, которой, кажется, все происходящее глубоко параллельно.

И вонзает иглу ей в живот, глубоко внутрь — видимо, в матку.

Я в ужасе отшатываюсь, мой собственный живот скручивает от такого зрелища, но Филомина просто тихо охает от боли, и все. Доктор нажимает на поршень, и янтарная жидкость уже внутри Филомины.

— Этой штукой вы меняете ДНК ребенка, — задушенно шепчу я.

Доктор поднимает на меня взгляд, не отпуская поршень.

— Это просто, чтобы ребенок был сильнее, крепче.

Во рту пересыхает. Мне вспоминаются слова девушки с кроликами про «вакцину».

— Вот почему все эти женщины такие странные? Вы их изменили еще до рождения?

— Все, что я делаю, — произносит доктор, вытаскивая иглу из живота Филомины, — это ввожу ребенку дополнительные комбинации ДНК, чтобы часть, ослабленная кровосмешением, могла восстановиться. На личность это не влияет.

— Вы меняете ему ДНК — значит, влияет.

Доктор вытащил иглу, и я не могу отвести взгляда от крошечной бусинки крови, выступившей на месте укола.

Выбросив шприц в мусорную корзину, он, наконец, обращает на меня внимание.

— Это совершенно нормально, — произносит он, подчеркивая каждое слово. — Ничего плохого в этом нет. Это делают со всеми нормальными людьми.

— Конечно, — монотонно подтверждает Филомина. — Это нормально. Я ведь нормальна.

Я отступаю и хватаюсь за дверную ручку. Пулей вылетев из комнаты, бегу прочь по коридору. Женщины молча провожают меня взглядом, когда я проношусь мимо. И хотя в их глазах нет никакого интереса, это бездушие наполняет меня необъяснимым ужасом.