Через вселенную

42 Старший

Орион говорил, что со Старейшиной нужно быть хитрым. До этого момента у меня не было серьезных причин вспомнить его слова.

Но это не значит, что я не умею быть хитрым.

Как только за Эми, Харли и Доком закрываются двери лифта, я вынимаю пленку.

Первым делом проверить данные биометрического сканирования. Харли открывал двери лифта вчера вечером и провел на уровне всю ночь. Рано утром, еще до включения солнечной лампы, приходил Док, но только на пару минут. Но между его и моим именем есть только одна строчка.

Старейшина/Старший, 0724

Меня здесь в 7:24 не было. Значит, остается Старейшина.

Теперь надо выяснить, где он.

Это не так уж сложно. Прикладываю палец к сканеру, получаю доступ и загружаю карту вай-комов.

Так, увеличить. Вот Док в своем кабинете. Барти с Виктрией в комнате для отдыха — две точки почти сливаются в одну. Харли движется по дороге в сторону полей — судя по скорости, бежит. С чего это, интересно. Эми на экране нет — у нее ведь нет вай-кома.

— Поиск: Старейшина, — задаю я. Одна из точек начинает мерцать голубым светом.

Он здесь. На этом уровне. За рядами криокамер, за дверью в дальней стене. В «другой» лаборатории Дока.

Дверь закрыта, и едва ли Старейшина позволит войти, если я постучу. Орион говорил, что к Старейшине правила не относятся, он им не следует. Так почему я должен следовать?

В тесной комнатке мне бьет в нос запах дезинфектора. Одна из стен занята множеством холодильных колб. Прозрачные колбы наполнены криораствором, в нем плавают пузыри слизи, и в центре каждого пузыря — что-то плотное. Хоть я и тороплюсь найти Старейшину, все же не удерживаюсь и подхожу ближе, чтобы получше разглядеть похожие на желатин пузыри. Ядро каждого пузыря напоминает деформированное, свернувшееся бобовое зерно.

— Это эмбрионы.

Старейшина сам меня нашел. Но он не сердятся. На самом деле он, кажется, даже доволен, что я пришел. Это только злит меня еще больше.

— Когда долетим, будем их выращивать.

— Что за эмбрионы? — спрашиваю я, незаметно засовывая пленку в карман. Незачем Старейшине знать, что я его искал, раз уж он нашел меня первым.

— Животных. Ты смотришь на кошачьих. Пумы, кажется, или рыси. Нужно уточнить.

Стараюсь вспомнить, что такое пума. Вроде бы что-то типа льва; все изображения, которые я видел в Регистратеке, путаются в голове.

— Зачем они тут?

— Ждут приземления. Неизвестно, какие животные Сол-Земли нам понадобятся. Если там обнаружатся нежелательные виды, нам нужны будут хищники для их истребления. Мы привезли хищников с собой. А если обнаружатся полезные виды, но нужно будет развить у них какие-то определенные свойства, начнем скрещивать и модифицировать.

Но меня сейчас не семейство кошачьих интересует. Я хочу знать, что Старейшина делал на криоуровне перед тем, как утонул второй замороженный.

Прежде чем я успеваю открыть рот, Старейшина проносится мимо меня к столу в другом конце комнаты. Там — только одна стеклянная колба, и она наполовину пуста. Рассеянные по всей длине эмбрионы плавают в криорастворе, как пузырьки в геле. Я наклоняюсь ближе, чтобы разглядеть крошечный зародыш, окруженный околоплодной жидкостью, а подняв глаза обнаруживаю, что Старейшина внимательно меня изучает. На лбу его залегла озабоченная складка. Наши взгляды встречаются, но он не отводит глаз.

— Зачем ты пришел? — спрашивает он наконец. — Я вообще не думал, что ты знаешь об этой лаборатории. Тебе Док сказал?

Я пожимаю плечами, не желая подставлять ни Дока, ни себя.

— Неважно. Давно нужно было тебя сюда привести. У тебя есть только один Сезон на подготовку, а потом ты должен будешь учить следующего Старшего.

— Чему?

Старейшина поднимает со стола рядом с колбой большой шприц. Металлическая его часть, кажется, чуть меньше фута в длину, и в нем плещется не меньше двадцати унций жидкости.

— Как ты знаешь, одна из самых серьезных опасностей на корабле, где сменяются поколения, — это вырождение. — Старейшина кладет шприц в корзину, берет другой и кладет рядом. — Очевидно, что при ограниченном количестве людей кровосмешение неизбежно.

На этот раз он выбирает шприц из другой группы. Рядом с поршнем каждого шприца приклеена желто-черная этикетка. На том, что Старейшина держит в руке, написано «Изобразительное искусство».

— Все это я знаю, — перебиваю я. — Поэтому во время Чумы решено было установить Сезон. Чтобы ты… мы… могли контролировать репродукцию.

— Да, отчасти. — Старейшина снова отвлекается на шприцы. — Но нужно не просто предотвращать размножение умственно и физически неполноценных особей. Есть и другая проблема: миссия у нашего корабля настолько важная, что нельзя позволить появиться поколению, в котором не будет ни гениев, ни талантливых людей.

Теперь он снова выбирает из других шприцев. На этих написано «Математика». Берет пять штук и складывает в корзину.

— Создатели миссии не предполагали, что мы будем только прохлаждаться и заниматься сельским хозяйством, пока не долетим. Нам нужны изобретатели, художники, ученые. Нужны люди, способные думать, рассуждать, разрабатывать что-то новое для корабля и для нового мира.

В корзину отправляются три шприца, помеченные как «Звуковое искусство», а за ними десять штук с пометкой «Естествознание: биология».

— Мы очень многого добились за века, что длится этот перелет. Вай-комы придумали здесь. И пленки тоже. Гравитационную трубу усовершенствовали, еще когда я был младше тебя.

Старший берет пригоршню шприцев с надписью «Естествознание: физика» — пять-шесть штук — и убирает в корзину. Задумывается на мгновение, потом вынимает две и кладет обратно на стол.

— Ладно, значит, нам на борту нужны умные люди. К чему ты это мне рассказываешь?

Старейшина показывает мне шприц с этикеткой «Аналитика».

— В каждом из этих шприцев, — начинает он, помахивая им у меня перед носом, — особая комбинация ДНК и РНК, химера. Она вплетается в ДНК плода в теле оплодотворенной женщины и обеспечивает наличие у ребенка нужных характеристик.

Я открываю рот, но Старейшина прерывает меня.

— Старейшина должен анализировать потребности корабля. Не хватает поколению ученых? Сделай больше. Нужно больше художников? Обеспечь больше художников. Твоя работа — сделать так, чтобы население корабля не просто жило, а процветало.

Что-то у меня в желудке переворачивается. Не знаю, согласен я со Старейшиной или нет — образ корабля, полного выродившихся придурков, не самый заманчивый, но и представления Старейшины о том, как можно запросто создавать гениев, мне тоже не слишком нравятся.

Старейшина кладет в корзину последний шприц и поднимает на меня взгляд. На лице его написана серьезность, но и усталость тоже, словно он сделан из воска и потихоньку тает.

— Я слишком редко это говорю. Но я в тебя верю. Думаю, ты будешь хорошим лидером. Когда-нибудь.

Мне хочется улыбнуться и сказать спасибо — я даже припомнить не могу, когда в последний раз Старейшина так меня хвалил, — но в то же время не удается отогнать мысль, что он так уверен в моих способностях, потому что мне еще до рождения вкололи какое-нибудь снадобье с пометкой «Лидерство».

И если да… интересно, не было ли его слишком мало?